Лариса утирает слезы

Пожалуй, уже достаточно ясно, что в данный момент диа­лога Ларисой Огудаловой завершен оценочный процесс. Получен высший признак и установлено новое отношение к партнеру. А когда он начался, этот процесс оценки?

Лариса, смотревшая в бинокль за Волгу, сидела одна. Но вот к ней подошел Вожеватов. Буквально на минуту, потому ЧТО весь диалог Хариты Игнатьевны и Кнурова состоит всего из четырех фраз. Буквально! О чем говорили Вожеватов с Ларисой, нам неизвестно, но что-то вдруг заставило именно Ларису сказать ему: «До свиданья, Вася!» — и подойти к Карандышеву. Что? Ну, разумеется, явные признаки ревнос­ти, которые выказывает всем своим поведением Карандышев. Заметьте, первой разговор с ним начинает Лариса: «Я сей­час за Волгу смотрела...». Начинает явно с извинительными интонациями и плохо скрываемой тревогой. Ведь буквально минуту назад Иван сообщает Вожеватову: «Василий Данилыч, "Ласточка" подходит». После чего Вожеватов и подходит к Ларисе и, по ремарке автора, «говорит с ней тихо». О чем? Что, разве не знает Лариса, что «Ласточка» принадлежит Паратову? И разве Карандышев этого не слышит и не видит? И разве Лариса безмятежно спокойна: «Как там хорошо, на той стороне!»? Разве не тревожным колоколом звучат ее слова:, «Поедемте поскорей в деревню!»? Разве отчетливо не слышит­ся в ее словах подтекст: «Увезите меня немедленно отсюда!»? Что отвечает ей внутренне взъерошенный Карандышев? На­смешливым: «Вы за Волгу смотрели?» (что, у меня глаз нет или я глухонемой с рожденья?) — «А о чем с вами Вожеватов говорил?!»

Вона как! Еще только помолвлены, а он уже заявляет свои права! И главное, ничуть не стыдясь, вернее, не понимая даже смысла собственных слов, бросает ей в лицо оскорбление: «Был цыганский табор — вот что было!»

Высший признак! В результате новое отношение к «жениху».

Лариса. Что ж, может быть, и цыганский табор; только в нем было, по крайней мере, весело. Сумеете ли вы дать мне что-нибудь лучше этого табора?

Контрудар? Конечно! И каков! Карандышев, буквально, потерялся, отвечая нечто маловыразительное: «Уж конечно». Что конечно? Что, по крайней мере, был табор или что в нем было весело, или что он сумеет дать нечто лучшее? Но его замешательство только распаляет Ларису.

Разве не достаточно определенно, разве не прямолиней­но-откровенно она высказывает свое отношение к Каранды­шеву?! И его реакция — испуг!

Карандышев. Лариса Дмитриевна, я совсем не хотел обидеть, это я сказал так…

Л ариса (обрывая). Что значит «так»? То есть не подумавши? Вы иг ПОМИмиств, что в ваших словах обида, так, что ли?

Карандышев. Конечно, я без умыслу.

Л А риса. Так это еще хуже. Надо думать, о чем говоришь. Болтайте с другими, если вам нравится, а со мной говорите осторожнее! Каж­дое слово, которое я сама говорю и которое я слышу, я чувствую. Я сделалась очень чутка и впечатлительна.

Карандышев. В таком случае я прошу извинить меня.

Стоит ли говорить, что не ожидал Карандышев такого поворота! Думается, что он даже предполагать не мог, что она способна на такую резкость! Но кожа ее действительно истончена событиями последних дней. Нервы ее напряжены, И «Ласточка» еще только подходит к пристани, а она, подойдя к решетке, смотрит вниз, и у нее невольно рождается: одержи­те меня!». Конечно, ее поведение, ее отповедь за его ревность, за его упрек есть высший признак оценки для Карандышева, и у него рождается новое к ней отношение и в результате — извинение за необдуманный поступок.

Так действенный процесс и процесс оценки в диалоге со­ставляет единую неразрывную цепочку, звенья которой оценка - действие — оценка существуют неразрывно! Дей­ствует один — оценивает другой, и наоборот. Вот почему партнеры так внимательны друг к другу! Но если, предполо­жительно, процесс оценки одного во время монолога второго не менять заранее обдуманным, вернее, надуманным контр­действием, то его реакция на партнера значительно ослаб­нет, упростится и попросту сведется к нулю. А что?! Ответ готов заранее. Надо только реплики держать! Не этот ли, с позволения сказать, «рационализм» мертвит живейшее из всех искусств — театр!

Как часто в репетициях рождаются совершенно неожи­данные поступки, непредсказуемые реакции! И вдруг при по­вторении они как будто гаснут, блекнут, становятся невыразительными и скучными. Объясняется это очень просто: все ТО, ЧТО родилось на репетиции спонтанно, сиюминутно, было неожиданным для партнеров, и их ответная реакция была для них столь же непредсказуема! А при повторе? Они уже знают, как поступит их партнер, и заранее готовы к ответу. Процесс оценки подменен процессом действия — в самом примитив­ном значении этого слова, потому что истинно действенный процесс зарождается в результате оценки, и только оценки!

Услышать в десятый раз, как в первый, оценить, устано­вить новое отношение к партнеру и в очередной раз воздей­ствовать на него ответно, сиюминутной реакцией — вот ис­тинный смысл сценических взаимоотношений. И проверяется он самой жизнью. Всякий раз, наперед зная, «что» мы будем делать, мы не знаем только одного: «как?», потому что мо­жем только предполагать ответную реакцию на наш поступок и в зависимости от нее действовать адекватно. Потому что только в процессе оценки рождается новое отношение к яв­лению, предмету или объекту живой или неживой природы. И, следовательно, возникает очередной конфликт.

Оценка, отношение, конфликт и действие как звенья неразрывной творческой цепочки

Не мешало бы еще раз уточнить, что же такое отношение.

Отношение есть субъективное восприятие какого-либо явления или объекта живой или неживой природы, внешнего или внутреннего мира, вызывающее ассоциативно-эмоциональный ряд чувств, являющееся поводом, причиной и основанием пси­хофизического действия.

Уточним также, что такое действие?

Действие есть единый психофизический процесс, направлен­ный на достижение определенной цели и выраженный опреде­ленным образом — одна формулировка. Вторая формулиров­ка — действие, будучи материалом актерского искусства, является носителем всего, что составляет актерскую игру ибо в действии объединяются в одно неразрывное целое мысль, чувство, воображение и физическое поведение актера. Для дей­ствия характерны два признака: 1) волевое происхождение, 2) наличие цели. Цель действия — в стремлении изменить предмет, на который оно направлено, так или иначе переделать его.

В сущности, ничем особенным эти определения действия не отличаются, не чувствуется разницы в их толковании. А если попробовать уточнить? Ведь по своей сути действие есть воздействие на явление, предмет или объект живой или неживой природы с целью изменения либо подчинения.

Понятно, что действуя, мы потому и прилагаем усилия, что надеемся на какой-то результат. И прилагаем усилия, то есть воздействуем, по причине несогласия с чем-то или с кем-то, потому что уже само несогласие есть конфликт. Конфликт же непременно рождает необходимость воздействия на данный предмет или объект. Таким образом, складываются элементы действия. И первый из элементов — отношение, родив­шееся, как мы уже знаем, в процессе оценки. Но отношение неизменно порождает к о н ф л и к т, и как следствие этого конфликта возникает противостояние, противодействие, то есть, иными словами, воздействие на явление, предмет или объект живой или неживой природы с целью их измене­ния или подчинения.

Для наглядности проследим следующую цепочку. Исход­ной точкой возьмем некое ведущее предлагаемое обстоятель­ство, к которому у нас сложилось вполне определенное отно­шение и, следовательно, неизбежный с ним конфликт. И мы вследствие явного с ним несогласия воздействуем на него, стремясь изменить или подчинить его себе, т. е. совершаем дей­ствие. Но вот появляется новое предлагаемое обстоятельство. Оно пока не стало для нас ведущим, но уже есть перенос вни­мания — первый признак начинающейся оценки. Затем один за другим следует набор признаков, в итоге чего возникает как результат высший признак и устанавливается отношение К новому, теперь уже ставшему ведущим предлагаемому об­стоятельству. А раз возникло отношение, то и — непремен­ный с ним конфликт и как результат — новое действие! Как видим, звенья этой действенной цепочки неразрывны, пото­му что они являют собой единый творческий процесс.

Остается ответить на один оставшийся вопрос: «А что, отношение действительно всегда и неизменно порождает кон­фликт? Может, бывает как-то иначе и конфликта можно из­бежать?» Можно. Но при этом место одного конфликта не­пременно займет другой! Ведь разве сама попытка избежать конфликта не есть уже конфликт? С самим собой! Вся человеческая жизнь от первого крика и до последнего вздоха — не что иное, как нескончаемая цепь конфликтов! Уже само появление человека на свет — конфликт с новой, чуждой для него окружающей средой, когда его легкие еще не знают и глотка воздуха. И вся его жизнь есть бесконечный процесс познания, в котором каждое обстоятельство этого вечного мира для него будет новым и уже вследствие этого требующим от него усилий на его познание. Конфликт ве­чен, как сама материя, и вследствие этого извечна наша борь­ба за свое существование на этой земле.

ДРАМАТУРГИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ И ПЯТЬ ОСНОВНЫХ ЭТАПОВ ЕГО РАЗВИТИЯ КАК ОСНОВА РЕЖИССЕРСКИХ ЗНАНИЙ

Стремясь познать суть какого-либо явления или процес­са, мы прежде всего пытаемся рассмотреть его в развитии и в связи с другими явлениями и процессами. Исследуя любой предмет, мы так или иначе стремимся познать его суть, доко­паться до «молекулы вещества».

Что есть драматургический конфликт? Вот энциклопеди­ческое определение художественного конфликта: «Противо­борство, противоречие, острая борьба противоположных интересов, страстей, стремлений, идей» и т. д., и так как дра­матургия вовсе не преследует какие-то иные художественные цели и задачи, то именно в драматургии прежде всего «конф­ликт является средством глубокого и масштабного художе­ственного воспроизведения жизни, динамичного развития сюжета, многостороннего и яркого раскрытия человеческих характеров». Именно в драматургии он проявляется наибо­лее ярко в собственно драматическом жанре («Мещане» Горь­кого, «Бесприданница» Островского), трагическом («Царь Эдип» Софокла, «Гамлет» Шекспира), сатирическом («Банда*» «Клоп» Маяковского), трагикомическом («Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина) и т. д.

Конфликт есть атомная энергия драматургии, когда вся его расщепленная ядерная мощь рождает действие — основу основ каждой секунды сценического времени! Дей­ствие (следует понимать как воздействие) и проти­водействие (надо понимать как ответную реакцию именно на воздействие) порождают яростные схватки, лобо­вые атаки, затяжную вражду, проявляют хитрость и ковар­ство, рождают интриги и подвиги, поражения и победы... и все это следствие именно (и только одного!) конфликта!

И все-таки, что же такое драматургический конфликт⁴? Можно ли рассмотреть его не просто как формулировку, а подвергнуть анализу с чисто практической точки зрения и если он — молекула вещества, то попробовать разложить ее на «атомы»?

Конфликт — это прежде всего разность отношений, по­рождающая явное или скрытое столкновение:

а) одного действующего лица с другим;

б) одного лица и группы действующих лиц;

в) одной группировки с другой;

г) одного действующего лица с окружающими его предлагаемыми обстоятельствами, с вещественной или общественной средой и наоборот;

д) человека с самим собой, со своим внутренним духовным миром или просто физическим самочувствием.

Именно отношение порождает конфликт. А это уже нача­ло классической, неразрывной в своей логике цепочки. Сценическое действие есть:

1) отношение к предмету или объекту живой или неживой природы;

2) конфликт с этим предметом или объектом (явное или скрытое несогласие с ним);

3) воздействие на этот предмет (объект) с целью его изме­нения либо подчинения.

Таким образом, давно известная всем, ставшая канони­ческой формула «действие есть единый психофизический про­цесс, направленный на достижение определенной цели и вы­раженный определенным образом» становится осязаемо понятной! Кии чисто направляем мы свои усилия на поиск действия! На определение действия! Не лучше ли, не проще ли вначале определить именно конфликт? И хотя конфликт и действие — фактически одно нерасторжимое целое, практи­ческая выгода от этой простой перемены ощутимо значитель­нее, чем может показаться на первый взгляд. Попробуем рас­смотреть это на простейшем примере.

В комнате находится несколько человек. Чем больше, тем лучше для нашего примера. Итак, в комнате, где находится до десятка человек, обнаружена пропажа денег. Сумма до­вольно значительная. Никто не отлучался из комнаты. Вот и все. Попробуйте определить действие (задачу) каждому на­ходящемуся в этой комнате. Задача, мягко говоря, не из лег­ких, да и не совсем благодарная для учителя. Не проще ли уточнить конфликт, бросить «зерно раздора», углубить! его и дать волю воображению каждого исполнителя этого этюда!

В самом деле, раз есть пропажа, значит, существует подозрение. А ведь оно может звучать даже как обвинение в кра­же! И все. Дайте возможность каждому защищаться! Отстаи­вать свою честь, свою непричастность; нападая, отражая чью-то атаку, упрекая, стыдя, обвиняя ответно, самоустра­няясь и т. д. и т. п. Каждый из участвующих решит для себя эту задачу легко, непроизвольно, исходя их своей психофи­зической природы, своих убеждений, нравственных критери­ев и пр. Каждый определит свое действие индивидуально!

Еще один пример. Человек и его лицо. В чем же может состоять конфликт? И тем не менее ежедневная утренняя про­цедура требует от любой женщины немало сил и времени, чтобы с помощью косметики прийти наконец к очередному (в который раз временному) соглашению с ним! «Я» и «мое» лицо! О сколько явного несогласия у меня с моим лицом! Одно лишь ежедневное бритье!.. А остальное прочее...

Все эти конфликты и конфликтики мучают нас ежесекунд­но. Заставляют нас бороться, преодолевать, совершать дей­ствия и поступки, т. е. дей-ство-вать!

Звонок будильника! А так хочется спать! — Конфликт! Преодолеть себя, подняться, совершить десятки необходи­мых утренних действий и уложиться в неуловимое стреми­тельное утреннее время!.. Успеть!

Второй звонок! Телефонный! Это совсем некстати! Идут последние минуты! А там опять уйдет автобус, опять опоздание на работу – а голос в трубке не торопится! Третий звонок! В дверь! Спасительный! Пришли из Горгаза. Не могут застать уже третий день. Грозятся отключить газ по всему дому! А тут уж соседи...

Четвертый звонок. На работу. «Опять опаздываю...» А ведь только вчера решили и постановили...

Может быть, в этом примере сгущены краски и несколько накалены обстоятельства, но ради наглядности... Хотя в про­стом, привычном до физиологических рефлексов ежедневном ритуале просыпания, умывания, одевания, работы, добыва­ния еды столько разных, вернее, разнообразных конфликтов, что нередко они складываются в главный конфликт человека с сегодняшним днем. Не нами сказано: «Бытие определяет сознание!».

Даже на этих простых примерах без труда можно разли­чить три типа конфликтов.

1. «Я» и «я» — внутриличностный.

2. «Я» и «он(а)» — межличностный.

3. «Я» и «среда» — (общественная или вещественная) — надличностный.

Обособленно каждый из этих типов конфликтов, как правило, не существует, как не существует и действий чисто физических или чисто психических, а составляют они одно целое — психофизическое действие. Так и конфликт, разви­вающийся во времени и предлагаемых обстоятельствах, бес­конечно разнообразен.

Раскольников! Острейший надличностный конфликт — его положение в обществе — спровоцировал в нем сложнейший конфликт внутриличностный: «Тварь я дрожащая или право имею?», который выливается в межличностный и кульмина­цией которого становится убийство. Снова внутриличност­ный — страх и совесть и межличностный — с Порфирием, позднее с Заключенными в остроге. При этом острота соци­ального конфликта не снижается ни на мгновение.

Но конфликт не следует понимать лишь как столкновение диаметрально противоположных точек зрения. Он прежде всего не «между кем-то и кем-то», он — «в чем». И причина его лежит на стыке двух явлений, соотносительных друг с другом, причина — в области социальных, нравственных, бытовых и т. д. до бесконечности интересов воюющих сто­рон.

Таким образом, если мы рассматриваем конфликт как столкновение, мы должны обнаружить причину разногласий сторон, т. е. первопричину главного конфликта, его причин­но-следственную связь. Познавая ее, мы познаем едва ли не самое существенное в драматургическом произведении. Процесс познания неминуемо заставит нас обратиться ко времени написания пьесы, изучению той эпохи, социального, обще­ственного обустройства и быта, в котором разворачивается действие пьесы.

В самом деле, ведь именно экономические, социальные, духовные, моральные или какие-то иные явления обществен­ной жизни заставили автора взяться за перо. И он, шаг за шагом продираясь сквозь тернии, с исследовательской дотош­ностью пытается докопаться до причины разногласий враж­дующих сторон.

1. ИСХОДНОЕ СОБЫТИЕ

Казалось бы, что общего в государственном устройстве России конца XIX века и трагической судьбе «Бесприданни­цы» Ларисы Огудаловой? Но стоит вникнуть в истоки взаи­моотношений Ларисы, Паратова, Карандышева, Кнурова, Вожеватова и остальных участников этой драмы, как стано­вится ясно, что именно социальное неравенство героев явля­ется первопричиной всех их действий, их поступков. Иму­щие и неимущие.

Казалось бы, чисто экономические понятия преломляются в категориях социальных, нравственных, духовных: человек-вещь, с одной стороны, и человек-покупатель — с другой.

Два человека по всему глубоко не безразличные друг дру­гу, стоят на разных ступеньках социальной лестницы. Следо­вательно, люди с различными нравственными и духовными запросами, с разным личностным потенциалом! И камею бы мы не предполагали их жизнь (их взаимоотношения, предше­ствующие пьесе), мы прежде всего должны отчетливо пред­ставлять себе, что именно в социальном положении личности кроется первопричина их, Ларисы и Паратова, конфликта. Социальное неравенство - вот исходное событие «Беспри­данницы». (Г. А. Товстоногов считал, что 99 % пьес миро­вого репертуара зиждется на социальной почве! Что же тогда 1 %? — То самое исключение, что подтверждает пра­вила!)

Дотошность изучения времени написания пьесы, т. е. сре­ды человеческих взаимоотношений различных социальных групп и классов, сталкивающихся в ней, установление конф­ликта и его первопричины и будет исходным событием пье­сы и спектакля, которое чаще всего принято называть «исхо­дящими обстоятельствами». Но если договориться сразу, что главное не в том, как называть, а в том, что иметь при этом в виду[ то для логики изложения нас устроит больше термин «исходное событие».

Попробуем для примера рассмотреть еще одну драмати­ческую ситуацию, но уже дней недавних, следовательно, си­туацию, более доступную нам по своей информатике, лич­ным жизненным наблюдениям. Рассмотрим с этих позиций драматическую повесть нашего современника, писателя-си­биряка Валентина Распутина «Последний срок».

Повесть начинается словами «...старуха умирала» и закан­чивается столь же лаконично и беспощадно: «Ночью старуха умерла». Между этими двумя фразами только три дня. Це­лых три дня напряженных драматических событий, подни­мающихся в отдельных сценах до трагического звучания! Как понять этот мир, как разобраться в мешанине человеческих взаимоотношений и найти главное?

Неплохие, в сущности, люди — дети старухи Анны: Вар­вара, Илья, Люся, Михаил, самая младшая Таньчора... Раз­бросала их жизнь по белому свету, угнала из родного гнезда. Остался один Михаил с женою Надей и дочкой Нинкой. Вер­ный сын старой матери на отцовском подворье. Живет тут с детских лет, всякого знает. Родной человек, в родной дерев­не. Отчего же тогда так настораживают слова: «Только два покосившиеся столба остались от ворот — все четыре сторо­ны открыты настежь... окна осели, превратились в оконца, чтобы пройти через дверь, приходилось нагибать голову... неоштукатуренные стены выпучивались белеными бревнами... крыльцо покосилось, доски встали торчком, и Михаил, запи­наясь, всякий раз чертыхался...».

Ведь живет здесь, в родной деревне! Семьей! Однако сго­ревшую баню так и не удосужился срубить заново... Куда там! Крыльцо починить не может! Почему? Грызет, грызет какая-то боль автора повести, Валентина Распутина. О чем это он? Не об умирании ли сибирской деревни? Русской... российс­кой... советской... современной — не в том суть! Уми-ра-ет!! (Как старуха Анна. Не она ли и есть истинный образ рус­ской деревни?!) Умирает, как отмирает навечно ее христиан­ская простота и совестливость, ее извечная крестьянская за­бота о земле и извечная ей, земле, народная преданность и служение... Умирает оттого, что покинута детьми ее... А по­кинута оттого, что разграблена, изгажена, заброшена. Вна­чале леспромхоз все окрест вырубил, людей разобщил, при­страстил к длинному рублю, оторвал от крестьянского труда, сделал варварами, пришельцами на родной земле. Потом объединение колхозов — еще одно разорение. Перегнали ос­тавшийся скот в чужие конюшни, что было доброго — увез­ли, остальное бросили. Поля еще года два кое-как пахали, а потом и их забросили... нерентабельно! Вот и весь приговор Можно сказать: «Отмирание деревни». Можно сказать жестче: «Убийство!».

И что делать теперь в том богом забытом месте нормаль­ному человеку? Какими жить перспективами? Производства нет. Колхоза нет. Леспромхоз после себя одни пни оставил... Где работать? А Нинка подрастет — где учиться? Школы нет. Чего дожидаться? Зачем баню рубить?!«...Вспомни, как рань­ше жили... все вместе переносили — и плохое, и хорошее... а теперь каждый по себе... свои уехали, чужие понаехали. Я теперь в родной деревне многих не знаю, кто они такие есть. Вроде и сам чужой стал, в незнакомую местность пере­селился...» — в этом горьком признании Михаила законо­мерный итог беспощадного разорительства.

Но ведь живет же тут Михаил! Подрабатывает сезонно в сплавной конторе, баржи грузит. Значит, какой-то интерес есть, что-то его тут держит? Да. Мать. И как это ни страшно звучит, какой бы беспощадной горечью ни отдавали эти слова, но ждет он, Михаил...смерти матери. Чтобы тоже уехать. Как до него уехали все. Как это ни жестоко (а жестокость продиктована самой жизнью), но все съехавшиеся сюда по телеграмме дети старухи Анны дожидаются ее смерти. Мож­но сказать, тайком и искренне желают ее. Чтобы все — «как у людей». И также искренне недоумевают и теряются, когда вдруг она умирать «передумала». Ибо само ее «оживление» еще больше обостряет конфликт! Уже и черное траурное пла­тье сшито, и водка на поминки закуплена, и отпускных толь­ко три денечка, «по телеграмме»!.. Потому и скажет Михаил прямодушно: «... А я те вот что скажу, Илья, лучше бы она сейчас померла. Самое время: все собрались, приготовились... Вот вы уедете, она маленько еще побудет и... Опять я должен буду вам телеграммы отбивать, а у вас уже нет того настрое­ния... Кто, может приедет, а кто и нет. И выйдет все в десять раз хуже...».

Михаил, святая душа, желание свое выражает прямо. Да, впрочем, и все остальные... Не высказанное в словах, но яс­нее ясного выраженное в поступках и Варвары, и Ильи, и Люси... и старухи Миронихи... и самой старухи Анны: «Гос­поди, пошли к мине смерть мою, я готовая!..» — оно абсо­лютно понятно: желание смерти! У-ми-ра-ни-е. Разрушение рода. Отмирание корней крестьянской деревни, вот — ис­ходное событие.

Исходное событие — первый этап в цепи развития конф­ликта. Оно лежит далеко за пределами пьесы, произведения. Изучение всех обстоятельств жизни тех людей является для нас задачей наиважнейшей! Именно изучение их жизни, об­стоятельств, им сопутствующих, позволит нам не только до­стоверно проанализировать и обнаружить цепь событий пьесы, но и найти самые горячие точки соприкосновения с днем сегодняшним!

Правильно определить исходное событие — это значит уж предугадать идею пьесы! Это значит обнаружить главный конфликт, то есть определить борьбу, противоборство дей­ствующих сил, а следовательно, и сквозное действие пьесы и будущего спектакля. Ибо в этом смысле они нерасторжимы, ибо все сходится в этой исходной точке, точнее, исходит из нее!

2. ПРЕДШЕСТВУЮЩЕЕ СОБЫТИЕ

Но любой конфликт до поры до времени скрыт и как ми­нимум требуется повод для его обострения и последующего проявления. Он похож на тлеющие угли под слоем золы и пепла. Надо, чтобы кто-то расшевелил их, обеспечил дос­туп кислорода. Тогда они начнут разгораться снова, все больше набирая жар, пока не вспыхнут огнем. Антагонис­тически относящиеся друг к другу, скрытно враждующие стороны могут существовать сколько угодно во времени, пока не возникнет повод для обострения конфликта, для от­крытого их столкновения. Сколько помнит себя род чело­веческий, столько же существуют Верность и Предательство, Любовь и Ненависть, Бедность и Богатство, Рабство и Вла­дычество... Но до поры до времени они словно спят. Как потенциально опасная болезнь, затаившаяся в микробе, они живут и ждут своего часа. Ждут благоприятного момента для того, чтобы вырваться на волю и возбудить очаг болез­ни, разжечь огонь, обострить конфликт... Таким образом, повод для обострения конфликта и означает предшествую­щее событие пьесы.

Рассмотрим это на конкретном примере, обратившись все к той же повести Распутина «Последний срок». «...Она долго пересиливала себя и держалась на ногах, но три года назад, оставшись совсем без силенок, сдалась и слегла... В этот раз все шло к тому, что старухе не перезимовать... Она уже не пила, не ела, а только спала... Когда окончательно стало ясно, что старуха не сегодня завтра отойдет, Михаил пошел на почту и отбил брату и сестрам телеграммы — чтоб приез­жали» — так ясно и определенно автор повести ведет нас к осознанию того, что наступил для старухи Анны ее «после­дний срок». И как следствие — событие «Телеграмма». А, может быть, сказать точнее — «Похороны».

Ведь приехали-то все они на похороны! И именно «похо­ронка» собрала сегодня за одним столом детей старухи Анны — гостей в родной деревне... Оторвала их от своих привычных дел и забот, кинула в билетные кассы, в переполненные авто­бусы, пароходы... Собрала. «И вот теперь они сидели и раз­говаривали за длинным столом, сколоченным их покойным отцом лет пятьдесят назад...

— Татьяна наша сегодня уже не приедет,— сказал Миха­ил.—Ждать не будем.

— Сегодня не на чем больше, ага,— согласился Илья.— Если вчера получила телеграмму, сегодня на самолет, а в го­роде пересадка. Может, сейчас в районе сидит, а машины на ночь не идут — ага.

— Или в городе.

— Завтра будет.

— Завтра обязательно.

— Если завтра, то успеет.

Михаил на правах хозяина первый поднял рюмку:

— Давайте. За встречу надо.

- А чокаться-то можно ли? — испугалась Варвара.

— Можно, можно, мы не на поминках.

— Не говорите так.

— А теперь говори, не говори...»

Что это — только встреча через много долгих лет в род­ном доме, за семейным столом? Или это нечто большее, про­диктованное обстоятельством, как мы уже сказали, чрезвы­чайным — телеграммой? Да. И именно «Поминки». Иначе как же отразить, вернее, как выразить, какой найти сцени­ческий эквивалент той самой страшной телеграмме, тень ко­торой накрыла своим черным крылом и этот вечер, и печаль­ное это застолье? Главная задача режиссера прежде всего в том, чтобы так определить, таким точным словом выразить предшествующее событие, чтобы оно стало активным ман­ком творческому воображению артистов. Чтобы они могли его играть еще до поднятия занавеса, хорошо зная и чувствуя всю глубину драматического конфликта.

«Поминки» — именно так в данном случае лучше всего назвать предшествующее событие. «Поминки по уходящему» — вот что должен будет понять, скорее всего, даже еще не поняв, почувствовать зритель.

Вот так и будут они сидеть и разговаривать во власти по­стигшей их беды, легонько переругиваясь, оправдываясь друг перед другом, всемерно чувствуя теперь всю грешную вину свою. Хочется, ой как хочется, отпущения грехов! Да отпустить их уже некому. Недвижима лежит на смертном одре их мать...

А жизнь есть жизнь! И бесстыдно шьет Люся (при живой-то матери!) свое черное траурное платье, и закупают водку на поминки мужики, и привычно хлопочет по хозяйству Надя... А утром!.. Вот уж не ждали, так не ждали! Увидав своих ребят, старуха стала оживать...» — с беспощадной прямотой скажет автор и еще раз с трагической силой напомнит нам главный конфликт: жизнь матери — в ее детях.

Пока они с нею, ей не умирать, ей жить хочется! А с нею они только три дня — трехдневный отпуск на похороны — их последний срок. Вот и вся альтернатива!

Но как услышала мать возвращение детей своих?! Как почувствовала?! Умирающим своим материнским сердцем, уже почти что с того света, почувствовала!! И возвратилась тоже.

Произошло начальное событие, которое можно назвать «Возвращение».

3. НАЧАЛЬНОЕ СОБЫТИЕ

Состоялось начальное событие. Воистину, для зрителя оно — начало интриги! Приехали мать хоронить, а она, оказывается, жить собралась! Приехал Паратов вроде пароход продавать, а первый визит — Ларисе Огудаловой!

Потому что предшествующим событием для Ларисы и Паратова, в том числе и для всех действующих лиц «Бесприданницы», поводом для обострения конфликта явилась помолвка Ларисы и Карандышева. Именно она заставляет Паратова под видом продажи парохода мчаться туда на всех парах, ибо как только эта весть становится ему известной, глубоко скрываемая страсть к Ларисе (причин этой страсти много, и не они сегодня предмет разговора) вспыхивает с новой силой! Конфликт разгорается. Ведь понимает же Паратов, что пропасть между ним и ею! Но страсть! Пока она жива, кон­фликт неугасим! Более того, он развивается, он разрастается и вширь, и вглубь! Он уже понятен всем героям пьесы. Но он пока еще скрыт для читателя (зрителя). Еще не произошло его публичное обнаружение. Еще Паратов говорит, что при­ехал для продажи парохода и только! И Вожеватов, и Кну­ров, и слуга в трактире — все ждут первого его, Паратова, поступка. Ждут первого его «прокола». Все понимают, но молчат! И вот он! Паратов первый же свой визит наносит Огудаловой! Все! Банк объявлен! Мы получили подтвержде­ние своим догадкам! Паратов себя раскрыл! Вот оно—началь­ное событие — первое публичное обнаружение конфликта! Первое его проявление!

Тлеющие угли сделали свое дело — теперь уже загорелись дрова. Мы уже заинтригованы сюжетом. Нам уже интерес­но» а что же впереди? Мы уже получили тот манок, который ведет нас дальше. Мы еще не все понимаем, но догадываемся о многом. С момента начального события спектакля возни­кает К нему активный зрительский интерес. Все, что до это­го,— только экспозиция. Только информация. В больших дозах она утомляет. Чем ближе к началу спектакля начальное Событие, тем выше интерес к спектаклю со стороны зрителя. Надо заметить также, что исходное и предшествующее собы­тия лежат вне пределов пьесы и спектакля. Они происходят задолго до открытия занавеса и прорвутся еще не скоро. Поэтому особое значение приобретает начальное событие.

Теперь мы поведем его вперед, следуя поворотам и хит­росплетениям сюжета, к тому самому мигу, когда вдруг про­рвется с открытой силой вся тайная война одних с другими. Когда герои сбросят маски и назовут всех и вся своими име­нами! Когда исчезнет даже сам подтекст и все заговорят в полный голос. Когда мы, читатели и зрители, вдруг увидим и поймем главный конфликт пьесы! Обнаружим скрытую цель каждого из ее героев. Случится, правда, это еще не скоро. Много еще произойдет событий, по нашей терминологии — второстепенных, пока мы с предельной ясностью не осозна­ем, кто есть кто. Когда тайное станет явным. Когда наступит момент обнародования истинных, подлинных причин конф­ликта, момент, когда борьба враждующих сторон станет опасно обнаженной. Это и будет главное событие.

4. ГЛАВНОЕ СОБЫТИЕ

Страшную, скорее, даже жестокую картину суда собствен­ной совести рисует автор «Последнего срока». Понимают, ах как понимают все, что их, детей, приезд вернул к жизни старуху-мать! И жила она только ими! Последними их денеч­ками в родном доме, под родной крышей. И что уходят те денечки, тают быстрехонько, не удержишь, не угонишься!.. И заливают свой стыд перед матерью: мужики — водкой, Люся — своей, не к месту обострившейся, заботливой требо­вательностью, категоричностью. Варвара — своей просто­ватой суетливостью, от которой больше шума, чем дела... А мать уже и ноги с кровати спустила, сидит! «... Того и гля­ди побежит!..» И надо уезжать. Надо! Зреет нарыв, копится исподволь невольное раздражение и давняя глупая, злая оби­да друг на друга. «Все в город уехали, все свою жизнь обуст­роили. Один я тут при матери...» — думает Михаил. Копит свою обиду. Люся, ей и детей Бог не дал, и живет одна. Со­хнет зеленая веточка на сухом дереве... У Ильи совсем не сло­жилось. Таньчора так и не приехала... У всех свои обиды, свои оправдания, своя боль. И случится, неминуемо случится момент, когда все это тайно бродившее, назревающее разом хлынет, как кровь горлом!..

Вот оно — главное событие. Уже не властен разум над чувствами. Нет больше дыма от костра — одно всепожираю­щее пламя! Так, главная забота — поддерживать огонь — сменилась на противоположную — сдержать пожар!

Прямо и беспощадно рубит Михаил всю правду: «... А что?! Может, кто из вас заберет ее, а! Давайте. Забирайте. Корову отдам тому, кто заберет. Ну? Что же вы? Корову отдаю. Кто из вас больше всех любит мать? Забирайте! Я тут такой-сякой, а вы тут все хорошие. Ну, кто из вас лучше всех? Ты, что ли? — шагнул он к Люсе.—Ты повезешь к себе мать? Ты будешь за ней ходить? А корову продашь — деньги бу­дут. Матери много не надо — видишь, она почти не ест. Ей коровы выше головы хватит. Ей твоя справедливость нужна. Ты ж у нас самая справедливая, все знаешь. Знаешь, как со­держать мать, чтобы ей было распрекрасно. Будешь ей чистые простынки подстилать, лекции читать. Забирай ее скорей, чтобы кто-нибудь не опередил,— что ты стоишь?

— С ума ты сошел! Ты сумасшедший! Я с ума сошел — все ясно. А матери нельзя находиться с сумасшедшими. Тогда, может, ты ее заберешь, Варвара? Уж тебе-то корова никак не помешает. Ну, соглашайся, согла­шайся — что ты молчишь?

— Дак, у нас жить негде, у нас Сонька сызнова прибавку ждет. Я бы взяла.

— Жить, говоришь, негде? И корову, значит, поставить тоже негде?

— Нет, корову есть где. В стайке.

— Корову есть где, а мать негде! Мать в стайку не помес­тишь — вот она,— он показал на Люсю,— лет через пять или десять приедет и скажет, что это выходит за всякие рамки. А я ей подвою. Да я и не позволю, чтобы мать в стайке жила. Мне тоже надо, чтобы она находилась по-человечески. Тог­да, может, ты, Илья? Как ты на это смотришь? Может, тебе забрать нашу мать? Увезешь ее к своей бабе, та будет за ней ухаживать. А то ты все на работе, да на работе, ей там не с кем ласковым словом перекинуться. А мать у нас, сам видишь, бессловесная, она для нее сгодится. После меня она там от­дохнет у вас.

— Ты перепил, Михаил,— сказал Илья,—ты сам не пони­маешь, что делаешь,— ага. -

— Неужели ты не понимаешь, что маму сейчас трогать никуда нельзя! — крикнула Люся.

— Значит, никто не желает? — Михаил крутанулся на ме­сте и еще раз обвел всех сумасшедшими глазами.— Никто! И корова никому не нужна. Тогда, может, без коровы? Тоже нет? Ясно.— Он набрал в легкие воздуха и, сглатывая заст­рявший в горле комок, просипел:

- Тогда идите вы все от меня знаете куда... И не говорите мне, что я такой да разэтакой, не лайте на меня. А ты, мать... — он повернулся к матери, шагнул, запнулся, неловко завалил­ся на колени, уткнулся лицом в кровать.—Ты, мать, ложись, где лежала. Так-то они тебя больше любят, когда ты здесь лежишь! — встал и бросился в дверь, обернулся затравлен ­ но.— Понимать надо!»

Это, безусловно, самая продолжительная цитата в нашем разговоре, без каких-либо дополнительных слов, абсолютно совершенно по своему содержанию и по форме раскрывает читателю главное событие повести. Его можно назвать «Отречение». Только ли от матери? И теперь ли только оно про-

изошло? Может быть, много раньше? Еще тогда, когда уехали, состоялось их отречение от своей деревни? Своей земли...

Своего рода, призванного извечно жить на этой земле? Не зря, наверное, скажет умирающая мать, старуха Анна:«...Господи! Я не сердюсь на них, нет. Кто мне позволит сердце на них держать? Они потом сами с себя на десять рядов спросят. Что мне на них жалиться? Может, я боле всех сама виноватая?..». Нет, не судит мать детей своих! Даже теперь всю вину их пытается взять на себя! «Господи, прости их,

спаси и помилуй!..» Вот оно — извечное русское милосердие!
Таким образом, главное событие — это открытое столкновение конфликтующих сторон, можно сказать, лобовая атака враждующих сил, когда их слова, действия и поступки проявляются совершенно открыто и в подавляющем большинстве случаев без подтекста. Главное событие — это полное и всестороннее проявление главного конфликта!

Вернемся еще раз в связи с этим положением к нашему первому примеру.

Лариса Дмитриевна — предмет раздора. Человек-вещь. В окружении потенциальных «покупателей» — Кнурова, Вожеватова, по-своему Паратова — она уже полупринадлежит Карандышеву. С какой честолюбивой гордостью он демонст­рирует свою власть над нею! С какой неимоверной страстью лезет из грязи в князи! В третьем действии пьесы, сцене «Обед», он упоительно чванлив и дерзок уже потому только, что он — обладатель сокровища! Пойди перекупи! Что для него сегодня Кнуров со своими миллионами, что ему Паратов, Вожеватов?! Он помолвлен с Ларисой! Но... Он на минуту забыл, что «вещь» имеет ноги. Что она — Человек! Взяла да и махнула за Волгу. Все с тем же. И с теми же. Ушла, не попрощавшись...

Тщательно подготовленное автором событие произошло. Главное событие — в конце 3-го действия пьесы — «Бегство за Волгу». Сработали тайные пружины конфликта. Интрига вскрыта. Теперь нам остается следить за поединком: кто кого? Кто победит, а кто сломается? Кто разрешит конфликт и как? Сумеет ли Паратов, преодолевая себя, сойти со своей сту­пеньки и подняться на иную, нравственную высоту? Сумеет ли и отстоит ли себя Лариса? Сумеет ли Карандышев по­стичь, что избранное им средство самоутверждения порочно и унизительно.

Борьба становится все откровеннее, все беспощадней. В ней проскакивают уже откровенно-циничные интонации, и наконец наступает момент разрешения конфликта. А разре­шением конфликта может быть только: а) капитуляция одной из конфликтующих сторон; б) ликвидация одной из конфлик­тующих сторон; в) появление нового, более значительного, ведущего предлагаемого обстоятельства.

Лариса погибает. Что это? Освобождение? Или коллек­тивное убийство? Может быть, нечто третье? То, что, безус­ловно, лежит в содержании пьесы и что наиболее полно выразит идею постановщика?

Но так или иначе, все выжжено дотла. Больше нечему го­реть. И некому, и не зачем поддерживать огонь. Нет теперь больше прямого столкновения Паратова с Карандышевым, Кнурова с Вожеватовым... На данном этапе борьба завер­шена. С гибелью Ларисы наступило...

5. КУЛЬМИНАЦИОННОЕ СОБЫТИЕ

Последнее событие спектакля. Пора закрывать занавес. То же самое произойдет в финале и в нашем следующем примере.

Наступил третий день — день отъезда. И что всем до того, что их старая мать, из последних сил выбравшаяся на улицу, чтобы поторопить смерть, «больше всего напоминает свеч­ку, которую вынесли на солнце и где она никому не нужна». Будут торопливо собираться восвояси Люся и Варвара, и Илья... Стыдливо отводя глаза, будет хлопотать, помогая их недолгим сборам, Надя... Будет трезветь от недобрых мыс­лей Михаил... Басовито прокричит пароходный гудок — и прервет и без того неловкое прощание... И уедут, как при­ехали, родные — ставшие совсем чужими — дети старухи Анны... Можно подумать,— все. Вот оно — последнее собы­тие — «Бегство». Но...

«...Ночью старуха умерла!» — лаконично заключает ав­тор. Закономерно предположить — развязка. Нет! Именно «кульминационное» событие! «Покаяние»! Еще лучше — «За­поздалое покаяние». Тихо будет причитать в финале Надя: «Ты, лебедушка моя, родима матушка...». Да будут сотря­сать рыдания плечи Михаила. «...Мать... Лежи, мать, и ни о чем не думай... Не сердись на меня... Дурак я... Ох, какой я дурак!.. Мама... Мамынька!..»

Итак, подводя итог, можно утверждать:

— любое противоречие, любой конфликт невозможен без причины, его порождающей,— исходного события;

— любому обострению или открытому проявлению раз­ногласий как минимум требуется повод — предшествующее событие;

— даже имея повод, воюющие стороны находятся в пози­ции выжидания: «кто первый?», дабы отвести от себя вину первого открытого удара — начальное событие;

— неминуемое столкновение, открытая и беспощадная борьба вскрывает истинную причину конфликта (начинает­ся этап борьбы без масок) — главное событие;

— наступающий за этим пик борьбы ведет к разрешению противоречий и далее к развязке — кульминационному собы­тию.

В качестве примера рассмотрим несколько студенческих работ по событийному анализу.

Работа студентки II курса Е.Борисовой

И. С. Тургенев

Нищий

Я проходил по улице... меня остановил нищий, дряхлый старик. Воспаленные, слезливые глаза, посинелые губы, шершавые лохмотья, нечистые раны...

О, как безобразно обглодала бедность это нечистое существо!

Он протягивал мне красную, опухшую грязную руку... ни кошель­ка, ни часов, ни даже платка...

Я ничего не взял с собою.

А нищий ждал... и протянутая его рука слабо колыхалась и вздра­гивала. Потерянный, смущенный, я крепко пожал эту грязную, трепетную руку... «Не взыщи, брат, нет у меня ничего, брат».

Нищий уставил на меня свои воспаленные глаза; его синие губы усмехнулись — и он в свою очередь стиснул мои похолодевшие пальцы.

— Что ж, брат,— прошамкал он,— и на том спасибо.—Это тоже подаяние, брат.

— Я понял, что и я получил подаяние от моего брата.

Событийный анализ рассказа

Если брать данный рассказ как законченное драматичес­кое произведение, то его конфликтом является духовная про­пасть, порожденная социальной средой.

Пришли в этот мир люди — плотью и кровью равные перед жизнью. И должны были быть братьями, живущими единой родной семьей. Но разорвала социальная среда, разбросала на разные полосы и обесчеловечила. Один о бесчеловечен пре­сыщенностью. Другой — нищетой. «Обесчеловеченность» — исходное событие.

Сталкиваются они на жизненном пути, и один из них до­веден до крайности — он с протянутой рукой. «Рука моляще­го» — предшествующее событие.

И останавливается богатый, и хотел бы он откупиться от нищего. Ведь подаяние нищему — есть искупление грехов, но нечем ему их выкупить. «Несостоявшийся ритуал, или Гре­ховный отказ» — начальное событие.

И попросил богатый нищего считать подаянием протяну­тую по-братски руку. «Покаяние» — главное событие.

И понял нищий, что протянутая ему рука — тоже рука молящего, и принял ее как подаяние, и отпустил грехи. «От­пущение грехов» — кульминационное событие.

Работа студента II курса Ю. Лахина

Федор Абрамов

Кому-то и робить надо

Запоздалая весна, запоздалый сев. С радостью, с крестьянским вол­нением вглядываюсь в свежевспаханное, лоснящееся от влаги поле, в березовый перелесок, в который скрывается пашня. Вдруг оттуда, со стороны перелеска, доносится тонюсенький, веселый голосок, который так не вяжется с содержанием песни:

Сижу на карточке гадаю, Сама себя я веселю. Но я довольно понимаю, Что разлюбил меня милой, Что разлюбил меня неверный, Навек оставил сиротой...

Проходит каких-то две-три минуты, и из низины, из-за гребня под­нимается рыжая лошадка с бороной, а на лошадке — белобрысенькая девчушка. Босиком, с березовой вицей в руке.

— Здравствуй! — машу ей рукой.

— Здравствуй.

— Кто же тебя научил петь такие песни?

— Никто. Сама научилась. Мама говорит: пой, Анка, веселее будет.

— А ты учишься?

— Отучилась. Восемь классов выходила.

— И больше не будешь?

— Не, все братья ученые, мама говорит: кому-то и робить надо. И тут девчушка огрела лошадку и поехала дальше, затянув какую-то

новую, незнакомую мне песню.

Событийный анализ рассказа Тип конфликта — межличностный.

Что-то случилось с деревней. Умирать она стала. Скучной и тяжелой показалась жизнь деревенским. И потянулся вере­ницей крестьянский люд в город на легкое тамошнее жилье. «Бегство из деревни» — исходное событие.

В числе первых уехал и наш герой. И лишь через много лет вернулся он в родной дом. Но вернулся сюда как гость, лишь погостить. «Гость в родном доме» — предшествующее со­бытие.

И радуется его крестьянская душа. Ходит, смотрит и уз­нает места, где родился и вырос. И березовому перелеску, и свежевспаханному полю. Жива его деревенька. Умиротворе­ние, радость и гармония на его душе. Но вдруг в эту гармо­нию врезается детский веселый голосок, который не вяжется с содержанием песни. И уж совсем разрушается гармония, когда видит он на лошадке, запряженной в борону, белобрысенькую девчонку. «Девчуша-подросток за мужицкой рабо­той» — начальное событие. Досадным показалось гостю это зрелище, и решил он по­журить, поучить девчонку уму-разуму. «Урок» — главное событие.

Но несостоятельным оказался его урок, весело отмахну­лась Анка от совести гостя, выбрала Анка себе путь в жизни. Именно тот трудный путь, от которого когда-то отказался наш герой. «Ответный урок: кому-то и робить надо» — куль­минационное событие.

Главный конфликт: человек и долг перед родной землей.

В продолжение своей статьи я предлагаю читателю прак­тические работы студентов по анализу главного конфликта и определению событийного ряда собственных рассказов. Под­черкиваю, именно собственных драматических новелл, до­машних заготовок к будущим этюдам. Рассказы даны в ав­торском изложении с той лишь оговоркой, что все они еще в рукописном варианте были зачитаны в аудитории и подвер­гнуты анализу и, разумеется, критике, после чего дорабатыва­лись авторами и предстают теперь в своем законченном виде.

Курсовая работа студента I курса М. Новикова

Дуэт

На трубе сидел кот. Трудно было определить, какого он цвета. Часть его туловища была совсем лысой, только кое-где торчали клочки опа­ленной шерсти. Бельма его зрачков застыли в немом ожидании. И ког­да снизу хрипло доносилось — «топни громче, мой милой, да топни другой...», кот чутко поводил усами и радостно подхватывал — о-о-о-ой. А снизу со стоном вырывалось — «выйди, милка, выйди в круг...». Кот начинал яростно барабанить лапой по трубе, подвывая — у-у-у-уг!.. Внизу слышался скрежет открываемой фляги и булькающие жад­ные глотки. И вновь воздух пронзал ухарский, залихватский голос — «...эх, раздайся, народ, моя милка в пляс идет!..»

Кот из своего прошлого сытого далека помнил этот голос, только голос был чище, светлее, задорнее. И рядом с этим голосом возникал еще один, совсем тоненький, ласковый, баюкающий...

Загремела и покатилась по кирпичам пустая фляга. Загрубевшая Рука сняла кота с трубы и засунула в мешок. Кот не сопротивлялся, ему было спокойно и уютно в мешке, к тому же он снова услышал знако­мый голос — «...топни громче, мой милой, да притопни другой...», и В такт песне чавкали по пепелищу скрипучие костыли.

Событийный анализ рассказа

Рассмотрим его как законченное драматическое произве­дение (имея в виду исключительно только условие задачи).

Все было... Был дом, семья, уют... Было село, деревня... наверное, были тысячи людей, сотни котов... была жизнь! Но накатила, налетела, обрушилась железом и огнем... ВОИ­НА — исходное событие.

Пришел солдат с фронта, вернулся в родную деревню... родной дом... А вместо дома — пепел и зола... «Возвраще­ние на пепелище» — предшествующее событие.

Тихо вокруг. И жутко от этой тишины!.. Не кладбище, не погребение — крематорий!., невольно тянется рука к солдат­ской фляге. И вдруг... «Последняя родная душа — кот на тру­бе» — начальное событие.

«...И пил солдат из медной кружки вино с печалью попо­лам...» «Реквием погорельцам» — главное событие.

Но живому — жить! И надо все начинать сначала. «Пере­селенцы» — кульминационное событие.

Курсовая работа студента В. Новикова

Конец октября. Было сыро и неприятно. Вернулся Василий после трехдневной поездки по области. Жил он тогда в частном доме, зани­мал его половину, в две комнаты. Отопление печное. Рядом с домом находился дровяник, где, кроме дров, была всякая рухлядь и старая одежда, пришедшая в негодность.

Необходимо протопить печь. Вася набросил старый пиджачок, в котором всегда ходил за дровами, и вышел на улицу.

Смеркалось. Последнее время дверь дровяника не запиралась, была перекошена, ремонтировать не было нужды — должны были снести.

Вошел в дровяник. Темно, глаза не привыкли еще. На ощупь из начатой поленницы стал выбирать полена потоньше. Вдруг вздох. Вася от неожиданности даже вздрогнул и резко повернулся в сторону вздо­ха. Прислушался. В углу кто-то тихо посапывал. Вася стал быстро со­ображать, что такое в углу могло быть. Взял в правую руку поудобнее полено на изготовку, вдруг придется защищаться, и не очень громко спросил:

— Кто здесь?

Получилось как-то угрожающе. Посапывание прекратилось.

— Кто здесь, черт возьми?!

Что-то метнулось к двери. Василий неожиданно для себя бросил дрова с левой руки и преградил бежавшему дорогу. Схватились за груд­ки. Противник явно был слабее. Вася даже подумал, что это паренек, так он был легок, хоть ростом были одинаковы. Вася потащил его к свету, который лился из окна дома. Перед ним был худощавый мужчи­на средних лет с седой щетиной.

— Ты что тут делаешь?

— Мужчина молчал.

— Я тебя спрашиваю! Чего тебе тут надо? Тоня! Тоня!! Зови мили­цию! Я тут бандита поймал! (Василий не был женат, жил один.)

— Вдруг не удар, а тычок пришелся прямо в скулу Васе.

Вася сдавил мужику горло прямо лацканами его потрепанного паль­тишка.

— Отпусти! — выдавил из себя незнакомец.

— Чего тут делал? Сейчас в милицию сдам...

— Отпусти, больно же. Пусти, гад!

— Я тебя сейчас отпущу, я тебя сдам, ворюга!..

Мужчина стал вырываться, Вася держал его крепко. Потом мужик как-то ослаб и вообще перестал сопротивляться, затих.

— Отпусти, ну что я тебе сделал? И начал канючить.

— Проваливай. Ну... иди! Уходи!

Мужчина продолжал стоять. Потом медленно побрел прочь.

— Стой! Ладно, до утра можешь оставаться, но чтоб утром я тебя не видел.

Василий подобрал дрова и вошел в дом.

Через несколько минут вышел снова с фонарем и свертком в руках, направился к сараю.

В сарае никого не было. В углу было сооружено что-то вроде ле­жанки, ящик был превращен в стол. Василий чертыхнулся и направил­ся к дому. Внутри, где-то у сердца, было неуютно. Ночь спал плохо.

Схема построения этюда

1. Придумать сюжет.

Например: Сарай. Человек пришел за дровами, находит там спящего человека. Хозяин пытается выгнать незнаком­ца, но тому негде жить. Хозяин сарая разрешает переноче­вать, но бомж уходит.

2. Этюд должен в себе содержать все основные события: исходное, предшествующее, начальное, главное, кульминационное.

3. Организовать место действия и оправдать его.

Начнем с определения событий.

Человеку негде жить, он ночует в сарае незнакомого ему человека. Что это за явление? Это бродяги, бомжи. Это люди, которые в силу тех или иных обстоятельств потеряли про­писку, жилье, не могут устроиться на работу. Это либо от­бывшие срок, либо инвалиды, которых соседи выживают — или, точнее, выжили с принадлежащей им жилой площади, и т. п. Мы знаем, что исходное событие — это причинно-следственная связь любого конфликта. Значит, исходное со­бытие в приведенном примере можно сформулировать так: несоблюдение конституционных прав человека.

Человек имеет право на жилье, на труд. Если нет жилья, нет прописки, нельзя устроиться на работу. Нет места работы — никто не пропишет. Замкнутый круг. Бомж выб­рал сарай.

Исполнителю необходимо будет отвечать на ряд вопросов: как он дошел до такой жизни? почему он выбрал именно этот сарай? что с ним было до того, как он стал жить в этом сарае? и т. д. Ответить нужно и еще на ряд вопросов, которые будут возникать в момент подготовки этюда.

Далее необходимо выяснить предшествующее событие, т. е. повод для обострения исходного события, конфликта.

Бомж спокойно бы проспал и эту ночь, но хозяину сарая нужно протопить печь. Значит, холодный дом является пред­шествующим событием. Исполнителю хозяина тоже необхо­димо ответить на ряд вопросов:

— почему именно сейчас необходимо протопить печь?

— что он делал последнее время до того, как пришел в сарай, чем будет заниматься дальше?

—где работает, кем, каков состав семьи? И т. д. Обоим исполнителям необходимо определить время года, суток и т. д. Далее — начальное событие — первое открытое столкновение противодействующих сил. Открытое столкно­вение — в сарае незнакомец.

Эти два человека друг о друге еще ничего не знают. Хозя­ин не знает, что там за человек, с какой целью забрался в сарай. Бомж не знает, что предпримет хозяин. Напряженный * отрезок времени (иногда называют пристройкой). Далее необходимо определить главное событие — первое лобовое столкновение противодействующих сил....Хозяин пытается выгнать незнакомца, но тому негде жить. Вот здесь главное событие (негде жить — бомж). Главное событие тесно связа­но с исходным. Как поступить хозяину? Перед ним несчаст­ный. Хозяин сарая решает оставить бомжа на ночлег. Это разрешение противоречий, а мы знаем, что разрешение про­тиворечий есть кульминационное событие.

После того как определен событийный ряд и мы ответили на поставленные вопросы, приступаем к осуществлению этю­да. Надо организовать место действия, а именно обозначить признаки сарая:

определить размеры площадки,

разобрать вещи, вышедшие из употребления, какие обыч­но выносят в сарай, это могут быть порванная, сломанная с одной стороны раскладушка (бомж ее приспособил для ноч­лега), старые резиновые сапоги и т. п. Поленницу дров труд­но будет создать. Вместо этого можно использовать ящик с углем или торфом в брикетах.

Полена для растопки нужно «хозяину» настрогать.

После этого можно попробовать сыграть этюд.

Курсовая работа студента I курса Ю. Зырянова

Каша

(Воспитательный момент)

Пацан с большими голубыми глазами сидит перед тарелкой с ман­ной кашей. Вчера давали греночки. Они были золотисто-желтые, теп­лые и пахли свежим хлебом и еще чем-то теплым и вкусным. А это на тарелке ничем не пахло, зябко подрагивало и даже на вид было голубо­вато-холодным. Пацан осторожно отодвинул тарелку и, стараясь не смотреть по сторонам, стал отщипывать кусочки хлеба и сосать их, прижмуриваясь. Скоро завтрак кончится, и их поведут строем во двор, где они разбегутся до самого обеда, и можно будет даже полизать горь­ко-сладкий сок, слезящийся из чуть растрескавшейся кожи молодого клена, растущего на самом краю территории у высокого темно-зелено­го забора.

— А это что такое? Почему мы не кушаем? Все дети уже скушали кашку, один ты остался,— раздался голос воспитательницы где-то вы­соко над головой. Он не любил, когда с ним разговаривали, как с маленьким, но возра­зить было нечего — все действительно уже поели и ушли умываться.

— Ну-ка, давай: за маму... — ложка с противно сползающей с нее кашей приблизилась к лицу. Он попытался отвернуться, но та настой­чиво следовала за губами, размазывая белую липкую жижу по лицу.

— Не хочу... — он попытался убежать, но крепкая рука прижала его к стульчику, а ложка уперлась в стиснутые зубы. Пацан рванулся, выдернул руку и отбил ложку. Каша разбрызгалась по лицу и халату воспитательницы.

— Ты пришел в наш сад и будешь делать что положено. Как все,— еле сдерживаясь, отчеканила воспитательница.

— НЕ БУДУ!

— Зина, ну-ка помоги... — уже две воспитательницы, навалившись на стульчик, пытались удержать этот яростно отбивающийся упругий мячик.

От бессилья и ярости пацан разревелся. И тотчас ложка продралась сквозь зубы, которые он, спохватившись, снова сцепил, как волчонок капкан на лапе. И как волчонок, мотал головой, пытаясь перекусить алюминий, а каша стекала в горло, вызывая рвоту, и кашель, и стыд, и ненависть.

Воспитательницы, испугавшись, отпустили его на минуту, обтерли полотенцем его красное дрожащее лицо и приготовились к новому штурму.

Пацан сидел расслабленный. Только его голубые глаза были сосредо­точенно закрыты, а его пухлые губы превратились в узкую белую щель.

Теперь он знал, что плакать нельзя, что нужно беречь силы и ку­саться, чтобы победить.

Событийный анализ рассказа

Исходное событие—появление маленького человека, сво­бодолюбивого, с фантазией и чувством собственного досто­инства, в обществе, где индивидуальные отличия не являют­ся ценностью большей, чем чувство ложно понятого коллек­тивизма и всеобщего равенства. Конфликт между индивиду­альностью и представителем «массы». Исходное событие можно обозначить словом «Обезличка».

Предшествующее событие — конфликт обостряется вос­питательной системой, ориентированной на насильственное стирание индивидуальных особенностей — «не хочешь — за­ставим» (строем на прогулку, свобода «от забора до обеда» и т.д.). Событие можно обозначить словом «Режим».

Начальное событие — первое проявление главного конф­ликта — отказ от каши, который расценивается воспитатель­ницей как отказ подчиняться общим правилам. Назовем его «Не хочу, как все». Главное событие — открытое столкновение между воспи­танником и группой воспитателей, личностью и представи­телями коллектива. Насильственное и показательное корм­ление. «Будешь как все!» Как видим, совпадает с исходным событием.

Кульминационное событие — осознание необходимости борьбы за личную свободу. Событие назовем «Рождение сво­бодного человека».

Курсовая работа студентки I курса С. Берсеневой

То, что они станут мужем и женой, было решено еще два года назад их родителями. Таня и Андрей приняли это как само собой разумеюще­еся. Так было удобно всем, не просто удобно, а денежно, комфортно и надежно. Уикенд перед свадьбой они решили провести вдвоем, на при­роде. Андрей прихватил ружье. Таня бросила на заднее сиденье фото­аппарат, и новенький джип рванул с места.

Озеро окружал небольшой лесок. Предчувствуя зиму, голые дере­вья жались друг к другу на ветру. С хрустом лопались под ногами за­мерзшие лужицы, пролетал редкий снег.

Молодая косуля выпорхнула на тонкий лед озера, пролетела не­сколько шагов, вдруг замерла, прислушалась. Лед проломился, и жи­вотное оказалось в воде. Выбираясь, косуля отчаянно долбила копыта­ми лед. Таня с Андреем подоспели вовремя. С помощью веревки им удалось вытащить ее на берег.

Косуля лежала, тяжело дыша и отфыркиваясь.

— Красавица! — сказал Андрей, вскидывая ружье...

Шкуру определили возле камина. Она прекрасно гармонировала с облицовкой новой гостиной. А на камин поставили фотографию: Ан­дрей опирается ногой на трофей и широко улыбается. Удачный снимок.

Событийный анализ рассказа Исходное событие — гипотрофия души. Гипотрофия души отдельных имущих людей сегодня становится нормой и эталоном для общества. Обездушивание масс ведет к вырож­дению не только духовному, но и физическому, так как чело­век находится в постоянном взаимодействии с окружающим его миром. Духовная гипотрофия нарушает равновесие су­ществующих систем, вызывает дисгармонию. Ответным ша­гом природы может стать уничтожение человека.

Предшествующее событие — смакование собственного до­статка. Духовное обнищание приводит к сотворению ложных кумиров. У современного общества появился новый идол — достаток, блеск, богатство. Люди получают удовольствие от демонстрации своего материального превосходства. Подоб­ное самовознесение извращает вечные понятия Любви, Добра, Истины.

Начальное событие — инстинктивная первобытная сопря­женность с природой. Инстинкт сосуществования порой пробуждается независимо от нашего сознания. Первобытная сопряженность с природой пробуждает в человеке милосер­дие, так как человек изначально созвучен всему живому.

Главное событие — самовознесение, порождающее алч­ность. Состоятельность, ставшая вседозволенностью, делает человека хищником. Избавитель становится извергом.

Кульминационное событие — утрата совести, бездухов­ность. «Совесть — весть от Бога» (Н. Рерих). Существование вне духовных заповедей — бездуховность. Уничтожение свя­зи с Создателем — самоуничтожение.

Курсовая работа студента I курса Игоря Сун-Цви-Тю

Черномазый

Казарма готовилась к приезду комиссии. Везде наводили порядок. Ахмету достался умывальник.

— Ахмет, давай я тебе помогу,— рядом стоял Сашка, его земляк, вместе призывались.

— Не надо, иди, я сам.

— Чего ты? Вместе же быстрее.

— Ну что, чурка, долго еще здесь будешь возиться? — в умывальник зашли трое.

— Что молчишь, язык проглотил? Или тебе вера не позволяет с нами общаться?

— Нет, я могу.

Тогда почисти мне сапоги, черномазый.

Ахмет опустил голову.

— Не буду.

—Что?! Удовольствию троих, казалось, не было границ. Ты их сейчас облизывать будешь!

Длинный схватил Ахмета за волосы, нагнул к сапогам. Ахмет со­противлялся. Тогда те двое стали его бить. Били жестоко, с наслажде­нием. Уходя, длинный бросил Сашке:

— А ты смотри и делай выводы. Ахмет лежал, уткнувшись в кафель.

— Вставай, умойся,— Сашка потянул его за плечо и осекся, увидев его искаженное лицо и побелевшие глаза.

— Ненавижу, всех ненавижу!

Событийный анализ рассказа

В нашей стране в настоящее время идет страшная, бес­смысленная борьба между нациями. Льется кровь, гибнут люди. Исходное событие — национализм.

Армия создает благодатную почву для жестокой распра­вы с людьми, особенно с сослуживцами из Средней Азии, с Кавказа. Предшествующее событие — иноверец.

Тупая сила нацистов приходит в ярость, встречая сопро­тивление. И горе тому, кто вступится за гонимого. Началь­ное событие — сопротивление.

Нацисты берегут свой клан, постоянно подпитывают его, используя жестокие приемы. Главное событие — жестокий урок.

Но зло порождает только зло. Ненависть порождает не­нависть. Кульминационное событие — цепная реакция.

Курсовая работа студентки I курса Э. Матвеевой

За гранью

Заканчивался родительский день. Шумная компания ребят возвра­щалась домой. Идти предстояло через кладбище. Дойдя примерно до середины, Юрка остановился:

— Слышите?

Неподалеку кто-то плакал.

Ребята свернули с центральной тропинки. Пробираться между мо­гилок было жутковато. Но вот, наконец, ребята увидели женщину, которая лежала на могиле, обняла холмик двумя руками, лицом уткнулась в рыхлую землю. Молодые люди стояли и молча взирали на неряшливо одетую женщи­ну, которая не обращала внимания на них. Она продолжала причи­тать, мотая головой из стороны в сторону.

— Здесь кто-то из ваших родителей похоронен? — не выдержал Юрка.

Женщина не отвечала, продолжая рыдать. Молчание становилось тягостным.

— Может быть, Вам помочь?

Женщина резко приподнялась, уставившись тупым взором на мо­лодежь, и, грязно выругавшись, еле выговаривая слова, так как язык не хотел ее слушаться, прошипела:

Поиск по сайту: