АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Приложения. Пример разбора стихотворения А.С

Читайте также:
  1. V2: ДЕ 39 - Интегральное исчисление функции одной переменной. Приложения определенного интеграла
  2. Взаимодействие в месте приложения действия.
  3. Влияние времени приложения напряжения на электрическую прочность газовой изоляции (вольт-секундная характеристика — ВСХ)
  4. Геометрические приложения определенного интеграла
  5. Государственное и частное принуждение к исполнению правовых норм: приложения
  6. Графические приложения
  7. Другие приложения, относящиеся к общему программному обеспечению
  8. Если приложения сброшюрованы, количество листов можно не указывать.
  9. ИСХОДНЫЙ КОД ПРИЛОЖЕНИЯ
  10. Модель композиции приложения
  11. Начало практического приложения научного знания
  12. Обособленные приложения

Пример разбора стихотворения А.С. Пушкина "Зимнее утро"

В начале урока учитель восстанавливает реальную ситуацию возникновения произведения.

Стихотворение "Зимнее утро" написано 3 ноября 1829 года в се­ле Павловском Тверской губернии. Приглашенный своей сосед­кой по Михайловскому, владелицей Тригорского Прасковьей Александровной Осиповой-Вульф, Пушкин не раз бывал в тверских поместьях Вульфов — Малинниках в Павловском.

Живописные берега реки Тьмы; тишина и естественность деревенской жизни, милое общество детей Осиповой: студента Дерптского университета Алексея Николаевича Вульфа, Анны Николаевны, беззаветно любившей Пушкина, Евпраксии Ни­колаевны (веселой Зизи, как звали ее дома) — радовало по­эта. Они подружились еще в Тригорском, когда в 1824 — 1826 годах Пушкин жил в ссылке в Михайловском. Малинники и Павловское напоминали родные Пушкину места, и он любил повторять: "Хоть малиной не корми, Да в Малинники возьми".

В письме к Дельвигу из Малинников 3 ноября 1828 года Пушкин писал: "Здесь мне очень весело. Прасковью Алексан­дровну я люблю душевно; жаль, что она хворает и все беспо­коится. Соседи ездят смотреть на меня, как на собаку Муни-то... На днях было сборище у одного соседа; я должен был туда приехать. Дети его родственницы, балованные ребятиш­ки, хотели непременно туда же ехать. Мать принесла им изю­му и черносливу и думала тихонько от них убраться. Но Петр Маркович их взбудоражил, он к ним прибежал: "Дети! Дети! Мать вас обманывает — не ешьте черносливу, поезжайте с нею. Там будет Пушкин — он весь сахарный... его разрежут, и всем вам будет по кусочку". Дети разревелись: "Не хотим черносливу, хотим Пушкина". Нечего делать, их привезли, и они сбежались ко мне, облизываясь, но, увидев, что я не са­харный, а кожаный, совсем опешили".

Но в Малинниках и Павловском поэта окружала не простая веселость. Здесь жила поэзия, здесь видна была прелесть жизни природы, здесь, в отличие от Петербурга, слышалась искрен­ность человеческих чувств. В "Романе в письмах", который Пушкин начал здесь же, в Павловском, героиня так пишет своей подруге в Петербург: "Деревня наша очень мила. Старинный дом на горе, сад, озеро, кругом сосновые леса".

Правда, деревенское уединение и зимняя неподвижность по­рой удручали Пушкина. Накануне того дня, когда родилось "Зимнее утро", 2 ноября 1829 года, Пушкин написал грустное сти­хотворение. Вот лишь отрывки из него:

"Зима. Что делать нам в деревне?

Я встречаю Слугу, несущего мне утром чашку чаю,

Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?

Пороша есть иль нет? и можно ли постель

Покинуть для седла, иль лучше до обеда

Возиться с старыми журналами соседа?

Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,

И рысью по полю при первом свете дня;

Арапники в руках, собаки вслед за нами;

Глядим на бледный снег прилежными глазами,

Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,

Двух зайцев потравив, являемся домой.

Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет;

Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;

По капле медленно глотаю скуки яд.

Читать хочу; глаза над буквами скользят,

А мысли далеко... Я книгу закрываю;

Беру перо, сижу; печально вырываю

У музы дремлющей несвязные слова.

Ко звуку звук нейдет... Теряю все права

Над рифмой, над моей прислужницею странной:

Стих вяло тянется, холодный и туманный".

И "Зимнее утро", которое Пушкин стал писать на следующий день, поначалу звучало уныло. Вот первая запись в черновике:

"Под голубыми небесами

Необозримыми коврами

Лежит, как саван, белый снег".

Сначала в стихотворении зима предстала как безжизнен­ность, мертвый холод, пустота. Ведь саван — это белое погре­бальное одеяние. Но Пушкин ничего не хочет воспринимать однолинейно, однозначно, плоско. Поэт всегда ищет радость и красоту. И выглянувшее, редкое зимой солнце наполняет его восторгом, таким порывистым, что он хочет разбу­дить "красавицу", "друга прелестного", которая еще отдана неге сна:

"Мороз и солнце; день чудесный!

Еще ты дремлешь, друг прелестный —

Пора, красавица, проснись:

Открой сомкнуты негой взоры

Навстречу северной Авроры,

Звездою севера явись!"

Чтение стихотворения учителем предваряется словарным комментарием, а после чтения ученики обмениваются впечат­лениями и находят с помощью учителя общий вопрос разбора: "Почему стихотворение, начавшись восторженно, кончает­ся грустно?"

Стихотворение написано почти полтора столетия назад, но вы слышите его как современную, сегодняшнюю речь. Впрочем, мо­жет быть, некоторые старинные обороты, выражения непривыч­ны слуху.

"Сомкнуты негой взоры" — неоткрытые глаза, просыпаясь, нежатся в дремоте; богиню утренней зари звали Авророй, а гре­ки — Эос и изображали ее "прекраснокудрой", "розовоперстой", иногда крылатой, иногда на коне. Вот, пожалуй, и все слова, ко­торые могут затруднить чтение этого стихотворения.

Но в чем его смысл, отчего, начавшись восторгом ("Мороз и солнце — день чудесный!"), стихотворение заканчивается строка­ми, полными грусти:

"И навестим поля пустые,

Леса, недавно столь густые,

И берег, милый для меня".

Размышляя над этим вопросом, на который ученики сразу от­ветить не могут, мы по строфам просматривали стихотворение, стремясь увидеть его течение.

В первой строфе поэт и красавица по-разному чувствуют, раз­но откликаются на мир, на это зимнее озарение природы. Его со­стояние — восторг, ее — дремота, нега. Она холоднее, недаром повторяется рядом слово "север". Поэт называет красавицу не северной Авророй, несущей яркий, ясный свет утра, а "звездою севера". Прекрасный, но далекий, холодный свет звезды трепе­щет, а заря сияет. Но поэт не упрекает красавицу. Слово "ужель", мелькнувшее в черновике, вычеркивается. Может быть, именно неотзывчивость красавицы на утреннюю радость заставляет поэта вспомнить ненастный вечер:

"Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,

На мутном небе мгла носилась;

Луна, как бледное пятно,

Сквозь тучи мрачные желтела,

И ты печальная сидела —

А нынче... Погляди в окно".

Пушкин упорно работал над этой строфой, стремясь передать злое кружение зимней вьюги, хаос природы, стирающий пре­красные краски. И еще поэт хотел усилить печаль красавицы.

Вглядитесь в строчки черновика и подумайте, чем они отличают­ся от основного текста:

Вечор шумела вьюга.

Вечор метель шумела.

Мгла кипела.

Мгла клубилась.

Ты сидела...

Глядя задумчиво в окно.

Появление солнца приносит поэту надежду, что красавица оч­нется от своей печали, от своей дремоты. Чистые, яркие краски несет зимний пейзаж. Торжественна, величава красота зимы и Пушкин выражает свое восхищение прямым эмоциональным эпи­тетом: "великолепными коврами":

"Под голубыми небесами

Великолепными коврами,

Блестя на солнце, снег лежит.

Прозрачный лес один чернеет,

И ель сквозь иней зеленеет,

И речка подо льдом блестит".

Все прекрасно в этой картине, но она немая, нет здесь звуков жизни. В черновике это было откровенно подчеркнуто: "Речка подо льдом молчит..."

В окончательном тексте эта безжизненность зимы подчерк­нута не так резко. Лес хоть и "чернеет", но он "прозрач­ный", ель под инеем все же "зеленеет", и "речка подо льдом блестит". Это не отсутствие жизни, как было в черновике, а ее приглушенность, заторможенность. Зима чем-то похожа на неотзывчивую красавицу, которая не может пробудиться к ра­дости. А поэт ищет тепла, открытости, многозвучия жизни. Наверное, поэтому его взгляд обращается от холодного вели­колепия зимы к комнате:

"Вся комната янтарным блеском

Озарена. Веселым треском

Трещит затопленная печь.

Приятно думать у лежанки.

Но знаешь: не велеть ли в санки

Кобылку бурую запречь?"

Строфа начинается высоким слогом. Слово "озарена", подчерк­нутое переносом, создает ощущение праздника. Но постепенно это ликование как бы заглушается бытом: печь, лежанка, санки, кобылка. Почему здесь так много уменьшительных суффиксов? В черновике была строка:

"...не велеть ли в санки

Коня черкасского запречь?"

Зачем Пушкину понадобилось сменить "коня черкасского" на "кобылку бурую"? Ведь в следующей строфе появится "нетерпе­ливый конь", и все как будто совместно, согласно. Однако из пределов этой уютной комнаты все кажется милым, домашним, маленьким. "Приятно" — это чувства, знакомые красавице. А по­эту хочется иного: движения, полета, простора:

"Скользя по утреннему снегу.

Друг милый, предадимся бегу

Нетерпеливого коня

И навестим поля пустые,

Леса, недавно столь густые,

И берег, милый для меня".

Это полетное движение, ощущение первозданности жизни — мечта поэта. Сказано не как в современной песне "Мы поедем, мы помчимся", а "предадимся бегу нетерпеливого коня". Это высокая отданность чувству любви и жизни, это отданность сти­хии чувства. Но страстное желание полноты жизни и любви пре­секается картиной опустошения природы. В черновике было спо­койнее:

И навещать места,

где мы гуляли.

Леса, бывало, столь густые.

Пушкин усиливает ощущение потери прежней полноты чувств, прежнего полнозвучия жизни природы. Однако никакого отчаяния. Напротив, благодарение за прежнюю радость. И грусть побеждена нежной улыбкой: "Берег, милый для меня". Из чувств ушло прежнее одушевление, как из зимней природы ушла яркая, полная движения жизнь. Но поэту памятна радость, его сердце одушевлено ею по-прежнему. Недаром красавицу и берег связывает один эпитет "милый".

Так стихотворение о зиме, которое поначалу звучало мрачно, погребально, просветляется любовью и каким-то удивительно справедливым умением поэта во всем находить красоту.

Разбор стихотворения осуществляется по вопросам, включаю­щим все сферы читательского восприятия.

□ Одинаковы ли по настроению начало и конец стихотворе­ния? (Эмоции.)

□ Почему стихотворение, начавшись восторгом, в последних строках грустнеет? (Смысл.)

□ В чем отличны чувства поэта и красавицы? (Смысл.)

□ Почему поэт призывает красавицу стать не "северной Авро­рой", а "звездою Севера"? (Осознание формы на уровне худо­жественной детали.)

□ Почему возникают воспоминания о вечере? (Композиция.)

□ Какой вам видится зима по стихотворению? (Воображение.)

□ Почему в строфе о комнате так много уменьшительных суффиксов? (Художественная деталь.)

□ Как соотнесены в стихотворении образы зимы и красави­цы? (Композиция.)

После разбора стихотворения предлагаем послушать его еще раз в исполнении А.Шварца и Е.Тиме. Трактовки стихо­творения чтецами разительно несхожи. Шварц читает его с безудержной радостью, в чтении Тиме звучит печаль и даже горечь. Кто из чтецов более прав? Этот вопрос заключает изучение стихотворения и создает "установку" на дальнейшее общение с текстом.

Пример разбора стихотворения А.С. Пушкина "Анчар"

Стихотворение это написано в 1828 году.

Перед нами в стихотворении эстетический идеал, непосред­ственно связанный с идеологией декабризма и находящий свое выражение в определенном состоянии характера лирического героя — носителя переживания, раскрытого в стихотворении, выражающем пафос страстного негодования и протеста против общественного устройства, в котором люди делятся на владык и рабов. Лишь по цензурным соображениям Пушкин должен был в 1832 г. заменить царя — князем; чрезвычайно характе­рен вариант последней строчки восьмой строфы в рукописи Пушкина: не "непобедимого владыки", а "самодержавного вла­дыки". Для понимания идейной направленности стихотворения следует иметь в виду отмеченное В. В. Виноградовым соответ­ствие между "Анчаром" и стихотворением П. Катенина "Ста­рая быль". ("Стиль Пушкина", М, 1941, стр. 422—426.) В этом стихотворении Катенин в несколько завуа­лированной форме осуждал известные "Стансы" Пушкина ("В надежде славы и добра..."), усматривая в них похвалу "царю-самодержителю". Поэтическим ответом Пушкина на упре­ки Катенина и был пушкинский "Анчар", свидетельствовавший о верности Пушкина свободолюбивым идеям декабризма. Не случайно генерал Бенкендорф сразу же запросил Пушкина, почему он напечатал свое стихотворение "без предварительно­го испрошения на напечатание...высочайшего дозволения".

Таким образом, историческая обстановка и идейно-эстети­ческое содержание, лежащее в основе "Анчара", очевидны. Для того чтобы получить художественное выражение, оно дол­жно было облечься в форму конкретного человеческого пере­живания, передающего противоречие между общественным строем самодержавной России и противостоящими ей эстети­ческими идеалами свободы и гуманизма.

В конце XVIII и в первой четверти XIX века в европейской и в русской печати и художественной литературе появлялся ряд сведений о смертоносном дереве (Antiaria toxicaria) и о том, что его ядом намазывают оружие, рискуя жизнью при добыва­нии этого яда. В этом страшном контрасте — добывание смер­тоносного яда ценой человеческой жизни — Пушкин и нашел материал для раскрытия своего отношения к действительно­сти — предельно острую форму угнетения человека бесчеловеч­ной властью. В стихотворении говорится об анчаре, о владыке, о рабе, но было бы неверно трактовать их как самостоятельные образы. Все они выражают то целостное переживание, которое вызвано соотношением и осмыслением тех жизненных явлений, о которых говорится в стихотворении и которые сами по себе не имеют самостоятельного художественного значения. Сохра­нившиеся рукописи Пушкина позволяют шаг за шагом проследить самый процесс создания художественного образа в стихотворении "Анчар" (они опубликованы во 2-й части III тома Полного собрания сочинений Пушкина, изд-во АН СССР. От­метим попутно, что изучение черновых вариантов стихотворе­ния при работе над ним в классе чрезвычайно целесообразно с методической точки зрения). Прежде всего, Пушкин стремится дать наиболее драматическое описание анчара, посвящая ему пять, а в черновом варианте шесть строф (опущенная строфа):

"И тигр, в пустыню забежав,

В мученьях быстрых издыхает,

Паря над ней, орел стремглав,

Кружась, безжизненный опадает..."

Пушкин находит, отбрасывает, отыскивает все более резкие и напряженные детали, рисуя страшную картину смерти и ги­бели, которые окружают ядовитое дерево: "на почве мертвой, раскаленной", "могучий яд", "прах отравленный клубится", "пустыня смерти", "тигр ярый бьется". Но картина эта важна ему не сама по себе. Значение ее в том, что к страшному дере­ву идет человек. Возникает первый набросок: "Но человек ко древу яда..." И далее: "Но человек К Анчару страшному подходит". И сейчас же возникает следующая запись, та, в которой содержится весь идейный смысл стихотворения: "Но человека человек В пустыню -------- посылает".

Но почему мог человека человек послать к анчару? Начи­наются поиски следующей строки: "Послал к анчару властным словом", "Послал к анчару самовластно", "Послал к анчару равнодушно". И уже под конец находятся самые точные слова "Послал в пустыню властным взглядом", и строка приобре­тает окончательную форму: "Послал к анчару властным взгля­дом". Идейный смысл стихотворения выражен с предельной точностью. В характеристике раба у Пушкина были различные оттенки. Путь к анчару — это подвиг. В черновиках находим эпитет "смелый", строку: "И тот безумно в путь потек". По­является определение "верный раб". Но все это отбрасывает­ся — дело ведь не в смелости и не в верности раба, а в его послушности, т. е. в предельном подчинении его чужой воле, "властному взгляду" (даже не "властному слову"). Стихот­ворение построено на контрастах прежде всего в композици­онном отношении. Дерево смерти — и идущий к нему человек, раб и владыка. В восьмой строфе этот контраст выражен с наибольшей силой: "И умер бедный раб у ног Непобедимого владыки".

Казалось бы, стихотворение завершено, противоречие рас­крыто. Но Пушкин находит новый и еще более трагический по­ворот темы. Ради чего погиб бедный раб? Ради чего совершен его — хотя бы и подневольный — подвиг? И последняя строфа еще больше расширяет идейный смысл стихотворения. Смерть раба была нужна лишь для того, чтобы владыка "… гибель разослал К соседям в чуждые пределы".

Если анчар губителен для тех, кто идет к нему, то владыка рассылает эту гибель. Гуманистический пафос стихотворения здесь достигает особенной силы. Таким образом, композиция стихотворения основана на резких, непримиримых контрастах и противоречиях. Они передают, с одной стороны, тот накал общественной борьбы, который только что нашел свое выра­жение в восстании декабристов 1825 года, и в то же время в этих контрастах выражается характер лирического героя, смело и непримиримо обнажающего всю остроту общественных проти­воречий. Эта контрастность, поиски предельно острых и дра­матических выразительных средств определяют и лексику сти­хотворения. Чрезвычайно характерна в этом отношении стро­ка "И зелень мертвую ветвей", где соединены, казалось бы, непримиримые понятия. Характерны и варианты: "Яд каплет сквозь его кору Благоуханною смолою…" Или: "Случайно ль туча оросит Его листы дождем медвяным… Уж он стекает, ядовит".

Анчар "стоит — один во всей вселенной". Эпитеты и опреде­ления подчинены той же цели передачи драматичности и на­пряженности как самой ситуации, так и речи говорящего о ней лирического героя "грозный часовой", "жаждущие степи", "день гнева", "вихорь черный", "лист дремучий". Контрастна сама организация повествования. Контраст этот выражается в том, что повествователь, с одной стороны, говорит о предельно трагической ситуации: владыка посылает на смерть раба, что­бы ценой его гибели нести смерть другим людям, и в то же время сам повествователь не дает этому оценки, он только рас­сказывает о той трагедии, которая произошла около анчара. Его отношение к ней прорывается только в упоминании о бед­ном рабе, в горьком сопоставлении: "Человека человек..." — да еще, пожалуй, в подчеркнуто простом и в то же время скорб­ном рассказе о том, как умирал бедный раб. По латинской по­словице "Молчание — кричит", в этой суровой сдержанности лирического героя, контрастирующей с тем, о чем он расска­зывает, с особенной силой и обнаруживается его отношение к происходящему.

Таким образом, и композиция стихотворения, и его лекси­ка, и входящие в него описательные элементы (анчар, влады­ка, раб) — все это единая и целостная форма раскрытия со­стояния характера лирического героя, конкретизирующая его, превращающая в живое индивидуальное переживание, в кон­кретную картину духовной человеческой жизни, созданную средствами речи.

Большую роль в этой конкретизации играет ритмическая и звуковая организация стиха. Сама по себе ритмика не имеет непосредственного изобразительного значения, она только уси­ливает общую эмоциональную окраску речи. Но благодаря раз­личию стихотворных строк по количеству и месту ударений, по соотношению их с интонационно-синтаксической структурой строфы, по звуковой их организации и т.д. возникает возможность соотнесения строк, имеющих наиболее выразитель­ную смысловую и интонационную окраску, с теми или иными индивидуальными по своему ритмическому своеобразию обо­ротами. И в этом случае строка, особо значимая в смысловом отношении, приобретает наибольшую силу, заметность, выра­зительность.

Стихотворение написано четырехстопным ямбом, его рит­мическое своеобразие связано, прежде всего, с тем, как распо­ложены ударения в строке. Рассмотрим их распределение в "Анчаре". Композиционно стихотворение можно разделить на четыре части. Первые пять строф дают описание анчара. Пер­вая половина второй строфы, т.е. первая и вторая строки, вво­дят новое в течение стихотворения — приказ владыки, далее — вторая половина 6-й строфы и 7-я и 8-я строфы дают описание судьбы раба, последняя — 9-я строфа — говорит о царе. Пер­вая часть почти полностью выдержана ритмически на одно­родных строках: идет как бы перечисление свойств анчара, строфы однородны в интонационном отношении и не требуют, поэтому каких-либо существенных вариаций в движении ритма:

"В пустыне чахлой и скупой,

На почве, зноем раскаленной,

Анчар, как грозный часовой,

Стоит — один во всей вселенной.

Природа жаждущих степей

Его в день гнева породила

И зелень мёртвую ветвей

И корни ядом напоила".

Как видим, здесь все строки (за одним исключением) дают однородное расположение ударений: в каждой строке три ударения, ударение на 6-м слоге опущено. Это создает одно­родность ритмического движения, отвечающего интонацион­ной однородности текста: перечислению, так сказать, качеств анчара. Так же строятся следующие три строфы. Всего на 20 строк здесь приходится лишь три четырехударных строки и одна двухударная.

Одна четырехударная строка заканчивает первую строфу ("Стоит — один во всей вселенной", поддерживая завершаю­щую интонацию), другая — в четвертой строфе (она связана с переносом "И тигр нейдет — лишь вихорь черный"), третья — заканчивает все описание анчара ("стекает дождь в песок горючий").

Все они, таким образом, интонационно мотивированы, при­дают строкам, с которыми связаны, индивидуальное свое­образие, но в то же время, поскольку все окружающие строки несут по три ударения, они не выступают с особенной подчеркнутостью, что и не требуется ходом повествования, поскольку все оно строится в одном плане — описание анчара Что ка­сается одной двухударной строки третьей строфы ("И застывает ввечеру"), то она не связана с какими-либо смысловыми и интонационными оттенками фразы и поэтому не попадает, так сказать, в ритмическое поле зрения.

Звучание стиха резко меняется при переходе ко второй композиционной части. Здесь от описания анчара Пушкин пе­реходит к основному противоречию, к основному конфликту. Здесь — резкий интонационный подъем. Дважды повторяется слово "человек", но с совершенно различным вкладываемым в него смыслом. Здесь — центр трагедии, потрясшей лириче­ского героя. Как же звучит его голос? Пушкиным собраны здесь все средства звуковой выразительности. Повторение слов, естественно, является и повторением звуков, оно поддержано в следующей строке повторением во всех словах зву­ка "а" ("Послал к анчару властным взглядом"); такого под­черкнутого звукового повтора нет ни в одной другой строке стихотворения. Наконец, эта смысловая, интонационная зву­ковая выпуклость первых двух строк 6-й строфы поддержана и ритмически.

Пятая строфа, как мы помним, оканчивается завершаю­щей четырехударной строкой. А 6-я строфа начинается двухударной строкой, после которой снова следует четырехударная, причем все ударения приходятся на звук "а". Все это придает ей особенно своеобразный, индивидуальный харак­тер, благодаря чему эти самые важные в смысловом и эмо­циональном отношении строки звучат исключительно выра­зительно, опираются и на ритм, и на звук и поэтому придают интонации этих строк максимально драматический характер, отвечающий сущности самого переживания, в них облечен­ного, точнее — в них только и существующего. Характерно в этом отношении замечание Д. Д. Благого, что строка "Послал к анчару властным взглядом" является "единственной полноударной строкой во всем стихотворении". На самом деле таких строк шесть (в 1, 4, 5, 6 и 8-й строфах), но строка эта звучит с такой выразительностью благодаря сочетанию в ней всех звучащих элементов стиха с огромной смысловой и эмоциональной значимостью, что и определяет ее исключительный по силе выразительный харак­тер (а не только полноударность).

Третья часть — это история раба, и она имеет свою инто­национную и ритмическую концовку. Рассказ о нем снова идет на трехударных строчках, затем идет интонационный подъем, и ему отвечает четырехударная строка ("И умер бед­ный раб у ног"), за которой следует двухударная строка ("Непобедимого владыки"), завершающая строфу.

Перед нами опять-таки индивидуально звучащее ритмиче­ское построение, снова возникающее именно тогда, когда со­здается эмоциональная и интонационная основа для особенно значительного и выразительного произнесения строк. Един­ство всех этих элементов и определяет художественную силу я убедительность речи лирического героя — носителя пережи­вания.

Отметим попутно, что здесь мы лишний раз убеждаемся в том, что сам по себе тот или иной ритмический строй строки не имеет самостоятельного изобразительного значения, все дело здесь в отношении строк друг к другу, в их нарастании, контрастах, переходах и т.п., что и заставляет нас ощутить и единое движение ритма, и его своеобразие. Так, в 6-й строфе это своеобразие возникает благодаря переходу от двухударной строки к четырехударной, а в 8-й, наоборот, от четырехударной к двухударной; эти резкие переходы и осуществляют движение ритма, усиливающее движение смысла и эмоции стиха.

Такое же значение имеет распределение в стихе звуковых повторов. Сами по себе однородные звуки все время повто­ряются в речи, поскольку в русском языке всего 39 фонем, и они в тех или иных сочетаниях образуют значительно более 200 000 слов. Но в том случае, когда слово в силу тех или иных смысловых, эмоциональных, интонационных условий произносится с особенной значительностью, становится замет­ным и звуковой состав слова, и однородность звукового соста­ва нескольких слов позволяет это ощутить с особенной силой. Тем самым звуковые повторы становятся мощной опорой для интонации, помогают произнести слово с особенной вырази­тельностью, как мы это видели на примере строки "Послал к анчару властным взглядом"; здесь все время повторяются однородные звуки, и это позволяет произнести связанные ими слова с особенной значительностью. Сами же по себе те или иные звуки (как и ритмы) не имеют самостоятельного худо­жественного, изобразительного значения, важны опять-таки их отношения, связь их с ритмом, интонацией и т.п.

Поэтому вряд ли можно согласиться с Д. Д. Благим, видя­щим в повторении звука "а" передачу "ударов палкой или кнутом" (да и откуда эти удары, когда речь идет о "властном взгляде" — даже не слове, которого одного достаточно, чтобы послать человека на мучительную смерть), а в звуке "п" ("по­слушно в путь потек") изображение "тяжелого и трудного пути по пустыне". Также трудно принять соображения Д. Д. Благого о "звукообразе", т.е. о том, что звук "ч" вызы­вает у нас представление об анчаре и поэтому настойчиво по­вторяется. Количество "ч" в стихотворении не превышает обычной его встречаемости в языке (около 2%). В стихотво­рении Пушкина "Признание" мы находим строфу с "ч" в каж­дой строке:

"И ваши слезы в одиночку,

И речи в уголку вдвоем,

И путешествия в Опочку,

И фортепьяно вечерком…"

— хотя оснований для возникновения звукообраза, связанного с "ч", там вовсе нет.

Значение звуковых повторов состоит в том, что они со­здают опору для интонационного выделения наиболее эмоционально окрашенных слов, а самое качество звуков уже не имеет существенного значения.

В строках: "Принес — и ослабел и лег Под сводом шалаша на лыки…" — перед нами тот же звуковой повтор на "л", что и в строке "Послал к анчару"; интонационные функции этих повторов однородны, хотя смысловая окраска слов совсем иная.

Все эти наблюдения над построением стихотворения "Ан­чар" позволяют сделать некоторые общие выводы о структу­ре лирического стихотворения. Мы воспринимаем его, прежде всего как определенного типа речь, ярко эмоционально окра­шенную. Это выражается в том, что в ней на первый план выдвинуты именно те элементы речи, которые передают субъективно-оценочное, индивидуальное отношение говорящего к интересующим его сторонам жизни. Здесь, во-первых, играют роль звук, ритм, интонация, придающие лексике стихотворе­ния повышенно-эмоциональную окраску, и, во-вторых, все эти элементы речи внутренне связаны, образуют целостную вы­разительную систему речи.

Эта система речи обусловлена стоящим за ней переживанием, состоянием характера лирического героя, создает его целостный образ, т.е. живое изображение определенного мо­мента духовной человеческой жизни. Отдельные явления, предметы, с которыми связано это переживание, не являются самостоятельными художественными образами, они подчине­ны задаче раскрытия переживания (как в данном случае — анчар, раб, владыка и др.).

В свою очередь это переживание не является самоцелью художественного изображения, оно отражает и обобщает определенные общественные настроения, возникающие в определенной общественной обстановке (в данном случае вы­ражают идеи свободы и гуманизма после поражения декабристов). При этом конкретный материал, в котором развертывается данное переживание, может либо непосредственно воспроизводить черты окружающей поэта жизненной обстановки, либо рисовать условные или исторически отдаленные картины жизни (пример первого — стихотворение Лермонтова "Смерть поэта", пример второго — "Анчар").

 

 

Варианты проведения уроков литературы


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.014 сек.)