Весь мир - театр

В нем женщины, мужчины - все актеры, У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль...

В. Шекспир.

Любое развитое общество, как система, представляет собой слож­ную сеть взаимосвязанных и взаимопроникающих подсистем. Один и тот же человек одновременно участвует во многих из них, выпол­няя различные социальные функции, которые в настоящее время принято называть ролевыми. Приведем пример, в котором просили исследуемых составить автопортрет из 20 слов: «Я девушка, студен­тка, комсомолка, оптимистка, блондинка, застенчивая, правдивая, лентяйка, мечтательница, больше всего на свете люблю солнце, «анархистка», меланхолик-холерик, люблю путешествовать, не люб­лю, когда ругают, фантазерка, незлопамятна, ненавижу ложь и лице­мерие, вспыльчива, отходчива, иногда упряма».

В этом автопортрете опрашиваемая, наряду с биологическими свойствами и характерологическими особенностями, перечисляет также социальные функции или ролевые ипостаси (студентка, ком­сомолка). Здесь следует сказать, что ролевая функция возникает толь­ко тогда, когда есть с кем, перед кем и с какой целью ее играть. Не­возможна роль матери без детей, преподавателя без учеников, офи­цера без подчиненных, короля без подданных и т. д.

С возрастом, полученным образованием, инициативностью у лич­ности увеличивается количество ролевых функций, что отчетливо видно из следующего автопортрета: «Я человек, женщина, мать, жена, педагог, классный руководитель, инженер-механик, люблю турпохо­ды люблю море, эгоистка, сварлива, шатенка, весела, нервная, ус­тупчивая, люблю музыку, люблю в одежде спокойные тона, не люб­лю фальши, требовательна, люблю детей». Если в первом примере указывается только 2 социальные роли, то во втором - 5.

Представляет интерес воспоминание психолога А. В. Петровс­кого: «Будучи первоклассником, еще не зная, разумеется, что такое «роль»... я был потрясен, увидев мою учительницу в магазине. Мне казалось невероятным, что сама Елизавета Алексеевна, как все дру-

гие покупатели, стоит в очереди, что-то укладывает в авоську...Она осмысливалась мною лишь в одной единственной роли: поучающей, объясняющей, карающей «десницы». Роли «учительницы» и «поку­пательницы», совмещенные в одном человеке, казались противоес­тественным сочетанием»

Исторически понятие личности и роли начали складываться в античном мире. Первоначально термин «персона» обозначал маску (в русском языке «личина»), которую актер надевал в древнегречес­ком театре. Слово «роль» (лат. «rotula»), во французском языке пре­вратилось в «role», обозначающее деревянный цилиндр (ролик, сви­ток). На этот ролик наматывался пергамент, на котором было написа­но, что должен делать и говорить актер во время представления. Античный театр ничего не выдумал о масках и роля, а только в об­разной форме, освободив от второстепенных деталей, отразил сис­тему отношений и типы людей, занимающих то или другое положе­ние в рабовладельческом обществе. Г. Гейне утверждал, что театр -«это особый мир, отделенный от нас так же: как сцена от партера. Между театром и действительностью находится оркестр, музыка и тянется огненная полоса рампы. Действительность, миновав область звуков и переступив знаменательные огни рампы, является нам на сцене, преображенная поэзией».

Вот почему понятие роль и личность, воспринятые обществен­ным сознанием, довольно быстро сошли со сцены и шагнули в жизнь. Античный философ Платон говорил о «трагедии и комедии жизни», в которой люди играют роли, предуготовленные им богами или судь­бой.

Однако люди являются не только актерами, но и сценаристами всемирно-исторической драмы. В отличие от театральной - на исто­рической «сцене» звучит не отрепетированный, а подлинный смех, льются настоящие слезы и кровь, раздаются неподдельные вопли, люди веселятся или страдают, стонут, умирают и уже не поднимают­ся, чтобы выйти на авансцену под аплодисменты зрителей.

«Что такое творчество актера в узком техническом понимании его? Есть ли выбор в системе?» - спрашивал артист Певцов и отве­чал: «Это так субъективно, что я не могу вывести никакого правила или закона. Очень часто и очень много пишут об этом не актеры, а театроведы и критики. Их мысли скользят около этого вопроса. Ак­теры же приблизительно сходятся один с другим в главных мыслях.

9*

243

Но говори об этот очень мало, не только потому, что они не облада­ют достаточной литературной культурой, не умеют писать, но и в силу того, что творческая практика знакомит их с такими огромны­ми пластами и пространствами в этой области, что они не могут все это охватить и глубоко проанализировать. Да к тому же мы орудуем с такими областями человека в связи с общим ростом человеческих знаний, которые не вполне еще изучены. Но надо думать, что в свя­зи с общим ростом человеческих знаний, открытиям науки мы су­меем открыть способы точного управления своим психическим ап­паратом»

Если говорит о конце XIX и начале XX огромный вклад в станов­ление и развитие этого вида искусства внесли такие крупные деяте­ли театра, Как Михаил Щепкин, Коклен старший, Томазо Сальвини, Всеволод Мейерхольд, Евгений Вахтангов, Федор Шаляпин, Алек­сей Попов, Жан Вилар, Михаил Чехов, Алексей Дикий и, конечно же, Константин Сергеевич Станиславский.

Говоря о Станиславском следует сказать, что разрабатывая свой «метод физических действий», он использовал ряд положений из трудов И. П. Павлова о высшей нервной деятельности. Мимо Пав­лова не прошел и В. Э. Мейерхольд

В 1933 г. артист А. Э. Ашанин (Шидловский) при Всероссийском театральном обществе организовал лабораторию по изучению твор­чества актера, которую возглавили ученики Павлова Н. А. Подкопа-ев и В. И. Павлов.

В разное время интерес к сценическому искусству проявляли физиологи Л. А. Орбели, П. К. Анохин, Ю. П. Фролов, Э. Ш. Арапе-тян, П. В. Симонов, психологи В. С. Выгодский, А. Р. Лурия, П. М. Якобсон, режиссеры В. О. Топорков, А. Д. Дикой, Ю. А. Завадский, П. М. Ершов, Г. А. Товстоногов, О. Н. Ефремов и другие.

В последнее время запросы практики к проблемам ролевой игры привлекла внимание к себе не только артистов, режиссеров, физио­логов и психологов, но и многих специалистов различных сфер дель­ности (педагогику, медицину, управленческую психологию, воен­ное искусство, политологию, СМИ и т. д.).

В этом разделе мы рассмотрим психологию ролевой игры в ряде перечисленных сфер деятельности, на сцене и в эксперименте, ак­центуируя внимание на интуиции.

244

Глава XV. РОЛИ, КОТОРЫЕ МЫ ИГРАЕМ.

Люди - прирожденные актеры. Ролевые игры - это осязаемое проявление деятельности. Ролевые игры могут принимать различные формы, не ограничен­ные пространством, временем и целью.

Д. Киппер

Эта глава посвящена ролевой игре не в театре, а в различных фор­мах деятельности человека.

1. РОЛЬ

Нужно добросовестно играть свою роль, но при этом не забывать, что это всего-навсего роль, ко­торую нам поручили. Маску и внешний облик нельзя делать сущностью, чужое - своим.

М. Монтенъ.

Приняв на себя определенную роль, человек начинает действо­вать по заданной программе. Эта «заданность» в зависимости от структуры системы или подсистемы может быть зафиксирована в должностных инструкциях, уставах, семейных, сословных, нацио­нальных, классовых и других традициях. Иллюстрацией может слу­жить герой романа «Анна Каренина» Вронский, который руковод­ствовался неписаными правилами «света». «Правила эти несомнен­но определяли, что нужно заплатить шулеру, а портному не нужно, -что обманывать нельзя никого, но мужа можно, что нельзя прощать оскорблений, и можно оскорблять и т. д. Все эти правила могли быть неразумны, нехороши, но они были несомненны, и, исполняя их, Вронский чувствовал, что он спокоен и может высоко носить голо­ву».

Идя на работу мы одеваем соответственно своей социальной роли одежду, которая в ряде государственных институтов и профессий жестко регламентирована (форма военнослужащего, железнодорож­ника, милиционера и т. д.; одеяние судьи, священника и др.). В ряде случаев одежда определяется общественным эталоном. Например, вряд ли учительница на уроке появится в мини-юбке. Мало этого, мы не только экипируемся, бреемся, накладываем макияж, но и в соответствии с ролью «одеваем» нервно-мускульный «грим», при­даем осанку своему телу, а также настраиваем голос на определен­ную интонацию. А. С. Макаренко считал, что не может быть хоро­шим воспитателем и руководителем тот, кто не владеет мимикой,

245

кто не может придать своему лицу, интонации голоса необходимое для ситуации выражение: «Я сделался настоящим мастером только тогда, когда научился говорить «иди сюда» с 15 - 20 оттенками, ког­да научился давать 20 нюансов в постановке лица, фигуры, голо-са»(104).

Врачебная профессия имеет много общего с театральным искус­ством. Драматический конфликт «врач - болезнь» всегда примерно одинаков по сути. Обязанности драматурга делят между собой сама жизнь, создавшая конкретную ситуацию, и врач, ведущий диалог с больным. Именно от врача зависит придать этому диалогу ту или иную форму, определить его построение, подобрать единственно важные, необходимые в каждой данной ситуации слова и тон. В «За­писках врача» у В. В. Вересаева находим: «Везде, на каждом шагу, приходится быть актером; особенно это необходимо потому, что болезнь излечивается не только лекарствами и назначениями, но и дущой самого больного; его бодрая и верящая душа - громадная сила... Больной страшно нуждается в этой вере и чутко ловит в го­лосе врача всякую ноту колебания и сомнения. И я стал привыкать держаться при больном самоуверенно, делать назначения самым докторальным и безапелляционным тоном, хотя в душе в это время поднимались тысячи сомнений» (31).

Если кто-либо из читателей возьмет в руки руководство по пси­хиатрии, то найдет заболевание, которое носит название «ятрогения» (от греч. iatros - врач genno - порождаю). Слово врача может исце­лить больного. Но неосторожно сказанное, не понятое больным или неуместная шутка, оно может усугубить болезнь и даже убить Обыч­но лекцию об ятрогении для медиков я начинаю со следующего слу­чая.

И. И. Панаев вспоминает, как личный врач Пушкина доктор Спас­ский словом убил больного! «Доктор возвращался от умирающего Пушкина. Больной, к которому он приехал... произнес: «Скажите мне, есть какая-нибудь надежда, доктор? Могу ли я выздороветь?»

«Никакой, - ответил Спасский. - Да что ж такое? Все умрем ба­тюшка! Вот и Пушкин умирает. Слышите ли? Так уж нам с вами мож­но умереть!»

Больной со стоном опустил голову на подушку и умер в один деть и почти в один час с Пушкиным. В этом случае доктор, потеряв самообладание, нарушил врачебную заповедь: поп посеге! (не по­вреди!)» (5).

В своей книге «Внутренняя картина болезней и ятрогенные за­болевания» Р. А. Лурия приводит большое количество аналогичных

случаев. Приведем только одно наблюдение. У Больной Г. была об­наружена недостаточность сердечных клапанов. С таким заболева­нием люди доживают до глубокой старости. Профессор X., найдя что сердечная деятельность не внушает никаких опасений, шутя ска­зал: «Вы можете вообще не беспокоиться о своем сердце - раньше меня не умрете, а если умрем то вместе». На другой день консуль­тант скоропостижно скончался. Врач М., вызванный к больной на­шел ее в возбужденном состоянии. На все утешения врача больная отвечала: «знаю, что должна умереть, слова X. должны сбыться» На следующий день случился инсульт и ночью она умерла» (100). Не подлежит сомнению, что внезапная смерть была результатом не толь­ко психической травмы (смерть врача), но и теми словами, которые шутя произнес знаменитый профессор, которому безусловно и це­ликом доверяла эта женщина.

Американский врач Л. Досси приводит пример актерской игры. Пациент Д. был помещен в больницу с подозрением на рак. За шесть месяцев он потерял 50 фунтов. Он исхудал, ослаб, и по выражению Досси, на нем лежала печать смерти. Но врачей больше всего угне­тало другое: обследования, производившиеся постоянно, не пока­зывали признаков рака. Все анализы были абсолютно нормальными. Д. умирал, а врачи не имели понятия почему. Наконец Д. признался, что знает причину своего состояния. «Доктор, - сказал он, на мне порча». И рассказал, что некий его враг нанял шамана, тот украл прядь его волос и навел порчу. Шаман объявил, что теперь Д. обречен на смерть. Когда Д. узнал о наведенной на него порче и поверил в это, он перестал есть. В больницу он пришел умирать.

Лечащий врач, видя, что никакое обычное лечение не помогает, решил испытать последнее средство: обряд снятия порчи, хотя он не был мистиком. Ровно в полночь он срезал у пациента с головы прядь волос и сжег ее. Пока волосы горели, врач произнес. «Как го­рят в огне эти волосы, так сгорает порча в твоем теле. Но если ты хоть кому-нибудь расскажешь об этом, порча вернется к тебе!»

Д. взирал на церемонию с благовейным страхом. А самое глав­ное, он в нее поверил. На следующее утро он потребовал на завтрак тройную порцию на обед и ужин - вдвойне. Через несколько дней он покинул больницу здоровым человеком» (4).

Случаи внушенный смерти врачами, колдунами, шаманами, экст­расенсами - не единичны. Так же не единичны случаи, когда исцеля­ющая вера возвращала к жизни больных.

Одной из особенностей лжи является то, что человеку необхо­димо затормаживать истинные мысли, которые уже зафиксировались

в «корковых» моделях, и параллельно сформировать «обманные», ко­торые высказываются вслух. Что бы разоблачить преступника во вре­мя допросов от следователя требуется искусство вести игру при про­ведении допросов, отслеживая эмоциональные реакции подозрева­емых. Совсем не случайно на допросе свет направлен на лицо доп­рашиваемого.

В «Преступлении и наказании» Ф. М. Достоевский очень ярко демонстрирует артистическую игру следователя Порфирия Петро­вича во время диалогов с Раскольниковым. Все реплики и вопросы, подхватывание и трактовка Порфирием слов Родион, да и само по­ведение его (смеется ли он или, напротив, становится серьезным, садится ли он рядом с подозреваемым или ходит по комнате взад и вперед, обсуждает ли идеи статьи бывшего студента и т.д.) - все это игра, причем, с перевоплощением: «Эй, послушайте старика, серь­езно говорю, Родион Романович (говоря это, едва ли тридцатипяти­летний Порфирий Петрович действительно как будто вдруг весь со­старился: даже голос его изменился, и как-то весь он скрючился), -к тому же я человек откровенный-с».

О своих артистических способностях, об умении притворяться Порфирий Петрович признается при первом же допросе: «- В самом деле вы такой притворщик? - спросил небрежно Раскольников. - А вы думали, нет? Подождите, я вас проведу - ха-ха-ха!»

Произнося двусмысленные слова, следователь ведет себя при этом казалось бы совершенно добродушно, что не дает возможнос­ти Раскольникову до конца понять скрытый смысл его слов. Он по­стоянно держит подследственного в эмоциональном напряжении в результате того, что тот до конца не уверен: предупреждает ли его он, что «западня захлопнулась» или же это безобидные «отеческие» поучения: «Мысли кружились как вихрь в голове Раскольникова..-Ну, бейте прямо, а не играйте, как кошка с мышью... А что, если мне так только кажется?.. Может быть, это все без намерения? Все слова их обыкновенные, но что-то в них есть...Почему он сказал прямо «у ней?» Подмигнул мне давеча Порфирий аль нет? Верно, вздор; для чего бы подмигивать... Или все мираж, или знают!..»

Зорко отслеживая реакции Родиона, следователь как бы откро­венно говорит, что его задача постоянно держать подозреваемого в состоянии информационной неопределенности: «Да оставь я ино­го-то господина совсем одного: не бери я его и не беспокой, но чтоб знал он каждый час и каждую минуту, или по крайней мере подозре­вал, что я все знаю, всю подноготную, и денно и нощно слежу за

248

ним, неусыпно сторожу, и будь он у меня сознательно под вечным подозрением и страхом, так ведь, ей-богу, закружиться, право-с, сам придет, да, пожалуй, еще и наделает чего-нибудь, что уже не дважды два походить будет, так сказать, математический вид будет иметь, -оно и приятно-с».

Замечательный мастер своего дела, умный и тонкий аналитик человеческих душ, блестящий диалектик, артист, разгадавший тай­ну Раскольникова по самым незначительным, я бы сказал по психо­логическим уликам, шаг за шагом вынуждает убийцу к саморазобла­чению, которое происходит в состоянии аффекта:

«- Лжешь, ничего не будет! Зови людей! Ты знал, что я болен, и раздражить меня хотел, до бешенства, чтоб я себя выдал, вот твоя цель! Нет, ты фактов подавай! Я все понял! Нет у тебя фактов нет, у тебя одни только дрянные ничтожные догадки,.. Ты знал мой харак­тер, до исступления меня довести хотел, а потом и огорошил вдруг, попами да депутатами... Ты их ждешь? А? Чего ждешь? Подавай».

В работе «Достоевский как криминалист» известный русский юрист А. Ф. Кони писал: «Душевные переживания Раскольникова в связи с глубоко продуманными приемами судебного следователя Порфирия Петровича изображены Достоевским с такой поучитель­ной реальностью, что Бернар де Глайо (председатель парижского апелляционного суда - В. Л.) в своей книге «Les passions criminelles» и известный французский криминалист-практик Атален постоянно ссылаются на них, а последний даже заключает свои лекции слова­ми: «Surtout, messieurs, lisez Dostoyevski»(74).

Исполнение роли зависит от занимаемой личностью позиции и ответственного отношения к налагаемыми обязанностями, от тео­ретической и практической подготовленности, способностей, то есть от индивидуальных особенностей. Отношение личности к своей роли может быть положительным, отрицательным или индифферен­тным. При положительном отношении человек воспринимает свою роль как личное призвание, как реализацию собственных интересов. В этом случае можно наблюдать максимальную активность и удов­летворенность своей деятельностью.

Примером может служить сопоставления великого реформатора - Петра Первого и царя Федора. Федор, согласно историческим ис­точникам, был умственно недоразвитым человеком. Этот дефект царя, по сану всесильного, находил свое отражение в нерешитель­ности, боязливости, не способности предвидеть развитие событий, внушаемости, что обусловило его зависимость от умного власто-

249

любивого шурина - Бориса Годунова. В сатирической «Истории Го­сударства Российского» у А. К. Толстого находим меткую характе­ристику:

Затем царить стал Федор,

Отцу живой контраст,

Был разумом не бодр,

Трезвонить был горазд.

К людям, хорошо выполняющим свои ролевые функции, соци­альное окружение относится одобрительно. Их хвалят, награждают и т. д. Нередко именно стремление «оправдать надежды», «не обма­нуть ожидания», заслужить одобрение становится сильным внутрен­ним мотивом, помогающим человеку успешно выполнять возложен­ные на него обязанности. Причем в качестве контролеров, следя­щих за выполнением роли в соответствии с традициями или долж­ностными инструкциями, являются руководители, партнеры по со­вместной работе, общественной деятельности, совместной жизни. Если поведение человека расходится с представлениями социаль­ного окружения, если он плохо выполняет социальную роль, к нему применяются санкции (насмешка, порицание и наказание).

Возвращаясь к роману Л. Н Толстого, можно увидеть, что счаст­ливая жизнь Вронского и Анны закончилась после того, как они на­рушили светские правила игры. К самоубийству же общественное мнение толкнуло героиню тогда, когда она вообще вышла из «роли» жены высокопоставленного чиновника.

Заметим, что когда пишется характеристика, то на первом месте указывается как человек выполняет социальные роли (хороший ин­женер, семьянин, уделяет внимание общественной работе и т. д.). На втором - психологические особенности, а биологические -, как правило, не указываются.

Рождаясь, ребенок попадает в определенную социальную среду, где люди находятся в определенных связях, в основе которых лежат семейные, групповые и экономические отношения. Освоение со­циальных функций детьми начинается с того момента, когда они начинают играть в игрушки, а затем в ролевые игры.

«Присмотритесь и прислушайтесь, - писал в 1867 г. К. Д. Ушинс-кий, - как обращается девочка со своими куклами, мальчик со свои­ми солдатиками и лошадками, и вы увидите в фантазиях ребенка от­ражение действий, окружающей его жизни отражение, часто отры­вочное, странное, подобное тому, как отражается комната в гране­ном хрусталике, но тем поражающее достоверностью своих потреб

250

ностей. У одной девочки кукла стряпает, шьет, моет и гладит; у дру­гой величается на диване, принимает гостей, спешит в театр или на раут; у третьей бьет людей, заводит копилку, считает деньги. Нам случалось видеть мальчиков, у которых пряничные человечки «по­лучали чины и брали взятки»

Вот одно из любопытных наблюдений: «Раннее утро. В садик пришли пока двое: Дима и Галя.

- Дима, -обращаясь к Гале,- давай играть. Ты будешь мама, а я папа

- Давай, - соглашается девочка.

- Ты обед готовишь, а я как будто пьяный пришел. Смотри, вот так иду и брякаюсь на кровать...

- Нет, - тянет девочка, - так не бывает. Надо разуться у порога, я же иолы помыла.

- Ничего не надо, ты сама с меня туфли стащишь, а потом пой­дешь и заплачешь...»

За этой, казалось бы, забавной картинкой, стоит система отноше­ний родителей в различных семьях.

А. С. Макаренко считал, что игра обязательно должна присутство­вать в любом детском коллективе. Он бы убежден, что детский кол­лектив не играющий не будет настоящим детским коллективом. Игра должна заключаться не только в том, что мальчик бегает и по пло­щадке и играет в футбол, а в том, что каждую минуту своей жизни он немного играет, он приближается к какой-то лишь ступеньке вооб­ражения, фантазии, он что-то из себя немного изображает, о чем-то более высоким себя чувствует, играя. Воображение развивается толь­ко в коллективе, обязательно играющем.

«Природа берет свое» - нередко можно услышать от взрослых, когда они наблюдают играющих с куклой маленькую девочку или мальчика, забивающего молотком гвозди. Так ли, что достаточно родиться мальчиком или девочкой и само собой появится мужской или женский тип поведения?

Этнограф М. Мид обнаружил на одном из островов Тихого океа­на племя туземцев, жившее совершенно изолированно от остально­го мира. Быт этого племени оказался весьма своеобразным: напри­мер, ни дети ни взрослые не знали кукол. Привезенные этнографе?*! и розданные ребятам куклы в равной степени заинтересовали и де­вочек и мальчиков. Они начали с ними играть так же, как играют в куклы девочки всех народов мира.

Логично было бы подумать, что в девочках заговорил биологи­ческий инстинкт материнства, а мальчики временно увлеклись иг-

рой в куклы из подражания девочкам. Действительно у половины детей увлечение куклами было временным, и вскоре они перестали играть. У другой половины интерес не проходил, а напротив усили­вался, и дети придумывали все новые и новые игры с куклами. Но вопреки, казалось бы, логике быстро охладели к куклам... девочки, в то время как мальчики продолжали играть с ними.

Своеобразие быта этих островитян состояло, между прочим, и в том, что главная забота по уходу за детьми и их воспитание обычаем возлагалось на более свободных мужчин, в то время как женщины всегда были заняты добыванием и приготовлением пищи.

Бывают случаи, когда при рождении в силу некоторых незначи­тельных анатомических аномалий путают пол ребенка. Мальчика, например, нарекают Машей. Но вот в переходном возрасте у «Маши» появляется бас и начинают расти усы и борода. В результате неболь­шой хирургической операции удается, как говориться» «все поста­вить на свое место». Человек реабилитирован в своей принадлеж­ности к «сильному полу».

Но вот что удивительно. Человек, рожденный мужчиной, но вос­питанный как женщина, настолько сросся с моделью женского по­ведения, что овладеть мужским типом ему не всегда удается полно­стью. Наблюдения за детьми с ошибочно воспринятой принадлеж­ностью к полу говорят о том, что биологически человек рождается бисексуальным, а психологически - нейтральным. Только в процес­се воспитания ребенок овладевает одной из двух моделью поведе­ния. Не осознавая воспитательного воздействия, родители для сво­их детей покупают «мальчишечьи» и «девчоношные» игрушки. «Не реви, ты не девчонка!», «дерутся только мальчишки!» - вот нередко употребляемые фразы, которые затормаживают у детей отклонения в сторону от модели мужского или женского поведения.

В этом случае проявилась общая, но не всегда так отчетливо ви­димая закономерность. Общественные условия более существенно определяют интересы, чувства и деятельность человека, чем его биологические особенности.

В последние годы неуклонно нарастает количество разводов. Одной из причин оказались конфликты, вызванные неоднозначным пониманием ролевых функций мужа и жены в начале супружеской жизни (первый кризисный период брака). Как выяснилось, для мно­гих конфликтующих эталоном служили родители.

Опрос 150 ребят в возрасте 5-7 лет в Германии дал следующие результаты: 86% опрошенных ответили, что приготовление пищи -

252

дело матери, а чтение книг, по мнению 82% ребят - это привилегия отца. Делать покупки 83% относят к обязанностям матери, а читать газеты 82% считают делом отца. Сложилось убеждение у 100% де­тей, что стирка белья^ - дело матери. Пить пиво и курить дело отца -так полают 80% малышей.

В одном исследовании было опрошено 100 разведенных и 100 пар, сохранивших супружеские отношения. Разница между оценкой совпадения представлений о ролевых функциях супругов у разве­денных пар в четыре раза превосходила разницу между оценками пар состоящих в браке. Те, кому удалось сохранить супружеские узы, имели не только большое сходство в представления о взаимоотно­шениях в браке, но и умели находить компромиссы при возникнове­нии расхождений во взглядах

В любом классовом обществе, как считал К. Маркс, производ­ственные отношения носят безличный характер. Это не отношения одного индивида к другому, а отношения рабочего к работодателю, крестьянина к земельному собственнику и т. д. Они находят отраже­ние в идеологии, культуре, воплощаются в нравственных оценках и правовых нормах. Ни отдельный человек, ни конкретное поколение как таковое, не создает этой сложной системы, а застают как нечто данное. И возможность стать человеку рабочим, банкиром, рантье и т. д. часто не зависит от него. Вот почему общественные науки (по­литическая экономия, социология и др.) абстрагируются от индиви­дуальных особенностей людей, а последние выступают лишь как носитель определенных классовых отношений. Из этого не следует, что рантье или капиталист перестают быть личностями. Маркс под­черкивал, что их личность обусловлена и определена вполне конк­ретными классовыми отношениями, и данное различие выступает лишь в их противоположности к другому классу, а для них самих обнаруживается лишь тогда, когда они обанкротились.

Из этого рассуждения следует, что свойства человека как лично­сти не исчерпываются ролевой функцией, но последняя является их существенной детерминантой. Мы можем наблюдать, особенно на мелких предприятиях, когда система отношений между рабочим и работодателем носит дружеский характер. Однако, какие бы иллю­зии не питали они, их отношения находятся в зависимости от клас­совых отношений. Иллюстрацией может служить наблюдение пси­хиатра Дж. Фурста

Речь идет о владельце небольшой фабрики, который хорошо знал каждого своего рабочего. Он дружил с ними и каждому давал при-

253

личный заработок. В период депрессии, оказавшись перед фактом уменьшения прибыли, он был вынужден уволить некоторых рабо­чих, хотя знал, что им будет нелегко найти новую работу. Затем он уменьшил оклады у оставшихся друзей. В результате этих действий он был вовлечен в конфликт с бывшими друзьями, которые объяви­ли забастовку. Чтобы сохранить свое положение в деловом мире, поддержать уровень жизни семьи и сохранить фабрику, в которой были сосредоточены его многолетние усилия и интересы, он был вынужден вступить в непримиримую борьбу и сорвать забастовку. В конечном итоге он ожесточился к людям, которые нравились ему раньше (176).

Из всего сказанного нетрудно увидеть, что социальная роль - это не что иное, как заданная программа действий человека, занявшего определенное место в структуре группы (коллектива), входящей в тот или другой слой общества.

Поиск по сайту: