АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

ЛЕКЦИЯ I 7 страница

Читайте также:
  1. ALTERED STATES OF CONSCIOUSNESS PSYHOSEMANTICS 1 страница
  2. ALTERED STATES OF CONSCIOUSNESS PSYHOSEMANTICS 2 страница
  3. ALTERED STATES OF CONSCIOUSNESS PSYHOSEMANTICS 3 страница
  4. ALTERED STATES OF CONSCIOUSNESS PSYHOSEMANTICS 4 страница
  5. ALTERED STATES OF CONSCIOUSNESS PSYHOSEMANTICS 5 страница
  6. ALTERED STATES OF CONSCIOUSNESS PSYHOSEMANTICS 6 страница
  7. ALTERED STATES OF CONSCIOUSNESS PSYHOSEMANTICS 7 страница
  8. ALTERED STATES OF CONSCIOUSNESS PSYHOSEMANTICS 8 страница
  9. Annotation 1 страница
  10. Annotation 2 страница
  11. Annotation 3 страница
  12. Annotation 4 страница

Основные проблемы, которыми занят Институт, слагаются из следующих разделов. В развитие и в продолжение работ, начатых при жизни И.П. Павлова, в плане Института стоят вопросы о соотношении процессов торможения и возбуждения в коре больших полушарий головного мозга, типы нервной системы, свойства анализаторов, сравнительная физиология условных рефлексов, вопросы о рецепторной функции животного организма, и т.д. В проблематику Сектора эволюционной физиологии включены исследования, касающиеся роли автономной нервной системы в регуляции функционального состояния органов и тканей, темы, анализирующие регенеративную потенцию нервной системы, вопросы о химической природе передачи нервного импульса, вопрос об эволюции локомоторного акта, изучение фило- и онтогенетической эволюции крови, изучение водно-солевого обмена и т.д.

Все эти разделы интенсивно разрабатываются сотрудниками Института. Результаты работ Института были освещены на совещании по биологическим проблемам и по проблемам высшей нервной деятельности в феврале 1937 г. и в ряде докладов сотрудников Института на Всесоюзном съезде физиологов в октябре 1937 г.

Таким образом, возникший в результате слияния двух школ Институт в настоящем своем виде представляет организацию, для которой созданы все необходимые условия, чтобы поддерживать знамя советской физиологии, так высоко поднятое покойным И.П. Павловым.

Основную свою задачу Институт видит в том, чтобы создать не только механическое объединение в одном учреждении работы различных групп Павловской школы, но обеспечить возможный синтез течений, выросших из основных установок Ивана Петровича. Действительно, учение Ивана Петровича о высшей нервной деятельности, по его представлению, должно было явиться той объективной физиологической канвой, на которую когда-то в будущем придется разложить все многообразие сложного субъективного мира человека. Иван Петрович сумел до деталей и во всей широте охватить объективным изучением высшую нервную деятельность собаки. Он сделал первый шаг в деле изучения высшей нервной деятельности обезьяны и человека. Нам он завещал отыскание путей для изучения того специального и более сложного, что отличает деятельность человеческого мозга от мозга лабораторных животных, в первую очередь речевой функции и пользования высшими сигнальными системами. Нам он оставил трудную задачу сопоставления объективного и субъективного материала и создания единого материалистического учения о мозговой деятельности человека, учения, в котором не было бы существующего еще ныне разрыва между физиологией и психологией. Создав учение о типах нервной системы, Иван Петрович оставил нам интереснейшую проблему выяснения интимных причин этого различия типов. Все эти проблемы могут быть разрешены лишь путем объединения работы всех сил и течений, которые влились теперь в Физиологический институт им. И.П. Павлова, чтобы про­должить и развить начатое им великое научное дело.

Рост и развитие Института неразрывно связаны с бурным развитием нашей страны за 20 лет существования Советской власти. Благодаря заботам партии и правительства, Институт обладает огромными материальными возможностями. Дело чести сотрудников – дать социалистической родине высокие по качеству исследования в области физиологии. К этому обязывают высокое звание советского ученого и имя акад. И.П. Павлова, которое украшает фронтон здания Физиологического института Академии Наук СССР.


 

И.П. ПАВЛОВ И ЕГО НАСЛЕДСТВО [14]

Я позволил себе взять слово, чтобы напомнить вам в общих чертах о личности ушедшего два года тому назад Ивана Петровича Павлова и сказать еще несколько слов о том, как мы сейчас развиваем и собираемся развивать дальше его научное наследие. Это является необходимым ввиду того, что после смерти Ивана Петровича Станция осталась не вполне законченной, не вполне организованной. Естественно было стремление всех сотрудников Ивана Петровича приложить старания к тому, чтобы наилучшим образом организовать эту Станцию и наилучшим образом обеспечить дальнейшее развитие тех научных начинаний, которые оставил нам Иван Петрович.

Естественно, что при всякой реорганизации, в особенности когда уходит такой исключительный человек, каким был Иван Петрович, возникает много предположений относительно того, как лучше продолжать его дело. Это – не очень простой вопрос. Конечно, каждому кажется, что он может представить наилучший план, наилучший способ разработки наследия, оставшегося от великого человека. Естественно, что планы и предположения отдельных людей скрещиваются, иногда совпадают, иногда расходятся, возникают различные мнения, различные течения, но, в конце концов, вырабатывается какое-то общее течение, к которому все примыкают и по которому все начинают дружно работать.

Мы в течение двух лет переживали этот реорганизационный период, период новых установок, которые, естественно, могли вызвать недовольство, ропот у отдельных товарищей, сомнения, правильна ли та линия, которая ведется, делается ли то, что нужно, не делается ли ошибок, не старается ли кто-то отойти от руководящей линии, не сходят ли с тех основных позиций, которые были продиктованы Иваном Петровичем, и не происходит ли затемнение идей Ивана Петровича чем-то чуждым.

Я хотел бы начать с воспоминаний об Иване Петровиче и остановиться на особенностях его личного характера и его научных установках.

Я захватил кратенькую автобиографию Ивана Петровича, т.е. жизнеописание, написанное им самим давно, в 1904 г., когда исполнилось 25 лет со дня окончания им курса Военно-медицинской академии. Ряд врачей выпуска Ивана Петровича решил составить общую книжечку, в которой каждый дал свое жизнеописание, так что все могли прочесть жизнеописание остальных товарищей по выпуску.

В этом коротеньком жизнеописании, которое занимает всего две страницы, Иван Петрович дал несколько замечательных фраз, о которых стоит поговорить, в особенности для молодых научных сотрудников, еще только приступающих к работе. У нас таких начинающих научных работников здесь сейчас много, и эти слова Ивана Петровича, мне кажется, могут послужить путеводной нитью в их дальнейшей работе.

Вот какие моменты подчеркивает в своем жизнеописании Иван Петрович. Он пишет: «Родился я в Рязани в 1849 г., в семье священника. Среднее образование получил в местной Духовной семинарии. Вспоминаю ее с благодарностью. У нас было несколько отличных учителей, а один из них – высокий, идеальный тип, священник Феофилакт Антонович Орлов. Вообще, в семинарии того времени (не знаю, что потом) было то, чего так недоставало печальной памяти толстовским гимназиям (и теперешним, кажется, тоже), – возможность следовать индивидуальным умственным влечениям. Можно было быть плохим по одному предмету и выдвигаться по другому – и это не только не угрожало вам какими-либо неприятностями до увольнения включительно, а даже привлекало к вам особенное внимание: не талант ли?».

Иван Петрович даже в преклонном возрасте сохранил чувство благодарности к той школе, которая его воспитала, и дал ей своеобразную оригинальную оценку. Он противопоставляет свою духовную семинарию казенной классической гимназии, в которой проводился принцип нивелирования, стрижки учеников под одну гребенку и предъявления равных требований ко всем. В школе, где учился Иван Петрович, он отмечает интересную черту – выделение тех, кто проявлял интерес к какому-либо предмету, какую-то индивидуальную черту. Именно уловить этот интерес у каждого мы ставим коренной задачей всей профессуры при подготовке молодых научных кадров. В ближайшие дни, не далее как завтра, мне придется выступать на собрании молодых научных работников, где будет обсуждаться вопрос о способах и размерах подготовки научных кадров, мне придется коснуться вопроса, как готовить аспирантов, молодых научных работников, стричь ли их всех под одну гребенку или давать выход индивидуальным качествам отдельного человека. Иван Петрович здесь подчеркивает важность оценки и оттенения отдельных индивидуальных качеств, чтобы дать возможность таланту вырасти, а не заглохнуть под давлением равномерных, нивелирующих, сглаживающих требований, какого-то стандарта.

Что дальше интересного в этом жизнеописании? Иван Петрович пишет:

«Под влиянием литературы 60-х годов, в особенности Писарева, наши умственные интересы обратились в сторону естествознания, и многие из нас – в числе этих и я – решили изучать в Университете естественные науки. В 1870 г. я поступил в число студентов Петербургского университета, на «естественное отделение Физико-математического факультета».

Это – интересный момент. В семинарии Ивана Петровича готовили к тому, чтобы он стал священником, чтобы он занялся вопросами религии, а под влиянием литературы того времени происходит такая резкая переустановка, что большая часть воспитанников духовной семинарии, в том числе Иван Петрович, стремится к изучению естествознания. Мы видим, что Иван Петрович правильно выбрал путь: он оказался настолько сильным, что, несмотря на стремление готовить его к какой-то определенной профессии, он пошел по той дороге, которую ему диктовали его воля, его разум, его оценка собственных сил. Это – черта, характеризующая Ивана Петровича с самой лучшей стороны. Очевидно, в семинарии у него образовался определенный склад характера, который не позволил ему идти по случайно намеченному пути духовного образования, и мы видим, что в течение всей дальнейшей жизни Иван Петрович не только изучает естествознание, но и проводит от начала до конца строгую материалистическую линию и, в конце концов, завершает свою работу созданием грандиознейшего учения об условных рефлексах, ради которого и создана данная Биологическая станция.

Дальше Иван Петрович отмечает некоторые черты своей работы в Университете:

«Это было время блестящего состояния факультета. Мы имели ряд профессоров с огромным научным авторитетом и выдающимся лекторским талантом. Я избрал главною специальностью физиологию животных и добавочной – химию. Огромное впечатление на всех нас, физиологов, производил проф. Илья Фаддеевич Цион. Мы были прямо поражены его мастерски простым изложением самых сложных физиологических вопросов и его поистине артистическою способностью ставить опыты. Такой учитель не забывается всю жизнь. Под его руководством я делал мою первую физиологическую работу.

«Получив кандидата естественных наук, в 1875 г. поступил нa 3-й курс Медико-хирургической академии, не с целью сделаться врачом, а с тем, чтобы впоследствии, имея степень доктора медицины, быть вправе занять кафедру физиологии. Впрочем, справедливость требует прибавить, что этот план представлялся тогда мечтою, потому что о собственном профессорстве думалось как о чем-то необычайном, невероятном».

Вы помните, что позже в своем обращении к молодежи Иван Петрович подчеркивает два момента: с одной стороны, последовательность в работе, значит, необходимость руководствоваться каким-то определенным планом и шаг за шагом строить свою работу, свою деятельность. Вы и видите этот момент: «Получив кандидата естественных наук и желая заняться физиологией», Иван Петрович поступает на медицинский факультет, чтобы обеспечить лучшие условия занятия физиологией и возможность получения кафедры. Совершенно продуманная, планомерная работа! Но вместе с тем отмечается и вторая черта – скромность, и об этой скромности говорит следующее: «о собственном профессорстве думалось как о чем-то необычайном, невероятном».

Этот гениальный человек, который сумел покорить умы всего мира, в молодом возрасте, начиная свою карьеру, думал: о профессорстве как о чем-то необычайном! А мало ли мы встречаем людей, которые, ничего еще не сделав, уже локтями выталкивают своих товарищей и соседей, чтобы обеспечить себе место в будущем? Такие примеры, к сожалению, еще попадаются! А пример Ивана Петровича может помочь при воспитании этих безудержных карьеристов.

«Переходя в Академию, я должен был быть ассистентом у проф. Циона (читавшего также физиологию и в Академии) на место собиравшегося за границу прежнего ассистента С.И. Чернова. Но произошла дикая история: талантливейший физиолог, благодаря скверным влияниям, был изгнан студентами из Академии. Я пристроился потом как помощник, у проф. К.Н. Устимовича, читавшего физиологию в тогдашнем Ветеринарном институте. По уходе его из Института, кажется в 1878 г., я попал в лабораторию при клинике проф. Боткина, где пробыл многие годы, состоя по окончании курса в 1879 г. в Институте врачей для усовершенствования и потом по возвращении из 2-летней заграничной командировки вплоть до получения профессуры. Несмотря на нечто неблагоприятное, что было в этой лаборатории, – главное, конечно, скудость средств, – я считаю время, здесь проведенное, очень полезным для моего научного будущего. Первое дело – полная самостоятельность и затем возможность вполне отдаться лабораторному делу (в клинике я не имел никаких обязанностей). Я работал тут, не разбирая, что мое, что чужое. По месяцам и годам весь мой лабораторный труд уходил на участие в работах других».

Вот опять важный момент! Иван Петрович по окончании курса получает положение, соответствующее теперешнему аспиранту, и вместе с тем идет не на официальную кафедру физиологии, а в лабораторию при клинике и начинает работать в качестве руководителя. Это свидетельствует о многом. 1) Очевидно, Иван Петрович проявил себя настолько талантливым и знающим человеком, что ему поручили создание и руководство лабораторией при клинике. 2) Иван Петрович в течение трех лет сумел руководить работой целого ряда сотрудников Боткинской клиники и сделал так много, что удостоился получить заграничную командировку, а получить ее было не так легко. 3) Что особенно важно, так это его фраза: «Я работал тут, не разбирая, что мое, что чужое». К сожалению, у нас есть обратная тенденция, есть товарищи, которые тоже не любят разбирать, что мое, что чужое, но в обратном значении, т.е. требуют, чтобы их обслуживали, а сами не хотят что-либо делать для другого. Этот момент чрезвычайно важен для воспитания молодых кадров. Мы сплошь и рядом наталкиваемся на различные типы научных работников. Когда пропускаешь сквозь свои руки большое количество питомцев (я лично пропустил несколько десятков молодых работников), то видишь, как разно люди относятся к делу. Есть люди, которые по примеру Ивана Петровича готовы весь свой труд, все свои силы отдать на то, чтобы обслужить других и принять участие в общей жизни лаборатории или учреждения, в которых они работают, в таком размере, с таким энтузиазмом, с таким азартом, что диву даешься, как этот человек может все свое отдавать в общий котел. Но попадаются и такие, которые сидят, сложа руки, и только требуют, чтобы их обслуживали. Старший должен обслуживать их, потому что он – руководитель, младший, потому что он – наемный работник, товарищи должны обслуживать из товарищеских чувств; если же требуют помощи от него, то он говорит: «Я занят, у меня важная работа, я не могу отойти». Что же является более правильным, более выгодным? Иван Петрович говорил, что в течение ряда лет он отдавал свои силы обслуживанию других. Какие же результаты он получил? Об этом говорит имя Ивана Петровича и та. слава, которой он достиг. Вы видите, что, отдавая свои силы служению другим, он достиг таких результатов, каких не добился, может быть, ни один ученый в нашей стране. Это – хороший пример для молодых научных работников.

«Но при этом постоянно имелась и личная выгода, – пишет дальше Иван Петрович, – я все более практиковался в физиологическом мышлении в широком смысле слова и в лабораторной технике. Ко всему этому – всегда интересные и поучительные (но, к сожалению, очень, очень редкие) беседы с Сергеем Петровичем Боткиным».

Это отдавание всех своих сил на обслуживание других представляет и личную выгоду, потому что человек на этом практиковался в физиологическом мышлении и не в каком-нибудь суженном физиологическом, а в широком смысле этого слова.

«Тут я сделал свою диссертацию о сердечных нервах; тут же, главным образом по возвращении из-за границы, я начал работы по пищеварению, давшие мне впоследствии порядочную известность за границей. И то и другое было задумано мною совершенно самостоятельно».

Опять-таки черта, характеризующая Ивана Петровича. На протяжении 10 строк он два раза подчеркивает, что его интересовала самостоятельность в работе, возможность проявить свою собственную инициативу, а не работа по указке.

Это же он подчеркнул выше в рассказе о семинарии, где оценивали самостоятельность работы, работу в каком-нибудь определенном направлении. Это тоже поучительная фраза для молодых научных работников, многие из которых считают, что до того времени, пока не вписали им в план ту или иную тему, они не обязаны что-либо делать.

«Заграничное путешествие дорого было для меня главным образом тем, что познакомило меня с типом ученых работников, каковы Гейденгайн и Людвиг, всю жизнь, все радости и горе ее положивших в науке и ни в чем другом».

Иван Петрович из крупных работников выдвигает двух: Гейденгайна и Людвига, которые по своему складу очень близко подходят к Ивану Петровичу, которые всю жизнь, все радости и горе положили в науке и ни в чем другом.

«Вплоть до профессуры, в 1890 г., уже женатому и имевшему сына, в денежном отношении постоянно приходилось очень туго. Но благодаря товарищеской помощи во всяких видах и увлечению физиологией, не скажу, чтобы это очень омрачало мою жизнь».

Человек был способен мириться со стесненным материальным положением, с тем, что семья существовала впроголодь, ради того, чтобы заниматься наукой, и в этих занятиях наукой находил утешение и нисколько не горевал о том, что жил впроголодь.

Надо сказать, что наша научная молодежь резко отличается от молодых работников за границей. Мне приходилось бывать в лабораториях почти всех европейских стран и во многих американских, и везде я слышал одно и то же,, а именно жалобы на то, что трудно набрать научных работников, что, пока человеку не обеспечат ассистентского места с определенной ставкой, он не начинает работать; должна быть гарантия, что он будет материально обеспечен. А сколько мы знаем в нашей стране людей, которые идут работать, не думая о куске хлеба, да им о нем и не приходится думать, живут очень скромно, отдают все силы работе. Я должен сказать, что через мои руки прошли десятки таких людей, которые работали не ради заработка, а ради науки. В этом отношении я должен подчеркнуть, что наша страна может гордиться совершенно исключительным положением – нигде в мире мы не встречаем такого научного молодняка, и нигде его рост так не обеспечен, как у нас в стране! Далее Иван Петрович пишет:

«Наконец на 41-м году жизни я получил профессуру, получил собственную лабораторию и теперь даже не одно, а сразу два места: профессора фармакологии (впоследствии физиологии) в Военно-медицинской академии и заведующего Физиологическим отделом в Институте экспериментальной медицины. Таким образом вдруг оказались и достаточные средства и широкая возможность делать в лаборатории, что хочешь. До этого – всегдашняя необходимость платить за всякое экспериментальное животное».

(Обратите внимание – «платить за всякое экспериментальное животное» – за каждую кошку, за каждую собаку он должен был платить).

«При скудных денежных ресурсах вообще», это «давало-таки себя знать на размере лабораторной деятельности. Дальше потекла ровная жизнь, состоявшая из обычных лабораторных и семейных событий. „Экстренное" горе, продолжавшееся около целых 10 лет, причиняло только боевое положение, созданное в Медицинской академии ее покойным начальником.

«В заключение должен почесть мою жизнь счастливою, удавшеюся. Я получил высшее, что можно требовать от жизни, полное оправдание тех принципов, с которыми вступил в жизнь. Мечтал найти радость жизни в умственной работе, в науке – и нашел, и нахожу ее там. Искал в товарище жизни только хорошего человека и нашел его в моей жене Саре Васильевне, урожденной Карчевской, терпеливо переносившей невзгоды нашего допрофессорского житья, всегда охранявшей мое научное стремление и оказавшейся столь же преданной на всю жизнь нашей семье, как я лаборатории. Отказался от практичности с ее хитрыми и не всегда безупречными приемами – и не только не вижу причины жалеть об этом, но это-то и составляет одну из утех моего настоящего.

«А подо всем – всегдашнее спасибо отцу с матерью, приучившим меня к простой, очень невзыскательной жизни и давшим возможность получить высшее образование».

В этих нескольких строчках представлен весь Иван Петрович. Вы так и видите и его страстное отношение к науке, и последовательность в работе, и скромность, и трудолюбие, и уважение к родителям и учителям, которые воспитали его и дали возможность выйти на дорогу, и известную боеспособность, готовность идти в бой с теми, кто действует против его принципов. Возьмите его отношение к начальнику Академии! Несмотря на то, что тот занимал высокое место, Иван Петрович с ним боролся.

Лучше оценить Ивана Петровича, чем он оценил себя сам в этом скромном документе, нельзя, и поэтому я счел нужным познакомить с ним тех, кто его не читал.

Разрешите теперь перейти ко второй теме моего доклада, к вопросу о том, что нам оставил Иван Петрович здесь, в этой Биостанции, какие он ставил перед ней задачи и как мы эти задачи осуществляем.

Вы знаете, что на протяжении последних 35 лет Иван Петрович занимался исключительно изучением вопросов высшей нервной деятельности. Он старался всеми силами создать истинную физиологию головного мозга, понять действия, поступки животных и человека с точки зрения физиологии. Он чувствовал, что существует большой пробел в знаниях, что, доходя до высших проявлений деятельности человеческого организма и даже животных, иногда очень низко организованных животных, исследователи бросают естественнонаучный метод исследования и перебрасываются на психологический путь. И вот этой психологической трактовке явлений Иван Петрович и задал 35-летний бой. Это не значит, что он хотел отрицать существование субъективного мира у людей; это не значит, что он хотел уничтожить психологию. Он только говорил, что естествознание должно быть последовательным до конца и, если есть область явлений, которые по существу должны составлять физиологию, то физиологи должны создать новую главу физиологии. И Иван Петрович эту главу создал.

На протяжении 35 лет он не только сумел доказать правильность своей идеи, но и выполнил гигантскую работу, на основе которой была написана Иваном Петровичем целая книга, содержащая законы работы больших полушарий мозга.

Иван Петрович ограничил свою непосредственную работу сравнительно узким кругом явлений. Согласно его основному принципу работы, он брал какой-нибудь определенный участок работы на определенный отрезок времени и всецело концентрировал свое внимание на этом деле. И из всего учения о высшей нервной деятельности, о действиях и поступках людей и животных он выбрал сначала сравнительно узкий круг деятельности, условно-рефлекторную деятельность собаки. Он выбрал одно животное, одну группу деятельностей – условные рефлексы, новую группу, им впервые вовлеченную как объект изучения, и, что особенно интересно, из всех возможных условных рефлексов собаки он выбрал очень узкую группу условных рефлексов слюнной железы. Это был вполне законный путь, свидетельствующий о строгой последователь­ности, о строгой систематичности Ивана Петровича. И, благодаря этой концентрации внимания, он разработал этот отдел как нельзя лучше.

Какие можно было сделать неправильные выводы и какой неправильный вывод иные и делали из этих действий Ивана Петровича? Неправильные выводы делали как недоброжелатели, так отчасти и доброжелатели. Недоброжелатели говорили: «Ну, что это за физиолог? 35 лет занимается одной слюнной железкой и дальше ее ничего не хочет знать!». Вот как понимали некоторые люди Ивана Петровича! А между тем на этой слюнной железке Иван Петрович выяснил основные законы деятельности головного мозга и открыл целый ряд правил, которых до него никто не представлял себе. Эти недоброжелатели хотели видеть нечто дурное как раз в том, что составляло гвоздь его работы, его истинную силу. А доброжелатели делали тоже неправильный вывод. Они думали, что если Иван Петрович концентрировал свое внимание в течение 35 лет на исследовании слюнной железы, то он и интересовался только этим узким кругом явлений, а потому и другим надлежит заниматься только этим кругом. Никогда этого не думал Иван Петрович. Если прочесть его доклады и его работы, то станет ясно, что он выбрал слюнную железу как первый, наиболее удобный образчик, чтобы строить основные законы, а по существу он имел в виду самый широкий охват высшей нервной деятельности и самое широкое внедрение тех находок, которые он сделал. Изучение слюнной железы он положил в основу оценки всего поведения животного, и своим примером Иван Петрович показал, как постепенно от изучения условного рефлекса слюнной железы у собаки он начал переключаться на изучение некоторых двигательных рефлексов, как от пищевых рефлексов перешел к оборонительным, как стал интересоваться высшей нервной деятельностью обезьяны, как внимательно исследовал, что делается при изучении высшей нервной деятельности целого ряда животных, как постепенно переключился на человека, как стал ходить в клинику изучать больных людей и пытался применить то, что получил в лаборатории, к истолкованию того, что получил в клинике, изучая болезненные процессы. Он наметил задачу качественной оценки нервной системы собаки. Установив, что существуют разные типы нервной системы, он вздумал разрешить труднейший вопрос биологии и поставил задачу выяснить, что является наследуемым и что не является, что передается по наследству и что должно возникать только в личной жизни, благодаря тем условиям, в которых растет и развивается данный организм, благодаря влиянию всей окружающей среды.

Этот грандиозный биологический вопрос поставил перед собой Иван Петрович и ради него построил здесь эту Стан-Пию. Он задумал разрешить этот кардинальнейший вопрос о наследовании основных черт нервной системы, о возможности путем отбора формировать нервный склад животных по своему усмотрению, а это имеет и большое практическое значение.

Вы видите, какие грандиозные задачи он поставил перед собой, занимаясь изучением только рефлексов слюнной железы.

Теперь, когда мы потеряли Ивана Петровича и должны продолжать его работу, мы все должны понять нашу роль. Должны ли мы держаться тех узких рамок, в которых он работал на первых этапах своего большого плана, или же должны обеспечить полный охват этой большой проблемы и обеспечить все те направления, все линии, которые он предуказал и наметил.

Мне – как человеку, на которого выпала трудная задача продолжать работу Ивана Петровича, – кажется правильным второй путь. Мы не можем навсегда ограничиться именно тем частным примером, на котором вел разработку Иван Петрович. Это не значит, что мы должны отказаться от этого раздела, что считаем его неважным, ненужным; наоборот, мы его ценим, мы должны извлечь из этого еще не вполне изученного объекта все, что возможно, но должны обеспечить развитие этой проблемы во всем ее объеме для того, чтобы ни один противник не мог сказать, что дело Ивана Петровича есть один маленький вопрос – изучение слюнной железы. Мы должны выявить все возможности, которые заложены в учении Ивана Петровича, и обеспечить изучение всех сторон этой большой проблемы. И это является причиной того, что мы сейчас начинаем и проводим здесь определенную реорганизационную работу, что к основной первоначальной лаборатории, созданной Иваном Петровичем, мы прибавляем целый ряд новых подразделений, новых лабораторий, которые, однако, все должны направить свою работу в сторону изучения высшей нервной деятельности.

В чем заключается расширение круга работ? Если Иван Петрович ограничил свою работу собакой и обезьяной, причем взял только человекоподобную обезьяну, то мы делаем попытку охватить целый ряд животных организмов с целью сравнительно-физиологического изучения и выяснения вопроса, как постепенно усложняются формы нервной деятельности до тех пор, пока не доберемся до человека. Ведь одна из больших задач, поставленных Иваном Петровичем, заключалась в том, чтобы выяснить, как некоторые, по наследству закрепленные формы поведения сменяются новыми и новыми формами, приобретаемыми в течение личной жизни. Мы знаем,, что весь животный мир может быть разделен на несколько групп. У некоторых животных развитие определенных форм поведения доведено до крайней степени совершенства: они выполняют только ту деятельность, которая является наследственно фиксированной. Из поколения в поколение все организмы данного вида делают одно и то же. Мы имеем это у насекомых. Они представляют большой интерес, потому что вы видите у них доведенную до крайней степени совершенства именно наследственную форму поведения. Наследственная форма сидит и у нас, она не исчезла. Некоторые формы поведения, которыми отличались наши предки, жившие миллионы лет тому назад, окончательно не исчезли и при определенных условиях проявляются. Мы должны их знать. А чтобы хорошо понять и знать их, мы должны вести изучение врожденных форм поведения на таких представителях животного мира, у которых они в наиболее чистом виде представлены.

Есть другие классы животных, у которых постепенно к этой врожденной деятельности начинают прибавляться формы поведения, которые вырабатываются в течение личной жизни у каждого данного экземпляра. При этом в каждом данном экземпляре происходит известный конфликт: приобретенная деятельность должна вытеснять врожденную.

Интересную группу животных представляют собой птицы, у которых в равной мере жизненно важными являются и наследственно фиксированные формы поведения и формы Поведения, приобретаемые в течение личной жизни. Ввиду такой полной равноценности этих двух групп явлений мы и имеем возможность очень хорошо изучить процесс перехода одних форм в другие и постоянную их смену я борьбу.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.011 сек.)