ВВЕДЕНИЕ. Книга кандидата психологических наук, до­цента Симферопольского государственного уни­верситета В

Эмоция как ценность

М., Политиздат, 1978. 272 с. (Над чем работают, о чем спорят философы).

Книга кандидата психологических наук, до­цента Симферопольского государственного уни­верситета В. И. Додонова рассматривает пробле­му эмоций в своеобразном ракурсе — с точки зрения теории ценностей. Автор выдвигает и обосновывает положение об эмоциональной на­правленности личности как специфической для каждого человека потребности в эмоциональных переживаниях, показывает, что человек проявля­ется как личность прежде всего в активной, мировоззренчески и эмоционально направленной деятельности.

Работа адресована читателям, интересующимся философскими и психологическими проблемами.

По тексту подчеркивания не Додонова Б.И.

ВВЕДЕНИЕ

Глава I. ЭМОЦИИ В СИСТЕМЕ ЦЕННОСТЕЙ

1. Эмоции и их функции

2. Проблема ценности эмоций и гедонистические теории поведения

3. Потребность в эмоциональном насыщении как природная основа ценности эмоций

4. Классификация эмоций и типов эмоциональной направленности личности

Глава II. ЭМОЦИИ И СКЛОННОСТИ

1. Счастье, эмоции и деятельность

2. Интересы

3. Мечты

4. Воспоминания

5. Компонентный анализ эмоционального содержания интересов, мечтаний и воспоминаний человека

Глава III. ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ ТИПЫ ЛИЧНОСТИ

1. Общий подход к психологической классификации индивидов

2. Типологические проявления эмоциональной направленности личности

3. Эмоциональные типы, типичность и гармоническое развитие личности

4. Эмоциональная и мировоззренческая направленность в их единстве и взаимодействии

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

“...Сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек”, — заметил Гегель, имея в виду запоздалый приход ис­торической мудрости.

Примеряя к малому то, что сказано о большом, удостоверить меткость этого изре­чения мог бы и любой исследователь, В на­учной работе тоже не часто удается прийти к постановкеи решению какой-либо новой проблемы кратчайшим, прямым путем. Ло­гика и психология мышления никогда пол­ностью не совпадают. Той последовательной цепи изысканий, суждений и умозаключе­ний, которую исследователь представляет на суд общественности в законченной работе, обычно не бывает в его действительных по­исках; последние являются, так сказать, ча­стным делом ученого, и он редко о них упо­минает. Автор этой книги тоже не собира­ется водить читателей по лабиринтам своих мыслей. Но все же хотелось бы рассказать, “откуда все пошло”. Тем более, что “все пошло” от фактов, с которыми, вероятно, стал­кивались многие.

Внешне они очень разные, эти факты. Возьмем хотя бы такой.

“Я был склонен к грусти, к элегии, — все это было в рассказах Бунина, — пишет о себе молодой советский прозаик Виктор Ли­хоносов.— И всегда была в его вещах мело­дия, тот “звук”, без которого — сам призна­вался — он не мог написать первую строчку. Так вот музыка, тон, протяженность совпа­дали с настроем моей души, — и это правда, это не громкие слова. Поэтому я принимал Бунина как родного” ¹.

Это признание В. Лихоносова остановило на себе внимание потому, что чувство, звуча­ния произведения “в ладя собственной душе было еще со школьных лет хорошо знакомо и мне. Ориентируясь на него, помнится, уда­валось без ошибки выбирать интересную книгу, прочитав какой-нибудь абзац на лю­бой, наугад раскрытой ее странице.

Нечто подобное происходило и с вос­приятием людей, событий, природы. С одной стороны, были просто хорошие люди, при­ятные события, красивые пейзажи. С дру­гой, встречались одни, другие и третьи, по поводу которых хотелось по-пушкински: вос­кликнуть: "Это я!", выражая трудно переда­ваемое ощущение странной родственности воспринимаемого каким-то тайным “стру­нам своего сердца”, совпадения их мелодии с его мелодией.

¹ В. Лихоносов, Элегия. М., 1976, стр. 3—4.

Если читатель не замечал за собой того же самого, пусть присмотрится — заметит. Ведь это присуще каждому — одному в боль­шей, другому в меньшей степени.

Загадка этого ощущения родственности некоторых явлений и ситуаций каким-то собственным, неясно осознаваемым духов­ным устремлениям занимала нас многие го­ды. Нас интересовала природа того общего, чт о наше чувство обнаруживало подчас в совсем далеких друг от друга вещах и не находило в совсем близких...

Много позднее, читая курс психологии в педагогическом институте, я провел со сту­дентами следующий эксперимент: предложил им классифицировать слова: поцелуй, тара­кан, соловей и кашель. Оказалось, что это, как будто бы совсем несложное задание раз­ные студенты выполнили совершенно раз­личным образом. Часть из них представила классификацию: 1) поцелуй, кашель; 2) со­ловей, таракан. Другая сгруппировала эти слова совсем иначе: 1) соловей, поцелуй; 2) таракан, кашель. Первые при этом ссы­лались на то, что “поцелуй” и “кашель” представляют собой действия, а “соловей” и “таракан” — объекты, живые существа. Вто­рые мотивировали свое решение тем, что “соловей” и “поцелуй” приятны, а “тара­кан” и “кашель”, наоборот, вызывают чув­ство брезгливости. Однако спора между “классификаторами” о правильности той и другой разбивки слов на группы не возникло: “Вообще-то, сгруппировать эти слова можно и так и этак”, — согласились они. Дальнейшие опыты показали, что “эмо­циональная классификация” явлений, как мы сначала назвали классификацию второго типа, идет много дальше подразделения ве­щей на “приятные” и “неприятные”. Вну­три каждого из таких подразделений есть свои “рубрики”. Герой и знамя, розы и сти­хи, шампиньоны и ботинки были разнесены нашими испытуемыми по разным группам не потому, что здесь, как в первом случае, отделялось привлекательное от непривлека­тельного, а потому, что все классифициро­ванные объекты были по-разному хороши и ценны.

Так впервые наглядно предстали две теоретически выделенные философами фор­мы деления явлений действительности: поня­тийная и ценностная. Постепенно стало ясно и другое: то общее, что объединяет разные яв­ления по их эмоциональному “звучанию” и соответствию последнего тому “звуку”, ко­торый субъект находит в своей собственной “душе”, тоже есть ценность, хотя и совер­шенно особого вида. В дальнейшем пришло убеждение, что как раз она создает очень важную линию ценностных ориентации лич­ности, в значительной мере определяющую такие явления, как интересы и мечты чело­века, его мироощущение, его представление о счастье.

О сущности этой ценности, о ее месте в мотивационной структуре деятельности, о склонностях людей, их особых запросах к жизни, наконец, об их типах в зависимости от общего “эмоционального лейтмотива” проявлений их личности и пойдет главным образом речь в этой книге.

Как и в каждой работе, в предлагаемой читателю книге помимо текста будет опре­деленный подтекст — в данном случае об­щие теоретические позиции автора в пони­мании человека, механизма его активности, его ценностей и ценностных ориентации. Подробно излагать эти позиции здесь нет ни возможности, ни необходимости. Но совсем умолчать о них тоже было бы неверным, потому что это помешало бы читателю пра­вильно разобраться в той системе понятий, которая далее будет использована. Постара­емся поэтому хотя бы эскизно наметить об­щие теоретические координаты нашей спе­циальной концепции.

Прежде всего сориентируемся в некото­рых аксиологических проблемах, то есть проблемах теории ценностей.

Как известно, всех философов-марксис­тов, занимающихся вопросами аксиологии, в противоположность многим буржуазным теоретикам, объединяет признание того, что зачисление людьми тех или иных явлений материальной или духовной действительно­сти в разряд ценностей имеет под собой объективные основания.

“Ценности, — подчеркивает С. Л. Рубин­штейн, —...производны от соотношения мира и человека, выражая то, что в мире, вклю­чая и то, что создает человек в процессе истории, значимо для человека” ¹.

¹ С. Л. Рубинштейн. Проблемы общей психоло­гии. М., 1973, стр. 369.

Вместе с тем и в марксистской аксиоло­гии понятие “ценность” трактуется не впол­не однозначно. Одни авторы считают ценно­сти неотделимыми от оценок, рассматривая те и другие как носителей “двуплановой ин­формации объективно-субъективного содер­жания” ¹. Другие полагают, что “ценность нельзя рассматривать как результат оцени­вающего сознания, она существует объек­тивно” ².

Думается, что это столкновение двух позиций не может быть разрешено простым преодолением какой-либо одной из них как ошибочной. И в этой связи методологически оправданным представляется поставить воп­рос о разграничении фактических и призна­ваемых ценностей.

В “ранг” признаваемых ценностей пред­мет или явление “возводятся” оценкой со стороны того или иного лица, класса или всего человечества. Только признаваемая ценность способна выполнять важнейшую ценностную функцию — функцию ориентира при формировании человеком решения о том или ином поведении. Явления же, не получившие никакой оценки, как бы вовсе не существуют для субъекта деятельности, даже если и оказывают на него исподволь определенное влияние.

Однако ценность не есть нечто не подле­жащее обсуждению. О ценностях можно и

¹ М. С. Каган. Лекции по марксистско-ленин­ской эстетике. Л., 1971, стр. 89.

² М. В. Демин. Проблемы теории личности. М., 1977, стр. 124.

нужно спорить. Одни признаваемые ценно­сти поддаются доказательной защите, дру­гие — доказательному развенчанию. Одни из них оказываются истинными, другие — ложными. Но это как раз и означает, что кроме признаваемой ценности существует еще фактическая ценность (хотя, подчерк­нем снова, в качестве мотивов поведения¹ могут выступать только признаваемые цен­ности, причем совершенно независимо от того, истинны они или ложны).

Глубинной основой разграничения фак­тических и признаваемых ценностей явля­ется характер понятия “потребность”, по отношению к которой определяется зна­чимость для людей тех или иных физи­ческих и духовных объектов. Словом “по­требности” в научной литературе обоз­начают:

1) объективные нужды людей в опреде­ленных условиях, обеспечивающих их жизнь и развитие;

2) фундаментальные свойства личности, имеющие тенденцию определять ее отноше­ние к действительности и собственным обя­занностям, в конечном итоге — определять образ ее жизни и деятельности;

3) определенные состояния психики че­ловека, отражающие недостаток веществ,

¹ Следуя в трактовке мотива в основном точке зрения А. Н. Леонтьева, мы будем понимать его как ценность, рассматриваемую по отношению к той деятельности, которая направлена на утверж­дение этой ценности или овладение ею.

энергии и других факторов, необходимых для нормального функционирования челове­ка как живого организма и личности.

Важно подчеркнуть, что за каждой из этих трех дефиниций стоит своя реальность. В первом случае это, так сказать, диктат со стороны объективных законов природы и общества, неподчинение которому грозит человеку физической и духовной деграда­цией или даже смертью. Во втором — отра­жение этого диктата в сложившихся “меха­низмах” активности личности, определяю­щих ее жизненные запросы. В третьем — чувственные сигналы в “инстанцию созна­ния” о том, что в удовлетворении этих запросов наступила нежелательная задер­жка.

Поскольку во всех трех случаях мы сталкиваемся с действительно существую­щими фактами, бессмысленно спорить, ка­кое представление о потребности является правильным. Здесь можно разве что усло­виться ввести во избежание путаницы раз­граничительную терминологию (например: нужда — потребность — потребностное со­стояние). Но это вопрос не принципиаль­ный. Другое дело — правильное соотноше­ние трех указанных содержаний понятия “потребность” с иными психологическими понятиями и представлениями. Несомненно, в частности, что понятие “фактическая цен­ность” определяется соответствием предме­та или явления понятию потребности как объективной нужды, а не нужды понимае­мой или переживаемой субъектом.

Такова наша позиция по вопросу о двух статусах понятия “ценность”, В этой работе, впрочем, как правило, речь будет идти толь­ко о признаваемых положительных ценно­стях, называемых в таких случаях просто ценностями, что соответствует наиболее об­щей традиции использования данного тер­мина. При этом, опять-таки в соответ­ствии с традицией, слово “ценность” будет прилагаться как к явлению в целом, так и к одному лишь его ценностному каче­ству (сравните, например, выражения: “искусство — ценность” и “ценность искусства”).

Другой, еще более сложный вопрос, до которому необходимо уже здесь высказать свои взгляды, — это вопрос о ценностных ориентациях человека и о тех “механизмах” его активности, в которых эти ориентации закреплены.

Ориентация человека на определенные ценности может возникнуть только в результате их предварительного признания (положительной оценки — рациональной или эмоциональной). Однако одного этого мало. Для каждого из нас существует масса объектов, которые мы признаем как ценности, но которые тем не менее существенного влияния на нашу деятельность не оказыва­ют. Об ориентации на ту или иную ценность можно говорить только тогда, когда субъект так или иначе “запроектировал” в своем сознании (или “подсознании”) овладение ею. А это человек делает, учитывая не только свои потребности, но и свои возможности. Формирование ценностных ориентации — сложный процесс, в который включена, в ча­стности, и самооценка индивидуума.

Надо также иметь в виду, что для кон­кретной личности нет того обязательного движения от потребности к ценностям и ценностным ориентациям, которые сущест­вуют для человечества в целом. Для отдель­ного субъекта путь в ряде случаев может быть и прямо противоположным: перенимая от окружающих людей взгляд на нечто как на ценность, достойную того, чтобы на нее ориентироваться в своем поведении и дея­тельности, человек может тем самым закла­дывать в себе основы потребности, которой раньше у него не было.

Тем не менее, для того чтобы по-настоя­щему разобраться в далеко не единообраз­ном характере ценностных ориентации, не­обходимо рассмотреть те внутренние обра­зования личности, в которых эти ориента­ции или предпосылки к ним могут быть так или иначе закреплены. Лучше всего это рассмотрение начать с еще более широкого вопроса об источниках активности людей.

При абстрактном рассмотрении проблемы источник активности людей можно видеть в их объективных нуждах. Человечество для своего развития нуждается, например, в ос­воении новых пространств, в совершенство­вании техники, в росте производства, в вы­работке новых, все более прогрессивных форм общественной жизни и т. д. Это, в об­щем, и определяет направление активности людей, некоторую суммарную составляющую их индивидуальных устремлений. Од­нако реализация объективных требований жизни в действиях людей происходит не ав­томатически, а через отражение этого им­ператива необходимости в свойствах самого их организма и личности¹. Поскольку, на­пример, жизнь невозможна без удержания и развития антиэнтропийных состояний за счет увеличения энтропии веществ окру­жающей среды, то потребностью организма является соответствующая жизнедеятель­ность. Для личности в свою очередь такой потребностью может стать потребность бо­роться за лучшее переустройство общества или за укрепление прогрессивного общест­венного строя.

Полагаем, что именно такие потребно­сти-свойства и надо рассматривать как ме­ханизмы, направляющие нашу активность на овладение определенными ценностями.) Подробно эта точка зрения была обоснована в статье “Потребности, отношения и на­правленность личности”², все положения и аргументы которой мы излагать сейчас не станем. Скажем только, что в результате осуществленного в ней анализа потребнос­тей-свойств был сделан вывод, что наиболее правильно их сущность раскрывается через понятие “программа жизнедеятельности”.

¹ Это не то же самое, что отражение такого императива в сознании. В сознании отражаются и объективные нужды и субъективные потребности человека, благодаря чему личность обретает спо­собность к известной корректировке последних.

² См. “Вопросы психологии”, 1973, № 5.

В таких программах “потребности в потреб­лении” всегда являются лишь оборотной стороной “потребностей созидания”. Так, “пищевая потребность” есть лишь следствие потребности “в производстве собственного тела”¹.

Этот взгляд на организацию активности организма и личности вполне согласуется и с мнением представителей естественных наук. Согласно П. К. Анохину, например, “организм как открытая система активно ищет для своих “входов” точно запрограмми­рованных ее обменом веществ недостающих компонентов”². По мнению Н. П. Дубинина, “программа для человека”, которая “зада­ется при воспитании... формирует поведение [его] в семье и обществе” ³. Закрепившиеся, устойчивые программы жизнедеятельности человека постоянно дополняются экстренно образуемыми временными программами (“квази-потребностями”, по Курту Левину), учитывающими специфику тех ситуаций, в которых приходится реализовывать основ-

¹ “Потребление есть непосредственно так­же и производство... — пишет по этому поводу К. Маркс— Что, например, в процессе питания, представляющем собой одну из форм потребления, человек производит свое собственное тело, — это ясно: но это же имеет силу и относительно вся­кого другого вида потребления, который с той или другой стороны, каждый в своем роде, производит человека” (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 27).

² “Философские проблемы биологии”. М., 1973, стр. 95.

³ Там же, стр. 65.

ные программы. Так, например, основная Программа снабжения организма кислородом, осуществляемая обычно автоматически, до­полняется программой определенных осоз­нанных действий, если дышать человеку ста­новится явно трудно. В этих случаях возника­ет потребность открыть форточку или выйти из душного помещения на улицу и т. д. Толчок для развертывания цепи познавательных, эмоциональных и волевых процессов, необходимых для формирования в нашем мозгу дополнительных программ жизнедеятельности, дают потребностные состояния. По­следние, таким образом, непосредственно отражают не объективные нужды человека, как это часто утверждается, а ход реализации его программ-потребностей, которые сами формируются в конечном счете в результате отражения его объективных нужд. Состояния нуждаемости, как уже отмечалось, есть сигнал того, что осуществление этих программ почему-либо приостановилось и требуется принятие срочных мер, чтобы исправить положение. Поэтому одна и та же потребность человека (например, пищевая) дает о себе знать через трудно определимое множество разных потребностных состоя­ний: одно — когда человек давно не ел; дру­гое — когда он переел; третье — когда он съел не то, что надо, и т. д.

Формируемые в ответ на такие сигналы дополнительные программы поведения в об­щем ведут себя так же, как и основные, и в свою очередь могут потребностно пережи­ваться и дополняться вторичными “программными достройками”. Однако в отличие от основных программ-потребностей временные программы (намерения, “квази-потребнос­ти”) живут недолго и стираются мозгом тот­час после их реализации.

В соответствии с такими механизмами нашей активности можно выделить два пер­вых вида ценностных ориентации человека: простые ценностные ориентации, определяе­мые устойчивыми потребностями, и гасну­щие ценностные ориентации, определяемые временными программами-потребностями.

В механизме дополнения постоянной программы-потребности временной особен­но важную роль играют рождаемые первой оценочные отношения к создавшейся ситуа­ции и включенным в нее объектам. Такого рода отношения чаще всего, выполнив свою роль, угасают. Но в определенных случаях (при очень интенсивном или неоднократном их переживании) они могут закрепиться в личности и эмансипироваться от породив­шей их потребности. Такие эмансипирован­ные отношения, подобно следам прошлых восприятий, могут пребывать как в потенци­альном, так и актуальном состояниях. В по­следнее состояние их приводит повторная встреча с объектом, когда-то уже стоявшим в определенном объективном отношении к потребностям человека, а теперь “пробуж­дающим” отразившую их тогда эмоцию уже вне реальной связи с этими потребностями. Тем не менее актуализация таких эманси­пированных отношений способна также вы­звать у человека определенные ценностные ориентации, которые назовем воспроизводымыми. Они не носят постоянного характера, как ориентации, за которыми стоит закрепленная потребность, но и не являются одно­разовыми как гаснущие ценностные ориен­тации.

Наконец, последний вид ценностных ори­ентации возникает на следующей основе. Определенные субъективные отношения че­ловека (как психологические, оценочные, так и практические, действенные) могут не только эмансипироваться от поро­дивших их объективных потребностей, но и постепенно стать для личности самодовлею­щей ценностью. В этом случае индивид спе­циально программирует осуществление та­ких “ценных отношений” на будущее.

Программы отношений человека к дейст­вительности (или, что то же самое, потреб­ности в определенном отношении к ней) мо­гут иметь разную форму.

В убеждении программа отношения человека к действительности выражена в форме эмоционально окрашенного вербаль­ного самонаказа: “Жизнь дается один раз, и прожить ее надо так...” В идеале —в фор­ме наглядного примера: сделав своим идеа­лом П. Корчагина, юноша старается так же относиться к своему народу, товарищам, тру­ду и трудностям, как и он. В интересе в форме представления о предмете и дея­тельности, посредством которых данное от­ношение к миру может актуализироваться и реализоваться. Но во всех этих случаях мы сталкиваемся не просто с устойчивым отношением человека к чему-либо; а именно с запрограммированной установкой на такое отношение, за которое он готов бороться не только с другими, но и с самим собой. Про­сто закрепившееся эмансипированное отно­шение — реактивно (отзывчивость). Потреб­ность в отношении активна (стремление по­могать людям).

Важной особенностью таких зафиксиро­ванных в программах личности ориентации человека на те или иные отношения к миру является то, что эти ориентации часто мас­кируют свою сущность, проявляясь внешне через ориентации на определенные предмет­ные ценности как средства осуществления “ценных отношений” и при поверхностном взгляде могут быть смешаны с простыми ориентациями. Однако в действительности эти два вида ценностных ориентации так же разнятся друг от друга, как разнится, ска­жем, направленность помыслов на пищу у гурмана и у изголодавшегося человека.

Для лучшего понимания особенностей предметных ориентации, создаваемых по­требностями в отношении, рассмотрим сле­дующий пример.

Коллекционер картин (как, впрочем, и всякий иной коллекционер) непосредствен­но ориентирован как будто бы на вполне материальные объекты. Но эти материаль­ные объекты, разумеется, ценны для него не своими материальными качествами, а спо­собностью возбуждать у него эстетические переживания. Кроме того, сама “охота” за полотнами живописи (репродукциями, марками и т. п.), равно как и изучение, разме­щение и демонстрация своих приобретений, представляет для коллекционера способ осу­ществления целого ряда других возможных ценных для него отношений к действитель­ности — начиная с познавательных и кончая отношениями самоутверждения. Коллекцио­нер потому и “ненасытен” в своей деятель­ности, что, приобретая материальные ценно­сти, он, по существу, удовлетворяет потреб­ность в определенных отношениях к миру. И удовлетворяет именно до тех пор, пока приобретает, изучает, обрабатывает, демон­стрирует, — одним словом, действует, ибо отношение по своей природе процессуалъно, оно есть психическая и практическая деятельность.

В последние годы в психологии все чаще стали говорить об особой категории “ненасыщаемых” потребностей; однако, если вду­маться, это выражение не является точным с содержательной точки зрения. Всякая ис­тинная (не “квази-”) потребность одновре­менно и ненасыщаема (в том смысле, что ее нельзя однажды удовлетворить раз и на­всегда, а необходимо постоянно или систе­матически удовлетворять) и насыщаема, ибо для истинной потребности возможна та­кая степень удовлетворения на данный мо­мент, за которой уже последует перенасы­щение. Впечатление же не насыщав мости некоторых потребностей создается вследст­вие того, что они удовлетворяются лишь “ценным отношением”, а последнее, чтобы существовать, должно непрестанно вовлекать в свою сферу все новый и новый круг объектов. Поэтому если естественную по­требность в ее связи с удовлетворяющими ее ценностями можно сравнить с ровно горя­щим огоньком свечи, то “потребность в от­ношении” надо уподобить пламени пожара, перебрасывающегося с одного объекта на другой и оттого при подходящих условиях без конца расширяющего радиус своего дей­ствия.

То же самое верно и по отношению к разным видам деятельности людей. Возьмем в качестве примера хотя бы Островского-Корчагина (автор так слит со своим героем, что не хочется их разъединять). Борьба с белогвардейцами в рядах красной конницы, участие в строительстве железной дороги, партийная работа, литература — последова­тельная ориентация молодого коммуниста на все эти совершенно разные формы дея­тельности была для него исполнением одной и той же программы отношения к жизни: борьбе за освобождение человечества.

Ценностные ориентации, создаваемые по­требностями в отношении, мы будем назы­вать проникающими ориентациями, поскольку одна и та же ориентация этого вида может выражать себя, проникая в очень раз­ные сферы материальных и духовных объ­ектов и деятельностей. Проникающие ориентации — наиболее важный вид ценностных ориентации. Именно они в своей соподчиненности и скоординированности друг с другом образуют, по нашему мнению, тот ве­дущий компонент в структуре личности, ко-

торый следует характеризовать как ее направленность.

Направленность личности имеет две сто­роны: морально-мировоззренческую и эмо­циональную. Первая из них, по существу, уже рассмотрена во многих работах, напри­мер в тех, где исследовались коллективисти­ческий и индивидуалистический типы на­правленности¹. Вторая сторона, связанная с ориентацией личности на определенное ка­чество отношений-переживаний, будет рас­смотрена в данной книге.

Выделяя эти две стороны проблемы, сле­дует, однако, помнить, что они расчленяют­ся лишь в абстракции, а реально направлен­ность личности есть единое сложное образо­вание психической сферы человека, обуслов­ливающее не реактивное, а активное пове­дение индивидуума, внутреннее единство и последовательность его целей, преодолеваю­щее случайности жизненных ситуаций. Именно благодаря этому решающему компо­ненту — своей направленности — зрелая лич­ность (если воспользоваться сравнением) становится похожей не на щепку, плыву­щую по течению, а на корабль, который воп­реки бурям и ураганам, твердо идет своим курсом.

Мы кратко описали тот концептуальный “подтекст”, в рамках которого станем рас-

¹ См. Л. И, Божович. Личность и ее формиро­вание в детском возрасте. М., 1968; Т. Е. Конни­кова. Формирование общественной направленности личности как педагогическая проблема.— В сб.: “О нравственном воспитании школьника”. Л., 1968.

сматривать специально, интересующую нас разновидность проникающих ценностных ориентации — ориентацию людей на опреде­ленные переживания, придающие дополни­тельную ценность вызывающим их объек­там и деятельностям.

Впервые приступая к исследованиям та­кого плана, мы стремились охватить весь ос­новной круг относящихся к этой проблеме вопросов, следствием чего является извест­ная фрагментарность их изложения. Но вы­звано это осознанной необходимостью рас­смотреть выделенную линию мотивации че­ловеческого поведения в возможно большем числе важнейших связей и опосредствова­нии, без чего, как учил В. И. Ленин, нельзя уберечься от односторонностей, преувеличе­ний и принципиальных ошибок в понимании сложного явления.

Поиск по сайту: