Г л а в а 3. ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ

(XV - XVI вв.)

В XIV-XV вв. в Европе происходят глобальные изменения в социально-экономической и политической сфере вызванные началом развития капиталистических отношений. Интенсивная общественная жизнь и деловая активность выдвинула на первый план человеческую личность, обязанную своим положением и успехами не знатности предков, а собственным усилиям, предприимчивости, уму, знаниям. Человек начинает по-иному видеть себя и мир природы, изменяются критерии его оценок, эстетические вкусы, отношение к окружающей действительности и к прошлому. Эти изменения становятся составной частью эпохи "Возрождения".

Гуманистическое мировоззрение было ответом на новые запросы времени, новые знания и опыт, накопленные человеческой практикой и делавшим первые шаги есте­ственнонаучным постижением природы. Рост товарно-денежных отношений, за­рождение и развитие очагов капиталисти­ческого производства приходили в столк­новение с феодальной зависимостью, кор­поративными связями, рождали представ­ление о важности и ценности свободного, деятельного человека. Развернувшиеся с конца XV в. великие географические открытия, доказательство шарообразно­сти Земли, первые достижения астрономии привели к перевороту в представлениях о пространстве и месте в нем человека. В поле зрения европейцев оказались не­ведомые ранее земли и люди с их обы­чаями и нравами. Была поколеблена, а затем рухнула геоцентрическая система Птолемея и основанное на ней представ­ление о Земле как центре мироздания, избранной богом арене борьбы божест­венных и дьявольских сил за души людей.

Один из важнейших факторов разви­тия науки и культуры - изобретение в середине XV в. книгопечатания. К началу XVI в. в Европе возникло уже около 250 центров книгопечатания, было опубли­ковано около 40 тыс. названий книг. Кни­гопечатание необычайно расширило рас­пространение творений античных авторов, произведений ученых, писателей, резко ускорило распространение информации.

Гуманисты пересмотрели схоластическую картину мира и схоластические методы познания природы и человека. При этом наиболее яркая черта гуманисти­ческого мировидения - новое осмысле­ние проблемы человека. Гуманисты ре­шительно отошли от теологической кон­цепции, согласно которой природа чело­века изначально греховна и ущербна, мирские заботы тщетны, а единственный смысл его земного бытия - устремление к богу во имя посмертного спасения.

Гуманисты, напротив, отстаивали мысль о громадных творческих возмож­ностях человека и его высоком предназ­начении в этом мире. Земную жизнь чело­века, его борьбу за достижение прижиз­ненного блага они считали величайшей самостоятельной ценностью. Именно зем­ное деятельное бытие человека было пред­метом живого интереса для всех отраслей духовного творчества гуманистов. По сути, они отходили от теологического теоцентрического видения мира, заменяя его пред­ставлением антропоцентристким.

Таким образом, гуманистическое миро­воззрение положило начало важному процессу - переориентации человеческой мысли с одного предмета изучения (бог и вся область сакрального) на другой (сам человек, его светская земная жизнь и деяния). В русле нового мышления обоз­начились и первые ростки научного под­хода к истории, возникла гуманистическая историография, главным достижением которой стало начало секуляризации исто­рической мысли, её освобождение от тео­логии, являвшейся мировоззренческой основой историографии в средние века и сохранявшей в ней позиции вплоть до XVIII в.

Средневековое мировоззрение придава­ло большое значение истории: христианс­кий миф, на котором оно основывалось, это миф исторический. Именно христианство впервые утвердило представление об исто­рии как об объективном, надличностом процессе. История мыслилась как всемирная, историческое время - как линейное, векторное (т.е. имеющее определенное на­правление), необратимое. Движение чело­веческой истории средневековая истори­ческая мысль считала провиденциально обусловленным (т. е. определенным внеш­ней по отношению к историческому про­цессу силой, Богом) и понимала теоло­гически - история движется согласно плану и цели, предустановленным твор­цом от акта Творения к пришествию и смерти Христа и далее к Страшному суду и концу рода человеческого. В эти общие рамки средневековая историография впи­сывала мирскую, светскую историю людей. При этом действительные факты перепле­тались в исторических сочинениях с собы­тиями и персонажами библейской исто­рии, сверхъестественные силы, чудеса свободно вмешивались в ход событий зем­ной истории.

Совершенно на иных началах основы­валась гуманистическая историография. Гуманисты сохранили конечную причин­ность в истории за Богом. На деле в их сочинениях он обычно оставался «за кад­ром». В поисках объяснения исторических событий гуманисты обращались к чисто земным причинам, человеческим мотивам и действиям. История выступала в их сочинениях как результат не божествен­ного промысла, а деятельности людей, ко­торая может быть рационально объяснена и осмыслена. Некоторые наиболее глубо­кие умы среди гуманистов (Макиавелли и Гвиччардини в Италии, Боден во Фран­ции) пытались подойти к выявлению внут­ренних закономерностей в истории, усмат­ривая их в логике политической борьбы, во влиянии природных условий.

Основной интерес гуманистов вызы­вала политическая история. Политика была ими осознана как особая и крайне важная сфера человеческой деятельности, требующая специального изучения, - именно в рамках гуманистической куль­туры возникла политическая наука. Исто­рические сочинения гуманистов - это прежде всего история политических и воен­ных событий. Громадная самостоятельная важность социальных, экономических ас­пектов исторического процесса не была еще осознана и оставалась в основном вне поля зрения историографии.

Историческому сознанию гуманистов было чуждо представление о линейном движении времени в земной человеческой истории; не была еще выработана и идея прогресса. Преобладала точка зрения кру­говорота, циклического движения истории; так, на смену «готическому варварству» средних веков пришло новое время, кото­рое, однако, являлось как бы «возрожде­нием» золотого века античности, возвра­щением к нему (правда, в позднем гума­низме уже пробивала дорогу идея новизны и даже некоторого превосходства «нового века» сравнительно с античностью).

В XV-XVI вв. исторические книги пользовались большой популярностью. Издавались и многочисленные сочинения, посвященные «методу написания и чтения истории» или воздававшие «хвалу исто­рии». Назначение её видели в воспитании людей на опыте прошлого, в обучении ис­кусству политики тех, кто призван ею за­ниматься, в представлении примеров для лучшего усвоения наставлений морали.

Однако история не стала (и еще долго не станет) университетской дисципли­ной - её рассматривали, скорее, как род литературы. Исторические знания и приёмы работы с источниками разрабатывались в гуманистической филологии, в правоведении, которые были тесно связаны с критическим анализом различных исто­рических текстов. Начало научной кри­тики источников - одна из важных заслуг гуманистов; их призыв «ad fonts» («к ис­точникам») означал отрицание метода схо­ластики, искажавшей букву и дух антич­ных текстов, стремление выявить исторические реальности, отраженные в докумен­тах.

Труды гуманистов были первичной, зачаточной формой научного знания об истории. Оно было ограничено и условиями эпохи, и социальным положением боль­шинства гуманистов, и общим низким уровнем наук того времени. Воззрения гу­манистов на историю не свободны от влия­ния теологических доктрин. Даже порывая с богословско-схоластическим воззрением, они избегали прямой конфронтации с ним. Интересы историков-гуманистов преиму­щественно не выходили за рамки событий политической и военной истории, деяний отдельных личностей. Признанием роли личности в истории были обусловлены в частности, и весьма распространённые в трудах гуманистов так называемые вставные речи, вкладывавшиеся в уста отдельных деятелей с целью показать их влияние на дальнейший ход событий. Это было явным отступлением от принципа «ad fonts», уступкой дидактическим целям исторического сочинения.

Параллельно с гуманистической историографией в эпоху Возрождения продолжало своё существование клерикальная. В качестве примера можно назвать работы аббата Тиллемона (1637-1698) - 6-ти томная "История императоров и других принцев, которые правили в течение шести веков христианства" и 16-ти томная "История церкви первых шести столетий". Автор практически не подвергает используемые источники критике, поэтому по существу, эти работы, огромная компиляция, составленная из выписок древних авторов. Для Тиллемона римская история - всего-навсего история императоров, а основной критерий их исторической значимости - их отношение к христианству.

1. Гуманистическая историография в Италии

Родиной и основным центром гуманизма была Италия. Здесь возникла и достигла наибольшего расцвета гуманистическая историография, сформировались её основные школы.

Биографическое направление. Изложение гуманистической историографии можно начинать с основоположников гуманизма – Петрарки и Боккаччо, так как оба были не только поэтами и писателями, но и историками.

У Франческо Петрарки (1304-1374) мы видим попытку дать своего рода историю Рима в биографиях. В сочинении «О славных мужах», написанном на латинском языке, им был возрождён биографический жанр Плутарха. Петрарка даёт 21 биографию великих римлян - от Ромула до Цезаря, а также биографии Пирра, Александра Македонского и Ганнибала. Это - идеализированные, тусклые фигуры, написанные на основе сочинения Тита Ливия, причём все жизненные ситуации, в которых проявляются слабости или отрицательные черты героев у Тита Ливия совершенно отсутствуют у Петрарки. Такой подход объясняется целью, с которой создал Петрарка своё сочинение. Он в период политической слабости Италии XIV в., раздираемой внутренними и внешними врагами, хотел донести до читателя картину прежнего могущества Рима от Ромула до Цезаря.

Правда в этом сочинении Петрарки есть известные элементы критики, несколько новой по сравнению с историографией раннего средневековья. Петрарка отбрасывает средневековые легенды, которыми обросли многие античные герои.

Джованни Боккаччо (1313-1375) также предпринял попытку написать историческое сочинение. В произведении "О славных женщинах" он излагает 105 женских биографий преимущественно женщин древнего мира, среди которых наряду с историческими личностями немало литературных персонажей. Но и биографии исторических лиц имеют значение более для истории литературы, чем для историографии. Так как Боккаччо собрал в своём произведении почёрпнутый у античных авторов анекдотический материал, лишённый какой-то исторической ценности.

Гораздо интереснее его работа – «Жизнеописание Данте». То, что работа написана на итальянском языке, явилось протестом против чрезмерного увлечения классицизмом во времена Боккаччо. Это сочинение носит совершенно самостоятельный характер. Однако и здесь много риторики и морали, много рассуждений об оправдании поэзии. Описание Данте дано односторонне. Он выступает здесь только как писатель, а его политические взгляды, его роль в политической жизни Флоренции остаются в стороне.

Это произведение Боккаччо оказало очень большое влияние на биографическую литературу Возрождения, одну из важнейших отраслей исторической литературы этой эпохи. Несколько позже появилась целая серия биографий знаменитых флорентийцев, принадлежавших перу Филиппо Виллани (1325-1405). Автор меньше заботился о реальности своих исторических портретов, чем о точном воспроизведении манеры и стиля античных биографов. Поэтому для развития биографического жанра куда больше имела ценность работа Джоджио Вазари (1511-1574) – «Биографии знаменитейших художников, скульпторов и архитекторов» (1550).

Вазари сам был художником и архитектором, прекрасно понимал искусство и был знаком почти со всеми сколько-нибудь выдающимися его представителями в Италии. Долговременные странствия по итальянским городам дали ему возможность изучить лучшие образцы скульптуры, живописи и архитектуры. Таким образом, его произведение для историков искусства является важным источником. Но как историк Вазари имел свои недостатки. Наряду с реальными фактами он вводит в своё изложение различные легенды и сплетни, некритически относится к собранной им информации. В тоже время именно Вазари по всей видимости принадлежит введение в научный оборот термина «готический», то есть варварский, которым он обозначает искусство до эпохи Возрождения. В эпоху Романтизма, в связи с полной переоценкой взглядов на классическое средневековье, термин «готический» изменил своё содержание.

Однако самым выдающимся биографом Флоренции этой эпохи по праву счи­тается Веспасиано да Бистиччи (1421 – 1498), автор многих жизнеописаний монархов, выдающихся государственных деятелей, пап, кардиналов и архи­епископов. Веспасиано да Бистиччи – писатель и книготорговец, близкий к гуманистам. Долгое время он исполнял обязанности личного секретаря Ко­зимо ди Джованни Медичи. Его труд «Жизнеописания знаменитых людей XV в.» замечателен тем, что наряду с императорами, королями, понтифи­ками он описывает жизнь и деяния обычных флорентийских граждан, совер­шивших с его точки зрения, хотя бы один доблестный поступок, или просто живущих достойно и скромно, безукоризненно выполняя свой долг перед обществом и государством. Несмотря на то, что в составленных им биогра­фиях присутствует некоторый элемент идеализации, описываемые там си­туации реалистичны, поскольку Веспасиано да Бистиччи предназначал их для современников, которые хорошо знали людей, чей жизненный путь и по­ступки увековечивались. В. да Бистиччи не скрывал недостатков своих пер­сонажей, отмечая, например, что Козимо де Медичи часто поступал неспра­ведливо и жестоко, придя к власти во Флоренции. Характеризуя блестящего дипломата Пьеро де Пацци, он отмечал и отрицательные свойства его натуры – нерасчетливость и мотовство. Все это дает основания использовать книгу биографий Веспасиано да Бистиччи как один из важнейших источников для изучения различных сторон истории Италии XV в.

В труде Веспасиано подчеркивается преемственность с произведе­ниями великих предшественников античной эпохи: автор указывает, что об­разцами для него являлись Плутарх, Светоний, Проб, Плиний и другие писа­тели древности. Выдающимися авторитетами он считал Данте, Петрарку и Боккаччо. С особым уважением автор жизнеописаний упоминал о своих со­временниках, гуманистах Колюччо Салютати, Леонардо Бруни, Поджо Брач­чолини, Джаноццо Манетти, Донато Аччайуоли. Со многими из них он был знаком лично, тесно общался, входя в их круг вместе с Козимо Медичи.

Веспсиано де Бистиччи становится первым из биографов, кто поме­щает в своей книге жизнеописание своей современницы, флорентийской го­рожанки Алессандры де Барди, в замужестве Строцци. Он считает достойной жизнеописания не святую, не монахиню, идущую по пути религиозного под­вижничества, не королеву или владетельную герцогиню. Его героиня проис­ходит из старинного и знатного флорентийского рода, но все ее заслуги со­стоят лишь в том, что она достойно, с точки зрения автора, выполняет обя­занности жены, матери, хозяйки дома, потом вдовы – обычный женский удел, редко привлекающий внимание писателей того времени. Если он и по­падал в поле зрения богословов и проповедников, то чаще с целью бесконеч­ных порицаний, наставлений и предостережений против всяческих соблаз­нов, подстерегающих слабую женскую природу на том единственном по­прище, где она могла заявить о себе – в браке и семье. В XV в. в Италии по­являлось много ригористических трактатов с антифеминистской направлен­ностью. Известный проповедник Керубино да Сиена в своих «Правилах брачной жизни» полностью отрицал наличие у женщин самостоятельной воли и разума, считал условием их благочестивого поведения абсолютное подчинение мужчинам. Тем большей заслугой Веспасиано да Бистиччи ста­новится стремление прославить благородство и стойкость своих современ­ниц[22].

Риторическое направление. Первым подлинным историком среди гуманистов можно считать Леонардо Бруни Аретино (1369-1444). Свою служебную карьеру он начал на службе у римского папы Бонифация XI, а в последующем являлся государственным секретарём Флорентийской республики. Бруни вначале приобрёл известность своими переводами с греческого на латинский язык плутарховой биографии Цицерона, первых двух книг Полибия. В последующем он обращается к истории Флоренции ("История флорентийского народа" - в 12 т.). Интересно то, что в названии уже исчезает слово «хроника» и выступает новый термин «historia».

Как и большинство историков-гуманистов, Бруни кладёт в основу своего изложения один какой-то определённый источник. Для многих разделов его «Истории флорентийского народа» таким источником является хроника Джованни Виллани (1276-1348). Однако материал, не поддающийся рациональному объяснению, Бруни отбрасывает. Точно также мы не найдём у него следов провиденциализма Виллани.

Самым существенным при оценке того нового, что Бруни здесь вносит по сравнению со средневековыми хронистами, является установление факта упадка и гибели Римского государства и поворота к новой эпохи в результате этого события. Важнейшей из предпосылок крушения Рима автор считает падение республики и замену её на деспотическую власть императоров: "После уничтожения свободы исчезла добродетель. Все правление перешло в руки порочных людей, что и послужило причиной падения империи."[23]

Политическая идея – доказать превосходство республиканского строя (Римская республика, Флорентийское государство средних веков) над тиранией (в Римской империи, и в тех государствах Италии, в частности в Милане, где установилось единоличное правление) – пронизывает всю работу Бруни. Флоренцию Бруни считает наследницей древнеримских республиканских свобод, едва ли не главным их оплотом в современной Италии. В истории родного города он осуждает олигархические притязания грандов и верхушки пополанов, с одной стороны, и народные восстания, в частности восстание Чомпи 1378 г., - с другой; более всего он благоволит к средним слоям горожан.

Политическая позиция Бруни иногда приводит его к тендециозной и субъективной интерпретации событий. Этому способствует также увлечение риторикой, тесно связанное с некретическим подражанием античной историографической традиции, особенно Титу Ливию. В духе этой традиции Бруни преподносит историю как своего рода драму, а исторических деятелей – как её героев, воплощающих те или иные пороки и добродетели.

Бруни по праву можно считать основателем политико-риторической школы в гуманистической историографии, традиции которой были продолжены в творчестве Маркантонио Коччио Сабеллико (1436-1506), профессором риторики в Венеции. Его "Эннеады" являются единственным в то время сочинением, в котором всемирная история давалась с позиций гуманизма, то есть он совершенно отбрасывает схему четырёх монархий и библейские легенды.

Эрудитская критическая школа. Политико-риторической школе Бруни во многом противостоит направление, представленное именами таких римских гуманистов как Флавио Биондо, Лоренцо Валлы, которые заложили основы научной критики источников и подготовили дальнейшее развитие методики исторического исследования.

Флавио Биондо (1392-1463), политический изгнанник из своего родного города Форли он являлся «апостольским секретарём» римского папы Евгения IV. Его труды были узкоспециальными и притом лишёнными того литературного блеска и тщательной отделки, которые больше всего ценились в его время. Так, работа "Восстановленный Рим" посвящена восстановлению античной топографии города на основе показаний древних авторов, надписей и памятников. В другом своём сочинении - "Торжествующий Рим" - Биондо в первые предпринял попытку общего изложения государственных, военных, гражданских и религиозных учреждений, а также описание обычаев и одежды древних римлян. В отличие от большинства гуманистов, Биондо при освещении какого-либо вопроса не довольствовался одним источником, а привлекает все доступные и систематически их сопоставляет. Весьма ценным является стремление автора восходить к наиболее достоверным. При этом Биондо даёт изложение чисто хронологическое, то есть он не стремится группировать факты, относящиеся к разным эпохам и делать из сопоставления этих фактов какие-нибудь далеко идущие выводы. Он - историк-эрудит. Для которого на первом плане стоит установление факта, а не извлечение из него какого-нибудь политического урока.

Помимо ряда исследований по истории древнего Рима и Италии ему принадлежит большая работа по истории средних веков – «Декады истории со времени падения Римской империи» в 31 книге. Биондо начинает изложение с 410 г.[24], взятие Рима Аларихом, и заканчивает 1410 г., то есть хронологические рамки этой работы в общем совпадают с хронологическими рамками средневековья, постепенно входящими в употребление только с конца XVII в., когда профессор в Галле, Христофор Целлариус (или, иначе, Келлер, 1637-1707) популяризи­ровал эту гуманистическую периодизацию с помощью своего учеб­ника по истории средних веков.

Иными словами, Биондо можно считать первым историком-гуманистом, который установил хронологические рамки средневековья. Сам термин «средние века» у Биондо не встречается[25]. Кроме того, Биондо первым из гуманистов заложил критерии достоверности источника: во-первых, правдободобие и реальность описываемых событий; во-вторых, наиболее древнее происхождение источника, его близость ко времени описываемых событий.

Наивысшее достижение использования критического метода в XV в. обнаруживается, однако, в трудах другого гуманиста Лоренцо Валла (1407-1457), хотя он и не был историком в собственном смысле слова. В своей единственной чисто исторической работе - «История Фердинанда I Арагонского» - Валла даёт не столько историю, сколько хронику скандальных событий при неаполитанском дворе. В тоже время он подходит к источнику достаточно критически. Наиболее ярко критический анализ Лоренца Валла проявился в разоблачении так называемого Константинова дара (трактат о "О мнимом и лживом дарении Константина" - 1440 г.), на котором папы в течение всего средневековья основывали свои притязания на верховенство в Европе. Подвергнув критическому анализу два единственных памятника, в которых упоминается "донация", - "Деяния св. Сильвестра" и "Лжеисидоровы декреталии" - Валла показывает, первый - не что иное, как "лживое чтиво и сказки старых баб", в которых масса противоречий и смешных нелепостей, а второй содержит текст "Донации", являющийся "бесчестной" интерполяцией позднейшего времени, что выдаёт язык, изобилующий варварскими оборотами речи и терминами, неизвестными в IV в."[26] Кроме того Валла применил также приёмы так называемой формальной «дипломатической» критики, показав, что терминология «Константинова дара» не соответствует принятой в официальных документах IV в., но восходит к христианской литературе, которая не была известна Константину и его приближённым.

Хотя сам Л.Валла не смог точно указать время составления этой фальшивки, католические круги так и не смогли опровергнуть его доводы, и вынуждены были в дальнейшем отказаться от ссылок на этот документ.

Новая «политическая» школа. С начала XVI в. в итальянской гуманистической историографии выделяется школа ставящая целью извлечь из истории политические уроки. Её основателем был Никколо Макиавелли (1469-1527), который на протяжении 15 лет был видным дипломатом Флорентийской республики, секретарём и канцлером её правительства. Возвращение к власти семьи Медичи (1512) положило конец его политической карьере, он был лишён должности и оказался в ссылке (в своём поместье). Последние 15 лет жизни Макиавелли провёл в вынужденном деревенском уединении, что благоприятствовало его литературным занятиям.

Искренний патриотизм и твердая уве­ренность в необходимости объединения Италии побуждали Макиавелли, несмотря на республиканские симпатии, уповать на власть сильного государя даже в ущерб этим симпатиям. Отсюда его противоречия как политического мыслителя: в один и тот же год, 1513, он пишет два сочинения. В первом из них - трактате «Государь» (на итальянском языке) - он оправдыва­ет неограниченную монархическую власть, вплоть до неприкрытой тирании, высказы­вает мысль о том, что в борьбе с центро­бежными силами, в частности с дворян­ством, государь может применять самые суровые и даже аморальные средства, если нет другого выхода. Всё это в отрыве от патриотической цели, которой руководствовался Макиавелли, было абсолютизировано в последующей политической мысли и получило название «макиавелизм». Хотя концепция Макиавелли не идентична этому понятию.

Во втором полуполи­тическом, полуисторическом трактате на латинском языке - «Рассуждения по поводу первых десяти книг Тита Ливия» - Макиавелли, напротив, выступает как убежденный рес­публиканец, видя свой идеал в Римской республике. В 1520 г. в биографическом сочинении «Жизнь Каструччо Кастракани из Лукки» Макиавелли вновь прославит сильного всевластного государя. И только в своем главном историческом труде «История Флоренции», написанном на итальянском языке между 1520 и 1526 гг., автор явно обнаруживает причины своих колебаний: видя в республике свой идеал, он на материале истории родного города приходит к печальному выводу о том, что Флорентийская республика оказалась не­способной объединить Италию. Отсюда он приходит к выводу о необходимости абсо­лютной власти государя, которая одна может обеспечить стране необходимое единство. В «Истории Флоренции» Макиавелли выступает как замечательный для своего времени историк. В своих сочинениях он стремится не просто излагать историю, но открывать движущие её зако­ны. Один из главных таких законов Макиавелли видел в политической борьбе, присущей всякому государству, и прежде всего в рес­публике. При этом он уже интуитивно нащупывал и основу этой борьбы - проти­воречия между народом и высшими клас­сами, а иногда и между богатыми и бедны­ми, подходя близко к признанию социаль­ных противоречий. Другую закономерность хода истории ученый видел в том, что в ней происходит круговорот политических форм: от монархии к аристократии, потом к республике со смешанным правлением, затем снова к монархии. Главной движу­щей силой в развитии этих циклов явля­ются политическая борьба и неизбежное насилие. Макиавелли впервые обратил внимание на важность постижения диалектики исторического процесса.

Н. Макиавелли четко отграничивал древнюю историю от средневековья (хотя и не употреблял этих терминов). В истории Италии он видел цепь упущенных возмож­ностей её объединения. Раннее христиан­ство он считал главной причиной падения римской государственности и варварских вторжений. Одно из главных препятствий к объединению Италии в средние века и в свое время он видел в папской политике. Излагая ход политической борьбы во Фло­ренции, Макиавелли в целом правильно наметил её основные этапы: первый — борьба внутри аристократии, второй - борьба между «народом» («пополанами») и аристократией, третий - борьба между пополанами и плебейскими массами. В основе циклического развития политической борь­бы лежит не воля отдельных людей, а про­явление общего закона истории. Во Фло­ренции политическая борьба приняла па­губный характер, так как узкопартийный дух возобладал в ней над гражданскими интересами. Из упадка республики оказал­ся один реальный выход - тирания Меди­чи.

Из этой концепции вытекают жажда Макиавелли к обобщениям, несвойствен­ная другим историкам-гуманистам, реали­стичность его повествования, отсутствие в нем напыщенности и риторики, теологического контекста, характерного для средневековой политической мысли. В то же время он, как историк, не лишен известных слабостей: ограничение изложения полити­ческими событиями, преувеличение роли отдельных личностей, узость источниковой базы (он в основном опирался на данные Флавио Биондо или флорентийского хрони­ста XIV в. Джованни Виллани) и почти полное отсутствие критики источников.

И все же в развитии исторической мыс­ли не только в Италии, но и в Европе в це­лом Макиавелли сыграл огромную роль, оказав значительное влияние на своих со­временников и последующую историогра­фию.

Младший современник Н.Макиавелли Франческо Гвиччардини (1483-1540) - видный флорентийский государственный деятель и дипломат - также принадлежал к политическому на­правлению. Он во многом отличался от Макиавелли, своего друга, которого нередко критиковал. Источником этих различий была, с одной стороны, изменившаяся со­циально-политическая обстановка во Фло­ренции и в Италии в целом, с другой - разные политические взгляды этих истори­ков. Ф. Гвиччардини, принадлежавший к крупнейшим землевладельцам Флорен­ции, был выразителем политических симпа­тий той части городской верхушки, свя­занной с ростовщической деятельностью и вкладывавшей свои капиталы в землю, которая мечтала об установлении в госу­дарстве олигархического режима. Он был противником как умеренной пополанской демократии, видя в народе «бешеное чудо­вище», так и единовластия, которое считал «тиранией». Его политический идеал - Ве­нецианская республика, где власть при­надлежала небольшой наследственной группе самых богатых и знатных фамилий. Однако, сознавая невозможность осуще­ствления этого идеала во Флоренции, Гвич­чардини, в отличие от Н. Макиавелли, пессимистически оценивал перспективы бу­дущего развития Италии, не верил в воз­можность её объединения и ослабления внутренних конфликтов. Такая позиция уводила его от идей «гражданского гума­низма», порождала у него скептицизм и да­же цинизм в политических и моральных вопросах.

Главным двигателем в политике Гвич­чардини считал личные выгоды и стремле­ние к спокойствию отдельных индивидов, оправдывая аполитизм и любую бесприн­ципность в политике. В отличие от Макиа­велли он не заботился об общем благе государства. Своё отношение к современ­ности Гвиччардини переносил и на осмыс­ление прошлого в своих исторических сочи­нениях. Главные из них - «История Фло­ренции с 1378 по 1509 год» (написана им в 1509 г. на итальянском языке, но впервые опубликована лишь в середине XIX в.) и «История Италии» с 1492 по 1534 г. (на­писана им на склоне лет также на итальян­ском языке и опубликована при его жиз­ни).

В обеих работах Ф. Гвиччардини высту­пает как весьма осведомленный автор. В отличие от других историков-гуманистов, в том числе и Н. Макиавелли, он пользу­ется для описания событий не только нар­ративными (и часто единичными) источ­никами, но и документальными материала­ми, доступными ему как политику - дипломатической перепиской, государ­ственными актами и т. п. Это позволило ему дать широкую картину истории Фло­ренции и Италии, показать внутригород­скую борьбу, военные конфликты между отдельными государствами Италии, яркие характеристики политических деятелей. Особенностью Гвиччардини как историка является интерес к экономическим и фи­нансовым вопросам, мало занимавшим других, который отчасти вытекал из пред­ставления его о том, что людьми не в по­следнюю очередь движут и материальные побуждения.

Гвиччардини в большей степени реалист, чем Макиавелли, но зато ему со­вершенно безразлично выявление общих законов развития истории, он мельчит её, пытается объяснять события частными и ничтожными причинами. Политическая борьба для него не закон исторического развития, а лишь случайная игра личных страстей и меркантильных интересов: вос­стание Чомпи, например, это не борьба богатых и бедных, как считал Макиавелли, а следствие интриг одной из политических партий Флоренции во время очередной из­бирательной кампании. Таким образом, «реализм» Гвиччардини сводится к житей­ской обывательской трезвости. Гвиччарди­ни крайне тенденциозен в освещении опи­сываемых событий: он оценивает их с точки зрения того, насколько они были выгодны или невыгодны для олигархической систе­мы управления, и не видит более далеких перспектив исторического развития.

2. Крупнейшие представители гуманисти­ческой историографии в других странах Западной Европы

В XVI в. гуманистиче­ская историография распространяется и в других странах Европы, приобретая свое­образные национальные формы. Вместе с тем внешние приёмы гуманистического историописания сплошь и рядом использу­ются учеными, выражавшими взгляды и симпатии разных социальных слоёв, а нередко и апо­логетами абсолютной монархии и даже представителями церкви как католической, так и протестантской.

Франция. Во Франции гуманистическая истори­ография использовалась главным образом как идейное оружие борющихся дворян­ских группировок и третьего сословия и по­этому носила весьма пёструю политиче­скую окраску.

Наибольшее влияние на последующую историческую мысль (XVII— XVIII вв.) оказали социологические и исто­рические взгляды Ж. Бодена, хотя он не был собственно историком.

Жан Боден (1530-1596) был вырази­телем настроений наиболее передовых сло­ёв третьего сословия, решительным сто­ронником сильной абсолютной монархии. В то же время он считал, что монарх не может нарушать права собственности своих под­данных, в частности облагать их налогами без их согласия. Здесь можно видеть ростки буржуазной теории естественного права, широко распространившейся по­зднее, в XVII - XVIII вв. В трактатах «Ме­тод лёгкого ознакомления с историей» (1566) и «Шесть книг о государстве» (1576) Боден, как и Макиавелли, отстаи­вал мысль о наличии в истории внутренних объективных закономерностей. К их числу он относил воздействие на историю усло­вий географической среды, определявших, по его мнению, психический склад разных народов, который во многом влиял на их исторические судьбы. Позднее эта плодот­ворная для своего времени идея была развита социологами и историками эпохи Просвещения, в частности Монтескье.

Вместе с тем Ж. Боден не считал влия­ние географического фактора в истории непреодолимым, полагая, что разумные за­коны и основанное на них государство могут смягчить или устранить действие неблагоприятных естественных условий. Кроме географического фактора, важное значение в историческом развитии, согласно Бодену принадлежит также культуре и религии, тем самым он наметил культурно-историческое направление в историографии. Не менее плодотворной была идея Бодена о прогрессе в истории, противостоящая циклизму Макиавелли и историческому пессимизму Гвиччардини. В отличие от них Боден подчеркивал превосходство совре­менной эпохи не только над временем дикости и варварства, но и над антично­стью, в смысле развития наук, расширения географического кругозора людей, совер­шенствования искусств и, что наиболее интересно, - в области промышленности, торговли, военного дела.

Значительно опережая свою эпоху, Ж. Боден ставил вопрос о том, что история есть наука, обладающая собственными ме­тодами познания. Наряду с этим он, как человек своего времени, отдал дань пред­ставлениям о влиянии магических сил и де­монического начала на ход истории и в по­исках объективных исторических законов нередко обращался к алхимии, астрологии, которые еще пользовались в ту эпоху попу­лярностью даже среди образованных лю­дей.

Крупным достижением научной мысли того времени явился труд французского исследователя Жозефа Жюста Скалигера (1540-1609) «Об улучшении хронологии» (1583), заложившей основы этой научной дисциплине. Чтобы завершить работу в том же направлении, он издаёт в 1606 г. «Тезаурус темпорум», где собирает сведения всех известных ему античных хронографов. Скалигера считают также основателем научной эпиграфики. Он собрал множество текстов на латинском и греческом языках, передал их профессору Гейдельбергского университета Яну Грутеру и помог ему в их издании. Так, в 1603 г. появилось огромное собрание из 12 тыс. латинских и греческих надписей, открывшее серию подобного рода сборников латинских, греческих и этрусских надписей.

Англия. В Англии гуманистическая историогра­фия в XVI в. была развита слабее, чем в Италии и во Франции, сосуществуя с тра­диционными формами исторических сочинений - хрониками, хотя уже очищенны­ми от самых невероятных чудес. Наиболее крупными историками-гуманистами, близ­кими к политическому направлению, были в начале XVI в. великий английский гума­нист, создатель первой социалистической утопииТ. Мор и в конце XVI - начале XVII в. не менее знаменитый философ-материалист Ф. Бэкон. Оба они были крупными по­литическими деятелями английской абсо­лютной монархии, затем оба оказались в опале. Они видели в истории школу поли­тического опыта, хотя и пытались извлечь из неё весьма различные уроки.

В развитии гуманистической историче­ской мысли заметное место занимает работа Томаса Мора (1478-1535) - «Уто­пия» (1516). Он подверг в ней резкой критике общественный и политиче­ский строй современной ему Англии и объ­явил частную собственность причиной со­циального неравенства и угнетения и в про­шлом, и в настоящем. Тем самым Т. Мор преодолел классовую ограниченность гу­манистического мировоззрения, включив в понятие гуманизма стремление к соци­альной справедливости по отношению к эк­сплуатируемым. В то же время, видя в «огораживании» корень бродяжничества и воровства, Т. Мор не смог продвинуться в осмыслении этого явления дальше, чем позволяла эпоха, и рекомендовал отдавать воров в бессрочное рабство.

Т. Мору, который с 1518 по 1533 г. был канцлером Генриха VIII, принадлежит и собственно исторический труд, бескомпро­миссно осуждающий тиранию, окрашен­ный в какой-то мере антиабсолютистскими тенденциями, - «История Ричарда III» (1514—1518). Она сохранилась в двух ав­торских текстах - латинском и английском, что свидетельствует о том, что книга была рассчитана на широкого читателя. Напи­санная в духе политического направления гуманистической историографии, книга проникнута ненавистью к тирании, яркий пример которой Т. Мор видит в образе короля-узурпатора, убийцы Ричарда III. В противоположность Н. Макиавелли, ко­торый полностью отделил мораль от поли­тики, Т. Мор отстаивал необходимость для правителя соблюдать высокие моральные принципы в любых обстоятельствах. Судь­бой Ричарда III он пытался показать, что их нарушение ведет и государство, и само­го правителя к бесславной гибели.

Т. Мор пользовался широким кругом источников - письменных и устных сооб­щений современников описываемых собы­тий. Однако он не всегда проявлял доста­точную объективность в их истолковании, стремясь нарисовать однозначный образ Ричарда III как исчадия ада и показать пагубность неумеренной жажды власти.

Иную политическую окраску имел исто­рический труд Френсиса Бэкона (1561-1626) - «История Генри­ха VII», написанный им в 1621 г. на английском языке, затем переведенный на латынь. Бэкон писал эту книгу, находясь в опале, после долгого периода своего кан­цлерства при Якове I Стюарте. Тем не менее, его работа была написана с целью возвеличения абсолютной монархии, в частности династии Тюдоров, первым пред­ставителем которой был Генрих VII.

Будучи идеологом прогрессивной тогда буржуазии и нового дворян­ства, Бэкон, как и Макиавелли, был сто­ронником сильной центральной власти, до­пуская её право на аморальные действия, если это необходимо для общего блага. Его книга пронизана острой политической тен­денциозностью, но вместе с тем в ней весьма реалистично и трезво оцениваются события недавнего прошлого. Бэкон осуж­дает Ричарда III, но в отличие от Мора отдает должное его достоинствам как пра­вителя.

Несмотря на преклонение перед силь­ной властью, Бэкон в традициях гуманизма предпочитает видеть на престоле просве­щенного правителя, опирающегося на советы мудрых и образованных людей; большое значение он придает парламенту и советникам короля. Ф. Бэкон, подобно Ф. Гвиччардини, уделяет много внимания экономике, в частности финансам. Наиболее интересны его рассуждения о восстаниях, которые он считает обычным повседневным явлением в тюдоровской Англии. Осуждая восстания и мятежи и видя в их подавлении одну из главных функций государства, он при всей своей тенденциозности пытается уяснить себе анатомию этих движений, порождающие их объективные условия. Бэкон выделяет два основных типа мятежей: те, которые происходят «от буйства» (в основном сепаратистские восстания знати), и другие, возникающие вследствие «нужды». К последним он относит собственно народные движения конца XV в., справедливо подчеркивая их антиналоговый характер.

Хотя Бэкон, как и все историки-гуманисты, отводит в своем сочинении большое место отдельным личностям, он стремится на основании «эмпирических» данных, изученных им фактов дать причинно-следственное объяснение хода истории, определить условия, в которых зарождается и развивается данное событие. В нем можно видеть одного из крупнейших представителей политического направления гуманистической историографии.

Германия. В Германии XVI в. в связи с острой социально-политической и религиозной борьбой эпохи Реформации и Крестьянской войной историография, в том числе и гуманистическая, служила идейным оружием различных социальных групп и отражала часто диаметрально противоположные тенденции в области политики и религии. При этом, как в лагере католической реакции, так и протестантской оппозиции, вплоть до самой радикальной, в историографии сохранила свое влияние теологическая концепция истории, хотя иногда видоизмененная влиянием гуманистических идей. Поэтому в немецкой историографии XVI в. значительное место занимали сочинения смешанного типа; по форме подражавшие гуманистическим работам, а по существу близкие к средневековым хроникам. Собственно гуманистических работ было мало, и они не были широко известны.

Переплетение средневековой, мистической традиции с гуманистическим влиянием характерно и для одного из интереснейших немецких историков этого периода Себастьяна Франка (1499-1542). Будучи выразителем настроений наиболее радикальных слоев бюргерства, Франк испытал известное влияние гуманистических идей, стал лютеранином, позднее - анабаптистом, но затем отошел и от этого движения, придя к своеобразному «мистическому пантеизму».

В основном историческом сочинении С. Франка - «Хроника, Летопись и Историческая библия» - увидевшем свет в 1531 г., причудливо переплетаются средневековая форма изложения и своеобразная теологическая трактовка истории с трезвым, рационалистическим в духе гуманизма, подходам к её проблемам. Божественное начало в истории Франк рассматривает с пантеистических позиций, считая, что Бог разлит в мире, воплощён в каждом человеке и осуществляет историю через действия не осознающих этого людей. Хотя разлитый в мире Бог составляет благое начало, люди могут использовать его по-разному: одни для благих дел другие во зло. Поэтому божественный план реализуется в истории лишь в конечном счёте, и, люди, изучая историю, должны извлекать из неё практический опыт для настоящего и будущего.

С. Франка отличает то, что он рассматривает историю с точки зрения интересов простого народа, что нередко интуитивно приводит его к ряду необычайных для его времени выводов. Так, он осуждает частную собственность как источник насилия богатых над бедными, ограбления последних; в государстве он видит силу, которая вскоре после своего возникновения оказалась на стороне богатых и помогает притеснять простой народ; он обличает католическую церковь за то, что она отошла от принципов раннего христианства. Эта книга проникнута сочувствием к крестьянству, несущему несправедливые феодальные повинности. В них Франк видит причины крестьянских восстаний, в частности Крестьянской войны 1524-1525 гг. Но в то же время он осуждает эти восстания, утверждая, что народ не должен восставать, но лишь покорно ждать избавления с помощью Бога.

Написанная простым образным немецким языком «Хроника» Франка, как и его многочисленные публицистические сочинения, пользовалась популярностью в народе и сыграла большую роль в формировании немецкого литературного языка.

Если сочинения С.Франка можно назвать схоластико-гуманистическими, то работы Беата Ренана (1485-1547) представляют собой уже чисто гуманистическое направление. Б. Ренан яркий последователь эрудитской школы Биондо в Германии, был типичным кабинетным ученым, эрудитом, стремившимся отгоро­диться в своей исследовательской работе от бурных политических собы­тий своего времени. Однако тематика этой работы была подсказана ему все же общими интересами эпохи, всей националистической на­правленностью немецкого гуманизма: в центре его внимания стояли древние германцы и история Германии в раннее средневековье. О ха­рактере его научных интересов говорит уже первый его труд – «Критические комментарии к Тациту» (1619). Делом всей его жизни были «Три книги германской истории» (1531) - произведение, в котором его эрудиция и критическое дарование раз­вернулись с наибольшим блеском. Первая книга посвящена древней Германии и эпохе великого переселения народов; во второй книге автор следит за судьбами, главным образом, племени франков, причем период их господства он рассматривает как время усиления и распро­странения рабства (или, точнее, крепостничества), а распадение франк­ской монархии - как восстановление древней германской свободы; наконец, третья книга представляет собрание этюдов и исследований культурно-исторического и источниковедческого характера.

Работа Ренана насквозь проникнута критическим духом. Он под­вергает тщательному исследованию достоверность каждого исполь­зуемого источника и каждого приводимого ими факта, не щадя ника­ких авторитетов. Пользовавшееся в то время в гуманистических кру­гах полным доверием сочинение так называемого Бероза (Псевдо-Бероз) он разоблачил как грубую подделку, и, действительно, как потом оказалось, эта мнимая хроника древне-вавилонского жреца была составлена гуманистом Джованни Нанни. Но и к сообщениям древних авторов Ренан относился с большой осторожностью, принимая лишь те из них, которые не вызывали никаких подозрений. Не приходится и говорить, что легенды и псевдо-научные гипотезы, к кото­рым нередко прибегали и гуманисты, чтобы восполнить пробелы в устной и письменной традиции, он решительно отвергает. Для научного метода Ренана характерно также широкое применение выдвинутого еще Биондо приема - конъектурной критики текста. Опираясь на прекрасное знание латинского и греческого языков, он в сомнительных местах предлагает своё чтение текста, и хотя далеко не все его конъектуры были впоследствии оправданы наукой, однако в большинстве случаев они являются очень остроумными и правдоподобными.

Деятельность Ренана в последующем высоко оценили, его труд был признан первым подлинно научным трудом по истории Германии.

Таким образом, историография периода Возрождения занимает особое место в длительном развитии исторической науки, прежде всего как её начальный этап. Главная заслуга гуманистов заключалась в создании светской концепции истории. Важное значение имело широкое привлечение различных источников: нарративных, археографических, эпиграфических, нумизматических, документальных. Неустанная забота гуманистов о поиске и издании произведений античных авторов, собрание богатых коллекций древностей и их описание заложили прочную источниковую базу для дальнейшего развития исторической мысли.

Поиск по сайту: