Историческая наука во Франции

Французская историография межвоенного периода. В межвоенный период во Франции сохранялась организация науки, сложившаяся в конце XIX – начале ХХ вв. Главными центрами исторических исследований и подготовки историков были гуманитарные («словесные») факультеты университетов, где работало большинство французских учёных. Кроме них исследования в области истории традиционно велись в таких известных научно-учебных заведениях, как Коллеж де Франс, Высшая нормальная школа, Национальная школа хартий, Практическая школа высших знаний и др. В 1939 г. было создано особое государственное учреждение – Национальный центр научных исследований, задача которого состояла в поддержке научных исследований. Большую роль в координации историков по-прежнему играли научные общества и издаваемые ими журналы.

По­сле окончания первой мировой войны вновь развернули свою деятельность «Общество новой истории» и его журнал «Обозрение новой и современной исто­рии», «Общество по истории Французской революции», издававшее журнал «Французская революция» и многие другие об­щества историков. Однако по-прежнему единственным общеисторическим журналом до конца 1920-х гг. оставалось основанное еще в 1876 г. «Историческое обозрение».

Наряду с журналами очень важной формой распро­странения результатов исторических изы­сканий была публикация диссертаций, которым во Франции традиционно прида­вали большое значение. Вплоть до 1958 г. существовала только одна ученая степень, на которую могли претендовать французские историки (как и филологи), - степень доктора гумани­тарных наук. Требования к докторским диссертаци­ям были очень высокими. На защиту вы­носились сразу две диссертации: «основ­ная» и «дополнительная». «Основная дис­сертация» должна была содержать научное исследование крупной исторической про­блемы, основанное на исчерпывающем изучении всех имеющихся по данному вопросу источников, в первую очередь, архивных документов. «Дополнительная диссертация» имела целью показать ком­петенцию автора в области источникове­дения и историографии. Она могла состо­ять из историографического очерка или публикации документов с комментариями. Как правило, работа над диссертацией требовала значительного времени (часто 10-15 лет), но в результате формировалась целая библиотека крупных научных ис­следований, выполненных на высоком профессиональном уровне.

Развитие исторической науки в межво­енный период во многом определялось общественно-политической ситуацией и особенностями духовной культуры того времени. После победоносного окончания войны во Франции широко распространи­лись патриотические и националистиче­ские настроения. Целый ряд официальных церемоний: «Парад Победы» в 1919 г., «вечный огонь», за­жженный в 1923 г. под Триумфальной аркой в честь «неизвестного солдата», бы­ли направлены на закрепление чувств «единства нации», «верности Родине», «не­разрывных связей» Франции и её колони­альных владений.

С другой стороны, общие условия ост­рого послевоенного кризиса. Октябрьская революция в России, революции в Герма­нии и Австро-Венгрии дали мощный тол­чок подъему революционных и социали­стических идей. Во Франции обострилась социальная борьба, значительно усилилось рабочее движение, возникла сильная Коммунистическая партия, возросло влия­ние марксизма. Общественное внимание гораздо больше, чем раньше стали при­влекать экономические и социальные во­просы, положение трудящихся масс, на­родные движения. В то же время огром­ные жертвы и колоссальные социальные потрясения, связанные с первой в истории человечества мировой войной, револю­циями, национально-освободительными движениями и т.д. ещё более подорвали веру в общественный прогресс, вызвали настрое­ния пессимизма и разочарования.

В 1930-е гг. на французское общест­венное мнение сильно повлияли мировой экономический кризис, наступление фа­шизма, угроза новой мировой войны, соз­дание антифашистского Народного фрон­та.

Новое поколение историков уже не удовлетворяла традиционная позитивистская историография, уделявшая главное внимание описанию событий политиче­ской, дипломатической и военной исто­рии. В среде историков росло стремление к обновлению тематики, познавательных методов и содержания исторической нау­ки. Эти поиски новых путей были тесно связаны с общей интеллектуальной атмо­сферой межвоенного времени. Начавший­ся в XX в. «кризис физики» и последо­вавшие в первые послевоенные годы крупнейшие научные открытия, (прежде всего в области теории относительности и квантовой механики) привели к пересмот­ру прежней механистической картины мира. С огромным интересом были восприняты исследования австрий­ского психиатра 3. Фрейда, начатые еще в начале XX века, но получившие широкую известность в межвоенный период. Они выявили, что поведение человека часто определяется не его сознанием, а подсоз­нанием, закрепившимися в подсознании «комплексами» вины, страха, сексуальны­ми влечениями и т. п.

Поиски новых подходов к изучению процессов общественного развития в это время продолжали представители смеж­ных с историей наук: философы, социоло­ги, географы, экономисты. Философ и социолог Анри Берр, вы­двинувший до войны задачу создания це­лостного «культурно-исторического син­теза», в 1920 г. опубликовал первый том задуманной им грандиозной 100-томной серии монографий «Эволюция человече­ства». Она была призвана продолжить знаменитую «Энциклопедию» Дидро и осветить историю человечества с точки зрения синтеза всех гуманитарных наук[47]. Считая определяющим фактором истори­ческого развития духовную жизнь, Берр выдвигал на первый план изучение куль­турно-исторических процессов.

Существенное воздействие на фран­цузскую историографию оказали труды некоторых географов, работавших в тес­ном контакте с историками. Особенно важное значение имела школа «географии человека», основателем которой был Пьер Видаль де ля Блаш (1845-1918). Эта школа изучала влияние на общество при­родного окружения и демографических факторов, как в прошлом, так и в настоя­щем. Её представители первыми начали разрабатывать проблемы миграции насе­ления, экономического и демографическо­го роста, ставшие впоследствии объектом исторических исследований.

Продолжал начатые в довоенный пе­риод изыскания социолог и экономист Франсуа Симиан (1873-1935). Подвергнув критике историков-позитивистов за их пристрастие к эмпирическому описанию фактов, отно­сящихся, главным образом, к политиче­ской истории, Симиан поставил задачу изучать массовые, повторяющиеся, стати­стически наблюдаемые совокупности эко­номических и социальных явлений на протяжении длительного периода време­ни. Главным предметом его исследований стала непривычная для большинства французских историков того времени те­ма: эволюция заработной платы, цен и доходов, а также их восприятие в «коллек­тивной психологии» различных слоев об­щества.

Попытку пересмотра методологии по­зитивизма с релятивистских позиций предпринял начинавший тогда свою науч­ную деятельность после обучения в Гер­мании, молодой философ и социолог Раймон Арон. В 1938 г. он опубликовал книгу «Введение в философию истории», в кото­рой обосновал релятивистское и субъек­тивистское понимание истории в духе не­мецких неокантианцев.

Однако, ни Берр, ни Симиан, ни Арон, ни ученые из школы «географии человека» не были историками, и поэтому их воздей­ствие на французскую историческую нау­ку того времени все же было ограничен­ным.

Главную роль в перестройке французской историографии сыграли историки Люсьен Февр (1878-1956) и Марк Блок (1886-1944).

Л. Февр начинал свою научную работу в качестве географа. Однако в 1911 г., будучи уже профессором Дижонского университета, он защищает диссертацию по истории «Филипп II и Фраш-Конте», в которой впервые выразил взгляды на историческое исследование, основанное на изучении одной территории в ряде аспектов: политическом, социальном, религиозном и др. После окончания первой мировой войны Февр преподаёт в Страсбургском университете. В это время он обращается к истории средневе­ковой культуры и исторической психоло­гии. В Страсбургском университете Февр знакомится с будущим другом и выдающимся историком М. Блоком. В 1929 г. они совместно основали журнал «Аналлы экономической и социальной истории», вокруг которого впоследствии сформировалась «новая историческая школа» или школа «Анналов», произведшая настоящий переворот в историческом знании.

Используя новый журнал как рупор, Февр и Блок начинают свои знаменитые «бои за историческую науку», борьбу за придание истории человеческого содержания, за освобождение её от господства схемы и сухого изложения фактов. Эта борьба вскоре стала приносить первые плоды. Школа «Анналов» привлекает всё большее число сторонников, а Л. Февр, ставший в 1933 г. профессором Коллеж де Франс, признаётся главой французской исторической науки. Он долгое время занимает пост председателя комитета историков Франции.

После трагической гибели принимавшего участия во французском Сопротивлении М. Блока (1944), Февр один стоял у руля журнала «Анналы», после войны получившего название «Анналы. Экономика. Цивилизация. Общества».

Основные воззрения Февра и Блока на содержа­ние и методы исторической науки высказанные в их сочинениях[48] склады­вались под сильным воздействием Дюркгейма и особенно Берра, с которым они тесно сотрудничали, стремясь реализовать его идею «исторического синтеза» путём организации междисциплинарных иссле­дований. С уважением Февр и Блок относились к марксизму. Февр счи­тал, что многие из идей, которые Маркс выразил с бесспорным мастерством, давно уже перешли в общий фонд, составляю­щий интеллектуальную сокровищницу целого поколения. К числу таких идей Февр относил, прежде всего, мысль о ве­дущей роли экономики и социальных от­ношении в развитии общества.

Блок и Февр остро критиковали тради­ционную позитивистскую «событийную» историографию, которая, по мнению Блока, прозябала «в эмбриональной форме повествования». Они утверждали, что история призвана не просто описывать события, а выдвигать гипотезы, ставить и решать проблемы. Основную задачу исто­рической науки Блок и Февр видели в соз­дании всеобъемлющей синтетической «глобальной» истории, охватывающей все стороны жизни человека, - «истории, ко­торая стала бы центром, сердцем общест­венных наук, средоточием всех наук, изу­чающих общество с различных точек зре­ния - социальной, психологической, мо­ральной, религиозной и эстетической, на­конец, с политической, экономической и культурной»[49]

Решение подобной задачи предполагало широкий контакт и взаимо­действие истории с другими науками, прежде всего - науками о человеке. Февр настойчиво обосновывал мысль о сущест­вовании «внутреннего единства, связую­щего между собою все научные дисциплины». Он гово­рил в 1941 г., обращаясь к студентам: «Ис­торики, будьте географами! Будьте право­ведами, социологами, психологами; не закрывайте глаза на то великое течение, которое с головокружительной скоростью обновляет науки о физическом мире».[50]

В отличие от Берра, выдвигавшего на первый план «культурно-исторический синтез», Февр и Блок придавали особенно большое значение изучению экономиче­ских и социальных отношений. Февр до­казывал, что для понимания «глубокой жизни» страны совершенно недостаточно описать деятельность монархов, дворцо­вые интриги и перевороты, «указы и при­казы». Необходимо, прежде всего, дать представление о её природе, населении, хозяйственной деятельности, орудиях производства, торговле, городах, системе собственности, общественных классах, религии, языке, региональных различиях и многих других факторах общественного развития.[51]

Одной из новых важнейших проблем, открытых для исследования основателями «Анналов», является не изучавшаяся ранее история общественной психологии, кол­лективных представлений и ценностей, которую Блок и Февр определили как ис­торию ментальностей, введя это, ныне широко приня­тое понятие в историографию.

Основываясь на выдвинутом ими но­вом подходе к изучению истории. Блок и Февр подвергли пересмотру оба главных понятия исторической науки: историче­ский факт и исторический документ. Они доказывали, что к числу исторических фактов относятся не только «события», но и «процессы», в том числе процессы соци­ально-экономического развития и общест­венной психологии. Обесценение монеты, понижение заработной платы, возрастание цен - все это, - писал Л. Февр, «бесспорно, тоже исторические факты, причем, с на­шей точки зрения, куда более важные, чем смерть какого-нибудь государя или за­ключение непрочного договора».[52] В от­личие от историков позитивистского на­правления, которые абсолютизировали значение письменных документов («тек­стов»), Блок и Февр значительно расшири­ли круг источников. Февр писал: «История, несомненно, создается по письменным документам. Когда они есть. Но она может и должна создаваться без письменных до­кументов, если их вовсе не существует. Пригодно все, что может использовать изобретательность историка, собирающего мёд не только с обычных цветов. Слова. Знаки. Пейзажи и черепица. Форма полей и количество сорняков. Фазы луны и фор­мы упряжи. Экспертиза камней геологами и химический анализ металла шпаги хи­миками. Словом, все, что зависит от чело­века, служит человеку, выражает его при­сутствие, активность, вкусы, все человеческие проявления».[53]

Стремясь к созданию всеобъемлющей, «тотальной» истории Блок и Февр не придерживались монистического подхода к интерпретации исторического процесса. На первый план в их объяснении выступа­ла то географическая среда и рост населе­ния, то развитие техники и обмена, то коллективная психология (ментальность). Нередко именно она представала как ве­дущее начало, поскольку все явления об­щественной жизни осуществляются, про­ходя через сознание и субъективную пси­хологическую мотивацию человека, а ис­тория всегда понималась Февром и Бло­ком как «наука о человеке», «наука о лю­дях» - «единственных подлинных объектах истории».

Полемизируя с историками-позитивистами, основатели «Анналов» доказывали, что материал источников и удостоверяемые ими факты всегда явля­ются результатом творческой активности ученого, проведенного им отбора, кото­рый зависит от поставленной им пробле­мы, от выдвинутой гипотезы. Всякая ис­тория есть выбор, то есть историк сам создает материал для своей работы, постоянно «конструирует» свой объект изучения, отбирая и группируя необходи­мые ему источники и факты. Отсюда Блок и, особенно, Февр делали релятивистские выводы, утверждая, что исторические факты не существуют без историка, они созданы или «изобретены» историками.

Тем не менее, в спорах о принципах и границах исторического познания Блок и Февр горячо отстаивали познавательные возможности истории, исходя из уверен­ности, что природа, а в ней и человек, как часть природы и объект истории, позна­ваемы и объяснимы. Они подчеркивали, что истории «коснулся глубокий и всеобщий кризис научных идей и концепций, вызванный внезапным расцветом некото­рых наук», но были убеждены в её способ­ности к обновлению. В 1941-1942 гг. Блок написал книгу «Апология истории или ремесло историка» (впервые опубли­кована в 1949 г.). Созданная в трагических условиях войны и поражения Франции, книга исполнена оптимизма относительно будущего истории. Как «серьезное анали­тическое занятие история еще совсем мо­лода», писал Блок; это «наука о людях во времени», которая «должна быть все более отважной исследователь­ницей ушедших эпох»[54]

Таким образом, новаторские труды М. Блока и Л. Февра, выдвинутые ими идеи означали переход к новому пониманию содержания и задач исторического мыш­ления. Они заложили основу «новой исто­рической науки» или, - как её называют в США, - «новой научной истории» завое­вавшей после второй мировой войны ве­дущее положение в мировой историогра­фии.

Французская историография во второй половине ХХ в. Вторая половина ХХ века стала временем подъёма и обновления французской исторической науки. Во Франции появилось целая плеяда крупных историков, труды которых обрели широкую известность. Продолжая и развивая и традиции историографии межвоенного времени, они подвергли пересмотру тематику, исследовательские методы и само понимание предмета исторической науки. События всемирно-исторического значения: вторая мировая война, крах колониальной системы, научно-техническая революция и многое другое, потребовали осмысления нового исторического опыта. В развитии французской историографии второй половины ХХ в. выделяются два основных периода, границей между которыми можно считать середину 1970-х гг.

Ведущее положение во французской историографии во второй половине ХХ в. принадлежало школе «Анналов». Главные научные достижения которой в послевоенные годы были связаны с работами историков «второго поколения», лидером которых стал ученик и друг Февра, круп­нейший французский историк и организа­тор науки Фернан Бродель (1902-1985).

Сын учителя, родившийся и выросший в деревне, Бродель называл себя «истори­ком с крестьянскими корнями», которого всегда интересовали условия труда и быта трудящегося населения. Бродель видел главное дело своей жизни, в создании «со­вершенно новой истории», которую он называл «глобальной», или «тотальной», (то есть, всеобъемлющей) историей, «чьи пределы расширяются настолько, что ох­ватят все науки о человеке, всю их сово­купность и универсальность».[55]

Первым крупным трудом Броделя, в котором он предпринял попытку написать «глобальную историю» большого региона, было исследование «Средиземное море и мир Средиземноморья в эпоху Филиппа II» (1949). В центре этого исследования находился не­привычный для историков того времени персонаж: «мир Средиземноморья» во второй половине XVI века. В первой части книги рас­сматривалась «почти неподвижная исто­рия», т.е. история взаимоотношений чело­века с окружающей его средой; во второй части – «история медленных изменений», или «структурная история», то есть разви­тие экономики, общества, государства и цивилизации; наконец, в третьей части, названной «События, политика и люди», изучалась быстротекущая «событийная история».

Стремясь объединить историю и географию в единую «геоисторию», Бродель отводил особо важную роль среде обитания человека. Согласно его концеп­ции, степи и горы, моря, и другие гео­графические структуры определяют рамки деятельности человека, пути сообщения, а, следовательно, и торговли; местоположе­ние и рост городов. На их основе возни­кают медленно изменяющиеся эконо­мические и социальные структуры, к изу­чению которых призывали «Анналы». Основной особенностью методологи­ческого подхода Броделя было противо­поставление прочных, устойчивых «струк­тур» меняющимся «конъюнктурам» и еще более эфемерным «событиям», представ­ляющим, по мнению Бро­деля, лишь «поверхностное волнение» океана истории. Другой важнейшей методологической идеей, впервые высказанной Броделем в «Средиземноморье», была мысль о разных «скоростях» исторического времени. Он различал время «большой длительности», то есть время существо­вания наиболее прочных «структур» и дли­тельных процессов общественного разви­тия, и «короткое время» - время быстро протекающих политических событий или индивидуальной жизни чело­века. По мнению Броделя, для историка наиболее интересны процессы большой длительности, ибо они определяют разви­тие человечества. В рамках «короткого времени» историку нечего делать; это, «по преимуществу, время хроникера, журна­листа».

По существу, работа Броделя положила начало так назы­ваемой «структурной истории», которая видит свою главную задачу в изучении различных общественных «структур». Поднятые им вопросы о роли устойчивых общественных структур и различных скоростях протекания истори­ческих процессов обогащали историческое мышление и открывали новые перспекти­вы научного исследования, однако пре­небрежительное его отношение к «собы­тиям» и «короткому времени» вело к недо­оценке исторического значения сравни­тельно кратковременных, хотя и очень значительных событий (например, войн или революций), которые оказывали большое влияние на ход истории. Однако несмотря на это «структурная история» Броделя, предло­женная им проблематика научных иссле­дований, его методология и терминология быстро вошли в моду и многие молодые историки устремились к той истории, кото­рую проповедовали «Анналы».

Вместе с Февром Бродель стал при­знанным лидером школы «Анналов», а в 1956 г. после смерти Февра он возглавил журнал «Анналы». Руководимый Броделем журнал «Анналы» систематически публиковал работы, по­священные процессам большой длитель­ности и влиянию на них различных факто­ров: географических, климатических, де­мографических, психологических. Стре­мясь к междисциплинарным исследовани­ям, «Анналы» уделяли особое внимание разработке крупных комплексных тем, таких как «История и климат», «История и психология» и т. п.

В 1970-е гг. выдвинутая Броделем концепция «глобальной истории» стала не удовлетворять многих историков, которые стали искать новые пути и методы исторических исследований. Это привело к созданию «новой исторической науки» или как её чаще именуют во Франции, - «новой истории», которая опиралась на достижения «Анналов», но и значительно отличалась от неё.

Манифестом нового направления, где впервые зазвучал термин «новая история», стал трёхтомный сборник статей «Созда­вать историю», вышедший в 1974 г. под редакцией известного медиевиста ученика Броделя Жака Ле Гоффа и политолога Пьера Нора. Его авторы, принадлежавшие как к школе «Анналов», так и другим на­правлениям исторической мысли, заявили о своём намерении создать «новый тип истории» и наметить пути, по которым движется или должна двигаться будущая история. Вопреки взглядам Броделя, авторы сборника считали необходимым «воз­вращение события» и «короткого времени» в сферу внимания историков. Они высту­пали за обновление политической исто­рии и её связь с политологией в надежде, что обновленная политическая история сможет играть главную роль. Отмечая «раздробление истории» на отдельные, мало связанные друг с другом, направле­ния исследований, авторы сборника рас­сказывали о достижениях экономической истории, демографии, политологии, ар­хеологии, истории религии, искусства и науки. В третьем томе были собраны ста­тьи по таким вопросам, которые раньше не привлекали историков, например исто­рия климата, молодежи, болезней и меди­цины, роль мифов, праздников, кино­фильмов. Таким образом, в поле зрения историка включались темы, казавшиеся ранее несущественными, а теперь рас­сматриваемые как неотъемлемые аспекты жизни общества.

Одной из главных отличительных черт «новой истории» стало широкое примене­ние количественных ("квантитативных") методов исследования. По примеру США французские историки начали использо­вать компьютеры, которые позволяли про­водить машинную обработку массовых источников по составленной заранее про­грамме.

Другим признаком обновления исто­рической науки было расширение и раз­дробление ее тематики на ряд направле­ний, использующих достижения смежных наук: демографии, антропологии, этно­графии, психологии, лингвистики, клима­тологии. Экономическая и социальная история в их прежнем виде уступили ве­дущую роль исследованиям менталитета, а также на антро­пологию и биологию человека, исследова­ние классов и других социальных групп уступили место изучению индивидуально­го образа жизни и мотивов поведения лю­дей.

Историческая демография выделилась в особую дисциплину, систематически применявшую количественные методы. Она стремилась создать статистическую картину семейной структуры общества и проследить ее эволюцию в связи с изме­нениями в экономике, условиях жизни, системах ценностей, общественной пси­хологии.

Зародилась и стала стремительно расти историческая антропология, изучающая, главным образом, биологические аспекты жизни человеческих обществ: рождение, смерть, болезни, состояние гигиены и т.п. Историки начали изучать отношение людей к жизни и смерти, выявляемое, глав­ным образом, на основе их завещаний, надгробных надписей, вкладов в церкви, а также иконографии. Филипп Ариес в «Очерках истории смерти на Западе» (1975), в монографии «Человек и смерть» (1977) и в других работах утверждал, что отношение людей к смерти определяется, в первую очередь, их «коллективным под­сознанием».

Предметами специальных исследова­ний стали празднества, символы, мифы, история ритуалов, «история общения» и «история воображаемого». В работе под программным заголовком «За другие средние века» (1977) Жак Ле Гофф впервые исследовал представления средневекового человека о времени, его отношения к тру­ду, его мир и культуру. Жорж Дюби написал специальную работу о взаимоотношениях средневекового искус­ства и общества, в том числе получившую большую популярность книгу «Время со­боров» (1976).

Известный историк Даниель Рош в докторской диссертации «Век Просвеще­ния в провинции» (1973) рассмотрел «со­циально-культурную среду» и историю общения во Франции XVII и XVIII веков, в том числе уровень грамотности и рели­гиозности, представления людей об окру­жающем их мире, деятельность научных обществ и других просветительских орга­низаций, формировавших общественное мнение и создававших новые формы об­щения.

Образцом исследования истории сим­вола могут служить монографии М. Агюлона – «Марианна в борьбе» (1979) и «Ма­рианна у власти» (1984), где проанализи­рованы возникновение и дальнейшая судьба одного из символов Великой фран­цузской революции - женской фигуры, прозванной «Марианной».

Крупным шагом в изучении истории коллективных представлений стал капи­тальный 5-томный труд «Места памяти», опубликованный в 1984-1986 гг. под ре­дакцией П. Нора. Его авторы исследовали различные «места памяти», то есть все то, что может служить сохранению памяти о прошлом, в том числе эмблемы, символы, памятники, праздники, архитектурные сооружения, учебники, словари, календа­ри, исторические произведения, легенды и многое другое. Они стремились создать историю коллективных представлений, находящихся «между памятью и истори­ей», выяснить, как формировались и за­креплялись в памяти различных поколе­ний, например, такие понятия, как «нация» и «республика».

Большой вклад в создание «новой истори­ческой науки» внесло «третье поколение» школы «Анналов», которые в начале 1970-х годов сменило поколение Броделя на ру­ководящих постах. В 1969 г. Бродель, уже достигший предельного для администра­тора 65-летнего возраста, отошел от непо­средственного руководства журналом, а затем покинул пост заведующего кафед­рой современной цивилизации в Коллеж де Франс и должность руководителя VI секции Практической школы высших ис­следований, преобразованной в «Школу высших исследований в области социаль­ных наук». Все эти посты перешли к «третьему поколению» школы «Анналов», наиболее видными представителями которого были «молодые директора», возглавлявшие журнал: Эммануэль Ле Руа Лядюри, Жак Ле Гоф и Марк Ферро.

Под руководством «молодых директоров» журнал «Анналы» существенно изменил свою тематику, направив главное внимание на историю менталитета и историческую антропологию. Кроме того, не отказавшись, в принципе, от «глобальной истории» и исследований «большой длительности», новая редакция журнала взяло курс и на изучение сравнительно кратковременных исторических событий; уделяя большое внимание политической истории и истории современности.

Собственные исследования «молодых директоров» отличались характерным для «новой исторической науки» разнообразием. Эммануэль Ле Руа Лядюри уделял внимание изучению «деревенской цивилизации», с её медленно текущей, «неподвижной историей». В книге о небольшой пиренейской деревушке Монтайю он дал образец детального историко-антропологического исследования, тщательно проанализировав жилища, одежду, питание, образ жизни и времяпрепровождение жителей этой деревни в XIII-XIV вв.

Работы Марко Ферро были посвящены главным образом изучению кино как исторического источника, а также проблемам преподавания и восприятия истории.

В 1980-е – 1990-е гг. французскую историческую науку постиг кризис, который, по мнению некоторых историков, связан с «прова­лом больших социально-экономических теорий», в первую очередь, марксизма и структурализма, разочарованием в позна­вательных возможностях количественной истории, исчерпанностью школы «Анна­лов», гегемония которой, - как они дума­ют, - «подходит к концу».[56]

Во французской историографии возро­дился интерес к «событию» и «короткому времени»; описание вновь стали считать неотъемлемой частью исторического ис­следования; рассказ о событиях прошлого, который Марк Блок когда-то называл «эм­бриональной формой» истории, опять за­нял почетное место наряду с анализом исторических проблем.

Вслед за историками Италии и Герма­нии некоторые французские историки на­чали заниматься «микроисторией», то есть пристальным изучением отдельных, срав­нительно мелких, событий общественной или частной жизни.

Главное место во французской исто­риографии 1980-х - 1990-х гг. заняла обнов­ленная политическая история и культуро­логия. Тради­ционное изучение политических событий и учреждений теперь обогатились новыми под­ходами, позволившими изучать процессы принятия решений, мотивы коллективного поведения, формирование образа своей страны и других стран, роль символов и стереотипов мышления.

Вместе с политической историей вер­нулась обновленная военная история, ко­торую школа «Анналов» времен Броделя глубоко презирала. Историю войн, сраже­ний и походов она дополнила изучением отношений армии и общества, социально­го состава и психологии военных.

Изучение ментальности и историче­ской антропологии осталось важным на­правлением научных исследований, одна­ко центр внимания переместился в область истории культуры. По словам Ле Гоффа, «подобно экономике и социальной исто­рии в прошлом, история культуры ныне имеет тенденцию захватить всё поле исто­рических исследований». Культурологию французские ученые рассматривают очень широко, включая в нее все формы духов­ной жизни, системы ценностей, идеологи­ческие и религиозные течения, труд, раз­влечения, ритуалы и многое другое. Куль­турологи занялись и такими темами, кото­рые раньше вообще не изучались, напри­мер, историей «отклоняющегося поведе­ния», историей маргинальных групп насе­ления, историей сексуальности, историей женщин. В 1991 г. под редакцией Ж. Дюби и М. Перро была издана пятитомная «История женщин с античности до наших дней», которая послужила образцом для аналогичных изданий в других странах.

Бурный подъем переживает история современности. По словам французских историков, в этой области произошла «ма­ленькая интеллектуальная революция». Историки осознали, что «историческая дистанция» вовсе не гарантирует беспри­страстности исследования, а архивные документы не всегда являются наиболее достоверными. Прежнее скептическое отношение к истории современности ис­чезло. Она стала общепризнанной и ува­жаемой частью исторической науки. В рамках «высшей школы исследований в области социальных наук» была создана кафедра истории современности, которую возглавил один из лидеров «новой исторической науки» П. Нора. С 1982 г. история послевоенного времени была включена в школьные программы и учебники. Появился новый журнал «Двадцатый век». К концу ХХ в. исследования по новейшей истории стали одними из самых популярных.

Таким образом, на рубеже нового тысячелетия постоянно обновляясь, французская историческая наука сохранила свой высокий научный авторитет. Она остаётся одной из самых влиятельных национальных историографических школ.

Поиск по сайту: