АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Шестая серия: сериация

Читайте также:
  1. Восемнадцатая серия: три образа философов
  2. Восьмая серия: структура
  3. Глава Двадцать Шестая
  4. Глава Шестая
  5. Глава Шестая
  6. Глава шестая
  7. Глава шестая
  8. Глава шестая
  9. Глава шестая, в которой Ким Ок Кюн пытается привнести в Корею свет цивилизации, устроив пожар у почтамта, а Юань Шикай начинает свою карьеру политика
  10. Глава шестая.
  11. Глава шестая. Стратегия. Основы.
  12. Глава шестая. Христианское учение о любви к человеку.

 

Парадокс неопределенного регресса — источник всех остальных парадоксов. Такой регресс с необходимостью имеет сериальную форму: каждое обозначающее имя обладает смыслом, который должен быть обозначен другим именем: n1, — n2 — n3 — n4…Если рассматривать только эту последовательность имен, то их серия представляет собой синтез однородного, причем каждое имя отличается от предыдущего лишь своим рангом, степенью или типом. Фактически — согласно теории «типов» — каждое имя, обозначающее смысл предшествующего имени, обладает более высоким рангом как по отношению к предшествующему имени, так и по отношению к тому, что это последнее обозначает. Но если вместо простой последовательности имен обратить внимание на то, что чередуется в этой последовательности, то мы увидим, что каждое имя сначала берется с точки зрения того обозначения, которое оно осуществляет, а затем — того смысла, который оно выражает, поскольку именно этот смысл служит в качестве денотата для другого имени. Заслуга Кэррола как раз и заключается в прояснении такого различия в природе [имён]. На этот раз перед нами синтез разнородного. Сериальная форма необходимым образом реализуется в одновременности по крайней мере двух серий. Каждая уникальная серия, чьи однородные термины различаются только по типу и степени, необходимым образом разворачивается в две разнородные серии, каждая из которых в свою очередь образована из терминов одного и того же типа и степени, хотя эти термины по природе своей отличаются от терминов другой серии (конечно же, они могут отличаться и по степени). Таким образом, сериальная форма является, по существу, мульти-сериальной. Аналогично обстоит дело и в математике, когда серия, построенная в окрестности одной точки, значима только в связи с другой серией, построенной вокруг другой точки, причем вторая серия либо сходится с первой, либо расходится с ней. Алиса — это история орального регресса, где «регресс» должен быть понят прежде всего в логическом смысле, как синтез имен. Под однородной формой этого синтеза разворачиваются две разнородные серии оральности: есть-говорить, поглощаемые вещи-выражаемый смысл. Таким образом, сама сериальная форма как таковая отсылает нас к описанным прежде парадоксам дуальности и вынуждает обратиться к ним снова, но уже с этой новой точки зрения.

Фактически, такие две разнородные серии можно задать разными способами. Можно рассматривать серию событий и серию вещей, где эти события осуществляются или не осуществляются; или серию обозначающих предложений и серию обозначаемых вещей; или серию глаголов и серию прилагательных и существительных; или серию выражений и смысла и серию денотаций и денотатов. Подобные вариации не столь уж важны, ибо они предоставляют только степени свободы в организации разнородных серий. Та же дуальность, как мы видели, имеет место и вовне — между событиями и положениями вещей; на поверхности — между предложениями и обозначаемыми объектами; а также внутри предложения — между выражениями и обозначениями. Важно то, что мы можем сконструировать две серии в рамках внешне однородной формы. В этом случае мы получаем по две серии вещей или положений вещей; по две серии событий; по две серии предложений или обозначений; по две серии смыслов или выражений. Значит ли это, что конструирование серий произвольно?

Закон, управляющий двумя одновременными сериями, гласит, что последние никогда не равнозначны. Одна представляет означающее, другая — означаемое. Но для нас эти два термина обладают некоторыми особенностями. Мы называем «означающим» любой знак, несущий в себе какой-либо аспект смысла. С другой стороны, мы называем «означаемым» то, что служит в качестве коррелята этого аспекта смысла, то есть то, что дуально этому аспекту. Таким образом, означаемое никогда не является смыслом как таковым. Строго говоря, означаемое — это понятие. В более широком толковании, означаемое — это любая вещь, которая может быть задана на основе того различия, какое данный аспект смысла устанавливает с этой вещью. Выходит, означающее — это прежде всего событие, понятое как идеальный логический атрибут положения вещей, а означаемое — положение вещей вместе с его свойствами и реальными отношениями. Означающим является также и все предложение, поскольку оно содержит в себе отношения денотаций, манифестации и сигнификации в строгом смысле слова. А означаемое — независимый термин, соответствующий указанным отношениям, то есть, это понятие, а также обозначаемая вещь и манифестируемый субъект. Наконец, означающее — единственное отношение выражения, фактически обладающее привилегией не быть соотнесенным с независимым термином, поскольку смысл как выраженное не существует вне выражения. А означаемое в этом случае выступает как денотация, манифестация и даже сигнификация в строгом смысле слова. Другими словами, означаемое — это само предложение, поскольку смысл, или выражаемое, отличается от него. Однако, когда мы расширяем сериальный метод — чтобы рассмотреть две серии событий, две серии вещей, две серии предложений или две серии выражений, — их однородность лишь кажущаяся. Одна из серий всегда играет роль означающего, тогда как другая — означаемого, даже если эти роли взаимозаменяются при смене точки зрения.

Жак Лакан выявил существование двух подобных серий в одной из новелл Эдгара По. Первая серия: король, который не замечает компрометирующего письма, полученного его женой; королева, хладнокровно прячущая письмо самым разумным способом, оставляя его на виду; министр, понимающий все происходящее и завладевающий письмом. Вторая серия: полиция, которая проводит безуспешный обыск в апартаментах министра; министр, решивший оставить письмо на виду, чтобы таким образом спрятать его понадежней; Дюпен, понимающий все и возвращающий письмо[35]. Ясно, что различия между сериями могут быть более или менее значительными: очень большие у одних авторов и совсем малые у тех, кто вносит едва заметные, но весьма существенные вариации. Очевидно также, что связь серий, соединяющая означающие серии с означаемыми и означаемые с означающими, может быть обеспечена весьма просто: посредством продолжения истории, сходства ситуаций или тождества персонажей. Но все это не существенно. Напротив, существенное проявляется тогда, когда малые или большие различия начинают преобладать над сходствами и становятся первостепенными. Другими словами, когда две совершенно разные истории развиваются одновременно или когда персонажи обладают неустойчивым, слабо выраженным тождеством.

Нетрудно указать авторов, умевших создавать образцовые в формальном отношении сериальные техники. Джойс, например, обеспечивал связь между означающей серией Блум и означаемой серией Улисс, прибегая к богатству и разнообразию таких форм, как археология способов повествования, система соответствий между числами, привлекая удивительные эзотерические слова, используя метод вопроса и ответа, а также вводя поток сознания как множество путей движения мысли (кэрро-ловское двойное думание!). Раймон Руссель основывал коммуникацию серий на фонематической связи («les bandes du vieuxe plllard» [ «банды старого грабителя»], «les bandes du vieuxe billard» [ «борта старого бильярда»] = b/p), a различие между ними заполнял занимательной историей, где означающие серии р связаны с означаемыми сериями b: загадочная суть рассказа подчеркивается этим общим приемом еще и потому, что означаемые серии остаются скрытыми от нас[36]. Роб-Грийе основывал свои серии описаний положений вещей и строгих обозначений на малых различиях, выстраивая последние вокруг тем, которые, при всем их постоянстве, тем не менее претерпевают едва заметные видоизменения и смещения в каждой серии. Пьер Клоссовски опирается на собственное имя «Роберта», но не для того, чтобы обозначить персонаж или манифестировать его самотождественность, а напротив, чтобы выразить «первичную интенсивность», распределить различие и достигнуть разведения двух серий: первой — означающей, — отсылающей к «мужу, который способен представить собственную жену удивляющейся только тогда, когда она сама позволяет себе удивляться»; и второй — означаемой, — отсылающей к жене, «обуреваемой разными прожектами, дабы убедить себя в собственной свободе, тогда как эти прожекты лишь подтверждают мнение о ней ее супруга»[37]. Витольд Гомбрович вводил в качестве означающей серию повешенных животных (но означающей что?), а в качестве означаемой серию женских ртов (что здесь является означающим?).. Каждая из. этих серий развивает систему знаков — иногда на основе избытка, иногда — недостатка. Серии коммуницируют между собой посредством странных, докучно мешающих объектов и эзотерических слов, произносимых Лесном[38].

Итак, данные три характеристики позволяют уточнить связь и распределение серий в целом. Прежде всего термины каждой серии находятся в непрерывном смещении в отношении терминов другой серии (таково, к примеру, положение министра в двух сериях По). Между ними имеется существенное несовпадение. Такое несовпадение или смещение — отнюдь не какая-то маскировка, обманчиво скрывающая сходство серий под слоем нововведенных вторичных вариаций. Напротив, подобное соотносительное смещение является как раз изначальной вариацией, без которой ни одна серия не открывалась бы в другую, не устанавливалась бы раздвоением и не отсылала бы к другой серии благодаря этой вариации. Следовательно, существует двойное скольжение одной серии над и под другой — скольжение, в котором обе серии утверждаются в бесконечном неравновесии по отношению друг к другу. Во-вторых, такое не равновесие само должно быть ориентировано: одна из двух серий — а именно та, которая определяется как означающая, — представляет собой избыток по отношению к другой. Ибо всегда есть неявный избыток означающего. И наконец самый важный пункт, обеспечивающий соотносительное смещение двух серий и избыток одной серии над другой — это очень специфический и парадоксальный элемент, который не поддается сведению ни к какому-либо термину серий, ни к какому-либо отношению между этими терминами. Например: письмо в комментарии Лакана к новелле Эдгара По. Другой пример того же рода Лакан приводит в комментарии к фрейдовскому исследованию Человека-Волка, где существование серий в бессознательном показано Лаканом с очевидностью. Здесь он описывает означаемую отцовскую серию и означающую сыновью серию, выявляя в обеих сериях особую роль специфического элемента: долга [39]. В Пробуждении Финнегана вновь письмо заставляет коммуницировать целый мир серий в неком хаосе-космосе. У Роб-Грийе чем строже в описании становятся серии обозначающего, тем больше они сходятся к выражению неопределенных или слишком известных объектов — таких, как резинка, шнурок или укус насекомого. Согласно Клоссовски, имя «Роберта» выражает «интенсивность» — точнее, различие в интенсивности, — причем до обозначения или манифестирована каких-либо персонажей.

Каковы же характеристики этой парадоксальной инстанции? Она непрестанно циркулирует по обеим сериям и тем самым обеспечивает их коммуникацию. Это двуликая инстанция, в равной степени представленная как в означающей, так и в означаемой сериях. Она — зеркало. Она сразу — вещь и слово, имя и объект, смысл и денотат, выражение и обозначение, и так далее. Следовательно, это она обеспечивает схождение двух пробегаемых ею серий, но при условии, что сама же вынуждает серии все время расходиться. Ее свойство — всегда быть смещенной в отношении самой себя. Если термины каждой серии смещены — по отношению друг к другу, — то как раз потому, что они несут в себе абсолютное место. Но такое абсолютное место всегда определяется отстоянием термина [серии] от того самого элемента, который всегда смещен — в двух сериях — по отношению к самому себе. Нужно сказать, что эта парадоксальная инстанция никогда не бывает там, где мы ее ищем. И наоборот, мы никогда не находим ее там, где она есть. Как говорит Лакан, ей не достает своего места [40]. Кроме того, ей не достает еще и самотождественности, самоподобия, саморавновесия и самопроисхождения. Поэтому мы не будем говорить о двух сериях, оживляемых этой инстанцией, что одна из них является исходной, а другая производной, хотя, конечно, они могут быть и исходной, и производной в отношении друг друга. К тому же они могут быть последовательны. Но зато эти серии строго одновременны в отношении той инстанции, благодаря которой они коммуницируют. Они одновременны, хотя и не равны, поскольку у такой инстанции две стороны, одна из которых всегда уклоняется от другой. Следовательно, эта инстанция должна присутствовать в качестве избытка в одной серии, которую она задает как означающую, и в качестве недостатка — в другой, которую она задает как означаемую. Такова она — расщепленная по природе, незавершенная по отношению к самой себе. Ее избыток всегда отсылает к ее собственному недостатку, и наоборот. Но и эти определения тоже относительны. Ибо, то, что в одном случае представляет собой избыток, — это ни что иное, как чрезвычайно подвижное пустое место. А то, чего недостает в другом случае, — это стремительный объект, эдакий пассажир без места, — всегда сверхштатный и всегда перемещающийся.

Поистине, нет ничего более странного, чем эта двуликая вещь с двумя неравными и неровными «половинами». Мы словно участвуем в какой-то игре, состоящей в комбинировании пустой клетки и непрерывно перемещаемой фишки. Или, скорее, это похоже на лавку Овцы, где Алиса обнаруживает взаимодополнительность «пустой полки» и «яркой вещицы, которая всегда оказывается на полку выше», — иначе говоря, ту самую взаимодополнительность места без пассажира и пассажира без места. «И вот что странно (самым странным является наиболее незавершенное и наиболее разъединенное), стоило Алисе подойти к какой-нибудь полке и посмотреть на нее повнимательнее, как она тут же пустела, хотя соседние полки прямо ломились от всякого товара». «Как текучи здесь вещи», — жалобно скажет Алиса, с минуту погонявшись за «какой-то яркой вещицей. То ли это была кукла, то ли — рабочая шкатулка, но в руки она никак не давалась. Стоило Алисе потянуться к ней, как она перелетала на полку выше… „Полезу за ней до самой верхней полки. Не улетит же она сквозь потолок!“» Но не тут-то было: «вещица преспокойно вылетела себе сквозь потолок! Можно было подумать, что она всю жизнь только этим и занималась».

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.004 сек.)