АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Кавказский «соблазн»

Читайте также:
  1. Кавказский пленник
  2. Северо-Кавказский федеральный округ: факторы регионального развития, отраслевая и территориальная структура хозяйства. Рыночная специализация. Современные проблемы развития.
  3. СЕВЕРО-КАВКАЗСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

 

В Оружейной палате Московского Кремля хранится знаменитый трон Бориса Годунова, присланный в дар персидским шахом Аббасом с послом Лачин-беком в 1603 году[666]. «Златый трон прежних государей персидских», подаренный царю Борису Федоровичу, был зримым подтверждением самых дружественных отношений, сложившихся у Московского государства с «Кизылбашами»[667]. Но путь из Москвы в Персию лежал через Кавказ, где столкнулись интересы персидского шаха и турецкого султана. Персия была заинтересована в том, чтобы крымский царь не посылал свои войска на помощь турецкому султану. Контроль над кавказской дорогой ослаблял влияние османов на союзное им Крымское царство; последнее же оставалось самым опасным противником Московского государства, несмотря на шерти (присяги) русским царям[668].

У Москвы на Кавказе был еще один союзник — кахетинский царь Александр. К началу XVII века накопилась немалая история его взаимоотношений с Москвой. После воцарения Бориса Федоровича Александр присягнул ему на верность. Частый обмен посольствами показал, чего ждали стороны друг от друга и какие перспективы мог сулить такой союз. В Москве продолжали держаться выбранной стратегии помощи христианскому государю против неверных, а в Грузии ждали большего присутствия русских казаков и стрельцов, которые бы встали живым щитом против досаждавших грузинам кумыцких людей и Тарковского шамхала. Борис Годунов, образно говоря, решил проложить большой кавказский путь через земли кабардинцев и подчинить всю Иверскую землю. Как всегда, царь подошел к делу основательно, умело продвигая интересы Московского царства. О том, что Годунов хотел прийти на Кавказ навсегда, свидетельствует его желание породниться с грузинскими царями. Он полагал, что браки между детьми помогут ему не только приобрести «новоприбылые» государства на Кавказе, но и дадут возможность активнее утвердиться на востоке.

Конечно, русского царя на Кавказе не особенно ждали. Шах постоянно требовал от кахетинского царя Александра разных уступок и активно вмешивался в дела его царства. Так, он заставил отослать к нему еще мальчиком одного из его сыновей, Константина. В Москве знали об этом и интересовались судьбой царевича еще в середине 1590-х годов, пытаясь зазвать его на службу. В далеких политических видах персидский шах «обусурманил» сына грузинского царя. Потом под угрозой вторжения он пытался забрать в свой гарем дочь царя Александра, но ее вовремя выдали замуж за другого правителя. От турецкого же султана грузинскому царю приходилось откупаться ежегодной отсылкой шелка. Но и этого оказалось недостаточно: еще один сын грузинского царя, царевич Юрий, в обмен на укрепление позиций царства породнился с турецким пашой. В довершение ко всем бедам, когда царь Александр тяжело заболел, его третий сын, царевич Давид, захватил его престол и начал войну со своим братом Юрием. Отец проклял сына — узурпатора отеческого престола, — и тот внезапно умер в страшных мучениях. Александр вернул себе власть, но ему казалось, что московский царь оставил его один на один с могущественными врагами — шахом и султаном. Всё это описали московские послы Иван Афанасьевич Нащокин и дьяк Иван Леонтьев, отправленные в Грузию 25 августа 1601 года. Рассказали они и о неприятном эпизоде: однажды, когда царь Александр проезжал мимо них, он во внезапном порыве схватился за полу своей одежды и стал говорить: «Так де я ухватился у государя вашего за полу 16 лет, а помочи себе от нево не видал ни с [од]ин волос; лише де меня тешит словом, а не правдою. А такое де ему Бог подаровал царство великое, моих з 10 есть; а у меня де царство не великое, видите вы и сами. И я де неправды не молу (не молвлю. — В. К.)». Послы пытались вступиться за честь своего государя, но грузинский царь махнул плетью и уехал со словами: «Нечево де у вас слушат»[669].

По возвращении посольства в Посольском приказе сделали подобающие выводы. Здесь решили охладить пыл царя Александра. В Москве уже успели присмотреться к делам на Кавказе и искренне не понимали, как можно было называться христианским государем и иметь столь тесные отношения с «басурманами». Приехавший в посольстве от царя Александра старец Кирилл был задержан в Нижнем Новгороде и допущен в Москву только по «упрошенью» царевича Федора Борисовича. (Царь Борис Годунов поддерживал иллюзию сохранения прежней правительственной модели, когда он сам часто «печаловался» в делах иноземцев перед царем Федором Ивановичем; сейчас эта роль, по праву наследства, отводилась его сыну.) Но старец Кирилл очень искусно сумел отвести все подозрения от царя Александра в его «непригожих словах» о царе Борисе Годунове. По его уверениям, Александр оставался последовательным союзником, готовым к совместным действиям против турок, но для этого ему нужна была помощь. Кирилл объяснил, где удобнее всего можно построить новые города. Попутно русские послы были обвинены в тяжелых преступлениях. Не зря говорили, что в эти годы Борис Годунов стал доверчив к «доводам»: он поверил Кириллу, а не своим послам. Одного из членов посольства дьяка Ивана Леонтьева было приказано казнить (и только сам старец Кирилл упросил не доводить дело до прямой казни), а со следующим посольством было отослано 500 рублей в возмещение «бесчестья» по делам о разбоях и изнасилованиях, в которых, по извету старца Кирилла, оказались замешаны члены посольской охраны.

И все же особое благоволение царя Бориса Годунова к кахетинскому царю Александру, не слишком крепко державшему власть в своих руках, закончилось. Новому посольству ясельничего Михаила Игнатьевича Татищева, отправленному 2 мая 1604 года, был дан наказ обратиться к другим грузинским царям, которые считались «удельными» владетелями Иверской земли. В тексте посольской инструкции говорилось: «Да посланы с ними… грамоты к уделным Иверские земли к Симонову цареву сыну Юрью царевичю, да к Симоновым братьям к Вахтану, да к Олександру царевичю, да к Ростону царю Констянтиновичю и к брату его к Юрью царевичю». Послы должны были «промышлят всякими обычаи», чтобы «с ними со всеми видетца самим; а с кем не мочно видетися, и с теми б обослатися». Задача, поставленная послам, была ясной и понятной: требовалось передать всем грузинским царям предложение царя Бориса Федоровича, «что им быть в государеве жалованье под его царскою рукою с Олександром царем вместе и на всех недругов стояти заодин». Для этого предлагалось присылать своих послов в Москву с «челобитьем», а царь Борис Годунов обещал обеспечить им «оборонь» от всех недругов и выдать жалованную грамоту «за золотою печатью». Общая цель московской политики, по словам посольского наказа, состояла в том, чтобы уничтожить «рознь и недружбу» между родственниками и свойственниками царя Александра, чем пользовались «бусурманские государи»: «Многими землями у вас завладели и вам многое насилство чинят и дань на вас емлют». От имени царя Бориса Федоровича и его сына царевича Федора следовало говорить об общем долге «милостивых християнских государей», которые «по своему царскому милосердному обычею, о том желеют, по грехом всего християнства Иверская земля пребывает во изгнанье и в утесненье от бусурман». О целях новой русской политики на Кавказе говорилось очень точно: «…и хотят вперед того, чтоб их царским осмотреньем православная християнская вера от неверных во изгнанье не была, Александру б царю и вам всем быть в тишине и в покое».

Интересно не только само изменение во взглядах русских царей на Иверскую землю, но и объяснение происходившего поворота. Он связан с продолжающимся комплексом византинизма правителей Московского государства. Царь Борис Годунов говорил об ошибках «греческих царей», то есть императоров Византии, не сумевших удержать единства своего христианского царства: «И им говорит про греческое государство: ведомо вам самим — каково было греческое царство. Коли были християнские государи меж себя в любви и в соединенье и стояли заодно — греки, болгары, сербы, босны, хорваты, мутьяны, волохи, угры, — и тогды греческое государство стояло ни от кого не обидимо и христьяне жили в покое; а как по грехом всего христьянства почела быть меж христьянскими государи рознь и несоединенье, — и теми всеми месты обладали бусурманы. И в каком утесненье и во изгнанье ныне крестьяне в тех странах пребывают, — то вам самим ведомо». Борис Годунов вступался в Иверской земле за христианский народ «греческого закона», подтверждая «вселенский» авторитет московского патриаршества. С этой целью надо было объединить враждовавших между собой грузинских царей под «высокой царской рукой»: «А Иверская земля также веры християнские греческого закона; а вы из давных лет с Ыверскими цари одного роду и одное веры и земли ваши были одное Иверской земли и под одного государя властью были. А как та Иверская земля розделена, и часть тое земли за Олександром царем, а другая часть за Симоном, а третьея за Ростоном. И меж вас была рознь и многие недружбы и войны; а Турской в те поры многие места у вас поймал и дань положил, а невдавне и самого Симона в полон взяли. А Олександру царю также теснота — с одну сторону от турских людей, а с другую сторону от Шевкала и от кумыцких людей, войною на его землю приходят и людей в полон емлют и животы грабят»[670].

Царская дипломатия была подкреплена силой. Одним из немногих событий последнего года правления Бориса Годунова, отмеченных современными разрядами и летописцами, стал поход московского войска на Тарки — против Тарковского шамхала. По наказу московским послам велено было объявить царю Александру, что Борис Годунов посылает «многую рать» на Шевкала во главе с боярином Иваном Михайловичем Бутурлиным{14}. В свою очередь, от грузинских союзников требовалось, чтобы они тоже послали свое войско «над Шевкалом промышляти вместе, чтоб его повоевать и городы поимат и под нашу царскую руку привести и дорогу в Ыверскую землю очистити»[671]. Разряд «похода в Кумыцкую землю» сохранился в составе частных записей, вошедших в так называемый «Карамзинский хронограф». Его автор, арзамасский дворянин Баим Болтин, вместе с дворянами других «верховых» городов был участником похода и описал как состав войска, так и те битвы, в которых оно участвовало. Начало «Карамзинского хронографа» явно взято из разрядов, которые позднее, в Смуту, уже не записывали в книги: «Лета 7112 (1604) году царь и великий князь Борис Федорович всеа Русии послал из Москвы в Кумыцкую землю в Тарки воевод своих, а велел Кумыцкую землю завладеть». Роковым для Бориса Годунова стал отпуск из Москвы большого количества стрельцов, которые вместе со служилыми татарами и ногаями составили основу московского войска. До места боевых действий им нужно было добираться почти полгода. Видимо, Борис Годунов не верил тогда в то, что самозванец осуществит свое намерение и вторгнется в Московское государство.

Осенью воеводы Бориса Годунова вступили в земли Тарковского шамхала. Им сопутствовал успех. Около 1 октября 1604 года («о Покров», как сказано в одной из разрядных книг)[672]они взяли Тарки. Как записано в «Карамзинском хронографе», воеводы «в город вошли и Кумыцкими городы завладели, а кумыцкие люди покиня город и кабаки и побежали в горы и Дербен и в Шемаху, а Дербен и Шемаха была в то время за Турским салтаном»[673]. Захватив плацдарм и оставив шамхала без своей столицы, воевода окольничий Иван Михайлович Бутурлин вынужден был отложить остальные поставленные перед ним задачи по строительству новых укреплений до весны.

На этом выгодном военном фоне московские послы, бывшие в Иверской земле, могли лучше исполнить порученные им дела. Однако царя Александра ко времени их прибытия в Грузии не оказалось: он находился у персидского шаха Аббаса. Тогда послы добились того, чтобы царевич Юрий по примеру отца присягнул на верность московскому царю. Присяга состоялась 1 января 1605 года. Царевич стремился скрыть ее даже от своего окружения, но это ему не помогло. Вскоре из Персии вернулись царь Александр и его сын Константин (Кюстандиль-хан), сопровождаемые внушительным отрядом воинов шаха. Московские послы стали свидетелями драматической развязки в семье кахетинского царя Александра, убитого собственным сыном — «бусурманином» Константином. Погиб также и другой московский ставленник, царевич Юрий. Все произошло практически на глазах московских послов, слышавших во дворце звуки борьбы. Им же довелось узнать, что головы царя Александра и царевича Юрия были отправлены в Персию к шаху, по приказу которого Константин и взял власть в свои руки таким кровавым, но обычным для восточных династий способом. Новый царь Константин принял московских послов и даже обещал сохранять дружбу с Борисом Годуновым (который к тому времени уже умер), но было очевидно, что он станет действовать только в интересах шаха Аббаса.

У послов Михаила Игнатьевича Татищева и дьяка Андрея Иванова оставался еще «тайный наказ»: найти у грузинских царей жениха для царевны Ксении Годуновой и невесту для царевича Федора. Если бы это получилось, то вполне бы могла сложиться конструкция нового политического союза на Кавказе, подкрепленного родственными связями с московским царствующим домом. Когда послы только начали исполнять свою миссию, они обратили внимание на одного из потомков кахетинского царя Александра — сына царевича Давида, но того отослали в Персию. Позднее о нем говорили, «что уж он холоп шахов, да и не пригодитца к такому великому делу, что он рожаем (лицом. — В. К.) не исшол и молод». Сын другого царевича, Юрия, тоже оказался слишком мал. Тогда-то послы и разослали грамоты о «повиновенье» грузинским царям. Интерес к их обращению выказал картлийский царь Юрий, живший «в Горых» (к его царству относился и Тифлис). Он спорил за первенство с кахетинским царем Александром и считал себя главным в Грузинской земле. На его стороне было то неоспоримое в глазах московских властей преимущество, что в его землях имел свою резиденцию грузинский патриарх — «каталек» Дементий, как по-своему назвали его чин московские дипломаты. Поэтому послы решили начать порученные им тайные переговоры именно с царем Юрием. 28 апреля 1605 года они были приняты им{15}.

Кровавый переворот царевича Константина испугал Юрия, который уже начинал подумывать о том, какие выгоды сулил ему союз с могущественным московским царем. Переговоры о поиске невесты для царевича Федора и жениха для царевны Ксении продолжились, но Юрий стал действовать осторожнее. В частности, он потребовал, чтобы ему предоставили охрану в 500 человек московских стрельцов, то есть целый стрелецкий приказ. Послам все-таки удалось добиться, чтобы им показали дочь царя Юрия, царевну Елену, в присутствии ее матери и бабки, царицы Тамары. Как сказано в посольской книге, «и были послы у царя Юрья в царицыных шатрех; и царевну Елену послом показал». Царевна получила в подарок сорок соболей, после чего царь Юрий «велел встать» дочери и снял с нею мерку: «да деревцом царевну смерил и тое мерку послом дал». Послы оставили портрет возможной невесты царевича Федора: «А царевна рожаем добра, а не отлична красна; лицом бела, толко белятца, не самое знатно; а очи черны; нос не велик, по лицу волосы крашены на красно, а сказывают, что у нее волосы черны; а в стану царевна пряма, толко тоненка, что молода; сказал Юрьи царь, что она ныне 9 лет»[674]. Возраст картлийской царевны не остановил послов, и они стали добиваться, чтобы ее отправили вместе с ними в Москву, где бы она могла пожить во дворе царицы Марьи Григорьевны, научиться языку и русским обычаям. Однако царь Юрий наотрез отказался от этого: он ссылался на то, что дочь его еще не достигла допустимого, по христианскому обычаю, возраста для вступления в брак.

Отыскали послы и жениха для царевны Ксении Годуновой. Они присмотрели родственника царя Юрия, царевича Хоздроя (приходившегося, «по родству», дядей царю Юрию). Царевича тоже не хотели отпускать в Москву, опасаясь в будущем возможных затруднений в запутанном вопросе о престолонаследии в картлийском царстве. Но московские послы были настойчивы и добились выполнения данного им тайного наказа. Хотя встреча с Хоздроем не вызвала у них большого восторга («похулить нам царевича не уметь, добр, а не отличен»), все же жених был признан подходящим. Царевичу было 23 года (он был ненамного старше царевны Ксении Годуновой), и послы договорились, что он отправится на границу Московского государства и будет ждать присылки туда послов для почетной встречи. Однако в разгар переговоров пришли вести о походе крымского царя «в Кизылбашскую землю на помоч турским людем». Одновременно стало известно об опасности, угрожавшей городам, поставленным в Кумыцкой земле. 11 мая 1605 года послы спешно покинули земли картлийского царя. Но когда они добрались до Терки, всё худшее уже произошло. В дороге им стало известно, что под напором «турских и кумыцких людей» пал Койсинский острог, началась осада Тарков, «а на Сунше острог государевы Терские воеводы сожгли и людей свели». Послы едва смогли пройти на Терки, но когда они после тяжелого горного перехода прибыли туда к 10 июня и захотели завершить свое посольство, это им не удалось. Терские воеводы отказались исполнять самоубийственное требование послов об отсылке картлийскому царю Юрию 150 человек стрельцов для охраны. Объясняя неудачу своей миссии, послы писали: «И Терские воеводы по царевича и по послов Юрья царя не послали; а отказали, что их Терские люди не слушают. А в то время по грехом турские и кумыцкие люди взяли город Тарки, — и люди стали в ужасе, чаяли приходу к Терскому городу»[675].

О катастрофе на Кавказе весной 1605 года подробно рассказал Баим Болтин. Он описал, как сначала воевода князь Владимир Тимофеевич Долгорукий вынужден был покинуть Койсу, потом «накрепко» были осаждены Тарки, и главному воеводе окольничему Ивану Михайловичу Бутурлину пришлось пойти на заключение мира. Это, однако, оказалось только уловкой противника: когда воевода и его войско оставили Тарки, на них напали. Бутурлин и один из его сыновей, ряд других воевод и стрелецких голов были вероломно убиты, «а ратных людей многих побили, а иных в полон взяли»[676]. Николай Михайлович Карамзин, говоря об этом неудачном броске Бориса Годунова на Кавказ, сравнил его с Каспийским походом Петра I и заключил с грустным пафосом: «Сия битва несчастная, хотя и славная для побежденных, стоила нам от шести до семи тысяч воинов, и на 118 лет изгладила следы Российского владения в Дагестане»[677].

Действуя в союзе с двумя главными врагами османов — персидским шахом на востоке и императором Священной Римской империи на западе, — царь Борис Федорович многого мог бы добиться. Он уже давно убедился, что контроль над путем в Персию может принести ему огромную выгоду. Послы разных стран, особенно английские, добивались разрешения на проход в Персию, так как все другие пути туда из Европы были перекрыты турецким султаном. В то время как Годунов отправлял рать «в Шевкалы», в Москву приехал английский посол Томас Смит с извещением о восшествии на престол короля Якова I. Одна из задач посольства состояла в подтверждении прежних привилегий. Сочинение об этом посольстве, вышедшее в Англии в 1605 году, начиналось с целого гимна торговле с Россией: «Торговые сношения служат как бы золотою цепью, соединяющею во взаимной дружбе одни государства с другими»[678]. Всплыл и старый вопрос о дороге в Персию, за которой англичане уже видели манившие их очертания Ост-Индии и Китая. В первом же письме к царю Борису Федоровичу король Яков I писал «о торговле, чтоб государь поволил аглинским гостем ходити через свои государства в Перейду, и в Восточную Индею, и о взыскании Китая». В Москве отговаривались начавшейся войной между шахом Аббасом и турецким султаном за захваченные некогда османами Дербент, Шемаху и Баку: «о той торговле перситцкой и о индейской» решать что-либо было пока рано. На будущее же соглашались вернуться к этому вопросу, более всего интересовавшему англичан, ссылаясь на принятые меры по освобождению дороги «в Перейду»: «А как государевы люди Шевкальскую и Кумытцкую землю очистят и с шахом об ней договор учинят, а шах у салтана прежние свои городы возьмет, и дорога в Перситцкое государство будет чиста, и тогды государь с Якубом королем сошлетца о всяких добрых делех своими болшими послы, как им быти меж собою в дружбе и в любви вперед крепко и стоятельно, и о той дороге потому ж и договор велит государь учинить»[679]. Следовательно, разрешение на транзитную торговлю с Персией и Индией увязывали в Посольском приказе с заключением большого договора о мире с Англией. Увы, и этот проект разрушила начавшаяся русская Смута.

Современники подвели грустный итог русского похода на помощь грузинским царям, страдавшим «от черкас горских». Автор «Нового летописца» писал в статье «О посылке и о побое в Торках»: «Царь же Борис раденье держаша о чюжих землях, а того не ведяше, что будет над своим государством»[680]. Бориса Годунова обвинили в том, что он занялся «гордыми замыслами» по устройству браков своих детей, не видя бедствий голодных лет. Авраамий Палицын в своем «Сказании» тоже упомянул о походе к Хвалимскому морю: «Такоже и сыну невесту изволи от Татарских царьств привести, из Хвалис, и тамо не мало от православных зле погибоша от кумык и от черкас в проходех нужных реками возле моря Хвалицкаго… Творимо же се бе во время великого того глада»[681].

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.006 сек.)