АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Интуиция

Читайте также:
  1. Творчество и интуиция. Объяснение и понимание
  2. Функции: мышление, чувства, ощущения, интуиция.

В получении нового знания большую роль играют логическое мышление, способы и приемы образования понятий, законы логики. Но опыт познавательной деятельности свидетельствует, что обычная логика во многих случаях оказывается недостаточной для решения научных проблем;, процесс производства новой информации не может быть сведен ни к индуктивно, ни к дедуктивно развертываемому мышлению. Важное место в этом процессе занимает интуиция, сооб­щающая познанию новый импульс и направление движения.

Наличие такой способности человека признают многие выдающи­еся ученые нашего времени. Луи де Бройль, например, отмечал, что теории развиваются и часто даже меняются коренным образом, что было бы невозможно, если бы основы науки были чисто рациональ­ными. Он убедился, по его словам, в неизбежном влиянии на научное исследование индивидуальных особенностей мышления ученого, име­ющих не только рациональный характер. "При более внимательном исследовании этого вопроса, — пишет Луи де Бройль, — легко заме­тить, что как раз эти элементы имеют важное значение для прогресса науки. Я, в частности, имею в виду такие сугубо личные способности, столь разные у разных людей, как воображение и интуиция. Вообра­жение, позволяющее нам представить себе сразу часть физической картины мира в виде наглядной картины, выявляющей некоторые ее детали, интуиция, неожиданно раскрывающая нам в каком-то внутрен­нем прозрении, не имеющем ничего общего с тяжеловесным силлогиз­мом, глубины реальности, являются возможностями, органически присущими человеческому уму; они играли и повседневно играют существенную роль в создании науки" ("По тропам науки". М., 1962. С. 293—294). «Благодаря этим скачкам осуществляются великие завое­вания разума. Именно поэтому человеческий ум способен в конечном счете взять верх над всеми машинами, которые вычисляют и класси­фицируют лучше, чем он, но не могут ни воображать, ни предчувство­вать. "Таким образом (поразительное противоречие!), человеческая наука, по существу рациональная в своих основах и по своим методам, может осуществлять свои наиболее замечательные завоевания, — под-


черкивает Луи де Бройль, — лишь путем опасных внезапных скачков ума, когда проявляются способности, освобожденные от тяжелых оков строгого рассуждения" (Там же. С. 295).

Мы не будем останавливаться здесь на вопросах воображения, внимания, памяти, сообразительности, некоторых других способностях человека (эмоциях, воле и т. п.); это предмет специального обсуждения. Остановимся на интуиции. Интуиция как специфический познаватель­ный процесс, непосредственно продуцирующий новое знание, высту­пает столь же всеобщей, свойственной всем людям (правда, в разной степени) способностью, как и чувства, и абстрактное мышление.

Интуиция поддается экспериментальному изучению. Из работ, посвященных исследованию интуиции посредством эксперимента, можно выделить труды Я. А. Пономарева, Олтона, К. Факуоару.

Распространенность, всеобщность интуиции подтверждают много­численные наблюдения над людьми в обычных, повседневных услови­ях; нередки случаи, когда в нестандартной ситуации, требующей быстрого решения в условиях ограниченной информации, субъект производит выбор своих действий, как бы "пред-чувствуя", что нужно поступить именно так, и никак иначе.

Человеческая культура знает немало случаев, когда ученый, конст­руктор, художник или музыкант достигали принципиально нового в своей области как бы путем "озарения", "по наитию".

Приведем несколько фактов.

В истории музыки нередки случаи, когда музыкальная мысль при­ходила к композитору в самый неожиданный момент, скажем, во сне. Например, Джузеппе Тартини однажды увидел во сне дьявола, играв­шего на скрипке восхитительную мелодию. Проснувшись, Тартини тотчас записал ее и в дальнейшем использовал для сочинения одного из своих самых знаменитых произведений — скрипичной сонаты "Дья­вольские трели" (См.: "Интуиция и научное творчество". Аналитиче­ский сборник ИНИОН. М., 1981. С. 17).

Любопытен случай, происшедший с изобретателем в области элек­тро- и радиотехники Николой Тесла (1856—1943). Однажды, во время прогулки с приятелем, ему внезапно пришло в голову решение одной технической проблемы. Американский психолог Дж. Гоуэн сообщает; он шел в сторону заката солнца и читал стихи; в это время мысль, подобно вспышке молнии, озарила его; идея электромотора на пере­менном токе пришла к нему как откровение. Он стоял, погруженный в транс, пытаясь объяснить другу свое видение. Образы, представшие перед умственным взором Теслы, были отчетливыми и осязаемыми,


как металл или камень. Принцип вращающегося магнитного поля стал для него совершенно ясным. Так началась революция в мировой электротехнике. (См.: "Интуиция и научное творчество". М., 1981. С. 17).

С действием интуиции связаны и крупнейшие достижения теоре­тической науки.

Интересен взгляд А. Эйнштейна на творчество физика-теоретика и его суждения о собственном творчестве (См.: Кармин А. С. "Научное мышление и интуиция: эйнштейновская постановка проблемы" // "Научная картина мира. Логико-гносеологический аспект". Киев, 1983). Он считал, что не существует никакого индуктивного метода, который мог бы вести к фундаментальным понятиям физики. Гипотеза может быть "навеяна" эмпирическими фактами, но не является непосредст­венно выводимой из них — иначе она не была бы гипотезой. Ученый может и должен свободно создавать различные гипотезы для объясне­ния наблюдаемых явлений. Вопрос же о том, какая из выдвинутых гипотез должна быть принята, а какая отброшена, решается эмпири­ческой проверкой следствий, вытекающих из них. Этой установки А. Эйнштейн придерживался и в своей научной деятельности. Исход­ные положения его теории относительности были сформулированы не как индуктивные обобщения опытных данных (хотя он учитывал эм­пирические факты при ее создании), они были продуктами "изобрете­ния", "догадки", т.е. продуктами интуиции. А Эйнштейн говорил своему бывшему сокурснику Якобу Эрату, что мысль об относительно­сти одновременности появилась у него в результате внезапной интуи­тивной догадки. Однажды утром он проснулся и вдруг понял, что события, которые для одного наблюдателя происходят одновременно, могут быть неодновременными для другого. Как отмечал М. Вертгеймер на основании бесед с А Эйнштейном, к представлению о том, что скорость света является предельной скоростью распространения сиг­налов, он пришел также интуитивно. Из специальной и общей теории относительности путем логико-математической дедукции были полу­чены следствия, сопоставимые с данными наблюдений и эксперимен­тов и подтвержденные этими данными. А. Эйнштейн считал, что на опыте можно проверить теорию, но нет пути от опыта к теории. Вместе с тем путь от чувственного опыта к теоретическим понятиям существует — это путь интуиции, интуиция (а не логика) связывает их. "Если не согрешить против логики, — говорил А. Эйнштейн, — то вообще нельзя ни к чему прийти". (Эйнштейн А. "Собр. науч. трудов". М., 1967. Т. IV. С. 572). "Подлинной ценностью является в сущности, только интуиция"


(Цит по: Кляус Е. М. "Альберт Эйнштейн" // Эйнштейн А "Физика и реальность". М., 1965. С. 337).

Немаловажное значение имеет интуиция в сфере философского познания. С интуицией связывают идею силлогизмов Аристотеля, идею соединения философии и математики Р.Декарта, идею антиномий И. Канта и многие другие. (См., например: Лапшин И. И. "Философия изобретения и изобретение в философии". Пг., 1922. Т. П. (Разд. "Творческая интуиция философов" и "Анализ приведенных случаев").

Б. Рассел отмечал, что иногда его попытки протолкнуть силой воли ход творческой работы оказывались бесплодными, и он убеждался в необходимости терпеливо ожидать подсознательного вызревания идей, что было результатом напряженных размышлений. "Когда я работаю над книгой, — писал он, — я вижу ее во сне почти каждую ночь. Не знаю, возникают ли при этом новые идеи, или оживляются старые, зачастую я вижу целые страницы и могу во сне прочесть их". (Цит. по: "Интуиция и научное творчество". С. 17).

Феномен интуиции чрезвычайно широк и не всегда все, что считают интуитивным, действительно заслуживает такого названия. В мышле­нии, например, нередки умозаключения, посылки которых не форму­лируются в явном виде; результат таких умозаключений бывает неожиданным, но вовсе не интуитивным, как полагают некоторые ученые. Не нужно принимать за интуицию то, что относится к области инстинктов, характеризуется автоматизмом реакций в сходной обста­новке и имеет физиологические механизмы в подсознательной или бессознательной сфере субъекта. Порой говорят о "чувственной инту­иции" как о восприятии органами чувств ("интуитивные" предпосылки геометрии Эвклида и т.п.). Хотя такое словоупотребление возможно, но оно идентично "чувственно-сенситивному". Как специфический феномен познания понятие интуиции многозначно.

Мы понимаем под интуицией интеллектуальную интуицию (лат. intellectus — ум, мыслительная способность человека), позволяющую проникать в сущность вещей.

И еще одна чрезвычайно важная черта свойственна интуиции — ее непосредственность. Непосредственным знанием (в отличие от опосре­дованного) принято называть такое, которое не опирается на логиче­ское доказательство. Интуиция является непосредственным знанием только в том отношении, что в момент выдвижения нового положения оно не следует с логической необходимостью из существующего чув­ственного опыта и теоретических построений (Копнин П. В. "Гносео­логические и логические основы науки". С. 190). Если иметь в виду,


что интуиция относится к интеллекту и связана с отражением сущности предметов (т.е. если отграничить ее от чувственно-сенситивного и инстинктивного), то можно принять за исходное такое ее определение: интуиция — это способность постижения истины путем прямого ее усмотрения без обоснования с помощью доказательства. (См.: "Философ­ский энциклопедический словарь". М., 1989. С. 221). Все приведенные выше случаи проявления интуиции (а их число можно значительно расширить) целиком подходят под это определение.

Но все изложенное выше демонстрирует по крайней мере еще две черты, свойственные интуиции: внезапность и неосознанность. Реше­ние проблемы во всех приведенных примерах (поиск нового понятия, темы, идеи и т. п.) приходило всегда неожиданно, случайно, и, казалось бы, в неподходящих для творчества условиях, так или иначе контрасти­рующих с условиями целенаправленного научного поиска.

Интуитивное "видение" совершается не только случайно и вдруг, но и без явной осознанности путей и средств, приводящих к данному результату.

Иногда неосознанным остается и результат, а самой интуиции при таком исходе ее действия уготована лишь участь возможности, не ставшей действительностью. Индивид может вообще не сохранить (или не иметь) никаких воспоминаний о пережитом акте интуиции. Одно замечательное наблюдение было сделано американским математиком Леонардом Юджином Диксоном. Его мать и ее сестра, которые в школе были соперницами по геометрии, провели долгий и бесплодный вечер над решением какой-то задачи. Ночью матери приснилась эта задача: и она стала решать ее вслух громким и ясным голосом; ее сестра, услышав это, встала и записала. На следующее утро в ее руках было правильное решение, неизвестное матери Диксона. (См.: Налчаджян А. А. "Некоторые психологические и философские проблемы интуитив­ного познания (интуиция в процессе научного творчества)". М., 1972). Этот пример иллюстрирует, помимо прочего, неосознанный характер явления, называемого "математические сны" и действие на бессозна­тельном уровне человеческой психики.

Таким образом, интуитивной способности человека свойственны: 1) неожиданность решения задачи, 2) неосознанность путей и средств ее решения и 3) непосредственность постижения истины на сущностном уровне объектов.

Данные признаки отделяют интуицию от близких к ней психиче­ских и логических процессов. Но и в этих пределах мы имеем дело с достаточно разнообразными явлениями. У разных людей, в различных


условиях интуиция может иметь разную степень удаленности от созна­ния, быть специфичной по содержанию, по характеру результата, по глубине проникновения в сущность, по значимости для субъекта и т. п.

Интуиция подразделяется на несколько видов прежде всего в зави­симости от специфики деятельности субъекта. Особенности форм материальной практической деятельности и духовного производства определяют и особенности интуиции сталевара, агронома, врача, био­лога-экспериментатора. Выделяются такие виды интуиции, как техни­ческая, научная, обыденная, врачебная, художественная и т.п.

По характеру новизны интуиция бывает стандартизованной и эв­ристической. Первую из них называют интуицией-редукцией. Пример — врачебная интуиция С. П. Боткина. Известно, что, пока пациент проходил от двери до стула (длина кабинета была 7 метров), С. П. Бот­кин мысленно ставил предварительный диагноз. Большая часть его интуитивных диагнозов оказывалась верной. Могут сказать, что в данном случае, как и вообще при постановке любого врачебного диагноза, имеет место подведение частного (симптомов) под общее (нозологическую форму заболевания); в этом отношении интуиция действительно проступает как редукция, и никакой новизны в ней как будто и нет. Но иной аспект рассмотрения, а именно постановка конкретного диагноза по нередко неоднозначному комплексу симпто­мов обнаруживает новизну решаемой проблемы. Поскольку при такой интуиции все же применяется определенная "матрица"-схема, постоль­ку сама она может быть квалифицирована как "стандартизированная".

Эвристическая (творческая) интуиция существенно отличается от стандартизированной: она связана с формированием принципиально нового знания, новых гносеологических образов, чувственных или понятийных. Тот же С. П. Боткин, выступая как ученый-клиницист и разрабатывая теорию медицины, не раз опирался на такую интуицию в своей научной деятельности. Она помогла ему, например, в выдви­жении гипотезы об инфекционной природе катаральной желтухи ("бо­лезни Боткина").

Сама эвристическая интуиция имеет свои подвиды. Для нас важно ее подразделение по гносеологическому основанию, т. е. по характеру результата. Интерес представляет точка зрения, согласно которой сущ­ность творческой интуиции заключается в своеобразном взаимодейст­вии наглядных образов и абстрактных понятий, а сама эвристическая интуиция выступает в двух формах: эйдетической и концептуальной. Рассмотрим этот вопрос несколько подробнее. (Изложение представ-


 

 


лений о творческой интуиции дается по работам Кармина А. С. и Хайкина Е. П.).

В принципе возможны следующие пути формирования чувствен­ных образов и понятий в человеческом сознании: 1) сенсорно-перцеп­тивный процесс, в результате которого появляются чувственные образы; 2) чувственно-ассоциативный процесс перехода от одних об­разов к другим; 3) процесс перехода от чувственных образов к понятиям; 4) процесс перехода от понятий к чувственным образам; 5) процесс логического умозаключения, в котором совершается переход от одних понятий к другим. Очевидно, что первое, второе и пятое направления создания гносеологических образов не являются интуитивными. Даже если взять "автоматизированное", свернутое умозаключение (в рамках пятого направления), то оно окажется ничем существенно не отлича­ющимся от полного, развернутого умозаключения; здесь не будет никакого особого способа формирования знания, как в первых двух случаях. Поэтому возникает предположение, что формирование инту­итивного знания связано с процессами третьего и четвертого типов, т. е. с переходом от чувственных образов к понятиям и от понятий к чувственным образам. Правомерность такого предположения подтвер­ждается тем, что характер указанных процессов хорошо согласуется с наиболее типичными чертами интуитивного "усмотрения истины", зафиксированными в феноменологических описаниях интуиции: в них происходит трансформация чувственно-наглядного в абстрактно-поня­тийное и наоборот. Между наглядными образами и понятиями нет каких-либо промежуточных ступеней, отличных от них; даже самые элементарные понятия отличаются от чувственных представлений. Тут возникают понятия, не выводимые логически из других понятий, и образы, не порождаемые другими образами по законам чувственной ассоциации, а потому естественно, что полученные результаты кажутся "непосредственно усмотренными". Этим объясняется также скачкооб­разный характер указанной трансформации и процесса получения результата.

Примеры эйдетической интуиции — наглядное представление о структуре молекулы бензола, возникшее у Кекуле, или наглядное представление о строении атома, созданное Резерфордом. Эти пред­ставления не сводятся к простому воспроизведению данных непосред­ственного чувственного опыта и формируются с помощью понятий. Примеры концептуальной интуиции — возникновение понятия о кватернионах у Гамильтона или понятия о нейтрино у Паули. Эти понятия возникали не путем последовательного логического рассужде-


ния (хотя данный процесс предварял открытие), а скачкообразно; большое значение при их формировании имело комбинирование соот­ветствующих чувственных образов ("комбинаторная игра" образными элементами мышления, по выражению А. Эйнштейна).

С позиций такого понимания творческой интуиции и ее разновид­ностей дается и ее определение. Творческая интуиция определяется как специфический познавательный процесс, заключающийся во взаимодейст­вии чувственных образов и абстрактных понятий и ведущий к созданию принципиально новых образов и понятий, содержание которых не выво­дится путем простого синтеза предшествующих восприятий или путем только логического оперирования имеющимися понятиями.

Приведенная точка зрения представляется нам ценной для рассмот­рения гносеологического аспекта интуиции. Мы не беремся судить о физиологических и психических механизмах интуиции — это дело спе­циалистов-физиологов и психологов; они должны прежде всего экспе­риментально исследовать интуицию и раскрыть до сих пор еще далеко не ясный механизм ее действия (нескольких моментов мы все же коснемся ниже). Возможны и другие подходы, кроме отмеченного, и со стороны специалистов по гносеологии. Проблема интуиции все еще остается малоразработанной и в философии. В пользу приведенной точки зрения выскажем аргумент, не фигурировавший еще при ее обосновании.

Этот аргумент — специфическая гносеологическая природа чело­веческой практики. Обратите внимание: практика имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности. Теперь посмотрите на понятие и на чувственный образ: не концентри­рует ли в себе понятие то, что называется "всеобщностью", и не являет ли собой чувственное — "непосредственную действительность"? Нет ли здесь выхода на ту взаимосвязь чувственного и понятийного, что заключена в эйдетической и концептуальной интуиции? Не лежит ли в основе срабатывания этих форм интуиции "миллиардное повторение" в индивидуальной деятельности человека этой увязки "всеобщности" и "непосредственной действительности"? Нам кажется, что такая связь здесь имеется. Важен при этом жизненный опыт человека.

Возьмем конкретный исторический факт — открытие структуры бензола (СбШ) немецким химиком Ф. А. Кекуле в 1865 г.; это открытие было одновременно и возникновением теории строения бензола и его производных. Ф.А. Кекуле сам описал это событие.

Он работал над учебником химии. Работа не двигалась, мысли витали где-то далеко. Он повернул стул к камину и задремал. Образы


атомов, атомов Дальтона, заплясали перед его глазами. "Мое умственное око, изощренное повторявшимися видениями подобного рода, разли­чало теперь более крупные образования изменчивых форм. Длинные цепочки, все в движении, часто сближаются друг с другом, извиваясь и вертясь, как змеи! (Вплоть до этого времени все гипотетические молекулярные структуры рисовались в виде линейных цепей. Сон начался с конвенционного знания). Но смотрите-ка! Что это было? Одна из змей ухватила свой собственный хвост и фигура эта насмешливо закружилась перед моими глазами. Пробужденный как бы вспышкой молнии, я провел на этот раз весь остаток ночи, детально разрабатывая следствия новой гипотезы". (Цит. по: Бунге М. "Интуиция и наука". М., 1967. С. 113—114). Некоторые исследователи полагают, что формула бензола могла быть навеяна кругом, который образовали в зоопарке шесть обезьян, схватив друг друга за руки. В этом варианте нужно было наблюдение такого замкнутого кольца, т. е. нужна была определенная практика.

Но могло быть и другое. Задолго до того, как Ф. А. Кекуле стал работать над проблемой структуры бензола, еще в 1847 г. он оказался свидетелем пожара в доме, где жила графиня Герлиц; графиня была найдена мертвой и обгоревшей. Был задержан отец бывшего камерди­нера графини, пытавшийся продать в другом городе переплавленное золото. Он не мог удовлетворительно объяснить происхождение этого золота, а также других найденных у него драгоценностей, среди которых было кольцо, изображавшее двух переплетенных змей; одна змея была золотой, другая из платины. По его словам, кольцо находилось у него с 1805 г., а муж графини утверждал, что оно принадлежало его жене с 1823 г. Экспертиза установила, что кольцо не могло находиться у отца с 1805 г., так как платина стала употребляться только после 1819 г. На суде было установлено, что камердинер задушил свою хозяйку с целью ограбления, а затем пытался сжечь труп. (Факт приводится по книге: Быков Г. В. "Август Кекуле. Очерк жизни и деятельности". М., 1964. С. 13-14). На суде Ф. А. Кекуле выступал как свидетель, его показания помогли эксперту, в роли которого выступал химик Либих. Ф.А. Ке­куле, как видим, оказался вовлеченным в практику и в обыденную, и в судебную, связанную с экспериментальной проверкой качества ме­талла (установлением того, что белый металл не серебро, а платина).

Объективности ради заметим, что совершение открытия Ф.А. Ке­куле посредством интуиции в приведенном случае с бензольным коль­цом оспаривается некоторыми учеными. Они стремятся найти элементы и аналогии, имевшиеся в науке того времени, чтобы доказать


"строгую логичность" появления новой структуры бензольного кольца. Но одно не исключает другого. Роль интуиции, между прочим, оспа­ривается и во многих других случаях, например, в известном факте открытия Д. И. Менделеевым периодической системы химических эле­ментов (в нашей литературе недалекого прошлого это происходило не в последнюю очередь из-за того, что интуиция не укладывалась в упрощенную схему познания и считалась явлением мистическим и идеалистическим).

Но сейчас важно другое. Существенную роль в рассмотренном примере играет практика. При установлении качества металла прове­рялось предположение, сделанное на основе химического знания; мысль двигалась от "всеобщности" к "чувственной данности". Синтез того и другого был осуществлен в практике. Такой синтез всеобщности и чувственной данности происходит на каждом шагу в деятельности любого человека, осуществлялся он и в деятельности Ф.А. Кекуле. Этот синтез постоянно действует, формируя гносеологическую схему, гно­сеологическую структуру познания. Такая структура становится инс­тинктивной, хотя и оказывается социальной по природе. Она срабатывает автоматически, когда имеется одна сторона, но требуется другая. В определенных условиях при движении мышления по всеоб­щности может извлекаться чувственная наглядность, как и наоборот, при чувственных образах — понятийная всеобщность (мы говорим "мо­жет", поскольку извлечение сопряженного связано с определенным комплексом факторов, которых может и не быть). Необходимое условие — наличие хорошей долговременной памяти. Именно там закладыва­ется огромный объем конкретной информации, увязанной в единую гносеологическую структуру сознательного и бессознательного. Прак­тической природой человека и познания и определяется, на наш взгляд, творческая интуиция ученого и ее подразделение на эйдетическую и концептуальную. Мы согласны с тем, что именно в процессах перехода от чувственных образов к понятиям и от понятий к чувственным образам следует искать разгадку таинственной природы интуитивного знания.

Будущее покажет, насколько верно такое представление о гносео­логическом механизме интуиции.

Затронем теперь некоторые данные физиологии и психологии. Многообещающи в плане возможностей раскрытия физиологии инту­иции исследования канадских физиологов во главе с В. Пенфильдом. Их исследования показали, что при раздражении электродами некото­рых участков головного мозга вызываются эмоции и человек пережи-


I

 


вает только эмоциональное состояние, например страх, без воспоми­нания о каком-либо событии. Опыты показывают также, что опреде­ленные участки мозга "ответственны" за воспроизведение событий; такое воспроизведение сопровождается появлением и переживанием эмоций, причем последние зависят от значения события.

Эти данные указывают на возможное вхождение эмоционального компонента в механизм интуиции. Сами эмоции не столь специфици-рующи, как, додустим, зрение. Они более общие, интегральные, одно и то же переживание может быть соотносимо с появлением разнород­ных чувственных или понятийных образов. Возможно, что в актуальном плане, т.е. при данной проблемной ситуации, возникшая эмоция воздействует на участки коры головного мозга с долговременной па­мятью и по ассоциации вызывает прошлые эмоции, а с их помощью и соответствующие чувственные и понятийные образы или варианты, близкие к ним (пламя в камине, около которого думал А. Кекуле, и пламя пожара в доме Герлиц; сходные эмоции страха и структура кольца, ассоциирующуюся с предшествовавшим событием). Но воз­можны и другие направления действия эмоций. Так или иначе, а их роль состоит, вероятно, в извлечении из долговременной памяти мно­гообразных вариантов решения проблемы с последующим выбором одного из них на заключительной стадии интуитивного процесса. Но возможно, что их роль иная, что эмоции определяют сам выбор того или иного варианта решения из множества возможных.

Загадочна быстрота, с какой действует интуиция. На эту сторону проливают свет многие экспериментальные данные, в том числе и полученные В. Пенфильдом. Опыты показали, что три компонента речи — идеационный (понятийный), вербализационный и моторный — ло­кализуются относительно самостоятельно. Оценивая эти данные в плане интуиции, A.A. Налчаджян пишет: "Если принять эту схему, то можно заключить, что вполне возможно мышление бессловесное с отсутствием или слабым моторным сопровождением. А это не что иное, как подсознательное или же осознанное, но образное (отмеченное еще Эйнштейном и Вертгаймером) мышление. Отсюда можно также заклю­чить, что творческое мышление, процесс подсознательной "инкуба­ции", по всей вероятности, связано с относительно самостоятельной активностью идеационной части локализованных следов памяти. Ка­ким образом конкретно осуществляется образование следов памяти и 1 как достигается физиологически эта относительная самостоятельность регистрации различных компонентов, имевших языковое выражение и воспринятых слухом содержаний, нам пока что неизвестно. Вполне


возможно, что это осуществляется вовлечением одних и тех же нервных клеток в различные многоклеточные узоры" (Налчаджян А. А. "Некото­рые психологические и философские проблемы интуитивного позна­ния (интуиция в процессе научного творчества)". С. 149). A.A. Налчаджян приводит весьма убедительные доводы (мы рекомен­дуем студентам ознакомиться с ними) в подтверждение того положения, что после прекращения сознательного анализа научной проблемы процесс ее решения продолжается в подсознательной сфере, что соот­ветствующие электро-физиологические процессы также не прекраща­ются, а преобразуются, продолжают протекать, но лишь с измененными характеристиками.

В разделе об абстрактно-мысленной способности человека мы уже обращали внимание на существование невербализованного мышления и на значительное ускорение мыслительного процесса при такой фор­ме. Наблюдается удивительное явление: возможность переработки на бессознательном уровне 109 бит информации в секунду, а на сознатель­ном только 102. Все это является важной предпосылкой для разверты­вания быстрых мыслительных процессов, для оперирования огромной по своему объему "чистой" информацией в подсознательной (бессоз­нательной) сфере. Подсознание способно проводить за короткое время огромную работу, которая не под силу сознанию за тот же короткий срок.

В процессе интуитивного решения принимает участие также эсте­тический фактор. При любой разновидности интуиции — эйдетической или концептуальной — происходит как бы дорисовка картины (ситуа­ции) до целостности.

Взаимосвязь целого и части, системы и элемента также внедряется в сознание и бессознательную сферу человеческой психики в форме определенной схемы или структуры (в самом общем виде), облекаясь в психологическую установку на достижение гармоничности и совер­шенства. Стремление к гармонии и красоте, осуществляемое на под­сознательном уровне, может послужить фактором, оказывающим решающее влияние на выбор из множества вариантов более совершен­ного.

И эстетический, и, надо полагать, этический факторы, как и эмоциональный и праксеологический факторы — все они в той или иной степени связаны с формированием интуиции и ее действием в проблемных ситуациях. Их обнаружение в процессах интуиции свиде­тельствует, помимо прочего, о том, что в познавательной деятельности участвуют отнюдь не "чистые" физиологические и биохимические об-


разования, а человеческая личность, базирующая свое познание на этих механизмах, использующая их как средства, но развертывающая эту деятельность в широком поле многообразных, живых человеческих отношений и в практике. Индивидуальное познание своеобразно, как специфична и интуитивная способность каждого человека, его жизнен­ная уникальность; но через всю эту специфичность проявляет свое действие общая социокультурная детерминация познавательной дея­тельности, общественная природа человеческой личности.

Рассмотрение вопроса о возможном механизме и компонентах интуиции позволяет увидеть, что интуиция не сводима ни к чувствен-но-сенситивному, ни к абстрактно-логическому познанию; в ней име­ются и те, и другие формы познания, но имеется и нечто, выходящее за эти рамки и не позволяющее редуцировать ее ни к той, ни к другой форме; она дает новое знание, не достижимое никакими другими средствами.

К общим условиям формирования и проявления интуиции относятся следующие. 1) основательная профессиональная подготовка человека, глу­бокое знание проблемы; 2) поисковая ситуация, состояние проблемностщ 3) действие у субъекта поисковой доминанты на основе непрерывных попыток решить проблему, напряженные усилия по решению пробле­мы или задачи; 4) наличие "подсказки".

Последний момент в некоторых случаях явно не обнаруживается, как это было в примерах с композитором Джузеппе Тартини или в факте, сообщенном математиком Л. Ю. Диксоном. Но значительное число открытий или изобретений, как показывает история науки и техники, связана с действием "подсказки", которая служит "пусковым механизмом" для интуиции. В качестве такой реализаторной причины для И. Ньютона было, как известно, яблоко, упавшее на него и вызвав­шее идею всемирного тяготения, для инженера-мостовика С. Броуна — висящая между ветвями паутина, натолкнувшая его на идею висячего моста (подробнее об этом см.: Орлов В. И. "Трактат о вдохновеньи, рождающем великие изобретения". М., 1964. С. 128—129,136—138), для Ф.А. Кекуле — змея, ухватившая собственный хвост, и т.д.

Роль "подсказки" хорошо видна из следующего опыта. Моделиро­вались условия творческой деятельности. (См.: Пономарев Я. А. "Пси­хология творчества". М., 1976. С. 213—220 (в том же разделе "Модели интуитивных решений" описываются усложненные опыты, проведен­ные автором). Большому количеству взрослых (600 человек) предлага­лось решить задачу, названную "Четыре точки". Ее формулировка: "Даны четыре точки; требуется провести через эти четыре точки три


прямые линии, не отрывая карандаша от бумаги, так, чтобы карандаш возвратился на исходную точку". Испытуемые подбирались из числа тех, кто не знал принципа решения задачи. Время для решения огра­ничивалось 10 минутами. Все без исключения испытуемые после ряда безуспешных попыток прекращали решение и признавали задачу нере­шаемой. Для достижения успеха надо было "вырваться" за пределы участка плоскости, ограниченного точками, однако это никому не приходило в голову — все оставались внутри данного участка. Затем испытуемым предлагали "подсказку". Они обучались правилам игры в хальму. Сообразно правилам этой игры они должны были перескочить одним ходом белой фишки через три черных так, чтобы белая фишка возвратилась на прежнее место. Выполняя это действие, испытуемые прокладывали рукой маршрут, совпадающий со схемой решения задачи, т. е. соответствовавший графическому выражению решения этой задачи (испытуемым давали и другие подсказки). Если такую подсказку давали до предъявления задачи, то успех был минимальным, если после того, как испытуемый попадал в проблемную ситуацию и убеждался в бесплодности предпринятых попыток ее решить, — задача решалась. Этот простой опыт говорит о том, что собственная трудность задачи возникает по той причине, что ее условия непосредственно воспроиз­водят в прошлом опыте испытуемого чрезвычайно упроченные эмпи­рически обобщенные приемы — объединение точек по кратчайшему расстоянию. Испытуемые как бы замыкаются на участке площади, ограниченном четырьмя точками, в то время как необходимо выйти из этого участка.

Из опыта следует, что благоприятные обстоятельства складываются тогда, когда испытуемый, бесплодно отыскивая решение задачи, ис­черпывает неправильные приемы, но еще не достигает той стадии, на которой гаснет поисковая доминанта, т.е. тогда, когда испытуемый теряет интерес к задаче, когда уже предпринимавшиеся и неудачные попытки повторяются, когда ситуация задачи перестает изменяться и испытуемый признает задачу нерешаемой. Отсюда вывод, что успех интуитивного решения зависит от того, насколько исследователю уда­лось освободиться от шаблона, убедиться в непригодности ранее изве­стных путей и вместе с тем сохранить увлеченность проблемой, не признать ее нерешаемой. Подсказка оказывается решающей в осво­бождении от стандартных, шаблонных ходов мысли. Конкретная форма подсказки, те конкретные предметы и явления, которые при этом используются, являются несущественным обстоятельством. Важен ее общий смысл. Замысел подсказки должен быть воплощен в каких-то


конкретных явлениях, но в каких именно — это не будет решающим фактором.

Важность для интуиции подсказок, за которыми стоят аналогии, общие схемы, общие принципы решения задачи или проблемы, ведет к определенным практическим рекомендациям: субъекту, находящему­ся в творческом поиске, необходимо стремиться не только к максимуму информации по своей специальности и по смежным дисциплинам, но и к расширению диапазона своих интересов, включая музыку, живо­пись, художественную, научно-фантастическую, детективную литера­туру, научно-популярные статьи, общественно-политические журналы, газеты; чем шире будет диапазон интересов и кругозор личности, тем больше будет факторов для действия интуиции. Нужно иметь в виду также, что если для естествоиспытателя большой арсенал аналогий имеется в философии, то для философов, для решения собственно философских проблем столь же плодотворно естественнонаучное и общественно-научное знание.

Полезными были бы работы психологов и физиологов, посвящен­ные специальному исследованию факторов, благоприятствующих ин­туиции и, наоборот, тормозящих ее проявление. Американский физиолог У. Б. Кеннон отмечает, например, следующие неблагоприят­ные условия: умственное и физическое переутомление, раздражение по пустякам, шум, домашние и денежные заботы, общая угнетенность, сильные эмоциональные переживания, работа "из-под палки", вынуж­денные перерывы в работе и просто тревога и опасение, связанные с ожиданием возможных перерывов.

Ценными и поучительными являются наблюдения самих ученых за своим творчеством, наблюдения, которых, к сожалению, имеется слиш­ком мало. Выступая в ноябре 1891 г. с речью, имевшей, между прочим, большой автобиографический интерес, немецкий физиолог Г. Гельм-гольц говорил: "Признаюсь... мне всегда были приятны те области, где не имеешь надобности рассчитывать на помощь случая или счастливой мысли. Но, попадая довольно часто в то неприятное положение, где приходится ждать таких проблесков, я приобрел некоторый опыт насчет того, когда и где они ко мне являлись, — опыт, который, быть может, пригодится другим. Эти счастливые наития нередко вторгаются в голову так тихо, что не сразу заметишь их значение; иной раз только случай­ность укажет впоследствии, когда и при каких обстоятельствах они приходили; а не то — мысль в голове, а откуда она — не знаешь сам. Но в других случаях мысль осеняет вас внезапно, без усилия, как вдохновение. Насколько могу судить по личному опыту, она никогда


не рождается в усталом мозгу и никогда за письменным столом. Каждый раз мне приходилось сперва всячески переворачивать мою задачу на все лады, так что ее изгибы и сплетения залегали прочно в голове... Затем, когда прошло наступившее утомление, требовался часок полной телесной свежести и чувства спокойного благосостояния — и только тогда приходили хорошие идеи... Особенно охотно приходили они... в часы неторопливого подъема по лесистым горам, в солнечный день. Малейшее количество спиртного напитка как бы отпугивало их прочь. Такие минуты плодотворного обилия мыслей были, конечно, очень отрадны; менее приятна была оборотная сторона — когда спасительные мысли не являлись. Тогда по целым неделям, по целым месяцам я мучился над трудным вопросом" (Гельмгольц Г. "Публичные лекции, читанные в Императорском Московском университете в пользу Гельм-гольцевского фонда". М., 1982. С. XXII—XXIII).

Знакомство с условиями формирования и проявления интуиции позволяет наметить и некоторые практические рекомендации. Нужно, однако, оговориться, что всякие рекомендации должны сообразовы­ваться с индивидуальностью, с особенностями личности, иначе они могут нанести ущерб проявлению творческих способностей. И тем не менее рекомендации не бесполезны.

Поскольку интуитивная работа мышления происходит в подсозна­тельной сфере, продолжается даже при "отключенности" субъекта от проблемы, постольку можно сделать вывод, что такое временное от­ключение может оказаться полезным. Ж. Адамар, например, советовал после первой серьезной работы над проблемой откладывать ее решение на некоторое время и заниматься другими проблемами. Ученый, гово­рил он, может параллельно работать над несколькими проблемами, время от времени переходя от одной к другой, для активации подсоз­нательных механизмов мышления. Хорошим дополнением к этой ре­комендации может быть совет Д. Пойа: лучше не откладывать в сторону нерешенную задачу без чувства хотя бы небольшого успеха; хоть какая-нибудь маленькая деталь должна быть улажена; нужно уяснить себе какую-нибудь сторону вопроса к моменту, когда мы прекращаем работать над решением.

Не следует переоценивать значение снов в проявлении интуиции; тем не менее приведенные выше факты говорят в пользу внимательного отношения к их содержанию. Любопытно следующее свидетельство: "Проф. П. Н. Сакулин придает такое значение подсознательному твор­честву во время сна, что он уже много лет, засыпая, кладет около себя бумагу и карандаш, чтобы в случае, если он проснется ночью и ему


станет не давать спать какая-нибудь новая мысль или ясная формули­ровка того, над чем он думал перед сном или за более продолжительный промежуток времени до того, он мог немедленно набросать ее несколь­кими словами" (Вейнберг Б. П. Опыт методики научной работы и подго­товки к ней. М., 1958. С. 16). Разумеется, такое отношение к снам может быть сколь-нибудь полезным, если перед тем совершалась напряженная умственная работа над проблемой. Если этого нет, то никакой сон или длительное бодрствование в постели после пробуждения в ожидании "озарения" не приведут к открытию или изобретению.

Нередки, как известно (например, в случаях с Н.Теслой, С.Броу-ном, Г. Гельмгольцем и др.), идеи, появляющиеся во время прогулки, при чтении газеты и т. п. Это кажется парадоксальным: при интеллек­туальной интуиции человек творит наиболее активно и результативно... когда отдыхает. Отмечая данный парадокс, Ст. Василев справедливо пишет, что противоречие это необъяснимо и недопустимо только с позиций одностороннего подхода, противопоставляющего сознатель­ное подсознательному. Конкретное изучение механизма взаимодейст­вия сознания с бессознательным и подсознательным может дать в руки ученых реальные средства управления процессом интуиции и сущест­венно воздействовать на их творческую способность.

Остановимся еще на одном гносеологическом вопросе — на соот­ношении интуитивного и дискурсивного в познании.

Из предыдущего материала видно, что эвристическая интуиция не существует в абсолютном отрыве от дискурсивного, логического. Дис­курсивное предшествует интуитивному, выступает обязательным об­щим условием формирования и проявления интуиции в сфере сознания. Логическое как мыслительное имеет место и на уровне подсознательного и включается в механизм самого интуитивного про­цесса. Дискурсивное должно дополнять свершившуюся интуицию, следовать за ней.

Чем вызвана необходимость завершения интуитивного дискурсив­ным? Вероятностным характером результата интуиции.

Исследователи отмечают, что интуитивная способность образова­лась, по-видимому, в результате длительного развития живых организ­мов вследствие необходимости принимать решения при неполной информации о событиях, и способность интуитивно познавать можно расценивать как вероятностный ответ на вероятностные условия среды. С этой точки зрения, поскольку ученому для совершения открытия даны не все посыпки и средства, постольку он осуществляет именно вероятностный выбор.


Вероятностный характер интуиции означает для человека как воз­можность получения истинного знания, так и опасность иметь ошибочное, неистинное знание. Английский физик М. Фарадей, известный своими работами в области электричества, магнетизма и электрохимии, писал, что никто не подозревает, сколько догадок и теорий, возникающих в голове исследователя, уничтожается его собственной критикой и едва ли одна десятая часть всех его предположений и надежд осуществляется. Возникшая в голове ученого или конструктора догадка должна быть проверена. Проверка же гипотезы, как мы знаем, осуществляется в практике научного исследования. "Интуиции бывает достаточно для усмотрения истины, но ее недостаточно, чтобы убедить в этой истине других и самого себя. Для этого необходимо доказательство" ("Фило­софский энциклопедический словарь". М., 1989. С. 222).

Доказательство (в широком смысле) включает в себя обращение к чувственным восприятиям некоторых физических предметов и явле­ний, а также логические рассуждения, аргументы. В дедуктивных науках (логике, математике, в некоторых разделах теоретической фи­зики) доказательства представляют собой цепочки умозаключений, ведущих от истинных посылок к доказываемым тезисам. Без логических рассуждений, опирающихся на закон достаточного основания, невоз­можно прийти к установлению истинности выдвигаемого положения. В этом плане звучит как афоризм высказывание, принадлежащее французскому математику и методологу науки А. Пуанкаре: "Логика, которая одна может дать достоверность, есть орудие доказательства; интуиция есть орудие изобретения" (Пуанкаре А. "Ценность науки". М., 1913. С. 23). А.Пуанкаре подчеркивал, что в науке логика и интуиция играют каждая свою необходимую роль; обе они неизбежны.

Спрашивается, как же выглядит процесс движения знания: прерыв­но или непрерывно? Если брать развитие науки в целом, то очевидно, что в этом общем потоке прерывности, обозначаемые на индивидном уровне интуитивными скачками, не дают о себе знать; здесь свои скачки, называемые революциями в науке. Но для отдельных ученых процесс развития познания в их области научного исследования пред­стает по-другому: знание развивается скачкообразно, с перерывами, с "логическими вакуумами", но, с другой стороны, оно развивается без скачков, поскольку следующая за каждым "озарением" логическая мысль методично и направленно заполняет "логический вакуум". С точки зрения индивида развитие знания есть единство прерывности и непрерывности, единство постепенности и скачка.


В данном аспекте творчество выступает как единство рациональ­ного и иррационального. Творчество "не противоположно рациональ­ности, а является ее естественным и необходимым дополнением. Одно без другого просто не могло бы существовать. Творчество поэтому не иррационально, т. е. не враждебно рациональности, не антирациональ­но, как думали многие мыслители прошлого... Напротив, творчество, протекая подсознательно или бессознательно, не подчиняясь опреде­ленным правилам и стандартам, в конечном счете на уровне результатов может быть консолидировано с рациональной деятельностью, включе­но в нее, может стать ее составной частью или в ряде случаев привести к созданию новых видов рациональной деятельности" ("Введение в философию". Т. 2. М., 1089. С. 345).

В истории философии проблеме интуиции уделялось большое внимание. Без нее не мыслили себе творчество ни Платон, ни Аристо­тель. Различие между ними заключалось лишь в трактовке интуиции. Философы Нового времени, разрабатывавшие методы рационального познания природы, тоже не могли не отметить важного значения интуиции. Р. Декарт, например, считал, что разумное познание, пройдя через "чистилище" методического сомнения, сопряжено с интуицией, дающей первые принципы, из которых затем выводится все остальное знание путем дедукции. "Положения, непосредственно вытекающие из первого принципа, можно сказать, познаются, — писал он, — как ин­туитивным, так и дедуктивным путем, в зависимости от способа их рассмотрения, сами же принципы — только интуитивным, как и, нао­борот, отдельные их следствия — только дедуктивным путем" (Декарт Р. "Избранные произведения". М., 1950. С. 88).

Большое значение проблеме интуиции придавал А. Бергсон. Он, в частности, обратил внимание на философскую интуицию, посвятив ей специальную работу (вышла на русском языке в 1911 г.). Интуицию он связал с инстинктом, с познанием живого, изменчивого, с синтезом, а логическое — с интеллектом, с анализом. По его мнению, логика торжествует в науке, которая имеет своим предметом твердые тела. Связывая интуицию с получением нового знания в форме чувственных и понятийных образов, он сделал ряд тонких наблюдений; вместе с тем у него можно заметить его излишне жесткое противопоставление интуиции логике.

Не следует ни переоценивать интуицию, ни игнорировать ее роль в познании. Дискурсивное и интуитивное — специфические и допол­няющие друг друга средства познания.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.014 сек.)