МОЯ ИСПОВЕДЬ. ИСЬМО К ИЗДАТЕЛЮ ЖУРНАЛА. 1802

В начале письма автор признается, что он читает данного журнала, но хотел бы, чтобы его повесть разместили в нем. Для чего? Сам не знает. Он живет более 40 лет, никогда не отдавал отчета ни в делах, ни в поступках своих самому себе.

Я намерен говорить о себе: вздумал и пишу — свою исповедь, не думая, приятна ли будет она для читателей. Нынешний век можно назвать веком откровенности в физическом и нравственном смысле: взгляните на милых наших красавиц!.. Некогда люди прятались в темных домах и под щитом высоких заборов. Теперь везде светлые домы и большие окна на улицу: просим смотреть! Мы хотим жить, действовать и мыслить в прозрачном стекле. Ныне люди путешествуют не для того, чтобы узнать и верно описать другие земли, но чтобы иметь случай поговорить о себе; ныне всякий сочинитель романа спешит как можно скорее сообщить свой образ мыслей о важных и неважных предметах. Сверх того, сколько выходит книг под титулом: «Мои опыты», «Тайный журнал моего сердца»! Что за перо, то и за искреннее признание. Как скоро нет в человеке старомодного варварского стыда, то всего легче быть автором исповеди.

Он начинает рассказывать историю своей жизни: натура произвела его совершенно особенным человеком. Он родился сыном богатого и знатного господина, а вырос шалуном, много делал проказ, но не был сечен. Выучился по-французски, но своего языка родного, русского, не знал. На 16 году ему дали чин и отправили в неизвестные края. С ним вместе ехал гофмейстер, господин Мендель. «Любезный граф! — сказал мне гофмейстер. — Природа и судьба уговорились сделать тебя образцом любезности и счастия; ты прекрасен, умен, богат и знатен; довольно для блестящей роли в свете! Все прочее не стоит труда. Мы едем в Лейпцигский университет; родители твои, следуя обыкновению, желают, чтобы ты украсил разум свой знаниями, и поручили тебя моему смотрению; будь спокоен! Я родился в республике и ненавижу тиранство! Надеюсь только, что моя снисходительность заслужит со временем твою признательность». Они приехали в Лейпциг и познакомились с профессорами и нимфами. Часы лекций казались герою скукой, он дремал на них. Между тем гофмейстер писал родителям, что учеба идет исправно. Прожив три года в Лейпциге, они отправились путешествовать. В Париже он познакомился с повесами. Он удивлял их той философией жизни, которая была навязана Менделем. Он заболел, захворал, пользуясь всеми благами такой распутной жизни. Надобно было видеть Англию; подобно Альцибиаду, я стал другим человеком в другой земле и пил так усердно с британцами, что через месяц слег в постелю. Пользуясь временем моего выздоровления, я сделал карикатуры на всю королевскую фамилию — и лондонские журналы говорили об них с великою похвалою. Возвращение сил его было горестно для господина Менделя: мне вздумалось столкнуть его с лестницы за то, что ему вздумалось приласкаться к моей Дженни. Нежная англичанка упала в обморок, между тем как гофмейстер считал головою ступени. Сердце героя при этом совсем неспособно к ревности: это минутное движение было следствием его болезни. Господин Мендель расстался со ним. Они уведомили родителей героя о своем разрыве. Наконец он возвратился в отечество, где лавры и мирты ожидали меня. В голове его не было никакой ясной идеи, а в сердце — никакого сильного чувства, кроме скуки. Весь свет казался ему беспорядочною игрою китайских теней, все правила — уздою слабых умов, все должности — несносным принуждением. Он продолжал быть эгоцентричным и смотреться в зеркала, главным предметом наслаждения были женщины. Вдруг ему пришло в голову жениться. Он выбрал милую девушку Эмилию, но продолжал видеться со своей любовницей, кокеткой Алиной. Дома он устраивал вечера подобно в Италии, все было в тематическом итальянском стиле. Рвсе были довольны. Дна мать его, у которой от старости испортился нрав, упрекала его в том, что он ведет распутный образ жизни. Скоро в хозяйстве открылись неприятные новости: он обанкротился. Имение его описали, слуг перевели в другие места работы, он переехал к родственнику вместе с женой. Родители его на тот момент уже ушли из жизни. Вскоре к нему приехал князь и просил подписать какую-то бумажку, которая могла бы урегулировать дела с кредиторами и которая спасла бы героя от темницы. А также, согласно этому договору, герой мог и должен был отдать свою жену за князя замуж, чтобы спасти ее из этого бедственного положения. Тут счастливая мысль пришла в его голову. Он подписал бумагу, Эмилия стала женой князя. Но он продолжал с ней встречаться, она стала его любовницей. Этом и была идея – спасти жену, чтобы у нее все было хорошо, и продолжать считать ее женой-любовницей. Однажды он предложил ей сбежать, она охотно согласилась Так они оказались на М-ой дороге. Князь был в печали, но ничего поделать не мог. Они жили на деньги от проданных платьев и драгоценностей Эмилии, а когда та была на смертном одре (образ жизни довел ее до могилы), поклялась ему в вечной любви. Он признается, что ни о чем не жалеет сейчас. Если бы у него была возможность все вернуть назал, он прожил бы свою жизни точно таким же образом. «Я совершил свое предопределение и, подобно страннику, который, стоя на высоте, с удовольствием обнимает взором пройденные им места, радостно вспоминаю, что было со мною, и говорю себе: так я жил!»

Поиск по сайту: