Проблема «лишнего человека», соотнесение его с «подпольным человеком»

Проблема «лишних людей», на смену которым шли новые герои-деятели, активно обсуждалась в русской публицистике на рубеже 1860-х годов. Проявлял к ней интерес и Достоевский. В своих «Зимних заметках» он пишет, что не понимает, как «умный человек, когда бы то ни было, при каких бы то ни было обстоятельствах, не мог найти себе дела». В то же время Достоевский осознавал и трагичность положения «лишних людей». Герой «Записок...» говорит о себе: «Развитой и порядочный человек не может быть тщеславен без неограниченной требовательности к себе самому и не презирая себя в иные минуты до ненависти. Я был болезненно развит, как и следует быть развитым человеку нашего времени». Подобное трагическое мироощущение Достоевский считал характерной чертой «избранных» «лишних людей».

Герой «Записок из подполья» по своему психологическому облику ближе всего стоит к «русским Гамлетам» Тургенева, к «Гамлету Щигровского уезда» (1849) и к Чулкатурину из «Дневника лишнего человека» (1850). Но следует отметить, что «антигерой» Достоевского в отличие от тургеневских «лишних людей» - не дворянин, не представитель «меньшинства», а мелкий чиновник, страдающий от своей социальной приниженности и восстающий против обезличивающих его условий общественной жизни.

Характерные черты разночинного самосознания шестидесятников сближают, по мнению Т. И. Печёрской, «сколь бы парадоксальным это ни казалось», «подпольного человека» с «новыми людьми»— рационалистами,но, как справедливо заметил А. Скафтымов, подпольный герой разрушает рационализм изнутри. Рационалисты, с точки зрения подпольного человека, лишь по недоразумению и половинчатости своей мысли, считают возможным на чем-то остановиться.

Как известно, на пороге 60-х гг. XIX в. начался период реформ, сопровождавшихся значительной либерализацией, так что перед людьми, считавшими себя «лишними», открывалась перспектива «окунуться» в общественную жизнь, проявить себя и на государственной службе. Но личность «подпольного человека» даже и в благоприятных условиях либеральных перемен не была способна в свою очередь открыться новым социальным возможностям. Не случайно сам Достоевский, сравнивая «лишних людей» с «подпольным человеком», подчеркнул в итоге, что у первых есть альтернатива: они еще «могут исправиться» — перестать быть «лишними», потому что «есть прекрасные примеры», как надо жить, тогда как людям, подобным «парадоксалисту», не позволяет измениться «трагизм подполья, состоящий в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его». Трагизим «подпольного человека», по словам Достоевского, — «в сознании уродливости».