И демократию

(1918-1924)

Битва за Влёру

Созданное в конце декабря 1918 г. в Дурресе правительство во главе с Турханом Пермети не отвечало задачам возрож­дения Албании. Заявив о себе как о выразителе интересов ал­банского народа, оно не выдвинуло программы своей деятель­ности ни в момент сформирования, ни позже. Туманная ссыл­ка в обращении к народу на признание положений Лондонской конференции 1913 г. относительно государственного устройст­ва Албании могла служить призывом к реставрации автономии во главе с иностранным князем под контролем великих держав, что практически не представлялось возможным. Правда, в ку­луарах Парижской мирной конференции муссировались про­екты восстановления Международной контрольной комиссии (МКК) в составе Великобритании, Италии, Франции и США. Но в таком решении вопроса не была заинтересована Италия, претендовавшая на изменение в свою пользу положений друго­го документа, вышедшего из Лондона — секретного договора 1915 г. Рим рассчитывал только на полный контроль над всей территорией Албании при условии официального его при­знания.

Позиция албанской делегации на конференции отличалась робостью в выдвижении самостоятельных требований. В фев­рале 1919 г. ею были направлены в адрес руководства междуна­родным форумом два меморандума. В них содержались предло­жения по расширению границ Албании, произвольно урезан­ные Берлинским конгрессом 1878 г. и Лондонской конферен­цией 1913 г. Эти предложения остались без ответа, и тогда в марте 1919 г. делегация представила другой вариант решения албанского вопроса в рамках горячо обсуждавшегося принци­па самоопределения наций. Предполагалось ввести на албан­ских территориях, оставшихся за пределами границ 1913 г., американскую администрацию на один-два года с целью орга­низовать плебисцит, призванный решить их дальнейшую судь­бу. Однако и этот проект остался без внимания.

Обращение к американскому арбитражу объясняется теми иллюзиями, которые питали в тот период албанцы, да и не толь­ко они, в отношении миротворческой миссии президента В.Вильсона в послевоенной Европе. Позже всех вступившие в войну США не были замешаны в закулисных торгах судьбами малых народов, и довольно многочисленная албанская диаспо­ра рассчитывала на понимание проблем своей исторической родины. К тому же и американская сторона на первых порах демонстрировала такую готовность. Накануне отбытия Вильсо­на в Европу его посетил на президентской яхте "Мэйфлауэр" Фан Ноли, познакомивший с сутью албанского вопроса. "Если бы я имел только один голос на мирной конференции в Верса­ле, то я и его отдал бы на благо Албании", — обнадежил прези­дент. В конце февраля 1919 г. по его инициативе в Албанию был направлен консул США в Турине Джозеф Хавен, который за два месяца объехал всю страну, изучая настроения народа, в большинстве своем высказывавшегося в поддержку независи­мости Албании.

Среди албанских делегатов на мирной конференции наме­тился раскол. Проамерикански настроенным представителям диаспоры противостояли италофилы из дурресского прави­тельства, исходившие из якобы существующей общности инте­ресов Албании и Италии. Италофилы не отказывались от попы­ток договориться непосредственно с итальянцами об обеспече­нии ими "благожелательной временной помощи" албанскому государству. На трон Албании предполагалось пригласить принца из царствующей в Италии Савойской династии. Албан­ская католическая печать обосновывала это необходимостью опоры на "сильную и цивилизованную руку истинного друга", ибо пока народ не подготовлен в достаточной степени к само­стоятельной жизни "ни умственно, ни экономически, ни поли­тически".

"Внешняя политика Италии должна быть такой, чтобы она встретила одобрение народа, — демагогически заявил итальян­ский министр иностранных дел Т. Титтони в июне 1919 г., опре­деляя политику нового кабинета*. — Навсегда ушло время тай­ных соглашений". Однако спустя немногим более месяца, 29 июля, в Париже он заключил с находившимся там греческим премьер-министром секретный договор, получивший извест­ность как "соглашение Титтони —Венизелос" об очередном плане раздела Албании. В рамках урегулирования так называе­мого "адриатического вопроса" итальянская дипломатия обяза­лась поддерживать греческие претензии на Корчу и Гирокаст-

· 21 июня 1919 г. кабинет В. Орландо —С. Соннино подал в отставку, уступив место тандему Ф. Нитти—Т. Титтони.

ру в обмен на признание за Италией мандата на всю "усечен­ную" Албанию, а также права на аннексию Влёры.

Известие о существовании тайного итало-греческого сгово­ра за счет Албании подняло волну протеста в патриотически на­строенных кругах албанского общества. В адрес конференции стали поступать многочисленные письма и обращения в защи­ту права албанского народа на независимое существование как из самой страны, так из многочисленной диаспоры. Известно эмоциональное обращение Сотира Колеа, популярного собира­теля фольклора и издателя выходившей в Лозанне газеты "Шкиприя" ("Албания"), к приобретшему к тому времени скан­дальную известность своими призывами к насильственным за­хватам Габриэле Д'Аннунцио: "О, поэт, неужели Вы думаете, что Италия станет более великой, если ей удастся отторгнуть от албанской родины беззащитную Влёру? И удостоится ли Ита­лия чести быть запечатленной на самых ярких страницах исто­рии, если она похитит свободу у маленького и слабого народа, который никогда не делал ей плохого? Неужели он не заслужил другого с собой обращения?"

Несмотря на разоблачения закулисных соглашений Ита­лии, в Риме не собирались отказываться от своих планов. Более того, итальянские политики продолжали действовать в двух на­правлениях — на самой конференции, добиваясь реализации прежних договоренностей, и в Албании среди своих привер­женцев. В результате появились два документа: секретный договор между итальянским и дурресским правительствами от 20 августа 1919 г. и меморандум правительств США, Великоб­ритании и Франции от 9 декабря того же года. По первому из них в Албанию назначался итальянский верховный комиссар, непосредственно подчиненный Министерству иностранных дел Италии. В его функции входил контроль над деятельностью временного правительства. Ни одно из решений в администра­тивной и хозяйственной областях не могло приниматься без его одобрения и т.п. Что касалось меморандума великих дер­жав о претензиях Италии в Адриатике, то он в части Албании подтверждал итальянский суверенитет над Влёрой и ее окрест­ностями, а также мандат над остальной территорией страны. Границы с Югославией предполагалось установить по состоя­нию на 1913 г. с перспективой предоставления ей экономиче­ского выхода в Адриатику. Вопрос о разграничении на юге предстояло разрешить в ходе дальнейших межправительствен­ных консультаций, причем албанское правительство должны были представлять итальянцы.

Весть об очередном закулисном сговоре заставила албанцев искать собственные пути выхода из сложившейся ситуации. Недовольство оккупационным режимом вылилось в борьбу не только против иноземных захватчиков, но и против дурресско-го правительства, предававшего национальные интересы стра­ны. Началось движение за созыв такого представительного со­брания, которое могло бы провозгласить право Албании на са­мостоятельное государственное существование. Однако ситуа­ция осложнялась тем, что приходилось действовать против же­лания дурресского правительства и итальянских властей, ис­пользуя все легальные возможности и стараясь избегать откры­того противостояния.

Инициативу созыва форума взяла на себя патриотическая организация "Краху комбтар" ("Национальное крыло"), создан­ная нелегально во время правления князя Вида в Дурресе, а по­сле его отъезда переместившаяся в Шкодру. Она объединяла в своих рядах представителей всех слоев общества независимо от их политических пристрастий, но готовых бороться за защиту национальных интересов Албании и албанцев. Члены организа­ции с гордостью называли себя националистами, т.е. теми, "кто борется за независимую этническую Албанию и ради достиже­ния этой цели не пойдет ни на какие компромиссы". История этой организации практически не изучена. Причиной стал как конспиративный характер ее деятельности, так и то, что в раз­ное время в состав ее руководства — в Центральный комитет — входили лица, отмеченные в так называемой марксистской ис­ториографии печатью предательства интересов родины, реак­ционности и прочих действительных или мнимых пороков. Это были Риза Дани и Малик Бушати, Сотир Пеци и Сейфи Вла-маси. В период подготовки конгресса самое активное участие в его организации принял 25-летний полковник Ахмет Зогу.

Помещение для проведения форума было предоставлено муниципалитетом небольшого городка Люшня в Центральной Албании, который от имени сформированной им Националь­ной комиссии разослал приглашения на январь 1920 г. во все префектуры Албании. Девиз конгресса — обеспечение полной независимости Албании и укрепление албанского единства — объединил представителей самых разных политических напра­влений как внутри страны, так и действовавших за рубежом. Достаточно сказать, что прислал своих представителей даже Эсад Топтани.

Идея созыва конгресса получила широкий отклик. В Люш-ню стали поступать резолюции народных митингов, решения муниципалитетов, обращения прогрессивных организаций, поддержавших идею созыва конгресса. Муниципалитет Эльба-сана так отозвался на призыв комиссии: "Правительство не вы­полнило своих задач в рамках, установленных собранием в Дурресе, действуя в ущерб самоуправлению родины и с превы­шением своих полномочий. Поэтому очевидна необходимость созыва всеобщего форума в Люшне и посылки на него делега­тов". Все попытки итальянских оккупационных властей и пра­вительства Дурреса воспрепятствовать созыву конгресса окон­чились неудачей. Так, по просьбе министра внутренних дел ма­рионеточного правительства Мюфида Либоховы верховный главнокомандующий итальянских войск в Албании генерал Пьячентини перебросил на своих транспортных средствах ба­тальон албанской милиции к Люшне с приказом разогнать кон­гресс силой. Однако албанские офицеры-католики из Шкодры, ознакомившись на месте с ситуацией, не только не выполнили распоряжения, но стали охранять конгресс на протяжении всех дней его работы.

21 января 1920 г. более 50 делегатов, представлявших почти все районы страны, собрались в Люшне. Они приняли решение о свержении дурресского правительства, заявили о непризна­нии условий секретного Лондонского договора 1915 г. о разде­ле Албании и со всей определенностью высказались против за­кулисных сделок на Парижской мирной конференции. "Собра­ние постановило не признавать никакого иностранного манда­та или протектората, — говорилось в обращении, единогласно принятом делегатами конгресса. — Албанцы готовы идти на любые жертвы, отдать все до последней капли своей крови, чтобы воспрепятствовать любому действию, которое могло бы поставить под угрозу независимость Албании и ее территори­альную целостность".

Заседания продолжались десять дней, до 31 января. На кон­грессе ставился, но не получил окончательного решения воп­рос о государственном строе Албании. Откладывая кардиналь­ное решение этой проблемы до созыва Учредительного собра­ния, конгресс занялся образованием рабочих административ­ных органов. Был создан Высший совет в составе четырех чело­век, облеченный функциями регентства, что являлось уступкой монархическим настроениям многих делегатов. Причем его членами становились представители четырех основных рели­гий — католик, православный, мусульманин-суннит и бекташи. Верховная власть в стране осуществлялась Национальным со­ветом (сенатом) в составе 37 человек, избираемых согласно временному конституционному акту (так называемому статуту Люшни) Национальным собранием. На деле же сенаторы были назначены присутствующими на заседании делегатами. Новое правительство возглавил Сулейман Дельвина, находившийся в то время в Париже, где он в составе делегации проживавших в Турции албанцев выступал в защиту независимости Албании. Членами правительства и других руководящих органов стали крупные торговцы, помещики, военные, представители интел­лектуальной элиты и духовенства.

Решением конгресса столицей государства становилась Ти­рана — небольшой город с населением 12 тыс. жителей. Для подготовки помещений к приему правительства в город был на­правлен во главе вооруженного отряда новый министр внут­ренних дел Ахмет Зогу, сумевший преодолеть кружным путем заградительные посты итальянских войск. После переезда всех членов правительства началось изгнание представителей ста­рой власти из административных органов всех уровней, а три министра — Мюфид Либохова, Фейзи Ализоти и Мустафа Круя — не только лишились своих портфелей, но и были объя­влены предателями отечества.

Процесс становления новой власти и распространения ее юрисдикции на всю территорию страны наталкивался на мно­гие препятствия. В обществе продолжало сохраняться влияние италофилов, не веривших в жизнеспособность албанского го­сударства без поддержки извне. С ними солидаризировались активисты и руководство Косовского комитета, считавшие, что только при поддержке Италии возможно гарантировать воссо­единение Косова с Албанией. К их числу принадлежали как мо­лодые интеллектуалы (Реджеп Митровица, Халим Гостивари, Бедри Пейя), так и участники национально-освободительного движения начала века (Байрам Цурри, Хасан Приштина). Су­ществование такой довольно многочисленной прослойки в пра­вительстве и околоправительственных кругах не способствова­ло выработке единой политической линии.

Сразу после конгресса активизировался Эсад Топтани, сто­ронники которого присутствовали в Люшне, ограничившись поначалу наблюдательными функциями. Он и не стремился присоединиться к процессу строительства независимого госу­дарства, считая ближайшей целью в условиях пока еще не усто­явшейся обстановки внутри страны подготовку к вооруженно­му свержению кабинета Сулеймана Дельвины с последующим формированием карманного правительства и созывом Учреди­тельного собрания, призванного избрать главу государства.

Объединение несхожих по своим взглядам политиков в борьбе против дурресского правительства не сняло ранее су­ществовавших личных трений между ними. Некоторые из них проявляли недовольство выбором кандидатуры премьера толь­ко потому, что сами считали себя более достойными этого по­ста. Либерально (и антифеодально) настроенные политики юга внушали опасения байрактарам и крупным землевладельцам своими идеями реформ в аграрной и образовательной сферах. Начались трения в руководстве "Краху комбтар". Быстрое вы­движение на первые роли Ахмета Зогу привело к выходу из ор­ганизации некоторых ее влиятельных членов, в частности чле­на Верховного (регентского) совета Акифа-паши Эльбасани (Бичаку), возмущенного не только неуемными амбициями Зогу, но и тем, что он сблизился с одним из богатейших людей Албании Шефкетом Верляци.

А. Зогу быстро завоевывал популярность и столь же стре­мительно наживал врагов неразборчивостью в выборе средств для достижения своих целей. Сейфи Вламаси, работавший с ним в одном правительстве и в одной организации, вспоминал о том, как Зогу предполагал найти выход из тяжелой ситуации, сложившейся в Албании весной 1920 г. "Так как мы не распола­гаем хорошо подготовленными и организованными силами для строительства современного государства, — делился Зогу свои­ми соображениями с собеседником, — то я придумал практич­ный и радикальный, но несколько варварский путь выхода из положения. Мы пригласим всю албанскую знать на конгресс, чтобы обсудить и принять меры по стабилизации и укреплению государства. В то же самое время я беру на себя обязательство заложить две бомбы в здание, где будет проходить конгресс. В последний момент мы с нашими товарищами выйдем под ка­ким-нибудь предлогом наружу, а конгрессисты взлетят на воз­дух. Так ситуация стабилизируется сама собой". Сейфи ему возразил, что такими средствами будет трудно завоевать сим­патии цивилизованного мира, который "сочтет нас за группу преступников, подлежащую уничтожению". Зогу парировал тем, что не надо жалеть албанских вождей, особенно с севера, которые только и думают, чтобы стать главами государств, пре­мьер-министрами и министрами. Что касается иностранных органов печати, то они "уже через одну неделю агитации про­тив нас станут более объективными и одобрят наш быстрый и практичный акт, гуманный в какой-то мере, ибо целью нашей является спасение народа".

Несмотря на то что вышеупомянутый экстравагантный спо­соб устранения разнобоя в политических настроениях албан­ской знати не нашел применения, положение в стране посте­пенно приходило в норму. Так, был ликвидирован внутренний нарыв — заговор Эсада, который руководил своими сторонни­ками из Парижа. В самой Албании он опирался на содействие Мустафы Круи. В апреле 1920 г. М. Круя, добившись поддерж­ки со стороны некоторых северных байрактаров, предъявил ультиматум сенату, требуя отставки правительства. В случае от­каза он угрожал походом на Тирану. Правительство приняло вызов, провело мобилизацию тех немногочисленных воору­женных сил, которые имелись в его распоряжении, и смогло отбросить сторонников Эсады. Однако сам он не успокоился на этом и попытался объединить освободившиеся на Салоник-ском фронте свои отряды с северянами для нового антиправи­тельственного выступления. Неизвестно, чем могла бы закончиться эта акция, если бы не смерть Эсада. 13 июня он был за­стрелен в Париже при выходе из отеля "Континенталь" албан­ским студентом Авни Рустеми.

К лету 1920 г. перешла под юрисдикцию правительства Ти­раны Шкодра. Но часть прилегающих к ней районов (так назы­ваемая Мбишкодра) продолжали находиться под оккупацией югославских войск. В ходе проходивших в Париже перегово­ров возникло англо-франко-итальянское предложение компен­сировать передачу Италии порта Риеки (Фиуме) присоедине­нием Шкодры к Югославии. Белградское правительство отвер­гло этот проект, ибо само претендовало на обладание Риекой. Начались двусторонние итало-югославские переговоры. И в этот момент албанский вопрос снял президент Вильсон, зая­вивший в ноте, адресованной участникам конференции, о не­приемлемости какой-либо компенсации в пользу Югославии за счет территории Северной Албании.

Оккупационные зоны на юге страны почти полностью ис­чезли. Греческое правительство, занятое войной в Малой Азии, не смогло выполнить свою давнишнюю мечту и захватить юг Албании. Однако греческие войска все же удерживали здесь до­вольно обширный пограничный сельский район из 27 деревень. Французские войска ушли из Корчи еще в мае. Только итальян­ская армия продолжала контролировать Влёру и ее окрестно­сти. Выполняя антиимпериалистическую программу конгресса в Люшне, правительство приступило к осуществлению насущ­ной задачи момента — изгнанию иностранных войск с террито­рии страны. Начало этому положила борьба за Влёру.

Подготовка к освобождению Влёры и ее окрестностей нача­лась еще в первые месяцы 1920 г. В марте представители тиран-ского правительства предложили итальянскому командованию начать переговоры о судьбе города, но натолкнулись на реши­тельный отказ. Им было предложено ждать результатов мир­ной конференции. Угроза нового закулисного соглашения за­ставляла албанцев взяться за оружие. "Перед нами закрыты все двери, куда бы мы ни стучались, — говорилось в редакционной статье газеты "Дрита" ("Свет"), начавшей выходить в Гирокаст-ре. — Теперь нам остается справляться с нашими бедами толь­ко самим. Единственно, чем мы можем спастись, — это опорой на собственные силы". Но тогда правительство только начина­ло свою деятельность. Его власть в стране еще не утвердилась, а внутренние разногласия и борьба группировок не способст­вовали выработке согласованных решений. Оно опасалось воо­руженного конфликта не только из-за страха перед более силь­ным внешним врагом, но и перед собственным народом.

Во Влёре сформировался нелегальный комитет по подготов­ке восстания — Комитет национальной защиты. Итальянские власти тем временем стали тайно вооружать своих агентов и произвели в городе серию арестов своих потенциальных про­тивников. Одновременно в Париже шли переговоры с Э. Топ-тани, которому была обещана поддержка в случае, если ему удастся сформировать правительство.

Тиранское правительство, опасаясь за свою дальнейшую судьбу, было готово пойти на уступки итальянцам. Иногда оно предпринимало шаги конфронтационного характера (напри­мер, неудавшаяся попытка захватить в мае контролировавшу­юся итальянцами супрефектуру Тепелены), но всякий раз от­ступало, получив отпор. Постепенно противостояние приняло характер не мирного противоборства между итальянским и ал­банским правительствами, а силового — между населением и оккупационными властями.

20 мая 1920 г. в деревне Барчала, около Влёры, на собрании Комитета национальной защиты было принято решение обра­титься с воззванием к жителям оккупированных районов, при­звав их подняться на вооруженную борьбу, если итальянские войска откажутся уйти из Албании. Собрание постановило по­слать делегатов во все районы страны, чтобы обратиться за под­держкой к народу. Во Влёре и в прилегающих районах форми­ровались вооруженные четы, которые по призыву комитета стягивались к горе Беуни — месту сбора ополченцев. Особенно активно откликнулись крестьяне Курвелеша и Тепелены. Толь­ко немногим более половины из 2 тыс. добровольцев были воо­ружены. Остальные пришли с лопатами, кирками и кольями.

Комитет, самим ходом событий побуждаемый к активным действиям, послал 3 июня ультимативное требование итальян­скому командованию вывести оккупационные войска из Алба­нии. "Сегодня албанский народ, — говорилось в ультимату­ме, — как никогда сплоченный, будучи не в состоянии терпеть, чтобы им торговали, как скотом, на базарах Европы в угоду ита-ло-греко-сербам, решил взять в руки оружие и потребовать у Италии, чтобы управление Влёрой, Тепеленой и Химарой было передано как можно скорее национальному правительству Ти­раны".

Срок ультиматума истекал на следующий день, но ответа от генерала Пьячентини не последовало. Вечером 5 июня нача­лось наступление повстанцев на Влёру. Призывая народ к воо­руженной борьбе, Комитет национальной защиты рассчитывал не столько на победу, сколько на то, что вооруженное выступ­ление сможет оказать влияние на ход переговоров между Тира­ной и Римом. "Мы не настолько легкомысленны, — заявили члены комитета, — чтобы думать, что такой маленький народ, как албанский, сможет убедить силой своего оружия такое ве­ликое правительство, как правительство Италии. Но каким бы великим ни было итальянское правительство, оно не сможет за­претить маленькому народу Албании умереть за свой идеал свободы".

К вечеру 10 июня после упорных боев с итальянскими вой­сками повстанцы подошли вплотную к Влёре и завязали бои в городских кварталах. К тому времени в руки ополченцев попа­ли до 1000 пленных, 7 пушек и более 70 пулеметов. Командова­ние оккупационными войсками, мстя за свои неудачи, не дела­ло различия между бойцами сопротивления и мирным населе­нием. Повстанцы посылали обращения ко всем правительствам мира через делегатов на Парижской мирной конференции, протестуя против зверств оккупантов. Еще до того, как нача­лось наступление, итальянские власти по доносам своих аген­тов стали арестовывать патриотов, а их дома сжигать. С моря итальянский флот расстреливал беззащитные прибрежные де­ревни. А в деревне Бабице, в двух километрах от Влёры, были замучены все женщины и дети, не сумевшие спастись бегст­вом. «То, как любит нашу независимость Италия, мы очень хо­рошо знаем, — писала издававшаяся в Констанце албанская га­зета "Шпикрия э ре" ("Молодая Албания"), — но того, как мы любим нашу независимость, итальянцы не знают. Они не поня­ли, что все мы готовы скорее пожертвовать наши жизни на ал­тарь свободы, чем жить рабами».

Назревший в Италии очередной правительственный кри­зис привел к власти кабинет Дж. Джолитти. Новый премьер продолжал настаивать на особых правах Италии в Албании. "Валона является таким стратегическим пунктом, который в случае захвата недружественным Италии государством станет настоящей угрозой для Италии", — говорил он в начале июля в парламенте. Далее Джолитти утверждал, что вообще Влёра нужна не столько Албании, сколько Италии. В таком же духе он отвечал и депутатам-социалистам Дж. Маттеотти и А. Маффи, требовавшим от правительства вывода войск из Албании.

Само албанское правительство сначала отмежевывалось от влёрских событий, заявляя о непричастности к ним. Запреща­лась всякая деятельность в поддержку восстания. Внутри стра­ны общество раскололось на сторонников и противников ре­шительных действий. Некоторые считали самоубийственным бороться против более сильного противника, стремясь уберечь цвет нации от физического уничтожения. Другие — убежден­ные италофилы — продолжали видеть в великой адриатиче-ской соседке единственную опору, без которой Албания не сможет выжить в послевоенной Европе. В эти дни выступил с осуждением своих соотечественников Фаик Коница, популяр­ный в то время политический и общественный деятель, много сделавший для поддержания и развития албанского языка и культуры. "Я и мои друзья огорчены слепотой и нелепым пове­дением тех албанцев, которые ответственны за эти враждеб­ные действия", — писал он в "Джорналед'Италия".

21 июня была одержана очередная победа — сдался италь­янский гарнизон в Тепелене. Оккупантам становилось яфю, что без новых подкреплений они не смогут удержаться на зем­ле Албании. Однако этим их ожиданиям не суждено было осу­ществиться. Почти во всех крупных городах Италии, а особен­но в портах Адриатического побережья развернулось движе­ние протеста против отправки войск в Албанию. По инициати­ве Итальянской социалистической партии и Всеобщей конфе­дерации труда проходили митинги протеста под лозунгами "Руки прочь от Валоны!", "Вывести итальянские войска из Ал­бании!".

В конце июня всю Италию облетело известие о событиях в Анконе. Там отказались отправиться на войну в Албанию бер-сальеры (солдаты горных войск). Они ответили вооруженным сопротивлением карабинерам, пытавшимся заставить их на­чать погрузку на суда. Рабочие Анконы поддержали солдат и на массовом митинге, в котором приняли участие более 6 тыс. че­ловек, заявили о солидарности с ними. Отправка подкреплений и Албанию была сорвана. Итальянский военный министр оп­равдывался перед командованием оккупационных войск в Ал­бании: "Внутренние условия в стране не позволяют послать войска в Албанию. Одна лишь попытка сделать это повлечет за собой всеобщие стачки, народные демонстрации, очень опас­ные из-за солидарности с армией".

Вынужденное согласиться на переговоры о перемирии с повстанцами, итальянское правительство стремилось все же сохранить за собой Влёру и Сазани под любым предлогом. В ка­кой-то момент оно прибегло к прямому шантажу угрозой при­менения силы. 17 июля итальянское командование издало при­каз о возобновлении военных действий, кончавшийся словами: "Мы стоим в Валоне и здесь останемся!" На это последовали от­ветный ультиматум уже от имени тиранского правительства, волна забастовок и демонстраций в Италии, реальная угроза вооруженного захвата Влёры повстанцами. Итальянское пра­вительство оказалось вынужденным признать свое поражение в борьбе за Влёру. Оно могло бы стать полным, если бы прави­тельство Сулеймана Дельвины не пошло на уступку. Подписан­ный 2 августа 1920 г. в Тиране итало-албанский протокол пред­усматривал вывод итальянских войск со всей территории Алба­нии, за исключением острова Сазани, расположенного у входа в бухту Влёры.

Официальное восстановление албанской администрации в городе произошло 2 сентября 1920 г. Тогда состоялось торжественное прохождение перед зданием мэрии, над которым был поднят национальный красно-черный флаг, отрядов доброволь­цев, участвовавших в освобождении. Чествовали возвращен­ных с острова Сазан ссыльных патриотов. Как сообщала газета "Коха" ("Время"), на митинге в честь освобождения присутст­вовали более 10 тыс. человек, прибывших из близлежащих го­родов и деревень. Позже, в последних числах сентября, в город вошли регулярные части албанской жандармерии, сформиро­ванной во времена Корчинской республики. Смена админист­рации не отразилась на положении живших в городе итальян­ских гражданских лиц. "Итальянская колония во Влёре, — со­общала газета "Шкиприя э рэ", — вполне довольна албанцами, так как уверена, что ей будет хорошо жить и в албанском госу­дарстве. Ведь в албанском государстве иностранцев уважают больше, чем своих".

Вывод итальянских войск из Албании, в том числе и с севе­ра страны, стал важным шагом на пути установления суверен­ной власти тиранского правительства на всей территории. Однако не все в Италии смирились с этим. Реваншистская пе­чать возлагала вину за моральную и политическую катастрофу Италии на правительство Джолитти. Муссолини еще в середи­не июля поместил в "Пополо д'Италия" статью под характер­ным названием "Амариссимо" ("Очень горько")², а после под­писания итало-албанского протокола опубликовал статью с еще более "грустным" названием "Прощай, Валона!" В ней он взывал к отмщению: "Валона должна была стать первым возна­граждением за мучения и за итальянскую кровь. Валона долж­на была стать отправным пунктом нашего мирного проникно­вения на Балканы". Заманчивый план завоевания албанского плацдарма не был заброшен. И воспоминания о влёрской ката­строфе — "албанском Капоретто" — еще долго занимали умы фашистских политиков. Готовя в конце 30-х годов оккупацию Албании, тогдашний министр иностранных дел Италии Г. Чиа-но записал в дневнике: "Мы не отступим, как в 1920 г."

Победа над итальянскими оккупантами позволила сосредо­точить ограниченные вооруженные силы молодого государства на отражении очередной внешней опасности. На заключитель­ном этапе битвы за Влёру вспыхнул вооруженный конфликт на албано-югославской границе. В конце июля югославские вой­ска двинулись в направлении Шкодры, пытаясь отодвинуть "стратегическую линию" обороны от возможной итальянской угрозы с территории Албании и вернуться в ранее оставленные районы. Вооруженных сил у тиранского правительства не хва-

^г Amarissimo имело еще одно символическое значение — так называлось Ад­риатическое море.

тало, и оно опиралось на вспыхнувшее народное восстание в Пешкопии и в пограничных районах Косово. Орган коммуни­стической партии Югославии "Радничке новине" ("Рабочая га-шта") 6 октября 1920 г. выступила в защиту национальных пар албанского народа, попираемых югославскими шовинистами. Осуждая жестокие репрессии в отношении мирного населения длбанских деревень, газета писала: "И наш и албанский народы нуждаются в мире и свободе, в то время как войны служат ин­тересам завоевателей, позволяя им грабить и убивать людей".

Призыв к оружию поднял на восстание всю Северную Ал­банию, и части югославской армии были отброшены за "стра­тегическую линию". После безрезультатно окончившихся пря­мых албано-югославских переговоров правительство С. Дель-нины обратилось с нотой протеста в Лигу наций и направило 2 октября в Женеву делегацию во главе с Ф. Ноли, который об­ратился с просьбой о принятии Албании в члены этой организа­ции. Делегации Югославии, Греции, Франции выступили с воз­ражениями, выдвигая в качестве предварительного условия оп­ределение границ Албании и признание ее правительства дру­гими государствами. В какой-то момент к ним присоединилась и Италия. Однако небескорыстная поддержка Великобритани­ей албанской просьбы решила дело.

Пользуясь тяжелым положением, в котором находилась Ал­бания, британское правительство обещало оказать содействие приему Албании в Лигу наций в том случае, если Англо-персид­ской компании будут предоставлены исключительные права на разведку нефти на площади 200 000 га с последующей добычей (при положительных результатах изысканий) на 50 000 га неф­теносных земель. Правительство Ильяза Вриони, сменившее в ноябре 1920 г. кабинет С. Дельвины, согласилось на выдвину­тые условия, и 17 декабря 1920 г. Албанию приняли в члены Ли­ги наций по предложению представителей двух британских до­минионов — Канады и Южно-Африканского Союза. Призна­ние европейским сообществом реально существовавшего госу­дарства не могло не состояться. Сначала Великобритания, а за­тем Франция и Италия заявили об установлении с Албанией ди­пломатических отношений.

Югославское правительство не спешило с признанием не­зависимого албанского государства, предприняв новую попыт­ку вмешательства в его внутренние дела. На этот раз оно под­держало сепаратистское движение в Мирдите, направив туда ноенных советников и оружие. Историческая область, пользо-навшаяся автономными правами еще во времена османского господства, католическая Мирдита на всех этапах продвиже­ния Албании к независимости стремилась выступать самостоя­тельно, по возможности дистанцируясь от властей Влёры, Дурреса, Шкодры или Тираны. В июне 1921 г. вернувшийся из Югославии на родину наследственный глава области капитан Марка Гьони заявил о создании независимой "республики Мирдита" и поднял антиправительственное восстание, полу­чившее косвенную поддержку югославских войск, вновь пере­шедших "стратегическую линию". До глубокой осени шла с пе­ременным успехом вооруженная борьба албанских правитель­ственных войск с отрядами сепаратистов. Только с конца нояб­ря, когда тиранское правительство направило в Мирдиту под­крепления, а во главе их поставило Ахмета Зогу и Байрама Цур-ри, сопротивление мятежного Марка Гьони было подавлено, и он вновь укрылся в Югославии.

Официальное закрепление границ Албании затянулось на продолжительное время. 9 ноября 1921 г. Конференция послов четырех держав (Англия, Франция, Италия и Япония) в Лондо­не приняла решение о границах Албании с Югославией и Гре­цией. В отношении северо-восточных границ Албании был про­изведен их частичный пересмотр по сравнению с установлени­ями 1912— 1913 гг. Югославии отошла часть территорий Лики, Хаса и Голоборды. Албано-греческая граница устанавливалась в соответствии с Флорентийским протоколом 1913 г. Причем за Италией признавались особые права вмешиваться в разреше­ние проблем Албании в случае создания угрозы ее границам или экономической безопасности.

От феодальной монархии к буржуазной республике

Освобождение Влёры и ликвидация югославского вмешатель­ства на северо-востоке страны создали благоприятные условия для налаживания внутренней жизни Албании. Но, как это час­то случалось в истории, сообщество, объединенное перед ли­цом внешней угрозы, распадалось на составные части, когда опасность исчезала. Так произошло и в Албании в самом нача­ле 20-х годов.

В еще неокрепшем государстве с его аморфной админист­ративной и социально-политической структурой развернулась борьба между общественными течениями и отдельными груп­пировками. Заговоры, политические убийства, замаскирован­ные под кровную месть, соперничество лидеров, завидовавших успехам друг друга, стали почти обычным явлением. В правя­щую элиту вошли как те представители знати и чиновничества, которые хотели сохранить свои привилегии, унаследованные от старых имперских времен, так и новые политики, стремив­шиеся к руководящим постам в интересах личного обогащения. Для некоторых наиболее амбициозных деятелей сама власть превращалась в притягательную цель, и они шли к ней, эксплуатируя лозунги патриотизма и демократии. Стало раз­мываться понятие единства албанского народа под влиянием развернувшейся в печати полемики относительно существова­ния различий (и противоречий) между тосками и гегами.'йеж-ду христианами и мусульманами.

В середине ноября 1920 г. в обстановке нараставшего в об­ществе раскола подало в отставку правительство Сулеймана Дельвины. Ему на смену пришел кабинет Ильяза Вриони, вы­ходца из влиятельного и многочисленного рода. Снискавший известность своими патриотическими настроениями и умерен­ными взглядами, он устраивал как радикалов, так и традицио­налистов из "Краху комбтар" ("Национальное крыло") — един­ственной политической организации того времени. Приступая к формированию кабинета, И. Вриони приглашал в него близ­ких себе по духу людей, без ясно выраженных политических симпатий и антипатий. Тем временем острая внутриполитиче­ская борьба продолжалась. Однако общий для всех балканских стран процесс, а именно размывание находившегося у власти класса земельной аристократии за счет вовлечения в политиче­скую жизнь разночинцев, вплоть до выходцев из получивших образование крестьян, Албании не коснулся. Она меньше все­го оказалась подверженной изменениям в социально-полити­ческой области. Помещики (беи) на юге и в центре, а также байрактары северных и северо-восточных районов составляли тот тонкий слой политической элиты, из которого формирова­лись властные структуры государства. Не случайно поэтому все кабинеты министров с 1912 по 1924 г. состояли в основном из одних и тех же лиц.

С первых дней 1921 г. началась подготовка к выборам. Алба­ния формально продолжала оставаться монархией. Бегство, но не отречение монарха и последующее поражение в войне груп­пировки Центральных держав, сопровождавшееся распадом империй, военный разгром и фактическое уничтожение ар­мии, в которой служил князь В. Вид, — все это требовало окон­чательного определения государственного устройства Албании при его фактически изменившемся статусе. Поэтому уже в Люшне планировались выборы в Учредительное собрание. Но в результате фактического распада всех созданных в январе 1920 г. властных структур, из которых оставался один только институт регентства, победила идея проведения парламент­ских выборов.

5 декабря 1920 г. правительство приняло закон о первых в истории независимой Албании выборах в парламент. Решение сделать их двухступенчатыми, а не прямыми диктовалось внутренними условиями страны, где практически отсутствовали по­литические партии ("Краху комбтар" не было в полном смысле партией)", а подавляющее большинство населения составляли элементарно неграмотные люди, которые не имели понятия, что такое избирательная система в гражданском обществе. В интересах феодально-клановой верхушки, стремившейся со­хранить свою власть и влияние, народ на законных основаниях выводился из правового поля. В голосовании могли принимать участие только мужчины с 20-летнего возраста в первом туре и с 25-летнего — во втором, прожившие в избирательном округе не менее шести месяцев. Военные не получили права голоса. Фамилия кандидата вписывалась в бюллетень от руки, а так как не всегда выборщик знал грамоту, то за него это делал кто-ни­будь из присутствовавших на выборах "добровольцев", что со­здавало богатую почву для злоупотреблений и фальсификаций.

В ходе предвыборной кампании возникали проекты канто­нального устройства Албании по религиозному принципу. Так, например, православная буржуазия Корчи, недовольная за­сильем во властных структурах помещиков-мусульман, обрати­лась 13 февраля 1921 г. в правительство с предложением предо­ставить югу права самостоятельного управления и выборов своего парламента. Тогда же оживились католическая церковь и буржуазия Шкодры, потребовавшие аналогичных прав для своего "кантона". Правительство Ильяза Вриони смогло отбить эти атаки, и 5 апреля 1921 г. выборы в Национальный совет, как назывался тогда парламент, завершились, а 21 апреля состоя­лось его первое заседание, но без депутатов от префектуры Шкодры. Там еще в течение нескольких месяцев (до сентября) продолжался спор о пропорциональном представительстве ка­толических и мусульманских депутатов в зависимости от чис­ленности того и другого населения. А так как достоверных ста­тистических данных не существовало, то счет велся весьма приблизительно. Одна комиссия давала преимущества католи­кам, а другая — мусульманам. Начались споры за места в парла­менте среди католиков. В итоге в Тирану отправились 8 католи­ческих депутатов и 4 мусульманских, присоединившихся к ра­нее избранным, всего же в Национальный совет было избрано 75 членов. На первом заседании парламента его ряды пополнил Фан Ноли в качестве посланца американской "Ватры", внес­шей большой вклад в дело независимости Албании.

Особенностью парламента, избранного в 1921 г., стало то, что в первые же дни его работы сформировались две партии. Одна из них стала называться народной, а другая — прогрес­сивной. По сути дела это были внутрипарламентские фракции, носившие название партий. Народная партия во главе с Фаном Ноли первоначально объединила 28 депутатов от организации "Краху комбтар", от префектур Гирокастра, Мат и некоторых других. Она символизировала преемственность реформатор-ских идей, основы которых только начинали закладываться в Люшне. Со временем в нее вошли политики, которые по раз­ным причинам, часто сугубо личным, предпочитали оказаться именно в этом лагере. В частности, лидерами этой партии стали как приверженец демократии западного типа Фан Ноли, так и Лхмет Зогу, чьи диктаторские замашки проявлялись с первых шагов на политической арене.

Прогрессивная партия, идеология которой не имела ничего общего с названием, состояла в основном из мусульманских зе­млевладельцев и их сторонников, кровно заинтересованных в сохранении привилегий и в защите от непредвиденных ослож­нений, которые могла им принести аграрная реформа. К ним примыкали представители консервативных католических кру­гов, боровшиеся против светского образования. Наконец, в противовес "народникам", выступавшим за полную независи­мость Албании, "прогрессисты" отстаивали италофильскую ли­нию в политике. Только опираясь на Италию, считали они, воз­можно экономическое возрождение Албании и воссоединение сней Косова. Возглавил партию выходец из Косова, дипломи­рованный в Стамбуле юрист Кадри Приштина, более извест­ный под именем Кадри Ходжа.

Прогрессивная партия, несмотря на большинство в парла­менте, не смогла сформировать однопартийное правительство, lice ее предложения блокировались "народниками". Положе­ние складывалось отчаянное: на севере и северо-востоке созда­лась угроза целостности страны, на юге активизировались гре­ческие националисты, в Лиге наций дебаты о границах Алба­нии достигли кульминационной точки, а в Тиране образовался иакуум власти. Правительство Ильяза Вриони фактически по­теряло свою легитимность, а о новом составе депутаты никак не могли договориться. Тогда представители обеих фракций и независимые образовали "Священный союз", который создал комиссию в составе трех человек (Байрам Цурри, Кязим Коцу-ли, Авни Рустеми), сформировавшую в октябре 1921 г. двухпар­тийный кабинет министров во главе с Пандели Эвангели. это был компромиссный вариант, мало кого удовлетворявший.

Вне состава кабинета оказалось слишком много амбициоз­ных людей, претендовавших на министерские посты. Интриги и заговоры привели к тому, что развернулась открытая борьба завласть. Миниатюрная столица Албании была буквально тер­роризирована вооруженными отрядами. Сейчас трудно уста­новить последовательность смещений и назначений премьер-министров. Достоверно лишь то, что во время очередного пра-нительственного кризиса в декабре 1921 г. А. Зогу, вернувшийся в Тирану после удачной операции по усмирению мятежной Мирдиты, взял на себя командование жандармерией и навел в столице порядок. Такой, каким он себе его представлял.

Это был по сути дела вооруженный путч Ахмета Зогу. Тира­на оказалась окруженной его воинскими частями. Именно он распорядился созвать парламент, который низверг погрязший в политических махинациях регентский совет и избрал в него других людей. Освободившись под разными предлогами от не­угодных ему депутатов, Зогу согласился на выдвижение пре­мьер-министром Джафера Юпи, ставшего марионеткой в его руках. Он действовал от имени Народной партии, которая пос­ле всех перипетий получила большинство в парламенте и смог­ла ввести в правительство своих людей. Зогу сохранил за собой пост министра внутренних дел, а Фан Ноли традиционно стал министром иностранных дел.

Несмотря на все более откровенную нетерпимость режима к любым проявлениям несогласия со взятым им курсом на авто­ритаризм, в правительстве и в обществе стала постепенно фор­мироваться оппозиция тандему Юпи — Зогу. Ее составили дис­сиденты из Народной партии, феодалы и байрактары из числа противников Зогу, офицерство и др. Оппозиция не ограничи­валась парламентскими формами борьбы. В марте 1922 г. она решилась на вооруженное восстание под лозунгами восстанов­ления законности. Первоначально локальные беспорядки воз­никали в связи с попытками сил правопорядка разоружить мел­кие вооруженные формирования противников режима в Цент­ральной Албании. Иногда столкновения кончались сдачей ору­жия и роспуском отрядов, после чего побежденному разреша­лось живым уйти в эмиграцию. В других случаях, когда властям оказывалось упорное сопротивление, противник уничтожался. Весной 1922 г. ситуация осложнилась тем, что против Зогу объ­единились Байрам Цури, Элез Юсуфи, Халит Лэши и Хамит Топтани, стоявшие во главе довольно крупных ополчений из родных мест каждого. Требуя от правительства созыва Учреди­тельного собрания, они рассчитывали тем самым добиться уст­ранения Зогу и его группировки.

Повстанцы намеревались выступить одновременно в на­правлении Шкодры, Эльбасана и Тираны, чтобы захватить пра­вительство врасплох. Общий план действий был согласован за­ранее. Но уже на ранней стадии восстания взаимодействия не получилось. В отсутствие телефонных средств связи, находив­шихся исключительно в распоряжении правительственных ор­ганов, каждый командующий отрядом вынужден был посту­пать на свой страх и риск. Байрам Цурри, надеясь на свой дей­ствительно высокий авторитет, обратился к знати Шкодры с призывом присоединиться к движению за созыв Учредительного собрания, а для начала открыть дорогу на Тирану. Получив отказ, он не стал искушать судьбу и вышел из игры. Второй ру­ководитель восстания Халит Лэши атаковал Эльбасан, но по­терпел поражение от правительственных войск. Более удачли­вым оказался Элез Юсуфи, который после упорных боев всту­пил в Тирану и вынудил правительство спасаться бегством в Эльбасан. В то же время к столице подтянулись отряды Хамита Топтани. Казалось, что успех повстанцев обеспечен. Но Юсуфи не решился захватить правительственные здания и не прервал телефонную связь. Это позволило осажденным вызвать в Тира­ну подкрепление с периферии. К тому же решительное вмеша­тельство британского посланника в Албании Г. Эйрса позволи­ло Зогу переломить ситуацию.

В начавшихся при содействии Эйрса прямых переговорах Юсуфи с Зогу последнему удалось убедить собеседника в том, что у того нет никаких шансов на успех ввиду четырехкратно­го перевеса в численности правительственных войск. "Ты — патриот, и ты ни в чем не виновен. Виноваты Зия Дибра и Му-стафаКруя", — заявил Зогу и потребовал выдачи подстрекате­лей. Элез согласился только на Зию, выговорив взамен собст­венного изгнания сохранение тому жизни. Всем руководите­лям мятежа удалось покинуть страну и уйти в Югославию. Бай­рам Цури скрывался в горах албанской префектуры Косова, иногда перебираясь в югославский край Косово. Так потерпе­ло неудачу первое крупное вооруженное выступление против Зогу.

После поражения мартовского восстания было сформиро­вано второе правительство Джафера Юпи, в котором пост ми­нистра иностранных дел занял Пандели Вангели. Находивший­ся в те дни в Риме Фан Ноли добровольно подал в отставку и вы­шел из рядов Народной партии. Зогу произвел кардинальную чистку административного аппарата в центре и на местах. На­родная партия стала его личной карманной фракцией в парла­менте. Несогласные с его политикой депутаты вышли из ее ря­дов и составили ядро демократической оппозиции, вокруг ко­торого концентрировались все оппозиционные силы. Укрепле­ние реальной власти позволило Зогу занять 2 декабря 1922 г. вожделенный пост премьер-министра, сохранив при этом пост министра внутренних дел. Оппозиция обвинила его в бонапар­тизме, что не помешало ему действовать так, как он считал нужным в интересах наведения в стране порядка.

Заняв пост главы правительства, Зогу заявил в первой речи в парламенте о намерении проводить в жизнь "европейскую программу", выдвинув четыре основных принципа: парламен­таризм, демократия, борьба против феодализма, аграрная ре­форма. Он обещал провести выборы в Учредительное собрание после истечения срока полномочий парламента, т.е. осенью 1923 г. В принятой действующим парламентом 8 декабря 1922 г. новой конституции (так называемый Расширенный статут Люшни) не был решен вопрос о форме правления — быть Алба­нии монархией или республикой. Сохранялось регентство (или Верховный совет), четыре члена которого избирались парла­ментом сроком на три года. В его руках находилось командова­ние вооруженными силами, он назначал премьер-министра и министров.

Законодательная власть принадлежала Национальному со­вету (парламенту), состоявшему из одной палаты. Депутаты из­бирались путем двухступенчатых выборов мужским населени­ем по достижении 18 лет. Возрастной ценз депутатов опреде­лялся 25 годами. Судебную власть представляли судьи, назна­чавшиеся Верховным советом по представлению особой ко­миссии. Ими могли быть лица, обладающие гражданскими и политическими правами, умеющими свободно говорить и пи­сать по-албански.

Либерально-демократические идеи, приверженность кото­рым провозглашал Зогу не без влияния оппозиции, чьи многие члены были его недавними соратниками, не нашли практиче­ского применения в повседневной практике правительства. Не только он сам, но и некоторые из его противников считали, что в переживаемый Албанией переходный период страна ну­ждалась в твердой руке и авторитарных методах правления. Сначала наведение элементарного порядка и только потом сти­мулирование экономического развития.

Страна, разоренная войнами и междоусобными распрями, не могла обеспечить свое население зерном и продовольстви­ем. Приходилось ввозить многое из того, что могло произво­диться на месте, в частности хлеб бедняков — кукурузу. Нес­мотря на колоссальное превышение импорта над экспортом (1921 г. — в шесть с половиной раз), на довольно значительную финансовую поддержку со стороны диаспоры, постоянную продовольственную помощь от комиссий Лиги наций, положе­ние населения оставалось бедственным. В Албании не было своей денежной единицы. В обращении находились золотые турецкие монеты, австрийские кроны, металлические и бумаж­ные деньги Италии и Франции, греческие драхмы. После 1919 г. появились доллары. Все операции с иностранной валютой про­считывались по золотому паритету. Министр финансов в 1920- 1921 гг. Теф Цурани ввел для расчетов золотой франк (1 кг золота равнялся 3437 зол. фр.) и золотой наполеон (1 зол. наполеон равнялся 20 зол. фр.). Цурани выпустил в 1920 г. пер­вый государственный заем, выплата по которому стала возмож­ной только в 1929 г. Другой министр финансов Коль Тачи в 1923 г. предпринял поездку по ряду западных столиц, чтобы договориться о создании албанского Национального банка. Но никто из зарубежных финансистов не захотел подвергнуть себя риску, и эта инициатива заглохла.

Отсутствие сети коммуникаций стало еще одной бедой. При турках дороги не строились. Во время первой мировой войны австрийские и итальянские военные инженеры проло­жили дорогу вдоль побережья от Шкодры до Саранды с ответв­лениями на юге к Гирокастре и Тепелене. По трассе возводи­лись мосты, но они строились из дерева и разрушались в поло­водье. Специально оборудованных морских портов фактиче­ски не было. Пристани в естественных гаванях Шенгини, Дур-реса, Влёры, Саранды не могли принимать морские суда, кото­рые останавливались на рейде, и погрузо-разгрузочные работы велись с помощью примитивных прибрежных плавсредств. Более или менее успешно развивалось каботажное судоходст­во на линии Шкодра — Шенгини.

Интересы стабилизации и развития экономики требовали привлечения дипломированных специалистов, которые за от­сутствием таковых в Албании привлекались из-за рубежа. Ав­стрийский профессор Э. Новак вместе с его помощником Г. Лу­исом, исходив пешком всю страну, составили в 1921 — 1922 гг. геологическую карту Албании. Однако тогда их труд не нашел практического применения. В 1922 г. Лига наций прислала сво­его эксперта профессора А. Кальме, который сделал подроб­ный анализ финансово-экономического положения Албании и разработал предложения по его оздоровлению. По его мнению, страна нуждалась в предоставлении ей на 40 лет займа в 50 млн зол. фр. под низкий процент для проведения обществен­ных работ и мелиорации. Предлагалось учредить эмиссионный банк с иностранным капиталом, выпускающий албанские де­нежные знаки под обеспечение золотом. Однако в тогдашней нестабильной обстановке ни одно из пожеланий профессора не могло быть реализовано. Единственной зарубежной органи­зацией, которая вплоть до 1924 г. оказывала непосредственную помощь народу, был американский Красный Крест. Многое сделал для борьбы с малярией Фонд Рокфеллера, а в 1921 г. одна из филантропических американских организаций откры­ла в Тиране политехническую школу, просуществовавшую вплоть до 1939 г.

Основу албанской экономики составляло сельское хозяйст­во, и положение в нем определяло глубину кризиса, в котором пребывала страна. Выход из него виделся в изменении всей си­стемы землевладения и землепользования, т.е. в освобождении от пут феодализма. Политически османское владычество было ликвидировано, но его экономические корни остались. Поэтому в программах (или намерениях) всех политических деяте­лей, приходивших к власти и декларировавших курс реформ, аграрные проблемы выдвигались на передний план. Однако они регулярно терпели крах в результате сопротивления земле­владельцев. Так, осенью 1921 г. группа депутатов-"народников" представила на утверждение парламента законопроект, по ко­торому предполагалось передавать крестьянам на основе выку­па наделы, обрабатывавшиеся им на протяжении многих лет. Усилиями фракции "прогрессистов" предложение отвергли. Лишь с огромным трудом группе депутатов во главе с Ф. Ноли удалось провести законопроект о бесплатном наделении зем­лей из государственных фондов иммигрантов — переселенцев из Косова и Чамерии. Размеры участков были смехотворно ма­лы — по 0,5 га, — но и эта мера до некоторой степени облегчи­ла положение неимущих слоев общества.

Методы эксплуатации, унаследованные от турецких вре­мен, продолжали господствовать в албанской деревне, пребы­вавшей в состоянии перманентного кризиса. Крупный земле­владелец и бедный малоземельный крестьянин — вот те две фигуры, от которых зависело состояние главной отрасли эко­номики. Бремя налогов и низкий уровень сельскохозяйствен­ной техники, произвол помещиков и безземелье истощали кре­стьянское хозяйство. Постоянные нарекания вызывала систе­ма сбора десятины, а именно через откупщиков, которые про­извольно увеличивали ее размер. Бесправная деревня страдала от увеличивающихся поборов, от спекуляций торговцев, кото­рые скупали урожай на корню и придерживали его до времени, когда можно было выбросить зерно на рынок по завышенным ценам. Весной 1923 г. в результате подобных махинаций угроза голода нависла над многими районами страны, и тогда начались "хлебные бунты". В марте тысячи крестьян прибыли в Корчу, требуя открыть амбары с зерном и отдать его народу. Они про­шли по улицам города и, остановившись перед зданием префе­ктуры, призвали власти принять меры против зарвавшихся спекулянтов. Частично их просьбы были удовлетворены. Кре­стьянские движения протеста распространились по всему югу. В конце того же месяца около 3 тыс. крестьян из районов Кур-велеша, Тепелены, Малакастры и Химары собрались на митинг во Влёре. И там прозвучали те же требования. Не удовлетво­рившись обещаниями, данными им вышедшими к народу чи­новниками, демонстранты взломали двери хлебных складов, принадлежавших перекупщикам, и экспроприировали их со­держимое.

Сообщения о крестьянских волнениях просачивались на га­зетные полосы. Общее полевение массового сознания, харак­терное для всех балканских стран, коснулось и Албании. В министерство внутренних дел поступали с мест сведения о кре­стьянских волнениях, об участившихся случаях отказа от упла­ты налогов, об угрозах "вскормленных на принципах больше-визма" крестьян насильно захватывать помещичьи земли. В прессе стали появляться призывы последовать примеру Рос­сии и Ленина в решении насущных проблем. Выходившая н Корче газета "Коха" ("Время") писала 27 октября 1923 г.: «Туман рассеивается. Народы пробуждаются и спрашивают: "Разве это жизнь?" Это каждодневно подталкивает к поиску идеала истинной свободы, каковым является большевизм... Родной народ, никогда не давай тирании запугать себя, но стой непоколебимо, как поступали всегда наши предки, и покажи миру, что и в Албании родился большевизм!»

Под незнакомым словом "большевизм", пришедшим в Ал­банию из России и вошедшим в повседневную лексику без пе­ревода, подразумевалось разрешение аграрного вопроса путем насильственной экспроприации помещичьих земель. В это по­нятие вкладывалось также стремление к завоеванию свободы для народа в духе буржуазно-либеральных требований. Такая постановка вопроса в годы назревания революционного кризи­са в Албании проистекала из социальной структуры албанско­го общества, зависела от положения и уровня сознательности рабочего класса.

Малочисленный рабочий класс, рассеянный по мелким предприятиям большей частью полуремесленного типа, не имел своих организаций и партий. Социалистические идеи проникали в Албанию через левую эмигрантскую печать, но их влияние на общество было невелико. Забастовки были редки­ми и носили экономический характер. Наиболее значительны­ми из них стали двухнедельная забастовка типографских рабо­чих в Гирокастре в январе 1921 г. и стачка на битумных разра­ботках в Селенице осенью 1923 г. Рабочие принимали участие в деятельности общедемократических организаций и групп, соз­дававшихся в Албании в начале 20-х годов.

В то время радикальное решение аграрного вопроса стало первоочередным требованием момента. Сформулированное в общей форме как ликвидация феодализма в деревне, оно вхо­дило в программные установки всех политических групп — Национальной народной партии, "Ни паши, ни бея", Нацио­нального комитета, Демократической группы и некоторых ан­тиклерикальных организаций. "Краху комбтар" практически перестало существовать, а его члены влились в состав других новообразований. Руководящую роль в едином демократиче­ском движении играли представители буржуазно-либеральной интеллигенции и национальной буржуазии. В своей пропаган­дистской и просветительской деятельности они опирались наподдержку органов печати, выходивших как в стране, так и за ее рубежами.

В целях объединения всех разрозненных движений, высту­павших за прогрессивные преобразования в политической и общественно-экономической жизни Албании, в конце апреля 1921 г. была создана федерация "Атзэу" ("Родина") во главе с Авни Рустеми. Ее программа содержала ряд умеренных обще­демократических требований: всемерная поддержка частной инициативы; создание кооперативных, торговых, промышлен­ных объединений; улучшение положения крестьянства; орга­низация аграрного банка; повышение культурного уровня на­рода; усовершенствование системы образования и здравоохра­нения и т.п. Кроме этой официальной программы существова­ла и другая, скрытая от посторонних глаз. Ее разработал сам А. Рустеми, считавший возможным применение насилия про­тив феодальной реакции вплоть до свержения существующего режима вооруженным путем.

Федерация какое-то время опиралась на финансовую под­держку правительства, но очень скоро она прекратилась, а в ав­густе 1922 г. министр внутренних дел А. Зогу закрыл ббльшую часть первичных ячеек "Атзэу". А. Рустеми не смирился с этим и вместе с соратниками приступил к созданию новой организа­ции на базе ликвидированной. Так 13 октября 1922 г. в Тиране появилось общество "Башкими" ("Единение"), открывшее фи­лиалы во всех наиболее крупных городах Албании. Основную массу его членов составляли учителя, мелкие служащие, пред­ставители мелкой городской буржуазии, ремесленники.

Программа "Башкими" предусматривала борьбу за прове­дение демократических реформ, выдвигала требования защи­ты отечественной промышленности и предпринимательства. Важнейшим пунктом, привлекшим впоследствии на сторону общества симпатии крестьянства, явилось оказание помощи в развитии сельского хозяйства. "Путем аграрной реформы боль­шинство народа должно быть освобождено от ярма, а государ­ство выведено из экономического кризиса. Только в этом слу­чае возможно обработать каждую пядь плодородной земли Ал­бании, и крестьянин, знающий, что он работает на себя, станет полезным также и государству", — говорилось в программе.

К концу 1923 г. в Албании возродилось, но на более широ­кой, поистине общенародной основе движение за созыв Учре­дительного собрания, призванного решить вопросы о форме государственного правления и о конституции. Формально эти задачи укладывались в неоднократно провозглашаемую Ахме-том Зогу программу "оксидентализма", т.е. вхождения в запад­ную цивилизацию. Но на деле правительство пошло на выборы только под давлением оппозиционных демократических сил. Пресса того времени выступала против политической и экономической власти феодалов, призывая народ к бдительно­сти и единству, ибо они (феодалы) "забудут все свои недавние разногласия и тут же объединятся, когда создастся угроза их власти со стороны народа". Однако оппозиции не удалось до­биться единства в подходе даже к таким ключевым проблемам, как форма режима и аграрная реформа. Требованиям провоз­глашения республики противостояли идеи сохранения монар­хии в форме регентства. Только две группы — "Ни паши, ни бея" и Демократическая группа — считали проведение аграр­ной реформы необходимым условием развития страны по пути демократии и прогресса. Остальные ограничивались лозунгами расширения и защиты демократических свобод, независимого судопроизводства и т.п.

Разобщенность в обществе привела к тому, что и проправи­тельственные круги не могли добиться единства. Предприня­тые Зогу попытки создать на обломках Народной партии новое политическое объединение натолкнулись на традиционные ам­бициозность и соперничество феодальных вождей. Тем не ме­нее правительственному блоку удалось провести в парламенте очередной антидемократический избирательный закон, несмо­тря на активное противодействие оппозиции, выдвинувшей свой альтернативный проект прямого и тайного голосования. Правда, некоторые поправки к закону были приняты, но они не смогли изменить его характер.

Выборы в Учредительное собрание проходили в условиях подкупов и прямых фальсификаций. Полиция прибегала к от­крытому давлению на избирателей демократического толка, избивая их и подвергая аресту. Массовые протесты вызвало убийство двоих из них. "Вы добьетесь такими действиями того, что в Албании повторится французский 1789 год", — предрека­лось в неподписанной телеграмме в адрес правительства.

Избирательная кампания завершилась 27 декабря 1923 г. и принесла победу правительственному блоку. Его успеху спо­собствовали не только злоупотребления в ходе выборов, но и отсутствие политической культуры в целом, а также элемен­тарная неграмотность основной массы избирателей — кресть­ян. Оппозиция пренебрегла "хождением в народ" и устной про­пагандой своих идей среди простых людей. В результате наи­меньшее число выборщиков прошло по ее спискам в районах, где господствовало крупное помещичье землевладение. «Во время выборов сформировалась куча партий с кучей про­грамм, — писала газета "Дрита". — И в обстановке этой анар­хии в избирательной кампании человек просто не мог сообра­зить, кому отдать свой голос, какой партии отдать предпоч­тение».

Возглавлявшийся А. Зогу кабинет министров не подал в от­ставку ни после выборов, ни после открытия 21 января 1924 г. Учредительного собрания. Более того, он попытался в односто­роннем порядке укрепить свои позиции, вернув для начала пост министра внутренних дел, утраченный незадолго до этого после неудачной попытки устранить неугодного ему команду­ющего жандармерией. Однако его намерению не суждено бы­ло осуществиться. Убежденный в силе оружия как решающего аргумента в политической борьбе, он пал жертвой этого пред­ставления.

Наиболее радикально настроенные деятели оппозиции ста­ли формировать отряды добровольцев в Дибре и Мати, чтобы вооруженным путем свергнуть диктат

Поиск по сайту: