Образование Народной Республики 3 страница

Знаменательно, что русская тема появилась в творчестве С. Малешовы еще до его эмиграции в Советский Союз. 16 сен­тября 1924 г., в разгар революции, в газете "Башкими" появи­лась его лирическая миниатюра в жанре стихотворения в про­зе о русском хоре "А слушали ли вы когда-нибудь русский хор?" Произведение настолько вневременное (Фан Ноли в Же­неве, в Лиге наций борется за признание своего правительства, а Сейфула с ним рядом) и настолько выпадающее из его твор­чества, что стоит привести несколько строк:

— Несколько часов подряд, в течение всего вчерашнего вечера мы пьянели и уносились в прозрачный и прекрасный мир искусства.

— Глубокие голоса, полные боли и взывающие к состраданию, по­трясали наши души, заплесневевшие от ежедневных интриг и шума.

— Ночь на концерте русских — это излечение и очищение!

— Эту музыку называют византийской!

— Но не созвучна ли она божественному искусству Бетховена и Шумана!

рое "я"

В Москве муза Ляме Кодры молчала. Действовало его вто-политик, социалист по убеждениям, албанский пат­риот и антифашист Сейфула Малешова. Он до конца выполнил свой долг, как он его понимал. После декабрьского (1945 г.) за­седания политбюро за ним закрепился ярлык оппортуниста. Он отстаивал свою точку зрения, но проиграл. В феврале 1946 г. его вывели из состава политбюро и освободили от постов, кото­рые он занимал в экономических организациях. Год с небольшим С. Малешова возглавлял министерство пропаганды и куль­туры, но после майского пленума ЦК КПА 1947 г., исключивше­го его из партии, сошел с политической арены.

Дальнейшая судьба этого незаурядного человека сложилась трагично. На два-три года его интернировали в концлагерь в Бальше, откуда перевели в Фиери под надзор полиции. Его имя было забыто. В маленьком городе, в котором он жил и работал в какой-то конторе, все его знали, но никто не рисковал даже здороваться. 11 июня 1971 г. С. Малешова умер от аппендицита, перешедшего в перитонит. Его хоронили родная сестра, гро­бовщик и два агента "сигурими" — службы безопасности.

Отвергнув идеи С. Малешовы о народной (широкой) демо­кратии в Албании как переходного периода к более высокой — социалистической, политбюро ЦК определило свой выбор. На V пленуме ЦК КПА в феврале — марте 1946 г. была принята ори­ентация на строительство социализма. Она предполагала ис­пользование советской модели организации власти и произво­дительных сил применительно к албанским условиям. Отмеча­лось, что путь к социализму отнюдь не прост и албанскому на­роду придется преодолеть трудности экономического и полити­ческого характера, чтобы добиться построения нового общест­ва. Наиболее важные конкретные мероприятия, намеченные пленумом, предусматривали следующее: завершение национа­лизации промышленных предприятий, максимальный конт­роль над частным сектором и еще большее ограничение его де­ятельности, реквизиция всех строительных материалов, при­надлежавших торговцам и частным предпринимателям, повы­шение продуктивности сельского хозяйства и поощрение соз­дания кооперативов, ликвидация неграмотности, посылка на обучение в СССР и Югославию студентов, очищение органов государственной власти от саботажников и враждебных эле­ментов и т.п.

В решениях пленума подчеркивалась необходимость ори­ентации на СССР, "который является величайшим гарантом нашей независимости и нашей народной власти". В отношении Югославии говорилось следующее: "Наша политика должна ориентироваться на более тесную и конкретную связь с Юго­славией. Наш народ должен понимать, что это братство являет­ся гарантией нашего существования". Так родилась формула, определявшая взаимоотношения в треугольнике СССР —Алба­ния — Югославия: "Дорога из Тираны в Москву лежит через Белград". То, что судьба Албании должна решаться в Москве, но по югославской схеме, как бы само собой подразумевалось албанскими руководителями. Еще в июле 1946 г., возвратив­шись из Белграда, Ходжа изложил советскому посланнику Чу-вахину мнение Сталина (в передаче Тито) о том, что "Албания рассматривается советским правительством как братская рес­публика, которой необходимо оказывать всеобъемлющую по­мощь. При этом было отмечено, что Советский Союз будет по­могать Албании через Югославию, поскольку, по мнению со­ветского правительства, прямая помощь Албании в нынешних условиях может вызвать лишь придирки со стороны союз­ников".

Однако это не означало, что СССР полностью отказался от прямых торгово-экономических связей с Албанией. Еще до ус­тановления дипломатических отношений, с июня 1945 г., Моск­ву стали посещать албанские представители, налаживавшие двусторонние контакты. Переговоры 4 сентября между тог­дашним албанским министром экономики Медаром Штюлой и наркомом внешней торговли СССР А.И. Микояном определили ассортимент товаров, а 22 сентября в Москве состоялось под­писание первого соглашения о поставках в Албанию зерна и химических удобрений на условиях кредита, сумма которого составила 1,5 млн американских долларов.

Осенью 1945 г. в Дуррес прибыл первый советский пароход с зерном; его восторженно встретили собравшиеся в порту жи­тели и приехавшие из Тираны официальные лица. Наряду с по­ставками продовольствия, промышленных товаров, оборудова­ния для восстанавливаемых предприятий добывающей про­мышленности советское правительство взяло на себя обяза­тельства по подготовке кадров специалистов высшей квалифи­кации, а также направило в Албанию технических консультан­тов в нефтяную промышленность и сельское хозяйство. В 1945/46 учебном году в московские вузы были приняты 20 молодых албанцев, участников национально-освободитель­ной борьбы.

Ориентация на строительство социализма, принятая на пленуме, приобрела значение директивы, обязательной к ис­полнению. При такой постановке вопроса дискуссии о выборе пути, возможные лишь в государстве с неясной общедемокра­тической ориентацией, полностью исключались. В Албании взяли жесткий курс, предусматривавший быструю ликвида­цию политических и экономических позиций эксплуататор­ских классов, которые несколько оживились в период так на­зываемой "формальной демократии" 1945 г.

В апреле 1946 г. правительство приступило к пресловутому "блокированию" товаров первой необходимости, а проще — к изъятию их у частных лиц и реализации по карточкам через немногочисленные государственные магазины. Порядок ком­пенсации за изъятые товары не был точно определен. Сначала предполагалось, что возмещение потерь не коснется только крупных торговцев. Но затем выяснилось, что у государства нет денег ни для кого, и все "блокированные" товары оказались конфискованными. В итоге атака на частный сектор в торговле привела к значительному ухудшению снабжения в первую оче­редь городского населения в условиях неразвитости государст­венной и полного отсутствия кооперативной сети магазинов.

Вся сельскохозяйственная продукция реализовывалась че­рез рынки трех видов. Гарантированный государственный ры­нок снабжал трудящихся города на основе карточной системы. Встречный рынок обслуживал крестьян в порядке обмена из­лишков сельскохозяйственной продукции на промышленные товары через купоны. Свободный рынок с высоким уровнем цен был рассчитан на людей, располагавших денежными сред­ствами. Для характеристики уровня цен на этих трех видах рынка можно привести следующие цифры: 1 кг муки стоил на гарантированном рынке 6,5 лека, на встречном — 19, на свобод­ном — 75; 1 кг сахара соответственно — 40, 75 и 250; 1 литр керосина — 25, 25 и 75; 1 м хлопчатобумажной ткани — 60, 90 и 260.

Все вышеперечисленные меры свидетельствовали о реши­тельном наступлении на частный сектор. Статистика зарегист­рировала почти полную его ликвидацию во второй половине 1947 г. в промышленности и особенно в торговле, где частники имели наиболее сильные позиции.

Государственный сектор стал создаваться на селе. Его осно­ву составили национализированные сельскохозяйственные предприятия (часто это были смешанные земледельческо-ско-товодческие фермы), принадлежавшие до освобождения итальянским концессионерам. Так возникли 13 государствен­ных сельскохозяйственных предприятий, организованных по типу совхозов.

Первые семь сельскохозяйственных кооперативов, образо­вавшихся в 1946 г., объединяли сравнительно небольшое число семей (217) и занимали 943 га, что составляло 0,3% от общей площади обрабатываемых земель. На первых порах в коопера­тивы вступали малоземельные крестьяне, имевшие минимум рабочего скота и инвентаря. В основном это были семьи с ма­лым числом работоспособных людей (семьи погибших в годы национально-освободительной борьбы).

Кооператив создавался, если о своем согласии объединить­ся заявили как минимум 25 — 30 семей, владевших общей пло­щадью сельскохозяйственных угодий не менее 200 га; распре­деление доходов происходило из расчета 40% от количества зе­мли и 60% по труду; поголовье скота, остававшегося в личном владении, не ограничивалось; тягловый скот и посевной мате­риал обобществлялись; приусадебные участки могли быть раз­мером до 12 соток.

Кооперативы пользовались материальной поддержкой го­сударства. Законом от 9 ноября 1945 г. Государственному банку давалось право предоставлять кооперативам сельскохозяйст­венные кредиты под небольшие проценты (1,5% годовых). Ко­оперативы в первую очередь обеспечивались химическими удобрениями, им на 50% снижался налог на производимую ими продукцию и др. Несмотря на льготы, кооперирование шло медленными темпами. Получив землю в личное владение, кре­стьяне не торопились ее отдавать в общий котел. К тому же это было объединение хозяйств, не обладавших машинной техни­кой. На то время в стране насчитывалось всего 40 тракторов. Они находились главным образом на государственных сельско­хозяйственных предприятиях, но и там они по большей части простаивали из-за отсутствия запчастей и горючего. Только в 1947 г. стали создаваться машинно-тракторные станции (МТС), которые комплектовались сельскохозяйственной техникой, ввозимой из Югославии, а с 1948 г. — из СССР. Объем выпол­няемых работ был весьма скромным. 10 МТС за первый год сво­его существования вспахали 6% всех обрабатываемых земель в республике. Неэффективная организация труда, низкая квали­фикация кадров, повременная оплата работы трактористов, не учитывавшая объем и качество выполненной работы, не стиму­лировали заинтересованность кооперативов в пользовании ус­лугами МТС.

Формирующаяся система государственного регулирования экономики предусматривала развитие централизованного пла­нирования. Вскоре после освобождения, 13 января 1945 г., бы­ли созданы при совете министров два органа, обеспечивающие планирование народного хозяйства: Экономический совет, ко­торый вырабатывал план для всей страны, и Плановая комис­сия, составлявшая проекты по каждому ведомству. Принятый в августе 1946 г. Закон об общегосударственном народнохозяй­ственном плане и о Плановой комиссии упразднял два преж­них планирующих органа и на их базе создавал единую Госу­дарственную плановую комиссию. Первоначально планы со­ставлялись поквартально, затем на один год, позднее на два, и только в 1951 г. появился первый пятилетний план.

Решение задач по подъему экономики представлялось не­возможным без резкого повышения общеобразовательного уровня всего народа, без подготовки кадров специалистов средней и высшей квалификации. Согласно закону о реформе народного образования, принятому 17 августа 1946 г., создава­лась новая система бесплатного и обязательного обучения де­тей в начальных государственных школах. Предусматривался 11-летний цикл учебы: четыре года начальной и семь лет сред­ней школы.

Делались шаги по налаживанию профессионально-техни­ческого обучения внутри страны. В 1946 г. произошло открытие художественного лицея им. Йордана Мисьи, политехнического и педагогического институтов. Широко внедрялось заочное обучение. Все эти меры были рассчитаны на получение долго­временного результата, но время поджимало, и правительство издало 21 сентября 1949 г. закон об обязательном обучении чте­нию и письму всех граждан от 12 до 40 лет. Уклонявшиеся нака­зывались исправительными работами до одного месяца или штрафом до 200 леков.

Своеобразной проверкой правильности пути, избранного албанским руководством, явилось обсуждение проблем страны с советским руководством во время первого официального ви­зита правительственной делегации НРА во главе с Э. Ходжей в Москву в июле 1947 г.³* Встречи со Сталиным и Молотовым но­сили скорее информационный характер. Причем если Ходжа рассказывал об освободительной борьбе албанского народа в годы второй мировой войны, о борьбе с противниками режима, о восстановлении народного хозяйства и об экономических трудностях, с этим связанных, то Сталин буквально сразил со­беседника познаниями в области происхождения албанского народа, древнейшего народа на Балканах, как он сказал, и поде­лился своими соображениями о возможном родстве албанско­го языка с баскским. Сталин расспрашивал о жизни народа, о религиозных проблемах, о положении крестьян, о кустарных промыслах, о нефти, о залежах полезных ископаемых. Обсуж­дались некоторые внешнеполитические проблемы, связанные с гражданской войной в Греции и происками англо-американ­ского блока.

Одобрение политики КПА материализовалось в соглашени­ях о предоставлении Албании существенной помощи кредита­ми, промышленным оборудованием, подготовкой специали­стов. Входившие в состав делегации председатель Госплана С. Колека, министр финансов А. Келэзи, министр внешней тор­говли К. Нгеля, уже бывавшие до этого в Советском Союзе, встретили самый радушный прием в аналогичных министерст­вах и ведомствах СССР. Албанцы уезжали, договорившись о выделении на льготных условиях кредита в размере 6 млн аме­риканских долларов — колоссальной по тем размерам суммы. Э. Ходжа, известный до этого Сталину только по весьма благо-

³* Энвер Ходжа совмещал тогда семь руководящих государственных и обще­ственных постов: генеральный секретарь КПА, председатель совета минист­ров, министр иностранных дел, министр обороны, главнокомандующий армии, член президиума Народного кувенда, председатель Демократическо­го фронта.

­

желательным отзывам Тито, завоевал признание и симпатии вождя. На заключительной встрече Сталин, выразив глубокое удовлетворение результатами визита и готовность помогать Албании и дальше, сказал: "Нужно создавать свои националь­ные кадры, и имейте в виду, что специалисты, которых мы к вам направим, должны будут скоро возвратиться на родину. Алба­ния должна встать на собственные ноги".

11 августа 1947 г., без какой-либо видимой связи с текущим моментом, по прошествии почти что трех лет после освобожде­ния Албании Э. Ходжа получил наконец признание своих воен­ных заслуг и удостоился получения от советского правительст­ва Ордена Суворова 1-й степени.

Поворотный 1948 год

Визит албанской правительственной делегации в СССР в июле 1947 г. не остался незамеченным в Белграде. Там почувствовали угрозу своеобразной "монополии на дружбу" с Албанией, уста­новившейся во взаимоотношениях между обеими странами и, как казалось, поощрявшейся советской стороной. Тито в бесе­де с советским послом в Белграде А.И. Лаврентьевым 14 августа просил последнего довести до сведения советского правитель­ства о неправильном, с его точки зрения, поведении некоторых албанских руководителей в отношении Югославии, проявив­шемся сразу после поездки в Москву. Дескать, некоторые гово­рят о том, что "Югославия хочет дешевой ценой наложить лапу на Албанию, что Югославия очень много обещает, но ничего практически не дает". Вместе с тем Югославия оказывала боль­шую помощь, исходя из интересов самого албанского народа. К тому же она "заинтересована в Албании, как в важнейшем географическом и военно-стратегическом пункте".

Тито нашел и главного виновника. Им был, по его мнению, член политбюро ЦК КПА и министр экономики Нако Спиру, который проводил политику отрыва Албании от Югославии. За год до этого в беседе с Тито Нако Спиру так открыто нагова­ривал на Энвера Ходжу, что югославскому лидеру пришлось взять албанского генерального секретаря под защиту. Тито счи­тал, что нельзя допустить разлада между Югославией и Албани­ей, а поэтому следовало бы внушить албанцам, что помощь Со­ветского Союза направлена не на отрыв Албании от Югосла­вии, а на сближение двух соседних стран, а тех, кто не понима­ет этого (т.е. Спиру), следовало бы предложить отстранить от работы.

Холодок в албано-югославских отношениях, ставший яв­ным после визита Ходжи в Москву, ощущался и раньше. В первые месяцы после освобождения взаимопонимание и взаимо­действие, особенно во внешнеполитической сфере, было пол­ным. Югославия первой признала Временное демократическое правительство Албании и подписала с ним договор о дружбе и взаимной помощи (9 июля 1946 г.). Первым обществом дружбы и культурного сотрудничества стало албано-югославское (де­кабрь 1945 г.). Первый официальный государственный визит за границу глава правительства Э. Ходжа совершил в июне 1946 г. в Югославию. Там его наградили первым иностранным орде­ном — югославским Орденом народного героя.

Экономические соглашения, подписанные в те годы, бази­ровались на взаимном доверии. Вместе с тем практика реализа­ции этих соглашений обнаружила склонность югославского ру­ководства к патернализму, к стремлению навязать свою точку зрения. Югославские советники и специалисты, которых в Ал­бании насчитывалось к концу 1947 г. около тысячи человек, упорно насаждали социалистическую модель организации об­щества в своем понимании. Ходжа как-то пожаловался Чувахи-ну, что югославы считают все сказанное ими подлежащим бе­зоговорочному выполнению, ибо «они во всем, даже в мелких коммерческих делах, видят "социализм" и буквально засыпают албанцев цитатами из Маркса и Энгельса, не забывая при этом о своих интересах и не считаясь с интересами албанского народа».

В марте —апреле 1947 г. в Белграде проходили переговоры о заключении двустороннего югославо-албанского торгового со­глашения на основе югославского проекта. Он предусматривал отказ Албании от монополии на внешнюю торговлю, ибо все импортно-экспортные операции должны были осуществляться исключительно югославскими организациями. Глава албан­ской делегации министр экономики Нако Спиру отказался под­писать невыгодные для Албании условия договора без консуль­тации с правительством. Тогда югославская делегация времен­но отступила, перенеся центр тяжести дискуссий в двусторон­нюю комиссию по выработке первого пятилетнего плана вос­становления и развития народного хозяйства Албании. Проект предусматривал развитие тех отраслей экономики, которые представляли преимущественный интерес для Югославии. Переработка сельскохозяйственной и горнодобывающей про­мышленности должна была производиться в Югославии. В об­мен на это Албания стала бы получать югославские промыш­ленные товары.

Попутно достигались такие договоренности, которые со­вершенно определенно вели к превращению Албании в зависи­мую от Югославии провинцию. От парификации монетной си­стемы выигрывал югославский динар. Соглашения об унификации цен, о таможенном союзе, об обязательности согласова­ния народнохозяйственных планов, о создании совместных албано-югославских обществ также давали преимущества юго­славской стороне. Принимая во внимание разницу в уровнях экономического развития обеих стран, более низкую квалифи­кацию албанских хозяйственных кадров, практическое осуще­ствление всего вышеперечисленного не могло не поставить Ал­банию в полную зависимость от ее северной соседки. Однако дружественный характер двусторонних отношений до поры до времени позволял сглаживать периодически возникавшие трения.

Оппонентом югославов и в этих переговорах выступал все тот же Нако Спиру. Он был молод (28 лет) и решителен. К тому же его позиции усилились за счет обретения единомышленни­ка в лице генерала Мехмета Шеху, вернувшегося из СССР, где он в течение года учился в Академии генштаба и подрабатывал в албанской редакции Радиокомитета не столько из-за денег, сколько из чувства партийного долга. В СССР тогда не было специалистов, знающих албанский язык, и привлечение ино­странных коммунистов для пропаганды советского образа жиз­ни в своих странах входило в повседневную практику средств массовой информации.

Поддержка такого авторитетного человека имела для Спиру первостепенное значение. Его позиции усиливались и за счет привлечения симпатий некоторых других членов ЦК КПА. По­этому руководство КПЮ стало предпринимать шаги по его дис­кредитации. В первых числах ноября 1947 г. в Тирану возвра­тился после почти трехмесячного отсутствия представитель ЦК КПЮ Саво Златич. 5 ноября он встретился с Ходжей и Дзодзе и от имени своего ЦК сделал им устное заявление о том, что, по мнению югославского руководства, ЦК КПА и албанское пра­вительство занимают ошибочную позицию в вопросах даль­нейшего развития экономики, строя свои планы (или собира­ясь строить) обособленно от экономических планов Югосла­вии, и что в Албании существует скрытый антиюгославский фронт. Это по сути было прямое требование найти, разобла­чить и убрать несогласных. В заявлении, письменный текст ко­торого передали Ходже, назывались конкретные фамилии, но до поры до времени они держались в секрете.

Над головой Спиру стали сгущаться тучи. Албанские руко­водители с явным нетерпением ждали возвращения из Москвы Чувахина, который после июльского визита Ходжи так и не объявился в Тиране. Советский посланник пользовался боль­шим уважением у сотрудничавших с ним официальных лиц. Отзывчивый и контактный, он был готов в любую минуту по­мочь своими советами, в чем так нуждались молодые руководители страны. Тогдашняя албанская политическая элита форми­ровалась в основном из молодых и очень молодых (20 — 30 с не­большим лет) участников партизанского движения коммуни­стического толка, которые смотрели на 43-летнего дипломата из легендарной Страны Советов как на многоопытного старше­го товарища. Не имевшие соответствующей их высоким по­стам профессиональной подготовки и опыта работы, они нуж­дались в помощи. Однако на все запросы в Москву о причинах столь затянувшегося отсутствия им отвечали, что посланник продолжает свой отпуск на берегу Черного моря.

Замещавший Чувахина первый секретарь миссии А.Н. Гага-ринов сообщил в МИД о беседе со Спиру 10 ноября, когда тот рассказал ему о демарше Златича. Дескать, Ходжа и Дзодзе по­знакомили членов политбюро с югославскими обвинениями лишь частично. А поступили они так потому, что заняли капиту­лянтскую позицию югославов. Затем, писал Гагаринов, Спиру поднял глаза на портрет Сталина и сказал, что обо всем этом "должен знать тот, кто направляет политику всех демократиче­ских стран".

18 ноября состоялось заседание политбюро ЦК КПА в уз­ком составе. Кандидаты в члены политбюро Мехмет Шеху, Ли-ри Белишова, Фадиль Пачрами не присутствовали. "Они не подставляют покорно головы под югославский кулак и являют­ся людьми, которых не любят югославы", — прокомментировал их отсутствие Спиру, подробно рассказавший о заседании Га-гаринову. Докладчиком выступил сам Ходжа, который полно­стью солидаризировался с югославскими обвинениями. Спиру был неприятно поражен тем, что Ходжа и Дзодзе, несколько раз говорившие с ним о письме ЦК КПЮ, скрыли, что "югосла­вы прямо ставят вопрос о том, что якобы он, Нако Спиру, явля­ется вдохновителем антиюгославских тенденций в Албании. Только из доклада Энвера Ходжи на политбюро я узнал об этом. Это грозит мне гибелью. На албанском языке это означа­ет, что я враг". И далее: "Пусть я виноват, но все шаги я согла­совывал с Энвером Ходжей и Кочи Дзодзе".

Днем 20 ноября Ходжа пригласил к себе Гагаринова и изло­жил ему суть внутреннего конфликта в партии. Он рассказал о решимости всех членов политбюро улучшить отношения с юго­славами, об их возмущении поведением Спиру, который "в лю­бое время, по любому поводу мог говорить часами, а по вопро­су, который является основным содержанием его работы, два­жды отказался выступить". Спиру действительно старался от­тянуть неприятный момент встречи со своими соратниками в роли обвиняемого до того, пока не поговорит начистоту с Ход­жей. Но тот отказался. Спиру вечером того же дня передал Га-гаринову письмо, в котором изложил тезисы своего выступления на политбюро, обещав назавтра рассказать обо всех под­робностях. Однако "завтра" для Спиру не наступило. Он за­стрелился у себя в кабинете на глазах у помощников.

1 декабря 1947 г. в докладе Дзодзе в Тиранской партийной школе были сформулированы обвинения, выдвинутые против Спиру как руководителя фракции, возникшей "под носом у ге­нерального секретаря". Спиру обвинялся в шовинистической антиюгославской деятельности, в стремлении насадить автар­кию, в связях с классовыми врагами и даже в шпионской дея­тельности. Утверждалось, что враждебное отношение Спиру и его сторонников к рабочему классу, к здоровым, т.е. рабочего происхождения, кадрам партии проистекает из его буржуазно­го происхождения. Только рабочий класс никогда не ошибает­ся, говорил Дзодзе, а интеллигенция легче всего поддается чуж­дым влияниям.

В целях ликвидации последствий "вражеской деятельно­сти" Спиру намечалось провести чистку государственного и партийного аппарата от его сторонников, а в области внешней политики наладить более тесное сотрудничество с Югославией. Для укрепления контактов в военной области в конце декабря 1947 г. Албанию посетили начальник штаба югославской армии К. Попович и два заместителя начальника политуправления югославской армии. К тому времени М. Шеху, выступавший против объединительных планов, был смещен с поста началь­ника генштаба. Сменивший его Б. Балуку стал работать рука об руку с югославскими генералами. Речь шла, в частности, о вво­де в район Корчи одной югославской дивизии якобы для совме­стной защиты южных границ Албании против готовящегося нападения греческих монархо-фашистов и англо-американ­ских империалистов.

Тем временем обсуждение "дела Спиру", вернее сложив­шейся в связи с этим делом ситуации в партии, продолжалось в декабре 1947 — январе 1948 г. Состоялось шесть заседаний по­литбюро, на которых подверглись критике не только сторонни­ки "антиюгославской линии" Спиру, но и занимавшие пози­цию невмешательства. Вспомнили и Малешову, который вме­сте со Спиру наиболее резко высказывался на бератском пле­нуме в отношении Поповича, Мугоши и Ходжи. Наконец состо­ялся VIII пленум ЦК КПА (26 февраля — 8 марта 1948 г.), окон­чательно, как тогда казалось, заклеймивший Нако Спиру. Была исключена из партии и освобождена от всех должностей его жена Лири Белишова, секретарь ЦК Союза коммунистической молодежи, выведен из числа кандидатов в члены ЦК Мехмет Шеху, а из политбюро — Тук Якова и Бедри Спахиу.

Выработка резолюции заняла 19 дней и была утверждена 27 марта. В ней содержался весь набор обвинений Спиру вовражеской антиюгославской деятельности и в извращении ли­нии партии в области экономики (имелся в виду пятилетний план). "Наша партия считает, что самые прочные отношения и тесное сотрудничество с Югославией маршала Тито, — говори­лось в этом документе, — являются наиболее быстрым, надеж­ным и естественным путем, который создает возможности для строительства социализма в нашей стране".

Резолюция Информбюро⁴* "О положении в Компартии Югославии" 1948 г. стала рубежом в албано-югославских отно­шениях. В советской историографии сложилось представле­ние, что гегемонистские устремления Тито на Балканах и, в ча­стности, попытка присоединить Албанию к Югославии в каче­стве седьмой республики явились определяющими причинами разрыва между Сталиным и Тито. Эту легенду поддерживали утверждения албанских политиков и лично Ходжи, любившего повторять, что Сталин спас Албанию, разоблачив происки "банды Тито" и его албанских агентов. Однако только после краха коммунистического режима в Албании и начавшейся публикации документов стало возможным частичное восстано­вление происшедшего.

Выяснилось, что советское руководство не проявляло боль­шого интереса к тому, как развивались албано-югославские от­ношения. Все время, пока наращивался клубок интриг вокруг "дела Нако Спиру", посланник Чувахин находился в Москве. За ситуацией в Албании наблюдал изнутри и старательно описы­вал ее со слов Дзодзе "товарищ Петров" — референт Отдела внешней политики ЦК ВКП(б) П.И. Манчха. По его информа­ции, в КПА боролись две группировки, объединившиеся вокруг Спиру, которого поддерживал Ходжа, и Дзодзе. Спиру, "маски­руя свою вражескую деятельность ложным стремлением к ис­креннему и тесному сотрудничеству с СССР, проводил анти­славянскую политику", — сообщал Манчха. Но КПА ликвиди­ровала гнездо заговорщиков, приняла решение еще теснее сот­рудничать с Югославией в экономической и военной областях. Информация, датированная 15 января 1948 г., оказалась на­столько важной, что ее разослали И.В. Сталину, В.М. Молотову, А.А. Жданову, Л.П. Берии, А.И. Микояну, Г.М. Маленкову, Н.А. Вознесенскому.

10 февраля 1948 г. в Москве состоялось совещание предста­вителей компартий Советского Союза (Сталин), Болгарии (Ди­митров) и Югославии (Кардель). На нем обсуждался в том чис-

⁴* Информбюро, или Коминформ, — Информационное бюро коммунистических и рабочих партий (1947-1956), членами которого являлись коммунистические и рабочие партии Болгарии, Венгрии, Италии, Польши, Румынии, СССР, Фран­ции, Чехословакии, Югославии (до 1948 г.).

ле и вопрос о несогласованном с СССР решении о вводе в рай­он Корчи югославской дивизии. "Если Тито вводит туда диви­зию или полк, то это не может быть скрыто от внимания Амери­ки и Англии. Они начнут кричать, что Албания оккупирована. И тогда они (эти мерзавцы из Америки и Англии) явятся в роли защитников албанской независимости. Возможна военная ин­тервенция. Вы должны их (албанцев. — Н.С.) вооружить, а за­щититься они смогут и сами", — негодует Сталин: Но выход из этой ситуации он предлагает весьма неожиданный. "Югославы, видимо, боятся, что мы отнимем у них Албанию, — говорит он далее и, обращаясь непосредственно к Карделю, призывает: Вы должны взять Албанию, но по-умному (курсив мой. — Н.С.)".

Поиск по сайту: