Тифлопсихология в дореволюционной России

Научный интерес к психологии слепых возник в Рос­сии в 80-е гг. XIX в. Впервые мнение о необходимости спе­циального изучения психики слепых было высказано в редакционной статье журнала «Русский слепец». В этой же статье психика слепых впервые была выделена как предмет исследования и обсуждения.

Пробуждение интереса к психической жизни слепых в России было вызвано, во-первых, необходимостью разра­ботки теоретических основ их воспитания и обучения и, во-вторых, осознанием значения исследований психики при сужении сенсорной сферы для общей психологии.

Зародившаяся в рамках общей психологии, психоло­гия слепых строилась на тех же основах, что и первая. Вместе с тем прикладной характер и главным образом база, на которой формировалась тифлопсихология (офи­циозные благотворительные и частные заведения для сле­пых), наложили на ее развитие своеобразный отпечаток. Это своеобразие сводится в основном к полному преобла­данию в ней идеалистической умозрительной философии.

Большое влияние на развитие русской дореволюцион­ной тифлопсихологии оказала немецкая тифлопсихоло-гическая школа. В тифлопсихологических исследовани­ях русских ученых нашли отражение два основных на­правления этой школы. Представители первого направления рассматривали психику слепых как сово­купность психических процессов, развивающихся более быстрым темпом, чем это имеет место в норме. Предста­вители второго направления говорили о хроническом не-

доразвитии психики слепых в связи с отсутствием у них ничем не восполнимых впечатлений.

Становление тифлопсихологии шло на фоне методоло­гического кризиса в психологии, возникшего в связи с имевшим место противоречием между эксперименталь­ным характером исследований и субъективно-идеалисти­ческой методологией. Именно на этой позиции находи­лись стоявшие у истоков русской тифлопсихологии А.А. Крогиус, В.И. Руднев, Г.И. Суров, выступавшие против материализма И.М. Сеченова, И.П. Павлова, А.Ф. Лазур-ского, В.М. Бехтерева.

В результате в начале XX в. складывается своеобраз­ный взгляд на предмет и задачи тифлопсихологии: пред­метом исследования считались (А.А. Крогиус, Г.И. Суров и др.) проявления «душевной» жизни, то есть, по сути дела, душа слепого, а задачей — изучение ее элементар­ных проявлений (ощущений, представлений, механичес­кой памяти). Что же касается «высших» проявлений ду­шевной жизни (воли, чувств, способностей и т.д.), то они объявлялись непостижимыми. Такого рода метафизичес­кий подход не только не способствовал четкому определе­нию предмета науки, без которого она, как таковая, не су­ществует, но и уводил исследователей в сторону от мате­риализма, воздвигал искусственные препятствия на пути познания психики слепых как реального явления, имею­щего материальную основу.

Такой подход определил и основные принципы тифлоп-сихологических исследований. В России складывается тип исследователя, сочетающего в себе метафизика (интрос-пекциониста) и эмпирика (экспериментатора) одновремен­но. При этом необходимо иметь в виду, что сферы интрос­пективной и экспериментальной тифлопсихологии в науке того времени была строго разграничены: предметно-об­разное содержание сознания — ощущения, восприятия, образная память — было признано объектом эксперимен­тального изучения, когда же речь заходила о высших пси­хических функциях — мышлении, чувствах, воле и т.д.,

то, здесь единственным методом познания считалась инт­роспекция. Характерной в этом отношении была позиция А.А Крогиуса, который, отстаивая необходимость экспе­риментального изучения элементарных психических фун­кций, вместе с тем утверждал, что высшие психические функции доступны только самонаблюдению, что «к тому, что есть в душе глубокого и важного, экспериментатор не должен, не имеет права подступать. А если бы он и попы­тался это сделать, то оказался бы бессильным, — дело в таких случаях не в эксперименте, а в понимании духовной жизни, в духовном прозрении»¹.

Аналогичную позицию занимал Г.И. Челпанов, утвер­ждавший, что выявленные в эксперименте особенности ощущений, восприятий, внимания слепых накладывают на высшие психические функции особенный отпечаток, который в экспериментальном исследовании остается не­постижимым. Подобные особенности, по мнению Г.И. Чел-панова, могут быть раскрыты только при помощи само­наблюдения.

Одновременно нужно отметить, что применение экспери­ментальных методов было крайне ограничено и являлось вынужденной уступкой идеям и методам естественно-науч­ного направления, все более широко распространявшегося в русской психологии. Это подтверждается тем, что ни ос­новные положения физиологического учения И.М. Сечено­ва и И.П. Павлова, ни психологические концепции В.М. -Бехтерева, Н.Н. Ланге, А.Ф. Лазурского и других видных ученых-материалистов не нашли отражения в дореволюци­онной тифлопсихологии. Не были использованы в ней иг­равшие важную роль в развитии общей психологии идеи русских революционных демократов. Лишь отдельные ав­торы пытались рассматривать психическую деятельность слепых с материалистических позиций (А.В. Вирилев, А.В. Владимирский и некоторые другие). Но их работы

¹ Труды Второго Всероссийского съезда по педагогической психологии. СПб., 1910. С. 74.

остались незамеченными и не оказали на отечественную
тифлопсихологию практически никакого влияния. <

Игнорирование достижений передовой философской и естественно-научной мысли не могло не сказаться отрица­тельно на развитии тифлопсихологии. Общий кризис есте­ствознания отразился на ней значительно сильнее, нежели на других отраслях психологии. В первую очередь эклек­тичность, дуализм и непоследовательность методологичес­ких позиций тифлологов проявились в возникновении двух полярно противоположных концепций развития пси­хики при сужении сферы чувственного познания.

Умозрительная философия интроспекционизма приве­ла А.А. Крогиуса, Г.И. Челпанова, A.M. Щербину и дру­гих исследователей к выводу об ускоренном у слепых по сравнению с нормой развитии высших психических фун­кций: логической памяти, произвольного внимания, мышления, речи, воображения и т. д. Подобное развитие объяснялось ими сокращением количества внешних воз­действий и, следовательно, возможностью их проникнове­ния в «фиксационную точку сознания», что якобы спо­собствует его сосредоточению и активизации, ведет к «уг­лублению и просветлению духовной жизни».

Совершенно противоположный взгляд на психику сле­пых развивали Г.П. Недлер, В.И. Руднев, Г.И. Суров. Сущность его заключалась в том, что слепота накладыва­ет отпечаток на все стороны телесной и духовной жизни слепого, проявляется в хронической бедности и малосо­держательности последней, отсутствии представлений о пространстве, наличии специфических характерологи­ческих и волевых качеств, дурных привычек и т. д.

Несмотря на то что перечисленные взгляды на развитие психики диаметрально противоположны, их объединяет односторонность и узость умозрительного подхода, хотя в первом случае он базировался на рационалистической фи­лософии идеализма, а во втором — преимущественно на ма­териалистическом сенсуализме. И в том и в другом случае в основе подхода лежит главная аксиома интроспекциониз-

ма и та и другая концепции разрывали и противопоставля­ли чувственное и логическое. Эти концепции лишь углубля­ли кризис тифлопсихологии, оказывали отрицательное воз­действие на практику воспитания и обучения слепых.

Концепция ускоренного развития высших психичес­ких функций явилась основой для разработки в специаль­ной педагогике методов вербального обучения, которые, как отмечал впоследствии Л.С. Выготский, «нигде не пу­стили таких глубоких корней, как в тифлопедагогике», и нанесли последней труднооценимый ущерб, задержав ее развитие на долгие годы. Упомянутая концепция получи­ла чрезвычайно широкое распространение. Ее влияние ощущалось вплоть до 50-х гг. XX в.

Вербализм вел к разрыву чувственных и понятийных знаний, к формированию «лжепонятий» (Л.С. Выготс­кий) и развитию формального мышления, которое оши­бочно трактовалось как логическое. В конечном итоге вербализм знаний затруднял приспособление слепых к практической деятельности.

Что касается второго направления, то оно, утверждая хроническое недоразвитие высших психических функ­ций, ориентировало педагогов на механическое развитие сохранных анализаторов путем тренировки и способство­вало распространению в дореволюционной школе раз­личных модификаций систем воспитания сенсомоторнои культуры (Фребель, Монтессори и др.). Очевидно, что и такой путь обучения слепых тоже не способствовал раз­витию психики, поскольку при этом не учитывалась воз­можность компенсации в сфере мышления и речи и их об­ратного влияния на чувственное познание.

Углубление кризиса в тифлопсихологии, выразившееся в возникновении двух по содержанию эклектичных и проти­воречивых, а по сущности своей антиматериалистических и реакционных концепций, привело к резкому спаду ин­тереса к психологии слепых.

Разумеется, спад интереса к психологии слепых объясня­ется не только тем методологическим тупиком, в который

зашла тифлопсихология. Возродить интерес к тифлопси-хологии и придать ей действенный характер можно было только на новой естественно-научной основе, применив новую, диалектико-материалистическую методологию. К новому этапу своего развития тифлопсихология, как и психология общая, пришла, будучи, по выражению П.П. Блонского, «ярко ненаучной психологией», сто­ящей на шаткой метафизической платформе, с багажом эмпирического материала, требующим пересмотра с но­вых методологических позиций.

Поиск по сайту: