О том, как Рейнеке нашел избитого медведя лежащим на берегу реки, как он стал потешаться над ним, и о том, как Браун молча удалился

Считая, что дядя "накормлен медом",

Весьма довольный этим исходом,

Рейнеке-лис решил отобедать,

Курочки свежей решил отведать.

Он знал, где ходят курочки-дурочки,

И - цап! - к одной подобрался курочке.

Бежит вдоль реки с захваченной курицей,

Бежит бережком и от солнца щурится.

Сделал короткую он остановку:

Курочке отхватил головку,

Оттяпал головку одним укусом

И, можно сказать, пообедал со вкусом.

Однако надо бы поторопиться,

Но прежде надо воды напиться,

Речной водицей запить обед...

Ах, дел-то полно! А времени - нет!

Бежит и думает: "Я - молодчина!

Попался все же медведь-скотина,

Залез-таки к Рюстефейлю во двор,

А у Рюстефейля остер топор!

Ах, Браун! Я величал его "дядя",

В его поганые очи глядя,

Говорил, что ценю его дружбу, да,

Но другом он не был мне никогда.

Не другом он был мне, а врагом,

Сутяжничал, угрожал судом.

Теперь небось уже сдох в колоде,

А я разгуливаю на свободе.

Всю жизнь - то с жалобой, то с доносом,

А кончил, сутяга, медвежьим поносом.

Теперь-то уж больше не донесет!.." -

Вот что Рейнеке-лис несет.

И вдруг он видит: там, на песке,

Браун лежит и воет в тоске.

Такой протяжный, жалобный вой.

Стало быть, дядюшка-то - живой!

"Какой же ты, Рюстефейль, никудыка!

Да это же, честное слово, дико:

Подобное лакомство упустить!

Нет! Этого я не могу простить!

Ведь благороднейшие особы

Медвежье мясо ценят особо,

Об этом жирном, изысканном блюде

Смеют мечтать лишь богатые люди,

А ты это все упустил, дурак,

Ты отпустил его не за так,

Даром стараться меня заставил...

И все ж, я смотрю, он залог оставил!"

Воспрянул тут лис, вначале подавленный,

Узрев, что медведь-то весь окровавленный:

Кровь струится из головы.

"А! Здравствуйте, дядюшка! Это - вы?!

Что вы делали? Где были?

Где вы свои перчатки забыли?

А это что за красный берет

У вас на макушке? Прекрасный цвет!

Может быть, вы стали аббатом?

Сжальтесь тогда над заблудшим братом!

А где же ваш изумительный чуб?

Срезал цирюльник небось, душегуб?

О господи! Пощади наши души!

Срезать чуб и порезать уши!

Смотрите, кровь из ушей течет!

Ну, как вам, по вкусу ль пришелся мед?

Вы Рюстефейлю дорого ли заплатили

Или бесплатно вас угостили?.."

Браун молчал, онемев от боли

(Злодей-то на раны посыпал соли!),

Да как отомстить? Ответить чем еще

В состоянии крайней, плачевнейшей немощи?

Медведь понимает, что делать нечего,

Но чтоб хоть не слушать гнуснейшую речь его,

В ужасных муках к реке спускается,

Снова в самую глубь бросается,

И опять плывет он вниз, по течению,

Предаваясь немыслимому огорчению.

Проплыв немного (всё - ближе к дому),

По бережку вновь поднялся крутому,

И тут же на землю прилег,

Прилег потому, что ходить не мог,

И захрипел, на лужайке лежа:

"К себе прибери меня, господи боже!

Вот лежу я на берегу:

Подняться не в силах, ходить не могу.

Но если мне суждено подняться,

То для того лишь, смею признаться,

Чтоб поскорее двора достичь

И там отчаянный бросить клич,

Зовущий к немедленному отмщению

Тому, кто по дьявольскому наущению,

Одержимый коварством, алчностью, злом,

Глумился над королевским послом!

И хоть нет наказанья для этой твари,

Предайте Рейнеке страшной каре!

Он архипредатель и архиплут,

И пусть приговор ему будет крут!"

И медведь поднялся, рыча и воя,

Мотая израненной головою.

Его страдания были жутки.

Он добрел до дворца на четвертые сутки.

Поиск по сайту: