Глава 31. В первые же недели после свадьбы Элизабет, к своему удовольствию, обнаружила, что может задавать Яну любые вопросы и что он ответит ей на них так подробно

В первые же недели после свадьбы Элизабет, к своему удовольствию, обнаружила, что может задавать Яну любые вопросы и что он ответит ей на них так подробно, как только она пожелает. Он ни разу не заговорил с нею свысока и не отмахнулся от ее вопроса на том основании, что этот предмет не должен интересовать женщину или, еще хуже, что он недоступен женскому пониманию.

Элизабет ужасно льстило, что он признавал ее ум, особенно после двух потрясающих открытий, которые она сделала.

Первое случилось через три дня после свадьбы, когда они оба решили провести вечер дома, за чтением.

После ужина Ян сходил в библиотеку и принес в гостиную свою книгу – тяжеленный том с каким-то непонятным названием. Элизабет взяла себе «Гордость и предубеждение», которую давно мечтала прочитать, зная, какой фурор произвела она в свете нестандартным подходом автора к отношениям между мужчиной и женщиной. Поцеловав ее в лоб, Ян расположился рядом с ней в кресле. Их разделял небольшой столик, он протянул руку, соединил свои пальцы с ее и открыл книгу.

Элизабет подумала, как уютно сидеть вот так, с ним рядом, соединив руки и читая книгу. И она нисколько не возражала против того, что переворачивать страницы ей приходилось одной рукой.

Вскоре она так увлеклась романом, что только через полчаса вдруг заметила, как быстро Ян переворачивает страницы. Краем глаза она стала наблюдать за ним и увидела, что, скользнув взглядом по обеим страницам листа, он тут же переворачивает его.

– Вы читаете книгу, мой господин, или только притворяетесь, чтобы мне не было скучно одной?

Он оторвал взгляд от книги, и Элизабет уловила на его загорелом лице какое – то странное нерешительное выражение. Тщательно взвешивая каждое слово, он медленно произнес:

– Видишь ли… у меня есть одна способность… я могу читать очень быстро.

– О-о, – засмеялась Элизабет, – надо же, как тебе повезло. Но что-то я никогда не слышала о такой необычной способности. По его лицу расползлась очаровательная ленивая улыбка, и он сжал ее руку.

– Она не так необычна, как твои глаза.

Элизабет считала как раз наоборот, но, будучи не совсем уверена, решила оставить этот предмет. На следующий день она обнаружила и другие способности своего мужа, которые полностью затмили его способность к быстрому чтению. По настоянию Яна она разложила на письменном столе расходные книги Хэвенхерста, чтобы рассчитать бюджет на следующий квартал, и к ленчу у нее зарябило в глазах от длинных колонок цифр. Элизабет отнесла это на счет того, что посреди ночи Ян разбудил ее, чтобы заняться любовью. Уже в третий раз она выводила итог длинной колонки расходов и в третий раз получала другую сумму. Она была так расстроена этим обстоятельством, что не заметила, как в комнату вошел Ян, и обнаружила его присутствие только тогда, когда он наклонился над ней и положил руки ей на плечи.

– Проблемы? – спросил он, целуя ее в макушку.

– Да, – ответила она, взглядывая на часы и понимая, что через несколько минут к Яну нагрянут деловые партнеры. Объяснив ему, в чем проблема, она стала торопливо собирать бумаги, чтобы очистить его стол.

– Ты представляешь, последние сорок пять минут я занималась тем, что складывала одни и те же четыре колонки, чтобы поделить их на восемнадцать слуг, которые работали раньше, и умножить на сорок, которые будут у нас теперь, и затем получившийся итог разделить на четыре квартала. Таким образом я смогла бы получить реальную стоимость содержания нашего возросшего штата. Но я даже не смогла сосчитать эти четыре несчастные колонки – у меня каждый раз получался разный результат. Завтра придется начать все сначала, – раздраженно закончила она, – и, похоже, у меня уйдет на это целая вечность. – Засунув листки с расчетами в книгу, Элизабет хотела захлопнуть ее, но Ян остановил ее руку.

– Какие там у тебя были цифры? – спокойно спросил он, с удивлением отметив рассерженное выражение ее лица.

– Вот эти колонки слева. Но это не имеет значения, я посчитаю завтра. –

Элизабет задвинула стул, уронила два листка бумаги и наклонилась, чтобы поднять их. Они залетели под подставку для ног, и, все больше раздражаясь, она копошилась под столом, пытаясь достать их.

– Триста шестьдесят четыре фунта, – услышала она над собой голос Яна.

– Прости? – сказала она, выныривая из-под стола с проклятыми листками.

Он нацарапал цифры на клочке бумаги.

– Триста шестьдесят четыре фунта.

– Не смейся надо мной, – с усталой улыбкой проговорила она. – Да и вообще,

– она поцеловала его в щеку, с удовольствием вдыхая запах его одеколона, – мне нравится делать расчеты. Просто сегодня я немного не выспалась, потому что…

мой муж разбудил меня среди ночи.

– Элизабет, – нерешительно начал Ян, – дело в том, что и… – Он замолчал и покачал головой, но, поскольку Шипли уже стоял в дверях, чтобы объявить о приходе посетителей, Элизабет не стала уточнять, что он хотел сказать.

До следующего утра.

Чтобы не занимать его кабинет и не нарушать график его работы, Элизабет расположилась с бумагами в библиотеке. Сегодня она чувствовала себя свежей и отдохнувшей, поэтому дело продвигалось хорошо, и примерно через час она получила и дважды перепроверила цифру, которую так безуспешно искала вчера.

Убедившись, что полученный итог составляет триста шестьдесят четыре фунта, она улыбнулась и попыталась вспомнить, какую цифру назвал вчера Ян. так и не вспомнив, она порылась в бумагах и наконец между страницами книги нашла клочок бумаги, на котором была написана полученная им цифра.

Элизабет долго переводила ошарашенный взгляд со своего листка на листок Яна, который бессознательно стиснула в руке. Триста шестьдесят четыре фунта.

Она не могла определить для себя чувство, которое при этом испытала, но тело ее охватила странная дрожь. В течение нескольких секунд он подсчитал итог, на который она потратила как минимум час.

Она все еще стояла с бумагами в руках, когда в библиотеку оглянул Ян, чтобы пригласить ее покататься верхом.

– Никак не получишь правильный ответ, дорогая, – сочувственно улыбнулся он, неверно истолковав причину ее настороженного взгляда.

– Нет, я уже сосчитала, – сказала Элизабет, и в голосе ее невольно прозвучало обвинение. Она подошла и протянула ему листки, которые держала в руках. – Но мне хотелось бы знать, – продолжила она, не отрывая от него взгляда, – как это ты получил ют же самый ответ в течение нескольких секунд.

Улыбка сползла с его лица, и он засунул руки в карманы, проигнорировав ее протянутую руку с листками бумаги.

– Этот ответ мне дать сложнее, чем тот, что я написал тебе вчера на бумажке….

– Ты действительно можешь это делать: считать такие цифры в уме? За одну секунду?

Он коротко кивнул. Элизабет продолжала с опаской смотреть на него, как на какое-то диковинное существо, и выражение его лица стало жестким. Холодным, отрывистым голосом он произнес:

– Я был бы тебе весьма признателен, если бы ты перестала смотреть на меня, как на ярмарочного урода.

Элизабет открыла рот, изумленная его резким тоном и словами.

– Я и не смотрю.

– Нет, смотришь, – так же резко возразил он. – Именно поэтому я и не хотел тебе говорить.

Элизабет наконец поняла, как она должна выглядеть со стороны, и в раскаянии подошла к мужу.

– Я не знаю, что ты подумал, глядя на меня, но я чувствовала только удивление и благоговение.

– От тебя я хочу чего угодно, только не благоговения, – натянуто ответил Ян, и Элизабет с запозданием поняла, что как бы ни было ему безразлично отношение окружающих, ее отношение было для него очень важным. Быстро сообразив, что он, по-видимому, уже достаточно настрадался от реакции людей на свои необычные способности, Элизабет в растерянности закусила губу, не зная, что сказать. Так ничего и не придумав, она искоса бросила на него лукавый взгляд и спросила:

– Полагаю, ты считаешь почти так же быстро, как и читаешь?

– Не совсем, – коротко и сухо ответил он.

– Понятно, – легкомысленным тоном продолжала она. – В твоей библиотеке, наверное, около десяти тысяч книг. Ты их все прочитал?

– Нет.

Она задумчиво кивнула, но в глазах ее плясал восхищенный смех.

– Ну да, ведь последние несколько недель ты был очень занят, ухаживая за мной. Видимо, это и помешало тебе закончить последнюю пару тысяч. – Его лицо немного смягчилось, когда она весело спросила: – Но ты планируешь прочитать их все?

Элизабет с облегчением увидела, что он едва сдерживает улыбку.

– Я думаю приступить к этому на следующей неделе, – ответил Ян с притворной серьезностью.

– Достойное занятие, – согласилась она. – Надеюсь, ты не начнешь без меня. Мне бы хотелось посмотреть, как это будет выглядеть.

Ян наконец расхохотался, схватил жену в объятия и зарылся лицом в ее душистые волосы, крепко прижимая к себе.

– Какими еще экстраординарными способностями вы обладаете, милорд? – прошептала она, обнимая его так же крепко, как он ее.

– У меня неплохо получается любить тебя, – прошептал он.

В последующие недели она получила доказательство этого в сотнях различных мелочей. Помимо всего прочего, Ян никогда не возражал против ее поездок в Хэвенхёрст. Для Элизабет, вся жизнь которой была связана с прошлым и будущим Хэвенхёрста, явилось неожиданностью осознание того, что ей жалко времени, которое ей приходилось проводить в Хэвенхёрсте, наблюдая за ведущимися там работами.

Чтобы тратить на это по возможности меньше времени, она начала брать домой сделанные архитектором наброски и советоваться по всем возникающим проблемам с мужем. Независимо от занятости Ян всегда находил для нее время. Они просиживали долгие часы, и Ян шаг за шагом объяснял ей, какие она получит результаты, предпочтя тот или иной вариант. Очень быстро Элизабет стало ясно, что он делает это исключительно ради нее и что это требует от него колоссального терпения, поскольку сам он мгновенно просчитывал все варианты в уме. С невероятной скоростью он передвигался от пункта А к пункту Я, не останавливаясь на промежуточных.

За исключением нескольких раз, когда она была вынуждена остаться в Хэвенхёрсте, все ночи они проводили вместе, и вскоре Элизабет поняла, что их первая брачная ночь была лишь небольшой прелюдией к его дикой, прекрасной, а временами примитивной и необузданной страсти. Иногда он был медлителен до бесконечности, заставляя ее испытывать все мыслимые чувственные удовольствия и доводя до того, что она сама умоляла его прекратить эту сладкую муку, а иногда, лишь слегка подготовив ее, с грубоватой нежностью набрасывался на ее тело.

Однажды Элизабет призналась ему, что никак не может решить, что ей больше нравится, и Ян тут же быстро взял ее, а потом много часов ласкал, чтобы ей легче было сравнить. Он научил ее не смущаться и открыто говорить о том, что ей нравится, и не бояться проявлять инициативу.

К концу лета они переехали в Лондон, хотя сезон еще не начался и в городе было еще пусто. Элизабет согласилась поехать в город, потому что думала, что так будет удобнее Яну, поскольку там жили большинство его деловых партнеров, а также потому, что там была Алекс. Ян поехал, потому что хотел, чтобы Элизабет от души насладилась новым для нее престижным положением в обществе, и потому что любил наряжать ее так, что она сверкала как бриллианты, которыми он осыпал ее. Ян знал, что для нее он был чем-то вроде любящего благодетеля и мудрого учителя, но в последнем она ошибалась, потому что он тоже многому от нее научился. На собственном примере она научила его быть терпеливым со слугами и расслабляться, с ней он узнал, что после любви смех – одно из величайших удовольствий на свете, он даже научился проявлять терпимость к слабостям и недостаткам многих представителей светского общества.

В этом Элизабет настолько преуспела, что за считанные недели их стали считать самой приятной парой и приглашали на все благотворительные и светские мероприятия. На Брук-стрит в огромном количестве приходили приглашения, и они вместе, смеясь, придумывали причины отказа от большинства из них, так как Яну нужно было время для работы, а Элизабет могла найти себе более интересные занятия, чем посещение званых вечеров.

Яну отвертеться от приглашений было легче: все знали, что он вечно занят.

Элизабет же решила эту проблему, поддавшись уговорам наиболее влиятельных представителей светского общества, среди которых была и вдовствующая герцогиня Хостонская, и согласившись принять участие в благотворительном проекте по строительству больницы на окраине города, необходимость в которой давно назрела. К несчастью, комитет по сбору средств в пользу больницы, в который вступила Элизабет, большей частью увязал в обсуждении каких-то пустяковых проблем и очень редко принимал какое-нибудь решение. Элизабет бесконечно устала от этих бестолковых заседаний и наконец попросила Яна поприсутствовать как – нибудь на одном из них и поделиться своим опытом.

– И пожалуйста, – смеясь, предупредила она, получив его согласие, – обещай мне, что как бы тебе ни надоело слушать нудные пререкания по поводу каждой незначительной траты – я это обязательно будет – ты ни в коем случае не заявишь, что мог бы построить шесть больниц за то время, что они обсуждают этот пустяк.

– Ты думаешь, я мог бы? – с улыбкой спросил Ян.

– Уверена на сто процентов! – Она вздохнула. – Мне кажется, что даже собрав деньги со всей Европы, они все равно тряслись бы над каждым шиллингом, словно вытащили его из собственного ридикюля, и в результате попадут в долговую тюрьму.

– Ну, если даже тебя, с твоей страстью к экономии, они довели до такого состояния – должно быть, это та еще компания, – покачал головою Ян. Элизабет расхохоталась, но когда они приблизились к дверям гостиной, где члены комитета пили чай из бесценного сервиза севрского фарфора, она повернулась к мужу и быстро сказала:

– И не вздумай похвалить голубую шляпку леди Уилтшир.

– А почему?

– Потому что это ее волосы.

– Да мне бы и в голову не пришло говорить про ее шляпку, – смеясь, запротестовал Ян.

– Можно подумать, я тебя не знаю! – прошептала Элизабет, пытаясь нахмурить разлетующиеся в смехе брови. – Вдовствующая герцогиня рассказала мне, как вчера вечером ты похвалил пушистую собачку, которую держала на коленях леди Ширли.

– Леди, я следовал вашим же инструкциям и пытался быть милым с этой старой эксцентричной каргой. Почему я не должен был хвалить ее собачку?

– Да потому, что это ее новая меховая муфта, – очень редкая вещь, которой она страшно гордится. Ян и не подумал раскаиваться.

– Да на свете не бывает собак с таким паршивым мехом, Элизабет. Она всех вас обманывает, – пряча усмешку, серьезно добавил он.

Элизабет проглотила смех и умоляюще посмотрела на мужа:

– Обещай мне, что будешь с ними очень милым и очень терпеливым.

– Обещаю, – серьезно сказал Ян, но когда она взялась за ручку двери и открыла ее, близко наклонился к ее уху и прошептал: – А ты знаешь, что верблюд

– единственное животное, которое было создано не Богом, а комитетом?

Если члены комитета и удивились, когда известный своей холодностью и неприступностью маркиз Кенсингтонский вошел в гостиную с блаженной улыбкой мальчика из церковного хора, то они буквально раскрыли рты от изумления, увидев его жену, шедшую рядом с ним, закрыв руками смеющееся лицо, по которому стекали слезы.

Тревога Элизабет, что Ян намеренно или невольно оскорбит членов комитета, вскоре сменилась восхищением и изумлением. Ее муж в течение получаса сумел всех очаровать своей прелестной ленивой улыбкой и галантными комплиментами, хотя все эти полчаса они обсуждали, почем продавать шоколадки, пожертвованные Ганцером, – по пять или по шесть фунтов за коробку. Несмотря на его внешнюю любезность, Элизабет с беспокойством ждала, что сейчас он скажет, что купит эти чертовы шоколадки по десять фунтов за штуку, лишь бы они наконец оставили их в покое и перешли к следующему вопросу, в том, что именно эта фраза вертелась у него на языке, она не сомневалась.

Однако ее беспокойство оказалось напрасным: Ян продолжал выказывать к обсуждению живейший интерес. Четыре раза комитет обращался к нему за советом, четыре раза он с улыбкой вносил дельные предложения, и четыре раза они не принимали их в расчет. Все четыре раза Ян никак не проявил своего недовольства и даже не показал, что он вообще заметил этот факт.

Дав себе слово щедро вознаградить мужа за такое ангельское терпение,

Элизабет подключилась к обсуждению и перестала следить за Яном. Через какое-то время она ненароком взглянула на него и задохнулась. Сидя напротив нее, он делал вид, что полностью поглощен обсуждаемым вопросом, а его взгляд не отрывался от ее полуобнаженной груди. По чуть приподнявшимся уголкам его губ она поняла, что он намеренно дал ей это заметить.

Очевидно, он считал, что оба они впустую тратят время, и решил немного развлечь ее, а может быть, специально хотел смутить – за то, что она подвергла его этой пытке. Элизабет приготовилась бросить на него уничтожающий взгляд, но в это время его взгляд оторвался от ее груди, медленно пропутешествовал вверх, к губам, и только после этого поднялся к ее сердито прищуренным глазам.

На строгий взгляд жены он ответил вызывающим поднятием бровей и откровенно чувственной улыбкой, после чего его взгляд начал обратное путешествие вниз.

Леди Уилтшир возвысила голос и второй раз спросила Элизабет:

– Леди Торнтон, что вы думаете по этому поводу? Взгляд Элизабет переметнулся от провокационного лица мужа к леди Уилтшир.

– Я… я согласна, – ответила она, не имея ни малейшего представления, с чем соглашается. В следующие пять минут она успешно противостояла притяжению ласкающего взгляда Яна и даже ни разу не взглянула на него, но когда комитет снова пустился в обсуждение шоколадного вопроса, украдкой посмотрела на мужа.

Он тут же перехватил ее взгляд и задержал, как загипнотизированная, она не могла оторваться от его ласкающих глаз, изнывая от сладкого томления. Ян прекрасно знал, что делает с ней его взгляд, и она злилась на себя за то, что была не в силах ему сопротивляться.

Заседание закончилось на полчаса позже намеченного срока, причем члены комитета беспрестанно напоминали друг другу, что следующее заседание состоится у леди Уилтшир. Как только за ними закрылась дверь, Элизабет развернулась к своему закостеневшему в грехе мужу.

– Бессовестный! Как ты мог? – Она открыла рот, чтобы продолжить гневный монолог, но Ян запустил руки ей в волосы и заглушил обвинительную речь горячим поцелуем.

– Я еще не простила тебя, – сказала она часом позже, когда они лежали в постели. Глубокий бархатный смех послужил ей ответом.

– Нет?

– Абсолютно. Я еще отомщу тебе.

– Думаю, ты уже сделала это, – ответил Ян, делая вид, что не понимает, о чем она говорит.

Вскоре после этого они вернулись в Монтмэйн, чтобы провести сентябрь за городом, где было прохладнее. Для Яна жизнь с Элизабет стала сбывшейся мечтой, и даже более. Ему было так хорошо с ней, что он постоянно отгонял от себя суеверный страх, что это продлится недолго, и убеждал себя, что страх этот вызван только тем, что два года назад судьба уже отняла ее у него. Но в глубине души он знал, что причина не только в этом. Его детективы еще не нашли Роберта, и потому он жил в каждодневном страхе, что ее расследование окажется более успешным. И не мог решиться открыть ей свою вину перед ней и ее братом, зная, как трудно будет вымолить у нее прощение – и за то, что похитил ее брата, и за то, что женился на ней, утаив от нее правду.

Умом он понимал, что, посадив Роберта на борт «Арианны», он избавил молодого человека от гораздо худшей участи, которая ждала его, окажись он в руках правосудия. Но теперь, не зная, что с ним сталось, он не мог быть уверен, что Элизабет увидит его действия в таком свете. Он и сам теперь смотрел на них иначе – после того, как узнал, что родители Элизабет давно умерли и что Роберт был единственной ее надеждой.

Чувство страха, которое Ян презирал больше всего на свете, стало неизменным спутником его любви к Элизабет, и в конце концов он уже сам начал желать, чтобы все наконец обнаружилось и он смог бы признаться ей во всех грехах и внести в свою жизнь определенность: либо она простит его, либо вычеркнет из своей жизни. Он понимал, что думать так – полное безрассудство, но ничего не мог с собой поделать. Он нашел сокровище, которым дорожил больше всего на свете, он нашел Элизабет, и любовь к ней сделала его еще более уязвимым, чем гибель его семьи. Над ним постоянно висела угроза потерять ее, и Ян уже начал задаваться вопросом, как долго он сможет выдержать эту неопределенность.

Пребывая в счастливом неведении, Элизабет любила его безоговорочно и беззаветно, и чем больше она убеждалась в его любви, тем более смелой и любящей становилась. Когда она замечала, что его лицо вдруг мрачнело по какой-то необъяснимой причине, то пыталась расшевелить его ласковым поддразниванием или поцелуями, и если это не помогало, дарила ему маленькие подарки – букет цветов из Хэвенхёрстского сада или просто розу, которую засовывала ему за ухо или оставляла на подушке.

– Может быть, мне прибегнуть к вашему же способу и накупить вам драгоценностей, чтобы заставить вас улыбнуться, милорд? – пошутила как-то она, к этому времени они были женаты уже три месяца. – Теперь я понимаю, как люди начинают сходить с ума от любви.

К ее удивлению, он схватил ее и так крепко сжал в своих объятиях, что чуть не задушил.

– Я не потерял к тебе интерес, если ты это предположила, – сказал он.

Элизабет немного отстранилась, изумленная его неожиданной горячностью, и продолжила в том же шутливом тоне:

– Ты в этом уверен?

– Совершенно.

– Ведь ты не стал бы обманывать меня, правда? – с напускной серьезностью спросила она.

– Ни за что, – серьезно ответил он, прекрасно понимая, что утаивать от нее правду – все равно что обманывать ее.

Элизабет чувствовала, что мужа что-то тревожит, и чем дальше, тем больше, но и представить себе не могла, что имеет к этому хотя бы отдаленное отношение.

Она часто вспоминала о Роберте, но со дня своей свадьбы ни разу, ни на одну секунду не позволила себе думать об обвинениях мистера Вордсворта. Помимо того, что ей это было просто неприятно, она больше не верила даже в малейшую верояность его правоты.

– Завтра мне нужно ехать в Хэвенхёрст, – с сожалением сказала Элизабет, когда Ян наконец отпустил ее. – Каменщики уже приступили к ремонту дома и моста, и завтра начнутся ирригационные работы. Если я останусь на ночь, то потом смогу не появляться там недели две.

– Я буду скучать по тебе, – тихо сказал Ян, но в его голосе не прозвучало и тени обиды и он не сделал попытку уговорить – отложить поездку. Он соблюдал их соглашение с такой щепетильностью, что Элизабет не могла им не восхищаться.

– Но не так, как буду скучать я, – прошептала она, целуя уголки его губ.

Поиск по сайту: