МЕМОРИАЛЬНЫЙ КОМПЛЕКС «ХАТЫНЬ»

Перед нами символическая околица деревни, плетень, какие обычно были у околицы. На нем мы видим цифры: за три года оккупации на территории Белоруссии фашисты превратили в руины 9200 сел и деревень, расстреляли, повесили и замучили 2 млн. 230 тысяч советских граждан. Эта цифра вошла во все энциклопедии и книги о Великой Отечественной войне. Впервые она появилась в 1945 году в результате обобщающих сведений Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В последние годы эта цифра многими историками была поставлена под сомнение.

В декабре 1945 года комиссией была составлена следующая справка: всего было уничтожено гражданского населения 1 млн. 409 тысяч 225 человек, военнопленных – 810 091 человек, вывезено в Германию – 377 776 человек, всего 2 219 316 человек. Как видим, в общее число не включены те, кто был вывезен в Германию и погиб там, более 260-ти тысяч по тем или иным причинам не вернулись на Родину[45].

В эту статистику не включены жители Беларуси, которые сражались в Красной Армии (около 1 млн. 200 тысяч), пропали без вести, погибли в плену, а также белорусы, погибшие в партизанах.

Более того, в процессе подготовки серии книг «Память» выяснилось, что данные Чрезвычайной Государственной Комиссии в ряде районов были очень занижены. Это хорошо видно на примере сведений по Толочинскому району Витебской области. Официально в районе считались погибшими 2 500 человек. В результате перепроверки и опубликования списка погибших было установлено 10 000 фамилий пропавших. Не исключена такая же ситуация и в других районах.

Уже после роспуска комиссии дополнительно были найдены захо­ронения 150 000 человек, которые ранее не были известны.

Таким образом, можно предположить, что численность погибшего населения Беларуси составляет 2 млн. 700 тысяч человек. Специальная комиссия Министерства Обороны Республики Беларусь ведет работу по установлению достоверных потерь.

В центре мемориала возвышается бронзовая скульптура Непокоренного человека, человека, вынесшего на своих плечах все тяготы войны, вставшего живым из огня. А руки, натруженные крестьянские руки, горестно и бережно держат тело умершего ребенка. И, кажется, бронзовые уста разомкнутся и скажут: «Будь проклят фашизм!» Прообразом «Непокоренного» стал единственный из взрослых, оставшийся в живых житель Хатыни И.И. Каминский.

Какое-то время И.И. Каминский считался единственным свидете­лем хатынской трагедии. Однажды бывшая воспитательница Плещеницкого детского дома сообщила, что у них в детдоме воспитывались два мальчика, вышедших живыми из горящей деревни Хатынь. Один из них – Барановский (имя она забыла), другой – Желобкович Витя. Справочно-информационная служба Минска помогла найти их.

Вот что рассказал Виктор Желобкович о тех трагических минутах, Когда под напором десятков людей рухнули двери сарая и люди, полные ужаса, в охваченной пламенем одежде, бросились врассыпную, фашисты открыли по убегающим огонь из пулеметов и автоматов. В горящей одежде, крепко держа за руку семилетнего Витю, бежала его мать Анна Желобкович. Она старалась прикрыть собой сына от пуль. И вдруг упала, скошенная пулей, упала, увлекая за собой раненого в руку Витю. Так и пролежал он до ухода карателей у трупа самого род­ного человека – матери, дважды подарившей ему жизнь.

Из девяти детей семьи Иосифа и Анны Барановских в живых остался один – 12-летний Антон. Выбежав из горящего сарая, он был ранен и гитлеровцы приняли его за мертвого. Трагична судьба Антона Барановского. По совету некоторых людейАнтон уехал в Оренбургскую область. В декабре 1969 года он решил переехать в Минск. Ночевав в служебном помещении, которое подожгли неизвестные люди, Барановский погиб страшной смертью: его сожгли заживо. Преступников вспугнула группа молодежи. Они ушли безнаказанно. Жена Антона Барановского ничего не смогла добиться. Возможно, его смерть не случайна: кто-то из палачей Хатыни, боясь живых свидетелей, погубил его. Он похоронен в селе Чапаевка Новоорского района Оренбургской области[46].

Справа от скульптуры черные гранитные плиты символизируют обрушившуюся крышу сарая, где были сожжены хатынцы. Образно, языком пластики повествуют они о разыгравшейся трагедии. Сколы в центре как бы подчеркивают их кульминацию.

Клинообразная дорога из белого мрамора символизирует последний путь жителей Хатыни и обрывается у крыши-плиты.

Прислушайтесь, люди!

Сердцем прислушайтесь!

И вы услышите тяжелый топот кованных сапог и глухие стоны. Это стонет сама земля, принявшая муки, кровь и смерть 149 хатынских жителей, из них 75 детей. Они навсегда слились с многострадальной землей Хатыни. Их останки покоятся в братской могиле. Над могильным холмом «Венец памяти» из белого мрамора. На нем обращение вставших из пепла хатынцев к тебе, ко мне, к нам – к живущим:

«Люди добрые, помните:

любили мы жизнь, и Родину нашу, и вас, дорогие.

Мы сгорели живыми в огне.

Наша просьба ко всем: пусть скорбь и печаль обернутся

в мужество ваше и силу, чтобы смогли вы утвердить навечно

мир и покой на земле.

Чтобы отныне нигде и никогда в вихре пожаров жизнь не

Умирала»

И наш ответ погибшим:

«Родные вы наши, головы в скорби великой склонив,

стоим перед вами. Вы не покорились фашистским убийцам

в черные дни лихолетья. Вы приняли смерть, но пламя

любви к Родине нашей советской вовек не погаснет.

Память о вас в народе бессмертна, как вечна земля

и вечно яркое солнце над нею!»

Дорожка из серых железобетонных плит ведет к бывшей деревенской улице. На месте каждого из 26 сгоревших домов лежит первый венец сруба. Внутри сруба – обелиск тревожного силуэта, увенчанный колоколом. На обелиске – мемориальная плита с фамилиями и именами заживо сожженных жителей дома.

Перед каждым домом – калитка, как бы приглашающая войти в дом, которого нет. Бывшая деревенская улица. Крайний мемориальный знак. Здесь стоял дом семьи Желобковичей. Это она, Анна Викентьевна Желобкович, своим телом прикрыла от пуль карателей семилетнего сына Витю. В его памяти навсегда поселился ужас того страшного мартовского дня, когда природа возвращалась к жизни после долгого зимнего сна, а Хатынь умирала, умирала мучительно, тяжело.

Обелиски, обелиски, обелиски... Их 26. И колокола. Их тоже 26. Все вместе они составляют хатынский набат. Он усиливает драматизм разыгравшихся здесь событий. Гневно, тревожно, обличающе рассказывает он миру о трагедии белорусской деревни Хатынь[47].

Кладбище деревень – уникальный фрагмент Хатынского мемориала. Такого мир еще не видел. Судьбу Хатыни разделили 186 белорусских деревень. Они – сестры Хатыни по своей трагической судьбе. Это – деревни, уничтоженные фашистами вместе с людьми, уничтоженные и не восстановленные.

В конце июня 1969 года в Хатынь прибыли делегации из всех районов республики. Они доставили сюда священную землю не возрожденных к жизни деревень.

30 июня под звуки траурной мелодии состоялась торжественная церемония закладки земли в урны, установленные на могилах.

Могила деревни... Кладбище деревень... Жутко произносить эти слова.

Не одного человека, не двух, не трех – а целой деревни, в которой жили десятки и сотни людей.

Верхнедвинский (б. Освейский) район.

Здесь в годы войны разыгралась Освейская трагедия. Так назвал события в районе, произошедшие в 1943 году, писатель Алексей Толстой в своей статье в газете «Правда». Об этой трагедии стало известно всему советскому народу в годы войны, в 1943 году. Только в одном этом районе гитлеровцы уничтожили 183 деревни, сожгли и расстреляли 11383 человека, 14175 жителей вывезли в Германию. Путь живых был таков: Саласпилс, Майданек, Освенцим, Дахау, Маутхаузен, Равенсбрюк...

На Витебщине погиб каждый третий; каждый второй мужчина не вернулся домой. На Освейщине 120 деревень так и остались не восстановленными. Некому было. Пустыня.

Где чудом оставшиеся в живых?

Их разбросала судьба по всему миру – Литва, Латвия, Беларусь, Украина, США, Бразилия, Канада, Германия...

На каждой рижской улице после войны жили одна-две белорусские семьи из числа спасенных узников Саласпилса. Сколько сотен спасенных Освейских детей приняли в свои семьи латыши, воспитали их как своих сыновей и дочерей.

Народная память – это не только наш реквием, но и наш мемориал: во всех концлагерях, где страдали и погибли советские люди, пусть будут названы и жертвы Освейской трагедии. До конца не подсчитано и не взвешено эхо утрат Освейщины.

Верхнедвинский (б. Освейский) район, могила деревни Ладелево (справа, в пятом ряду первая).

...Это случилось в феврале 1943 года. Фашистские солдаты окружили деревню, силой оружия всех мужчин загнали в один из крестьянских домов, а женщин и детей в колхозный амбар. Постройки деревни и все ее 42 жителя были сожжены.

О зверствах, творимых карателями в Освейском районе, рассказывалось в листовке «Освейская трагедия», изданной партизанами в 1943 году. Это было в марте. Всего несколько дней здесь свирепствовали фашистские каратели. Но эти несколько дней... сожгли все 158 населенных пунктов района, сожгли районный центр Освею и местечко Кохановичи.

С холодным садизмом фашисты сожгли живыми и потопили в реке Свольна 3639 мирных жителей, в том числе 2118 детей до 12-летнего возраста. Гибли женщины, старики, дети. Искоренялась нация...

Жабинковский район, могила деревни Дремлево. (Справа, в 9 ряду – третья)

Кровавая трагедия в деревне Дремлево произошла 11 сентября 1942 года. На рассвете в деревню на автомашинах ворвался карательный отряд эссесовцев. Угрожая оружием, гитлеровцы согнали всех жителей деревни в сарай и бросились грабить дома. В 10 часов утра начался расстрел мирных жителей деревни. Запылали крестьян­ские хаты. Все 43 дома сгорели дотла. 286 человек были уничтожены, из них – 124 дети. Только три обгоревших и раненых подростка – Ярмощук Николай, Данилюк Михаил, Юрасик Дмитрий остались в живых. Они стали свидетелями и обличителями этого чудовищного злодеяния.

Характерным выражением преступных действий гитлеровских захватчиков против мирного населения Беларуси является дневниковая запись первых дней войны одного из членов нацистской партии фашистского солдата Эмиля Гольца: «По дороге от Мира до Столбцов мы разговаривали с населением языком пулеметов, никакого сострадания мы не ощущали. В каждом местечке, в каждой деревне при виде людей у меня чешутся руки. Хочется пострелять из пистолета по толпе». Другой фашист, обер-ефрейтор Иоган Гердер писал: «Мы бросаем ручные гранаты в жилые дома. Дома очень быстро горят. Огонь перебрасывается на другие избы. Красивое зрелище. Люди плачут, а мы смеемся над слезами», - откровенное признание и яркая характеристика фашистских молодчиков[48].

В кровавых злодеяниях формировался «сверхчеловек», изувер и садист. Он был свободен от совести и жалости. Фашистская правящая верхушка и фюрер могли быть довольны. Это они и подобные им фашисты повинны в том, что сегодня на «кладбище деревень» есть могила деревни Ала Светлогорского района, в которой было расстреляно и сожжено 1 758 человек, в том числе 950 детей (справа, в 13 ряду первая могила).

В документах Чрезвычайной комиссии говорится: «Утром 14 января 1944 года немецкий карательный отряд совместно с немецкой воинской частью численностью около 1 тысячи человек ворвался в деревню Ала, куда были согнаны жители окружающих населенных пунктов. Началась зверская расправа. Людей ловили, закрывали в постройки и затем поджигали их. При попытке бежать людей расстреливали из пулеметов и автоматов, а женщин, детей, стариков ловили и бросали в горящие постройки» [49]. Вот она, нацистская политика геноцида и «выжженной земли».

Осуществляя политику «выжженной земли», гитлеровцы превращали в зоны пустынь целые районы. Тысячи деревень стирались с ли­ца земли, население уничтожалось, угонялось в концлагеря или в фашистское рабство в Германию. Но люди гибли не только в своих деревнях. Для уничтожения людей была продумана целая система концлагерей. Хатынский мемориал раскрывает и эту сторону злодеяний фашистов на нашей земле.

Поиск по сайту: