АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Глава 5. Мисс Спенсер просто на глазах становилась занозой в заднице, думал Питер

Читайте также:
  1. Http://informachina.ru/biblioteca/29-ukraina-rossiya-puti-v-buduschee.html . Там есть глава, специально посвященная импортозамещению и защите отечественного производителя.
  2. III. KAPITEL. Von den Engeln. Глава III. Об Ангелах
  3. III. KAPITEL. Von den zwei Naturen. Gegen die Monophysiten. Глава III. О двух естествах (во Христе), против монофизитов
  4. Taken: , 1Глава 4.
  5. Taken: , 1Глава 6.
  6. VI. KAPITEL. Vom Himmel. Глава VI. О небе
  7. VIII. KAPITEL. Von der heiligen Dreieinigkeit. Глава VIII. О Святой Троице
  8. VIII. KAPITEL. Von der Luft und den Winden. Глава VIII. О воздухе и ветрах
  9. X. KAPITEL. Von der Erde und dem, was sie hervorgebracht. Глава X. О земле и о том, что из нее
  10. XI. KAPITEL. Vom Paradies. Глава XI. О рае
  11. XII. KAPITEL. Vom Menschen. Глава XII. О человеке
  12. XIV. KAPITEL. Von der Traurigkeit. Глава XIV. О неудовольствии

 

Мисс Спенсер просто на глазах становилась занозой в заднице, думал Питер. С самого начала ему стоило дать ей закончить то, что она собиралась совершить: пусть бы бросилась за борт и отдала свое мало что соображающее тело на корм рыбам. Если уж совсем начистоту, Питер сомневался, что это будет иметь хоть какое–то значение. Поскольку вот проведут власти идентификацию распознаваемых останков Гарри Ван Дорна в развалинах его дома на острове и, удовлетворившись, на том и закончат. Они не слишком будут утруждать себя попытками выяснить, была ли там с ним его хорошенькая маленькая адвокатша.

Если, конечно, не заподозрят нечестную игру. В чем Питер лично сильно сомневался. Все–таки он был отличным специалистом в своем деле и редко допускал ошибки. Ван Дорн проделал великолепную работу, внушив всему свету, какой он, Гарри, дескать, порядочный обаятельный и добрый парень, и большинство народа, за исключением избранного меньшинства, понятия не имело, за что наступит просроченное возмездие. Проследить за исполнением приговора – работа Питера, и если смерть Гарри должна быть похожа на несчастный случай, то так тому и быть. Таковы были инструкции.

Питер переместил безжизненный груз в руках. Уж куда легче перевалить мисс Спенсер через борт, чем пытаться придумать, что же с ней делать. Дела слишком далеко зашли. Факт неприятный, но в любом случае ей суждено, в конечном итоге, умереть. Зачем же все усложнять, откладывая неизбежное?

Будет куда изящнее, если ее найдут на острове: когда дело доходило до его работы, Питер имел склонность к дотошности. Мысль, которая поразила бы его мать. Он никогда не был организованным типом, долгие годы его с успехом сопровождал хаос.

Но работа Питера требовала точности, внимания к малейшим деталям, холодной отчужденности, чтобы ничего не могло ускользнуть. Несомненно, мисс Спенсер предстояло умереть, нравится ему это или нет, но сейчас неподходящее для этого время.

Йенсен мог бы бросить ее на палубе и дождаться, пока Рено отволочит адвокатшу в каюту, где Питеру удобно не спускать с нее глаз, но он никогда и никому не поручал работу, которую в состоянии сделать сам. Кроме того, у Рено свои недостатки: он любит мучить женщин. Если изменить предстоящий жребий мисс Спенсер не удалось, то ни к чему ей при этом еще и страдать. Ведь он же цивилизованный человек, с ядовитой насмешкой напомнил себе Питер.

Он взвалил обмякшее тело мисс Спенсер на плечо. Она была не такой уж тяжелой в сравнении с некоторыми мертвецами, которых он немало перетаскал за свои тридцать восемь лет. Странно, но просто потерявшие сознание весят куда меньше, чем трупы. Бессмысленно, но так оно и есть.

Или, возможно, то был тяжкий груз его совести, когда приходилось кого–то устранять. Только вот совесть у Питера Йенсена просто–напросто отсутствовала – много лет назад ее удалили хирургическим путем наравне с душой.

Все–таки, наверно, у него сохранились жалкие остатки сентиментальности. В противном случае, он бы не колебался относительно настырной мисс Спенсер и не чувствовал бы мимолетное сожаление насчет ее будущего, точнее, насчет отсутствия такового.

Он свалил ее на огромное ложе в главной каюте рядом с бесчувственным телом Гарри Ван Дорна. Какие же у нее длинные красивые ноги. И как трудно забыть отвлекающий вкус ее губ. Питер все еще не разобрался, зачем поцеловал ее. Отклонение от нормы, мимолетный каприз… впредь он себе такого не позволит.

Долгое мгновение он разглядывал ее. Прежде ему доводилось убивать женщин, при его–то роде деятельности такого не избежать. Иная представительница женского рода куда опаснее, чем мужская особь. Но он никогда не был вынужден убивать кого–то, кто просто помешал по ходу дела. И ему претило начинать сейчас, не имеет значения, насколько чертовски важным являлась эта ликвидация.

Разумеется, кто–нибудь возразит, что, дескать, без еще одного адвоката мир станет лучше. Но глядя на бесчувственное и, бесспорно, роскошное тело Женевьевы Спенсер, Питер не был совершенно уверен, что смог бы заставить себя поверить в сие утверждение.

 

 

Женевьева медленно приходила в сознание, позволяя незнакомому ощущению омывать себя. У нее возникло чувство странного облегчения, быстро сменившееся непоколебимым осознанием, что ее подставили. Она лежала на кровати рядом с кем–то, поскольку слышала чье–то ровное дыхание и ощущала тяжесть чьего–то тела поблизости, и ее паника возрастала. В комнате царил полумрак, единственный источник света был где–то в дальнем конце. Она моргнула, пытаясь сфокусировать зрение и прочистить мозги.

Лежала она рядом с Гарри Ван Дорном, отчего мгновенно пришла в бешенство. Пока не заметила, что он не спит, а одурманен наркотиком. А его руки, лодыжки и рот залеплены скотчем.

Женевьева с трудом села, приглушенно мыча через самодельный кляп. В темной, как пещера, комнате в дальнем углу кто–то сидел, что–то читая, но ясно рассмотреть было нельзя, а человек даже не поднял взгляд, пока она возилась, пытаясь сесть, и не обращал внимания на производимый ею шум.

Она потянулась связанными руками, попыясь сорвать кляп, но лента была обернута вокруг шеи, и подцепить эту липкую гадость пальцами Женевьеве не удалось. Она издала еще один сердитый звук, и мужчина, сидевший в полумраке, на мгновение поднял взгляд, явно заметив, что она проснулась, но потом вновь вернулся к книге.

Последние несколько дней были очень трудными, мягко выражаясь, и Женевьева не имела намерения вот так просто тут валяться. Да чтобы на нее никто не обращал внимания. Она свесила ноги с кровати, но та оказалась выше, чем Женевьева рассчитывала, до пола она не достала и растянулась на ковре.

Кто–то спокойно и равнодушно поднял ее сильными и уверенными руками. Женевьева уже поняла, кто это, еще до того, как увидела его, и уставилась в холодные глаза Питера Йенсена, вложив в выражение лица как можно больше эмоций и бешенства... насколько позволяла клейкая лента.

Его слабая улыбка ничуть не умерила ее пыл.

– Должно быть, адски мучительно, будучи адвокатом, лишиться возможности говорить, – мягко произнес Йенсен.

Лодыжки у нее были так плотно связаны, что она с трудом могла удержаться на ногах, а уж стоять вертикально могла лишь с его помощью. Женевьева отпрянула, и он отпустил ее, пальцем не пошевелив, когда она сверзилась к его ногам. Будь у нее свободен рот, укусила бы его за лодыжку, с застлавшей глаза красной пеленой гнева подумала она, снова пытаясь вскарабкаться на ноги.

Он еще раз вздернул ее вверх.

– Не будьте такой утомительно надоедливой, мисс Спенсер. Держите себя в руках, и всем будет гораздо легче, особенно вам.

У нее не то было настроение, чтобы слушаться его. На секунду она подумала, что он собирается снова положить ее на кровать, но вместо того он подтащил ее туда, где сидел сам, и бросил на маленький диванчик. Женевьева, выпрямившись, села и снова стала царапать заклеенный рот. Йенсен издал многострадальный вздох.

– Если я уберу эту штуку, вам не очень понравится, – предупредил он. – Будет больно.

Она продолжала дергать. Тогда он отвел ее связанные руки, уложил их ей на колени, взялся за скотч и дернул.

Женевьева думала, что ее крик огласит каюту и даже разбудит ее накачанного наркотиками клиента, но приглушенный вздох – единственный звук, который послышался, когда сорвали ленту, прихватив несколько прядей выбившихся из прически волос.

Йенсен бросил остатки ленты ей на колени.

– Простите, – буркнул он, садясь напротив и беря в руки книгу.

– Просто «простите»? – повторила Женевьева охрипшим голосом. – «Простите» за что? Всего лишь за то, что похитили меня, накачали наркотиками, связали скотчем, сукин вы сын!

– У меня есть другой рулон скотча, и я не побоюсь им воспользоваться, – весело сообщил он. – Держите себя в руках, мисс Спенсер.

– Вы считаете, это забавно? – Голос ее сейчас окреп. – У вас совершенно нездоровое чувство юмора.

Он слабо улыбнулся, что отнюдь не обнадеживало:

– Мне это уже говорили. Я убрал кляп, чтобы вы посидели тут тихо и не мешали. Мне нужно работать.

– Вы идиот.

Это привлекло его внимание, хотя задеть Йенсена не удалось. В тусклом свете глаза его выглядели очень темными, почти бездонными, пустыми, но она–таки умудрилась привлечь его внимание, и он отложил книгу.

– Разве?

Шарики в голове очень быстро вращались.

– Я знаю, что вы не предусмотрели мое присутствие на яхте, когда вынашивали свой мерзкий ничтожный план – вы ведь приложили довольно много усилий, чтобы избавиться от меня. Но сейчас–то я здесь, а вам не приходило в голову, что стоит меня использовать?

Он откинулся на спинку кресла, наблюдая за Женевьевой.

– И как мне это сделать? Вы предлагаете принять вас в нашу веселую шайку?

– Не стройте из себя дурачка. Любой идиот способен раскусить ваш план.

– Просветите меня.

– Вы похитили одного из самых известных богачей в мире. Явно сделали это ради денег – вы же с виду не фанатик–террорист. Следовательно, вам требуется вести переговоры об условиях выкупа, и я тот человек, который вам нужен.

– В самом деле? – пробормотал Йенсен. – А почему вы почли, что я не могу быть фанатиком–террористом, отправившимся в какой–нибудь кровожадный политический крестовый поход?

– Слишком хорошо одеты.

Он засмеялся. Что, похоже, удивило его не меньше, чем ее. Видимо, ему не так уж часто доводилось смеяться, что неудивительно. Она и не ожидала, что вымогатели – воплощенье юмора.

– Так на чьей стороне вы собираетесь выступить, мисс Спенсер? Моей или Гарри?

– Вы хотите денег, я хочу спасти Гарри. Я так себе представляю, что можно найти решение, которое устроит вас обоих. А теперь почему бы вам не снять с меня оставшийся скотч, и мы могли бы приступить к переговорам. Вы уже знаете, что я физически не представляю для вас угрозы.

– О, я бы так не сказал, – растягивая слова, произнес он, но, тем не менее, встал и вытащил из кармана небольшой нож. Йенсен наклонился, чтобы перерезать ленту на ее лодыжках, и она со всей силы опустила связанные руки на его макушку.

Или, по крайней мере, попыталась это сделать. Даже мельком не взглянув вверх, он одной рукой перехватил ее запястья, пока перерезал ленту на лодыжках. Он сорвал скотч, и уж потом его синие глаза встретились с ее.

– Напрасная трата времени, мисс Спенсер, – произнес он. – К тому же вы мне только докучаете. Это ведь судно. Здесь только один выход – за борт, а я слышал, в этом месте водятся акулы.

– Сдается, что с ними мне было бы безопаснее, – пробормотала она.

Он разрезал скотч на запястьях, и до нее дошло, что использует он ее же собственный швейцарский армейский нож, который она прятала в бюстгальтере. Она даже думать не хотела, как Йенсен его обнаружил, а сосредоточилась на том, как больно он держит ее за запястья, и решила, уж если кого и нужно скормить акулам, так это Питера Йенсена.

– Йенсен – ваша настоящая фамилия? – спросила она, когда он снова сел, сложил нож и сунул обратно в карман.

– Разве это имеет значение? Я использовал много всяких имен: Йенсен, Дэвидсон, Уилсон, Мэдсен.

– Другими словами, ваша матушка не имела представления, кто ваш отец.

В тот момент, когда слова слетели с губ, ей захотелось прикусить язык. Она чуть не схватила лежавший на коленях скотч и не прилепила обратно на рот. Сидевшего напротив мужчину, наверно, от психопата отделяет какой–то шаг, и называть его мать шлюхой было величайшей дуростью.

Его лицо не дрогнуло.

– Видимо, вы не очень хороший адвокат, мисс Спенсер? Хороший юрист знает, когда нужно держать рот на замке.

Она ничего не сказала, и через мгновение напряжение в каюте слегка ослабло.

– На самом деле, к моему несчастью, я точно знаю, кто мой отец. Вам бы он не понравился… у него был весьма дурной нрав. Не хотите ли чаю?

– Что? – моргнула она.

– Не хотите ли чаю? Тот наркотик, который я вам дал, имеет свойство превращать язык в вату, а от кляпа дело только хуже. Раз уж мы на пороге вступления в переговоры, то хочу удостовериться, что ваш рот в рабочем состоянии.

Тут она совершенно точно почувствовала его взгляд на своих губах и нервно их облизала, от чего ее чувства только еще больше бросились в глаза. Он ведь поцеловал ее?

– Не очень хорошая идея. Вдобавок к наркотикам, которые я вам дал, и вашим желтеньким таблеточкам, вы могли бы понять, что слишком восприимчивы к алкоголю. Вы же знаете, что все эти средства плохо на вас действуют.

Не стоит ей удивляться, что он знает о ее транквилизаторах – просто еще одно проявление насилия.

– Жизнь полна стрессов, – заметила она. – А ведь это было до того, как меня похитили и стали приставать.

– Ну, не все так безнадежно. К вам никто не пристает. Пока.

– Это не смешно, – резко сказала Женевьева. – Если когда тебя похищают и накачивают наркотиками, не означает приставание, то я уж не знаю, что тогда это такое.

– О, я думал, вы имеете в виду нечто чуточку более сексуальное.

Она покрылась румянцем.

Очень странное ощущение. Обычно она не краснела, и произнесенный им с нарочитой медлительностью комментарий был брошен случайно, без всякого непристойного намека, однако она почувствовала, как тепло разлилось по щекам. У нее бледная кожа, и ее просто накачали бог знает каким количеством наркотиков, должно быть, у нее какая–то реакция, нервно подумала Женевьева, и он вряд ли заметит…

– Мисс Спенсер, вы что, краснеете?

– Адвокаты не краснеют, мистер Йенсен, – строго напомнила она. – А теперь, почему бы вам не рассказать мне, что вы хотите, и я определю, как мы можем прийти к соглашению.

Он ничего не сказал. Встал, пересек каюту, рывком открыл встроенный шкаф, оказавшийся небольшим холодильником. Когда Йенсен вернулся, то вложил ей в руку ледяную банку «Таба», и она чуть не расцеловала запотевшие бока цвета фуксии. Он уже открыл для нее банку, очень предусмотрительно, поскольку руки Женевьевы тряслись, когда она подносила ее ко рту.

– Вас не беспокоит, что я могу снова подсунуть вам наркотики? – спросил он, садясь на место.

– Плевать, – ответила она, выпив полбанки одним залпом, чувствуя, как холодная жидкость скользит по горлу. Женевьева закрыла глаза и издала блаженный вздох. Она так обрадовалась чему–то холодному и утоляющему жажду, что этого почти хватило, чтобы Женевьева расхотела убивать Йенсена. Почти.

Когда она снова открыла глаза, то увидела, что он наблюдает за ней.

– Так что вы хотите? – повторила она вопрос.

Он заколебался, а ведь он не казался мужчиной, которому свойственны колебания.

– Боюсь, вам нечего мне предложить, мисс Спенсер. Мне нужно сделать некую работу.

– И что она из себя представляет?

– У меня приказ убить Гарри Ван Дорна, – произнес он скучным тоном. – И кое–кого еще по ходу дела.

Она устояла, надо отдать ей должное, отметил он. Лишь быстро мигнула, чем выдала свою реакцию на его неприкрашенное заявление. Однако поверила ему. Она была слишком умной, чтобы не поверить.

– Зачем?

– Частности мне неизвестны, да я предпочитаю их и не знать. Я отлично делаю свою работу и отчасти потому хороший специалист, что никогда не спрашиваю «зачем». Я так понимаю, если меня послали позаботиться о ком–нибудь, то, должно быть, он совершил нечто, чтобы это заслужить.

– Кто вас посылает? Кто отдает такие приказы? – потребовала она ответ.

– Неважно, даже если я вам скажу. Верите вы или нет, но мы хорошие парни.

– Хорошие парни? – издевательски усмехнулась она. – И вы собираетесь хладнокровно убить безвредного дилетанта вроде Гарри Ван Дорна?

– Уверяю вас, он совсем не такой безвредный, каким кажется, – возразил Питер.

– А что насчет меня?

– А что насчет вас?

– Вы утверждали, что вам приказано убить Гарри Ван Дорна и всякого, кто попадется на пути. Включая меня?

Ему следовало бы солгать. Людям спокойней живется, если они пребывают в неведении, что их ожидает смерть. В ином случае они впадают в панику, ведут себя неадекватно и оттого сильно затрудняют его работу.

– Вы бы поверили, если бы я ответил вам «нет»?

Она помотала головой:

– Тогда уж, поверьте мне, вы не из хороших парней. Я никогда не совершала ничего, хоть отдаленно стоящего того, чтобы за это убивали. И я не особенно хочу умирать.

– Редко кто хочет.

– Так как вас заставить передумать?

Он на секунду задумался, будто не размышлял об этом последние несколько часов:

– Не думаю, что вы сможете. Не знаю, стоит ли это чего–то, но обещаю: будет не больно. Вы даже не поймете, что происходит.

– Я так не считаю. – Она поставила пустую банку рядом и совершенно спокойно встретила его взгляд: – Если вы все–таки собираетесь убить меня, то вам придется основательно потрудиться, я так легко не сдамся. Буду драться, пинаться и кричать всю дорогу.

– Заранее проигранная битва, мисс Спенсер.

И сам изумился, как невозмутимо это прозвучало. Словно затыкание рта несчастным свидетелям и соучастникам являлось неотъемлемой частью его обязанностей как одного из лучших оперативников, подготовленных в Комитете. Он был лучшим стрелком, блестяще владел ножом и приемами рукопашного боя и никогда не выказывал эмоций или не предавался им. Вечный Айсберг, как по своему характеру, так и по специальности предназначенный обуздывать неизбежное зло.

Но мисс Спенсер – не зло. Впервые он допустил ошибку, позволив кому–то нечаянно угодить в тщательно расставленную им ловушку, и ему придется жить с этими последствиями. Они пребывали в разгаре одной из самых сложных операций на его памяти: Гарри Ван Дорн что–то затеял, и все ресурсы и рабочие силы Комитета не оказались способны ничего разоблачить, кроме нескольких деталей. Гарри держал под контролем все – без его непосредственного надзора задуманное миллиардером развалится. Им требуется держать Гарри в тисках, намертво, не давать вмешаться, так они смогли бы найти, что представляет из себя чертово «Правило Семерки» и как можно его остановить.

Питер не мог дать ей уйти… Она уже слишком много видела и знала. К тому же была весьма смышленой женщиной: дайте ей срок, и она сможет сложить вместе слишком много информации о Комитете. Мисс Спенсер подвергнет опасности жизни мужчин и женщин, которые рискуют всем. У этого уравнения лишь одно решение, нравится ему это или нет.

– Я специализируюсь на проигранных битвах, – заметила Женевьева. – Умирать я не собираюсь, и Гарри тоже. Что касается вас, тут я не уверена. – Она встала, потянулась изо всех сил, как ленивая кошка, и с совершенной сладостью улыбнулась ему. – Между тем, думаю, я приму душ и переоденусь во что–нибудь более удобное, а потом мы сможем продолжить наши переговоры.

Он не шелохнулся. Дверь каюты была закрыта, и пленница бы не смогла очень далеко уйти.

– Нам не о чем вести переговоры, мисс Спенсер, – напомнил он ей.

– Не соглашусь с вами. Здесь на кону огромная куча денег, и если вас ввели в заблуждение и внушили мысль, что Гарри какой–то злой монстр, то ваши сведения неверны. У меня отличные инстинкты, когда дело касается людей, и Гарри Ван Дорн, может, и сексуально озабоченный, суеверный, испорченный ребенок, но он на мили отстоит от какого–либо зла. Ну убьете вы одного свидетеля, ну убьете двух, и я не думаю, что вы этого хотите. Только не когда альтернативой служит такое неимоверное количество денег, что ваши таинственные работодатели никогда не смогут вас найти.

– Они меня найдут, – парировал он. – И все на этой яхте посвящены в эту миссию. Простите, даже если бы я хотел позволить вам уйти, но я не могу. Рено или один из других все равно позаботятся и доведут дело до конца, а они имеют тенденцию быть более… грубыми.

Он увидел, как она нервно переменилась в лице и почувствовал отчего–то боль. Это не могло быть чувство сожаления или вины, он бы не позволил себе ни одну из этих эмоций, независимо от обстоятельств.

– Хорошо, если вы так хотите, – беспечно сказала мисс Спенсер. – Это не значит, что я не буду стараться. Скажите–ка, дверь закрыта на замок или я могу входить и выходить, как захочу?

– Она закрыта на замок.

– Тогда, пожалуйста, откройте ее, – скорее потребовала, чем попросила Женевьева. – Я хотела бы пойти в свою каюту и переодеться.

Он знал, что именно она попытается сделать, наверно, еще до того, как она начала действовать. При нормальных обстоятельствах это бы сработало, но она понятия не имела, с кем имеет дело, и что ее тело телеграфирует ясно и четко ее намерения.

«Лучше всего сразу с этим покончить», – решил он, вставая, и сказал:

– Я так не думаю.

И схватил ее в тот момент, когда она попыталась прыгнуть на него, легко развернул и заломил ей за спиной руки. Мгновением позже она уже лежала на полу, его колено упиралось ей в центр грудной клетки, и Женевьева таращилась на Йенсена в немом потрясении.

 

 

Мадам Ламберт положила шифровальный карманный компьютер на стол рядом с нетронутым бокалом вина. Она гордилась собой, тем, что могла принимать трудные решения и претворять их – она наслаждалась уединенным обедом в тихом ресторанчике недалеко от своего офиса, без всяких хлопот посылая и получая необходимую информацию.

Нет, своей одинокой трапезой она отнюдь не наслаждалась, поправила себя мадам, беря бокал превосходного вина и отпивая глоток. В данный момент нечем особенно наслаждаться. Она только что отослала приказ Питеру Йенсену, что ему придется убить молодую женщину, убрать ее с дороги. И от этого в глубине души мадам возникло тошнотворное чувство.

Питер послушается, не задав ни одного вопроса. И исполнит приказ как можно гуманнее. Но всякая смерть, не важно, насколько оправданная, оставляет навечно неизлечимую психическую травму. А смерть невинного человека куда хуже. Мадам Ламберт знала, что Питер этому далеко не обрадуется.

Но их время истекало, а Гарри Ван Дорн ни за что не отступится, неважно, что они с ним будут делать. Единственный шанс заставить события сойти с рельсов – убить его.

В том–то и проблема с такими маньяками, как Гарри, думала мадам, отпивая еще глоток вина. Пытки бесполезны, когда жертва наслаждается болью, и даже с профессиональным опытом Питера не расколоть Ван Дорна. Кроме того, за совершение таких действий платится цена. Одно дело – чистое исполнение. Другое – пытки, а у человеческой психики есть свои пределы. И она боится, что Питер Йенсен своих пределов достиг.

Убийство девушки, может статься, последняя капля. Но у мадам Ламберт не было выбора.

Как и у Питера.

 

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.014 сек.)