Пространство простора

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ № 10-03-00472а («Эстетика пространства в горизонте экзистенциальной аналитики»).

© С. А. Лишаев

В статье дается аналитическое описание простора как феномена эстетики пространства. Особенное простора рассматривается как чувственная данность возможности (в форме переживания ничем не ограниченной возможности перемещения). Простор мыслится как эстетическое событие. В работе дается анализ его субъект-ных и предметных предпосылок.

Ключевые слова: эстетика пространства, феномен простора, Другое, событие, возможность, современность.

Наше обычное состояние — это состояние занятости, загруженности. Наш ум всегда что-то занимает: мысли, представления, образы, символы…[1] Среди них встречаются и странные, метафизические предметы: свобода, добро, красота, бытие, время… Но, пожалуй, не меньший интерес вызывают у нас особенные, не поддающиеся однозначному определению чувства, которые можно определить как чувства-метафизики (метафизически-углубленные чувства). Они захвачены теми же «предметами», что и философское умо-зрение: временем, пространством, бытием и небытием, красотой, возможностью, свободой, etc. В нашем сознании они маркир о ваны в качестве особенных, Других, Иных и выделены из общего ряда.

Состояния, связанные с восприятием и переживанием внешнего референта, но в то же время вмещающие в себя еще и нечто особенное, Другое, мы называем эстетическими расположениями. Расположения, которые выделены Другим из повседневного «среднечувствия», мы определяем как эстетические расположения[2]. Эстетические расположения представляют собой ситуативно-событийную со-расположенность человека и некоторых чувственно воспринимаемых данностей, образующих (в тот самый момент, когда в каком-либо предмете мы воспринимаем нечто особенное, Другое) «симбиотическое» единство с воспринимающим их человеком.

Если классическая эстетика была эстетикой восприятия тел и вещей(эстетикой формы), то современный человек исходит не из того, что есть, а из того, что может быть. Его эстетический опыт включает в себя не только восприятие особенных тел (эстетику прекрасных/безобразных предметов), но также эстетику пространства и эстетику времени. Расположения этого типа весьма разнообразны и в философско-эстетической литературе по большей части еще не описаны.

В эстетике пространства на первый план выдвигается не сущее, а возможность/невозможность присутствия сущего «где-то здесь» или «где-то там». Соответственно, если говорить о параметрах воспринимаемой предметности, то в центре внимания оказывается уже не тело, не вещь, а та или иная конфигурация пространства как чувственно данной возможности / невозможности пребывания в каком-либо месте (эстетика места) или возможности/невозможности изменения местоположения, возможности передвижения (эстетика пространственных измерений). Когда такая возможность становится предметом восприятия, мы имеем дело с эстетикой пространства[3]. Одним из интересных феноменов эстетики пространства как раз и является простор. Что же представляет собой простор как эстетическое расположение?

Простор и пространство: семантическое введение в эстетический анализ. Исследование простора мы хотели бы начать с описания его семантического ландшафта. В отличие от пространства, которое указывает на протяженность как таковую и которому можно найти близкие аналоги в других европейских языках, слово «простор» лингвоспецифично и имеет ярко выраженную эмоционально- эстетическую окраску, указывая не только на определенную форму пространства, но и на нечто, имеющее для человека экзистенциальную ценность [4]. Когда-то термины «простор» и «пространство» были почти синонимами, однако к ХIХ—ХХ столетиям их семантические поля заметно дифференцировались.

Говоря о пространстве, мы вступаем в область объективных, познавательных суждений (термином «пространство» часто оперируют философы, математики, физики, биологи, историки и т. д.). Это слово широко используется в специализированных языках познания (философских, научно-познавательных, политических, экономических, технических, etc.), но в повседневной жизни и в художественной литературе к нему прибегают значительно реже. Слово «простор», напротив, очень редко используется в специализированных, профессиональных языках и в политическом пространстве (официальное слово, слова на медиа-каналах), но зато к нему часто обращаются в повседневной речи и в художественной литературе, особенно — в поэзии[5].

Хорошо интегрированный в тезаурус специализированных языков познания, техники и политики, термин «пространство» используется в газетах, журналах, в сетевой публицистике для указания 1) на протяженность, которую мы не можем охватить взглядом, но которую мы, тем не менее, отличаем от другого пространства (пространство степи отлично от воздушного пространства, космическое — от морского или от охваченного стихийным бедствием и т. д.), и 2) на место чем-либо занятое или от чего либо свободное («все пространство перед Домом Правительства было занято народом»). В этом последнем значении слово «пространство» может быть использовано и в обыденной речи: «между письменным столом и книжными стеллажами оставалось свободное пространство — туда и решили поместить разросшийся фикус»[6].

Как видим, термин «пространство» объединяет как тот круг предметов сознания и речи, артикуляция которых предполагает указание на те или иные измерения (направления) пространства, так и те ситуации, в которых нам важно указать на определенный, ограниченный в том или ином отношении фрагмент пространства[7]. Причем всюду семантика пространства обнаруживает свой объективный, отвлеченно-познавательный характер, свою отдаленность от области экспрессивных, эмоционально нагруженных высказываний.

Обратимся теперь к семантике простора. Простор, в отличие от пространства, указывает на чувственно конкретную, определенную пространственную «картину», к тому же, он эмоционально заряжен (в нем сконденсировано душевное волнение от встречи с особого рода формой, с формой пространства). Слово «пространство» всегда требует уточнения (если, конечно, перед нами не философский дискурс, оперирующий «пространством как таковым»), о каком именно пространстве идет речь, а слово «простор» прямо указывает на определенную конфигурацию пространства, на то, что мы можем себе представить, увидеть внутренним взором, вообразить.

Если вернуться к тому, что простор — это эмоционально заряженный, «горячий» концепт, то следует подчеркнуть, что заряжен он положительно: простор влечет наск себе, он нас привлекает. Простор — это пространство, которое можно любить. Слово «простор» тем и отличается от слова «пространство», что удерживает в своей семантике состояние, сопровождающее созерцание его особенной формы. С простором мы связываем представление о переживании, которое утверждает нас в нашем присутствии. Говоря о просторе, мы тем самым выражаем свое отношение к простору как к одной из форм чувственно-соизмеримого с человеком пространства и артикулируем свою радость от встречи с ним [8].

Уже на семантическом уровне в слове «простор» можно выделить те его аспекты, которые необходимо будет учесть по ходу философского анализа простора как эстетического феномена. Простор как эстетическое расположение может быть раскрыт через понятия открытого и обширного, широкого пространства. Это первое и основное значение слова «простор» в современном русском языке. Второе, также широко используемое значение данного слова, — это свобода, приволье, раздолье …[9]

Как видим, семантика простора имеет два смысловых центра. Первый связан с тем, что человеквидит, оказавшисьна открытом месте, второй — с тем, как он переживаетто, что видит. Причем зрительная составляющая восприятия простора (его физика) неотделима от его метафизики, от того, что происходит в душе: оба значения указывают на то, что происходит в одно и то же время и в одном месте (происходит
в-месте). Если мы говорим о расстилающемся перед нами обширном пространстве, то у нас невольно возникает представление о свободе и воле, и, наоборот, когда мы говорим «воля», «на волю», «приволье», то видим перед своим внутренним взором широкое пространство с тающими в голубоватой дымке у горизонта лесами или представляем себе мерцающее в солнечных лучах море…

Таким образом, именно определенность (вообразимость) и эмоциональность отделяют «простор» от «пространства вообще». Семантическая двойственность простора указывает на то, что в русской культуре простор рассматривается как чувственная данность, с которой сопряжен сверхчувственный («духовный») опыт.Духовное содержание простора укоренено в экзистенциально-онтологической конституции простора как эстетического расположения. Другое, особенное в просторе присутствует тогда, когда он дан (переживается) не просто как «обширное пространство, открытое для обзора», а как что-то неотразимо привлекательное, особенное.

Если «пространство вообще» на протяжении веков было предметом пристального внимания как со стороны философов, так и — в своих особенных аспектах — со стороны ученых, то феномен простора — как феномен экзистенциально-эстетического порядка — остается пока что практически неисследованным. Дать эстетический анализ простора — значит выявить соотношение чувственно-определенной, наглядной «фактуры» этого феномена («плоти» простора) с его метафизической составляющей.

Теперь вопрос об онтолого-эстетической конституции простора можно поставить следующим образом: с чем сопрягаются радость и душевный подъем, захватывающие нас в тот момент, когда мы созерцаем открытое, свободное пространство? Чем влечет простор, с чем мы здесь встречаемся и что встречает нас в этом расположении?

Восприятие простора (положение тела и ландшафт). Простор как эстетический феномен связан с возможностью беспрепятственного перемещения взгляда из стороны в сторону, когда ничто не мешает нам созерцать окружающее пространство. Простор требует широты и глубины обзора, то есть такой конфигурации пространства, когда взгляд созерцателя не встречает препятствий ни впереди, ни справа, ни слева от себя. В опыте простора важна глубина взгляда по горизонтали. Чтобы его восприятие стало возможным, взгляд должен погрузиться в пространство до предела, до линии горизонта и беспрепятственно скользить по ней то вправо, то влево. Такая «свобода взгляда» в качестве своего антропологического условия предполагает более или менее ровную и обширную поверхность и вполне определенное положение тела: тело должно быть ориентировано перпендикулярно поверхности земли (впрочем, такой поверхностью могла бы быть поверхность Марса или иной планеты). Воспринимающий простор человек должен занимать положение, которое позволяло бы ему скользить взглядом по горизонтали, параллельно земной поверхности, а это возможно, когда он стоит, идет, едет или сидит. (Тот, кто, например, лежит или ползет по поверхности земли, такой возможности не имеет.) Можно говорить о пространственных характеристиках геометрических фигур, и эти характеристики будут одними и теми же и для человека, и для гипотетического инопланетянина, но простор — это человеческий опыт пространства, и он предполагает вполне определенную телесность и жизненную среду[10].

Таким образом, восприятие простора предъявляет вполне определенные требования не только к форме пространства, но и к положению человеческого тела. Если представить себе человека, плывущего под водой и разглядывающего проплывающих мимо него с разных сторон рыб, то его рассказ об увиденном не будет содержать слова «простор»: подводная среда исключает такой опыт. Не будет говорить о просторе и человек, обозревающий мировое пространство через иллюминатор космической станции. Здесь, очевидно, речь будет идти о мировом (космическом) пространстве, но не о просторе. И это потому, что при взгляде из иллюминатора космического корабля, при выходе в открытый космос глаз не находит линии горизонта, не находит характерной для обычных, земных условий зрительного восприятия горизонтали, представляющей собой гео-антропологическое условие ориентации в пространстве. Само собой понятно, что ни о каком просторе не может идти и речи, когда человек спускается под землю (опыт спелеолога) и исследует ее полости, причем здесь уже не важно, будет ли он идти или ползти в закрытых пространствах подземелья.

Но и в обычных, нормальных для человека условиях предпосылка для эстетической встречи с простором в наличии имеются не всегда. Такой опыт практически исключен для тех, чья жизнь проходит в горах (но не на плоскогорье), где горизонтальное измерение встречается только на небольших, ограниченных участках земной поверхности. Соединение пространственной глубины и шири — не для горца. Соответственно, представление о просторе фиксируется далеко не во всех языках мира. Его появление возможно только там, где среда обитания народа включает в себя как закрытые участки пространства (горные ущелья, леса), так и места, открытые для панорамного обзора (побережье, степи, плоскогорья).

Исконная среда обитания русского народа такова, что здесь в достатке как закрытых, так и открытых пространств. Степные ландшафты, долины больших рек, озера соседствуют с лесными массивами и невысокими холмами. Такая природная среда располагает к осознанию и переживанию широкого, открытого пространства как особой, заслуживающей отдельного имени формы пространства[11]. Так было в Киевской и Московской Руси, так было и позднее. Выход к южным морям и включение в состав российского государства причерноморских степных пространств, освоение Сибири и Дальнего Востока создали еще больше поводов для переживания открытого (по горизонтали) пространства как особой формы созерцания и эстетического сознания. Можно сказать, что в русском ландшафте максимально акцентировано горизонтальное (в то время как в горных ландшафтах — вертикальное) измерение, способствующее переживанию открытости горизонта как экзистенциально значительного и эмоционально выделенного (особенного) опыта.

Поиск по сайту: