Песнь четвертая

[Круг первый (Лимб). Некрещеные младенцы и добродетельные нехрис­тиане.]

Ворвался в глубь моей дремоты сонной

Тяжелый гул, и я очнулся вдруг1,

Как человек, насильно пробужденный.

4 Я отдохнувший взгляд обвел вокруг,

Встав на ноги и пристально взирая,

Чтоб осмотреться в этом царстве мук.

7 Мы были возле пропасти, у края,

И страшный срыв гудел у наших ног,

Бесчисленные крики извергая.

10 Он был так темен, смутен и глубок,

Что я над ним склонялся по-пустому

И ничего в нем различить не мог.

13 «Теперь мы к миру спустимся слепому, —

Так начал, смертно побледнев, поэт. —

Мне первому идти, тебе — второму».

16 И я сказал, заметив этот цвет:

«Как я пойду, когда вождем и другом

Владеет страх и мне опоры нет?»

19 «Печаль о тех, кто скован ближним кругом, —

Он отвечал, — мне на лицо легла,

И состраданье ты почел испугом.

22 Пора идти, дорога не мала».

Так он сошел, и я за ним спустился,

Вниз, в первый круг, идущий вкруг жерла1.

25 Сквозь тьму не плач до слуха доносился,

А только вздох взлетал со всех сторон

И в вековечном воздухе струился.

28 Он был безбольной скорбью порожден,

Которою казалися объяты

Толпы младенцев, и мужей, и жен.

31 «Что ж ты не спросишь, — молвил мой вожатый,

Какие духи здесь нашли приют?

Знай, прежде чем продолжить путь начатый,

34 Что эти не грешили; не спасут

Одни заслуги, если нет крещенья,

Которым к вере истинной идут;

37 Кто жил до христианского ученья,

Тот Бога чтил не так, как мы должны.

Таков и я. За эти упущенья,

40 Не за иное, мы осуждены,

И здесь, по приговору высшей воли,

Мы жаждем и надежды лишены».

43 Стеснилась грудь моя от тяжкой боли

При вести, сколь достойные мужи

Вкушают в Лимбе горечь этой доли.

46 «Учитель мой, мой господин, скажи, —

Спросил я, алча веры несомненной,

Которая превыше всякой лжи, —

49 Взошел ли кто отсюда в свет блаженный,

Своей иль чьей-то правдой искуплен?»

Поняв значенье речи сокровенной:

52 «Я был здесь внове, — мне ответил он, —

Когда, при мне, сюда сошел Властитель,

Хоруговью победы осенен1.

55 Им изведен был первый прародитель2;

И Авель, чистый сын его, и Ной,

И Моисей, уставщик, и служитель;

58 И царь Давид, и Авраам седой;

Израиль3, и отец его, и дети;

Рахиль, великой взятая ценой4;

61 И много тех, кто ныне в горнем свете.

Других спасенных не было до них,

И первыми блаженны стали эти».

64 Он говорил, но шаг наш не затих,

И мы все время шли великой чащей,

Я разумею — чащей душ людских.

67 И в области, невдале отстоящей

От места сна5, предстал моим глазам

Огонь, под полушарьем тьмы горящий.

70 Хоть этот свет и не был близок к нам,

Я видеть мог, что некий многочестный

И высший сонм уединился там.

73 «Искусств и знаний образец всеместный,

Скажи, кто эти, не в пример другим

Почтенные, среди толпы окрестной?»

76 И он ответил: «Именем своим

Они гремят земле, и слава эта

Угодна небу, благостному к ним».

79 «Почтите высочайшего поэта! —

Раздался в это время чей-то зов. —

Вот тень его подходит к месту света».

82 И я увидел после этих слов,

Что четверо к нам держат шаг державный;

Их облик был ни весел, ни суров.

85 «Взгляни, — промолвил мой учитель славный.

С мечом в руке, величьем осиян,

Трем остальным предшествует, как главный,

88 Гомер, превысший из певцов всех стран;

Второй — Гораций, бичевавший нравы;

Овидий — третий, и за ним — Лукан[19].

91 Нас связывает титул величавый,

Здесь прозвучавший, чуть я подошел;

Почтив его, они, конечно, правы».

94 Так я узрел славнейшую из школ,

Чьи песнопенья вознеслись над светом

И реют над другими, как орел.

97 Мой вождь их встретил, и ко мне с приветом

Семья певцов приблизилась сама;

Учитель улыбнулся мне при этом.

100 И эта честь умножилась весьма,

Когда я приобщен был к их собору

И стал шестым средь столького ума.

103 Мы шли к лучам, предавшись разговору,

Который лишний здесь и в этот миг,

Насколько там он к месту был и в пору.

106 Высокий замок предо мной возник,

Семь раз обвитый стройными стенами;

Кругом бежал приветливый родник.

109 Мы, как землей, прошли его волнами;

Сквозь семь ворот тропа вовнутрь вела;

Зеленый луг открылся перед нами.

112 Там были люди с важностью чела,

С неторопливым и спокойным взглядом;

Их речь звучна и медленна была.

115 Мы поднялись на холм, который рядом,

В открытом месте, светел, величав,

Господствовал над этим свежим садом.

118 На зеленеющей финифти трав

Предстали взорам доблестные тени,

И я ликую сердцем, их видав.

121 Я зрел Электру в сонме поколений,

Меж коих были Гектор, и Эней[20],

И хищноокий Цезарь[21], друг сражений.

124 Пентесилея и Камилла[22] с ней

Сидели возле, и с отцом — Лавина[23];

Брут[24], первый консул, был в кругу теней;

127 Дочь Цезаря[25], супруга Коллатина,

И Гракхов[26] мать, и та, чей муж Катон[27];

Поодаль я заметил Саладина.

130 Потом, взглянув на невысокий склон,

Я увидал: учитель тех, кто знает[28],

Семьей мудролюбивой окружен.

133 К нему Сократ[29] всех ближе восседает

И с ним Платон[30]; весь сонм всеведца чтит;

Здесь тот, кто мир случайным полагает,

136 Философ знаменитый Демокрит[31];

Здесь Диоген, Фал ее с Анаксагором,

Зенон, и Эмпедокл, и Гераклит[32];

139 Диоскорид[33], прославленный разбором

Целебных качеств; Сенека, Орфей,

Лин, Туллий[34]; дальше представали взорам

142 Там — геометр Эвклид, там — Птолемей,

Там — Гиппократ, Гален и Авиценна,

Аверроис, толковник новых дней[35].

145 Я всех назвать не в силах поименно;

Мне нужно быстро молвить обо всем,

И часто речь моя несовершенна.

148 И я — во тьме, ничем не озаренной.

Поиск по сайту: