|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Песнь тридцать третья[Круг девятый. — Второй пояс (окончание). — Рассказ Уголино. — Третий пояс (Толомея). — Предатели друзей и сотрапезников.]
Подняв уста от мерзостного брашна, Он вытер свой окровавленный рот О волосы, в которых грыз так страшно,
4 Потом сказал: «Отчаянных невзгод Ты в скорбном сердце обновляешь бремя; Не только речь, и мысль о них гнетет.
7 Но если слово прорастет, как семя, Хулой врагу, которого гложу, Я рад вещать и плакать в то же время.
10 Не знаю, кто ты, как прошел межу Печальных стран, откуда нет возврата, Но ты тосканец, как на слух сужу. 13 Я графом Уголино был когда-то, Архиепископом Руджери — он[93] Недаром здесь мы ближе, чем два брата.
16 Что я злодейски был им обойден, Ему доверясь, заточен как пленник, Потом убит, — известно испокон;
19 Но ни один не ведал современник Про то, как смерть моя была страшна. Внемли и знай, что сделал мой изменник.
22 В отверстье клетки — с той поры она Голодной Башней называться стала, И многим в ней неволя суждена —
25 Я новых лун перевидал немало, Когда зловещий сон меня потряс, Грядущего разверзши покрывало.
28 Он, с ловчими, — так снилось мне в тот час, — Гнал волка и волчат от их стоянки[94] К холму, что Лукку заслонил от нас;
31 Усердных псиц задорил дух приманки, А головными впереди неслись Гваланди, и Сисмонди, и Ланфранки[95].
34 Отцу и детям было не спастись: Охотникам досталась их потреба, И в ребра зубы острые впились.
37 Очнувшись раньше, чем зарделось небо, Я услыхал, как, мучимые сном, Мои четыре сына просят хлеба[96].
40 Когда без слёз ты слушаешь о том, Что этим стоном сердцу возвещалось, - Ты плакал ли когда-нибудь о чем?
43 Они проснулись; время приближалось, Когда тюремщик пищу подает, И мысль у всех недавним сном терзалась[97].
46 И вдруг я слышу — забивают вход Ужасной башни; я глядел застылый, На сыновей; я чувствовал, что вот –
49 Я каменею, и стонать нет силы; Стонали дети; Ансельмуччо мой Спросил: «Отец, что ты так смотришь, милый?» 52 Но я не плакал; молча, как немой, Провел весь день и ночь, пока денница Не вышла с новым солнцем в мир земной.
55 Когда луча ничтожная частица Проникла в скорбный склеп и я открыл, Каков я сам, взглянув на эти лица, -
58 Себе я пальцы в м у ке укусил. Им думалось, что это голод нудит Меня кусать; и каждый, встав, просил:
61 «Отец, ешь нас, нам это легче будет; Ты дал нам эти жалкие тела, - Возьми их сам; так справедливость судит».
64 Но я утих, чтоб им не делать зла. В безмолвье день, за ним другой промчался. Зачем, земля, ты нас не пожрала!
67 Настал четвертый. Гаддо зашатался И бросился к моим ногам, стеня: «Отец, да помоги же!» — и скончался.
70 И я, как ты здесь смотришь на меня, Смотрел, как трое пали друг за другом, От пятого и до шестого дня.
73 Уже слепой, я щупал их с испугом, Два дня звал мертвых с воплями тоски; Но злей, чем горе, голод был недугом»[98]. 76 Тут он умолк и вновь, скосив зрачки, Вцепился в жалкий череп, в кость вонзая, Как у собаки, крепкие клыки.
79 О Пиза, стыд пленительного края, Где раздается si[99]! Коль медлит суд Твоих соседей, пусть, тебя карая,
82 Капрара и Горгона[100] с мест сойдут И устье Арно заградят заставой, Чтоб утонул весь твой бесчестный люд!
85 Как ни был бы ославлен темной славой Граф Уголино, замки уступив[101], - За что детей вести на крест неправый!
88 Невинны были, о исчадье Фив[102] И Угуччоне с молодым Бригатой, И те, кого я н а звал[103], в песнь вложив.
91 Мы шли вперед[104] равниною покатой Туда, где лежа навзничь, грешный род Терзается, жестоким льдом зажатый. 94 Там самый плач им плакать не дает, И боль, прорвать не в силах покрывала, К сугубой муке снова внутрь идет;
97 Затем что слёзы с самого начала, В подбровной накопляясь глубине, Твердеют, как хрустальные забрала.
100 И в этот час, хоть и казалось мне, Что всё мое лицо, и лоб и веки От холода бесчувственны вполне,
103 Я ощутил как будто ветер некий. «Учитель, — я спросил, — чем он рожден? Ведь всякий пар угашен здесь навеки»[105].
106 И вождь: «Ты вскоре будешь приведен В то место, где узрев ответ воочью, Постигнешь сам, чем воздух возмущен».
109 Один из тех, кто скован льдом и ночью, Вскричал: «О души, злые до того, Что вас послали прямо к средоточью,
112 Снимите гнёт со взгляда моего, Чтоб скорбь излилась хоть на миг слезою, Пока мороз не затянул его».
115 И я в ответ: «Тебе я взор открою, Но назовись; и если я солгал, Пусть окажусь под ледяной корою!» 118 «Я — инок Альбериго[106], — он сказал, - Тот, что плоды растил на злое дело И здесь на финик смокву променял»[107].
121 «Ты разве умер?»[108] — с уст моих слетело. И он в ответ: «Мне ведать не дано, Как здравствует мое земное тело.
124 Здесь, в Толомее, так заведено, Что часто души, раньше, чем сразила Их Атроп о с[109], уже летят на дно.
127 И чтоб тебе еще приятней было Снять у меня стеклянный полог с глаз, Знай, что, едва предательство свершила,
130 Как я, душа, вселяется тотчас Ей в тело бес, и в нём он остается, Доколе срок для плоти не угас.
133 Душа катится вниз, на дно колодца. Еще, быть может, к мертвым не причли И ту, что там за мной от стужи жмется.
136 Ты это должен знать, раз ты с земли: Он звался Бранка д`Орья[110]; наша братья С ним свыклась, годы вместе провели».
139 «Что это правда, мало вероятья, - Сказал я. — Бранка д`Орья жив, здоров, Он ест, и пьет, и спит, и носит платья».
142 И дух в ответ: «В смолой кипящий ров[111] Еще Микеле Цанке не направил, С землею разлучась, своих шагов,
145 Как этот беса во плоти оставил Взамен себя, с сородичем одним, С которым вместе он себя прославил.
148 Но руку протяни к глазам моим, Открой мне их!» И я рукой не двинул, И было доблестью быть подлым с ним.
151 О генуэзцы, вы, в чьем сердце минул Последний стыд и всё осквернено, Зачем ваш род еще с земли не сгинул?
154 С гнуснейшим из романцев[112] заодно Я встретил одного из вас[113], который Душой в Коците погружен давно, 157 А телом здесь обманывает взоры. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.01 сек.) |