В.Волков

Вполне очевидно, что при отсутствии конкуренции в экономической системе не могут существовать ни рыночная стоимость, ни цена производства. Однако при этом всю сумму товаров хозяйственного монополиста можно представить как одну индивидуальную стоимость. В качестве таковой вся совокупность товаров (или какая-либо ее часть) может присутствовать на мировом капиталистическом рынке, но этот факт будет обуславливать только ее внешнюю функцию – функцию квазикапиталистическую, – подобно тому, как продукт крестьянского хозяйства, плантатора-рабовладельца или помещика-крепостника поступает в мировой торговый оборот, – а не ее сущность. Внешняя монолитность воображаемой нами всеобщей индивидуальной стоимости при ближайшем рассмотрении рассыпается на тысячи вариантов соотношения постоянного и переменного капиталов, основного и оборотного капиталов. И пока будет оставаться этот разнобой, подпитываемый конкуренцией применяемых технологий, превращение монополистической собственности в истинную индивидуальную стоимость будет невозможно. Бытие дифференцированной структуры капитала будет всегда требовать наличного бытия конкуренции для выражения своего общественного характера.

Однако может возникнуть предположение, что отсутствие рыночной стоимости и цены производства, отнюдь, не означает исчезновение индивидуальной стоимости товаров: раз индивидуальная стоимость – это сумма оплаченного и неоплаченного труда, сумма всего рабочего времени, воплощенного в товаре, то, следовательно, для ее существования не важен факт ее участия в усреднении в рыночной стоимости и далее в цене производства.

Попробуем разобраться.

При капитализме любая индивидуальная стоимость находит свое общественное выражение только в сравнении с другими индивидуальными стоимостями и только через посредство менового и рыночно-конкурентного механизмов. И если они исчезают, то тогда нужно найти им замену, иначе продукты труда не смогут стать достоянием общества и удовлетворить какую-либо общественную потребность. Постоянной заменой может явиться путь непосредственно-общественной реализации продуктов труда, когда они имеют одну и ту же «индивидуальную стоимость» и одно и то же «строение капитала», что возможно лишь при общественной и технологической однородности труда. Временной заменой будет лишение внутренне дифференцированного по строению капитала его конкурентно-меновой формы и переход на искусственную плановую организацию хозяйства, которая рано или поздно ниспровергается более адекватной капиталу формой.

Из всего вышесказанного следует, что индивидуальная стоимость вне конкуренции и меновых отношений прекращает свое существование и на ее место заступают запланированные затраты труда на единицу продукции, выраженные в случае постоянной замены в рабочих часах, а в случае временной замены – в деньгах. Но вместе с индивидуальной стоимостью исчезает не только меновая стоимость, но и потребительная стоимость, так как она также теряет свой общественный характер. Дело в том, чтопотребительная стоимость – это не просто способность продукта вообще удовлетворять какую-либо потребность человека, а только с помощью товара, то есть в конечном итоге с помощью рыночной стоимости. При отсутствии рыночной стоимости потребность в продукте никуда не исчезает. И раз остается производство и потребление, то, следовательно, никуда не исчезает и способность вообще удовлетворять какую-либо потребность человека, то есть потребительная полезность вообще, которую не надо путать с маржиналистски понимаемой полезностью. Последняя является лишь способностью товара удовлетворять нужду конкретного субъекта исходя из редкости продукта и нужды в нем.

Все сказанное нами является иллюстрацией развития диалектического противоречия. При исчезновении любого диалектического единства противоположностей метаморфозы происходят во всей системе – исчезает и положительный момент противоречия, и его отрицательный момент, и даже их синтез. Поэтому в рамках этой методологии представляется немыслимым ликвидация предмета с полным сохранением одного из его элементов. Не может при распаде семьи остаться муж, при переходе к коммунизму – пролетариат, а при исчезновении товара – его потребительная стоимость. Однако диалектическое снятие, это уничтожение с сохранением, оставляет после себя не выжженную пустыню, а новое единство новых противоположностей. В нашем случае на место индивидуальной стоимости, потребительной стоимости и меновой стоимости заступает новая триада: запланированные затраты труда на единицу продукции, плановая потребительная полезность и плановый заменитель меновой стоимости. При суррогате перехода к коммунистической формации они имеют одну форму, при непосредственном переходе к коммунизму – другую.

Теперь перейдем в историческую плоскость. Объект рассмотрения – СССР, предмет – его социально-экономический строй.

Очевидное отсутствие конкуренции в СССР дает основание утверждать, что его хозяйственный механизм не основывался на выявлении рыночной стоимости и цены производства, а, следовательно, продукты в советской экономике не являлись индивидуальными стоимостями и потребительными стоимостями и, как результат, не были полноценными товарами. Поэтому в СССР отсутствовал главнейший признак капитализма – функционирование меновых стоимостей. Этот провал обусловил отсутствие и второго сущностного признака капитализма – наличия капиталистического найма. Дело в том, рабочая сила, переменный капитал играют в капиталистической экономике очень важное значение. Без конкуренции между рабочими, без их постоянных переходов из одной отрасли в другую не может произойти выравнивания прибавочных стоимостей до общей нормы прибавочной стоимости и, следовательно, до общей нормы прибыли, что является, как писал К. Маркс, «фактической предпосылкой капиталистического способа производства». Таким образом, в СССР наем рабочей силы носил некапиталистический характер и сочетался с единственным привнесенным извне элементом капитализма – индустриальным хозяйством, но приспособленным под реалии сложившегося в СССР способа производства и поэтому видоизмененным. В СССР не осуществился и ещё один очень важный признак капиталистической экономики – квазикапиталистическая эксплуатация. В 1930-х гг. ввиду отсутствия стоимостных отношений происходило внестоимостное изъятие прибавочного продукта крестьянского уклада, возвращенного, правда, крестьянству в последующих десятилетиях.

Отсутствие стоимости в СССР естественно предопределяет вывод об отсутствии прибавочной стоимости при сохранении прибавочного продукта и полностью выбивает почву из-под теории так называемого государственного капитализма в СССР, очень удобной в идеологической борьбе, но полностью неадекватной социально-исторической действительности. Парадокс заключается в том, что в СССР не было капиталистического способа производства, но всегда сохранялась капиталистическая матрица в виде внутренней дифференциации капитала и технологии, которая будучи отрицательным (в диалектическом смысле) моментом советского способа производства и общей формой новой капиталистической действительности, постоянно шаг за шагом требовала наполнения буржуазным содержанием. Именно эта внутренняя логика базового противоречия СССР воспроизводила его неуклонный переход к капитализму. И чем дальше развивалась индустриализация и культурная революция, тем больше становилась пропасть между все более дифференцирующимся строением «капитала» и его «несвоевременной» плановой формой. Появившиеся вскоре автоматизация, роботизация и компьютеризация могли при определенных обстоятельствах сгладить рассматриваемое нами политэкономическое противоречие. Однако этого не произошло в силу и объективных, и субъективных причин. Дело в том, что возникший в послевоенное время хозяйственный механизм представлял собой более-менее эффективную систему: дезорганизующие валовые показатели уравновешивались показателями снижения себестоимости и оптовых цен, а финансово-денежные потоки – образованием дохода государства в основном через налог с оборота, что препятствовало реализации капиталистического принципа образования дохода через «налипание» прибыли на вложенный капитал. Однако эта система имела одно очень слабое звено – бюрократию. Естественная для любого индустриального общества организация бюрократии в условиях отсутствия буржуазии привела к ее всеобщей самоорганизации и самоосознанию ею своих базовых социально-экономических и политических интересов. Результатом реализации этих интересов явилась политика сознательного и бессознательного снижения эффективности хозяйственного механизма в повседневной управленческой деятельности и через ряд последовательных экономических реформ, общий смысл которых теперь очевиден – придание дифференцированному «капиталу» капиталистической формы. Из сложившихся в позднесталинской экономической действительности потенций – движение к коммунизму через сложное доразвитие и формы, и содержания; приведение формы в соответствие с капиталистическим содержанием – победила вторая.

В экономике СССР отсутствие стоимости, а равно – частной собственности, сочеталось с господством тенденции к плановости или регулированию социально-экономической сферы, с вознаграждением по трудовому вкладу и с отсутствием эксплуатации человека человеком[1]. Не трудно заметить, что все указанные признаки (с корректировкой в некоторых случаях в сторону свободного распределения или распределения вне зависимости от результатов труда) в целостном виде встречались не раз в истории человечества еще до установления Советской власти. Формы и примеры различны: архаический первобытный коммунизм, государство иезуитов, государство Чжоу, в какой-то мере государство инков, движение анабаптистов, кибуцный уклад и др.

Вполне логично было бы все известные случаи данного общественного механизма обобщить в родовом для них понятии. И в XIX веке таким понятием стало понятие «социализм». Речь тогда шла о целенаправленно создаваемом людьми общественном устройстве, при котором должно происходить уничтожение или ограничение частной собственности. Этот социализм в широком смысле исходя из способа распределения продуктов делился мыслителями на две формы: социализм в узком смысле слова, при котором потребление регулируется доходом при посредстве особого покупательного средства, и коммунизм, где потребление или совершенно свободно, или же регулируется непосредственным распределением продуктов в натуральном виде между отдельными лицами при отрицании необходимости пропорциональности между тем, что лицо дает обществу и тем, что оно от него получает.

Социализм в узком смысле и коммунизм всегда имели и имеют свое стадиальное, формационное лицо. Известно, что общественные формации у К. Маркса определялись на основе признака наличия или отсутствия антагонистических классов, эксплуатации и частной собственности. Таковых у К. Маркса обозначено три: архаическая (первичная), экономическая (вторичная) и коммунистическая (третичная)[2]. Добавление еще одного критерия (тот или иной тип получения прибавочного продукта) позволяет расчленить вторичную суперформацию на две: добуржуазную и буржуазную[3]. Кроме того, как указывает К. Маркс, вторичная, то есть экономическая, формация проявлялась в истории в четырех способах производства: азиатском, античном, феодальном и буржуазном. Это логично подводит нас к предположению о возможности появления в рамках вторичной суперформации и других способов производства. Таковым мы считаем «советский» способ производства.

Исходя из вышесказанного, можно классифицировать все известные нам теоретические и практические формы социализма (коммунизма) с указанием их формационного статуса: архаический коммунизм – формация или уклад; традиционный докапиталистический социализм (коммунизм) – способ производства или уклад; индустриально-модернизационный переходный к капитализму социализм (коммунизм) – способ производства (например, «советский») или уклад (например, «кибуцный»); посткапиталистический социализм – формация. Кроме того, достаточно точно можно определить характерные черты данных форм, исходя из следующих критериев: роль в истории, масштаб, тип производства, роль государства в его жизнедеятельности, тип социальной стратификации, способ соединения рабочей силы со средствами производства, тип господствующей мотивации.

Начнем с посткапиталистического социализма: он будет представлять собой, по всей видимости, непосредственный переход к коммунистической формации и ее первую стадию; это будет негосударственный бесклассовый самоуправленческий социализм в большей мере, чем государственный (государственность шаг за шагом отступает); возникнет и проявится во всемирном масштабе; будет действовать на постиндустиральной основе; трудовые отношения будут всеобщими, а потому – необременительными; в общественном и индивидуальном сознании людей данной эпохи станет господствовать ценностная ориентация.

Индустриально-модернизационный переходный к капитализму социализм (коммунизм): это прогрессивный переход к капитализму; это в большей мере государственный социализм; это местный классовый социализм, действующий на индустриальной основе; способом соединения рабочей силы со средствами производства является некапиталистический наем в большей мере и свободная самодеятельность – в меньшей; в общественном и индивидуальном сознании господствует практический интерес.

Традиционный докапиталистический социализм (коммунизм): в некоторых случаях носил прогрессивный характер, в других – регрессивный; имел как государственную направленность (например, государство иезуитов), так и антигосударственную (например, движение анабаптистов); действовал на доиндустриальной основе; развивался в локальном масштабе; в общественном и индивидуальном сознании носителей социализма господствовала ориентация на традицию и религиозный миф; имел сословно-классовый характер; трудовые отношения строились на всеобщем легитимном насилии.

Архаический коммунизм: как формация обрел свое бытие во всемирном масштабе и являлся прогрессивным переходом к вторичной (экономической) формации; основывался на первобытном способе производства; носил негосударственный бесклассовый характер с тенденцией постепенного становления классов и государства; господствующей мотивацией являлась слитность первобытной религиозности, табу, обычая и желания выжить.

Таким образом, мы можем констатировать, что социализм является универсальным социальным феноменом, принимавшим, однако, в ходе исторического процесса различные стадиальные и цивилизационные формы. Их спокойное объективное изучение, свободное от идеологических пристрастий и догм, является актуальной задачей исследователей-марксистов. Исходя из этого, мы можем определить, что советский социализм – это сознательно созданный общественный строй с целью уничтожения частной собственности, при котором, с одной стороны, с помощью централизации деятельности была упразднена частная собственность и стоимостные отношения, а, с другой стороны, постоянно сохранялась и развивалась потребность перехода к капитализму со стороны массового индустриального производства, наемного труда и планового монополистического рынка. На мировом рынке советский социализм выступал как квазикапиталистический субъект в форме государственной капиталистической монополии, а внутри страны – как государственная социалистическая монополия переходного к капитализму типа.

Поиск по сайту: