Американская модель общества угрожает Европе

Европейские общества являются глубоко укоренившими­ся обществами. Географическая мобильность населения здесь в два раза меньше, чем в Соединенных Штатах, в том числе и в Англии, где доля населения, меняющего свое место жительства в течение года, составляла в 1981 году 9,6% (во Франции - 9,4%, в Японии - 9,5%), в то время как в США она достигала 17,5% (Long L. Residential Mobility Differences Among Developed Countries // International Regional Science Review. - 1991. - Vol. 14. - № 2. - P. 143-147). Частая перемена места жительства американского населения нередко рассматри­вается как показатель динамизма, но современная низкая производительность американской промышленности вы­зывает сомнение относительно действительной экономи­ческой эффективности этих бесконечных передвижений. В конце концов, японцы производят вдвое больше, пере­двигаясь с места на место в два раза меньше.

Отношение граждан к государству в Европе было и остается на инфраидеологическом уровне менталитета отношением доверия. Различные институты, которые воплощают государство, никогда не рассматриваются как враждебные, в противоположность тому, что можно на­блюдать в США, где либеральная идеология является лишь частью, «выступающей над поверхностью» и чисто представительской, а отношение к государству на инфра­идеологическом уровне менталитета может быть абсо­лютно параноидальным. Даже в Великобритании, где либеральная революция была намного более глубокой, чем во Франции, Германии или в Италии, не наблюдает­ся, как в США, существования вооруженной милиции для того, чтобы оказывать сопротивление предполагае­мым действиям центрального, или, по американской тер­минологии, федерального государства (King A. Distrust of Government: Explaining American exceptiona-lism // Pharr J., Putnam R.D. Disaffected Democracies. - Princeton University Press, 2000. - P. 74-98). Общественная безопасность стоит в центре равновесия каждого из евро­пейских обществ. Поэтому экспорт Соединенными Шта­тами своей специфической модели разрегулированного капитализма представляет собой угрозу для европейских обществ, так же как и для японского общества, такого близкого по всем параметрам к своим дальним европей­ским кузенам.

В течение 1990-2000 годов много рассуждали о разно­образии видов капитализма, о существованиив Германии рейнской промышленной модели, отдающей приоритет сплоченности, стабильности общества, подготовке рабо­чей силы, долгосрочным инвестициям в технологию, в противоположность англосаксонской либеральной модели, поощряющей прибыльность, мобильность труда и капитала в краткосрочном плане. Япония, конечно с некоторыми нюансами, близка к Германии как по своей экономической модели, так и по антропологическому типу, в рамках которого семья является основой, что так дорого Фредерику Ле Пле. Много рассуждали также о преимуществах и недостатках каждой из моделей, причем большинство комментаторов в 1980-1990 годах подчеркивали большую эффективность японской или немецкой модели, а в 1990-2000 годах - очевидный рост престижа, скорее идеологического, чем индустриального, модели англосаксонского типа.

Вопрос об экономических преимуществах и недостат­ках становится в известном смысле второстепенным. Американская система больше не способна обеспечить снабжение своего собственного населения. Наиболее се­рьезным, с европейской точки зрения, является то, что бесконечные попытки подчинить этой либеральной мо­дели глубоко укоренившиеся, со значительной ролью государства, общества Старого континента вызывают в этих обществах взрыв - феномен, о котором можно судить по неуклонному росту влияния правых экстреми­стских сил на следующих друг за другом выборах. Это явление затрагивает сегодня Данию, Нидерланды, Бель­гию, Францию, Швейцарию, Италию и Австрию. Черный круг, кажется, окружает Германию, ставшую неожидан­ным, если подумать о 30-х годах, образом полюсом сопротивления «фашизму». Англия избежала этого фе­номена, что можно объяснить, на первый взгляд, ее боль­шей способностью адаптироваться к ультралиберальной модели. Однако она обеспокоена и обнаруживает возоб­новившуюся страсть к активизации вмешательства госу­дарства в экономическую и социальную жизнь, идет ли речь о системе образования, здравоохранении или об управлении железными дорогами. Испания и Португалия осознают, что их временный иммунитет в отношении правоэкстрсмистских сил обусловлен относительным экономическим отставанием.

Итак, к настоящему моменту Германия и Япония ус­тояли. И не потому, что эти две страны больше склонны к гибкости и приспособлены к социальной нестабильно­сти, а потому, что правила их сверхмощной экономики вплоть до недавнего времени в большей мере учитывали положение рабочих и народных масс. Мы можем быть уверенными в том, что в этих странах с их высоким уровнем сплоченности общества разрегулированность экономики по-американски привела бы к подъему правоэкстремистских сил.

Именно здесь идеологическое и стратегическое равно­весие нарушается: тип капитализма, отождествляемый с американской моделью, становится угрозой для об­ществ, которые ранее ему больше всего сопротивлялись. Получив в какой-то момент выгоду от свободы обмена, ведущие индустриальные страны, каковыми являются Япония и Германия, ныне задыхаются от недостатка спро­са на мировом рынке. Уровень безработицы растет даже в Японии. Рабочий класс этих стран не может больше быть защищен от давления глобализации. Господство идеологии ультралиберализма порождает внутри самих этих обществ протест, который виртуально разрушает ментальное и политическое равновесие.

Американская экономическая пресса без устали требу­ет реформы этих «несовременных», «закрытых» систем, недостаток которых в действительности состоит в том, что они слишком продуктивны. В фазы мировой эконо­мической депрессии наиболее мощные промышленные экономики всегда страдают больше, чем отсталые и низкопродуктивные. Кризис 1929 года затронул глубже всего американскую экономику из-за ее промышленной мощи в ту эпоху. Соединенные Штаты, будучи низкопродуктивными в 2000 году, в большей степени вооружены, чтобы встретить дефицит спроса на мировом рынке. Статьи в американской экономической прессе, требую­щие модернизации японской и немецкой систем, отмече­ны невольной печатью юмора: действительно встает вопрос, а как функционировала бы мировая экономика, если бы в Германии и Японии тоже возник дефицит торгового баланса американского типа. Тем не менее аме­риканское идеологическое давление и господство либеральных концепций в организации мировой торговли становятся основной проблемой для двух наиболее важных союзников США, для двух крупнейших индустриальных стран - ведущих мировых экспортеров. Стабильность американской системы основывалась вначале на господ­стве Вашингтона над этими двумя основными столпами — Германией и Японией, побежденными во время Второй мировой войны, а затем прирученными. Америка, увязшая в своих дефицитах, в своих трудностях, в своих опасениях, связанных с новой атмосферой нетерпимости в мире, все больше отталкивает их от себя.

В Европе важным феноменом является новое поведе­ние Германии, господствующей в экономическом отно­шении державы. Американская либеральная революция гораздо больше угрожает сплоченности немецкого обще­ства, чем французской республиканской модели, более либеральной в своих привычных понятиях, сочетающей индивидуализм и обеспечение безопасности государ­ством. Если рассуждать в плане «общественных ценностей», то конфликт между Францией и США является конфликтом лишь наполовину. Напротив, американская и германская концепции являются абсолютно противо­положными. Поездка Джорджа У. Буша в Европу в мае 2002 года отразила это франко-германское расхождение. Демонстрации против его приезда были гораздо более значительными за Рейном, чем во Франции. Французы, связанные воспоминаниями о де Голле, вплоть до недавне­го времени верили, что только они способны отстаивать независимость. Им трудно вообразить Германию бунту­ющей во имя своих собственных ценностей. Но Европа, если произойдет ее эмансипация, будет обязана этим столько же Германии, сколько и Франции.

Европейцы хорошо осознают проблемы, которые ста­вит перед ними Америка, масштабы которой защищают и в то же время тяготят их в течение уже долгих лет. Они весьма слабо представляют себе проблемы, которые они сами ставят перед Соединенными Штатами. Над Европой часто насмехаются как над экономическим гигантом без политического самосознания и политической линии. Эта критика, чаще всего оправданная, упускает из виду, что экономическая мощь существует сама по себе, что присущие ей процессы интеграции и концентрации сти­хийно влекут за собой среднесрочные и долгосрочные стратегические последствия. Именно поэтому Америка ощутила еще до введения евро, какую угрозу несет с собой рост экономической мощи Европы.

Поиск по сайту: