Книга V

1. (1) О том, как Антонин правил и умер, рассказано в предыдущей книге, а также о заговоре, бывшем перед тем, и о смене власти; оказавшись в Антиохии, Макрин посылает письмо римскому народу и сенату, говоря в нем так (2): «Перед вами, знающими с самого начала образ жизни, избранный мною, и направленность моего нрава к порядочности, и кротость, проявленную мною прежде при исполнении должности, которая не намного уступала возможностям и могуществу государя, поскольку и сам государь доверяется префектам претория, я считаю излишним произносить пространные речи. Ибо вы знаете, что я не одобрял то, что он совершал, и что я часто подвергался опасности ради вас в тех случаях, когда он, доверяя любой клевете, беспощадно с вами обходился. (3) И меня он бранил, публично порицая мою умеренность и человечность по отношению к управляемым, издеваясь над беспечным и слабым характером: наслаждаясь лестью, он считал своими преданными и верными друзьями тех, кто подстрекал к жестокости, раздувал его ярость и возбуждал гнев своими наветами. Мне же с самого начала милы кротость и умеренность. (4) Войну против парфян, величайшую, из‑за которой сотрясалась вся Римская держава, мы завершили и тем, что мы, мужественно противостоя им, отнюдь не были побеждены, и тем, что, заключив с ними мир, великого царя, пришедшего с многочисленным войском, сделали другом вместо непобедимого врага. В мое правление все будут жить безопасно и без кровопролития, и оно будет скорее считаться аристократией, нежели единовластием. (5) Пусть никто не высказывает пренебрежения и не считает ошибкой судьбы то, что она меня, выходца из всаднического сословия, привела к этому. Ибо какая польза от благородного происхождения, если с ним не соединен порядочный и человеколюбивый нрав? Ведь дары судьбы перепадают и недостойным, доблесть же души каждому придает его собственную славу. Благородное происхождение, богатства и все подобное считается признаком счастья, но не заслуживает похвалы, так как оно передано от другого; (6) благожелательность же и порядочность вместе с восхищением побуждают хвалить того, кто сам достигает успеха. Какую пользу принесло вам благородное происхождение Коммода или наследование отцовской власти Антонином? Ведь получившие наследство как должное злоупотребляют им и по прихоти им распоряжаются как своим давнишним состоянием, а получившие от вас обязаны вечной благодарностью и пытаются воздать за благодеяния тем, кто их опередил в благодеяниях. (7) Благородство высокорожденных государей переходит в высокомерие вследствие презрения к подданным как к людям намного ниже их; а те, кто пришел к этому положению из среднего состояния, ценят его как приобретенное трудом; они воздают привычные уважение и почет тем, кто некогда был выше их. (8) У меня цель – ничего не предпринимать без вашего мнения, иметь вас сообщниками и советниками в делах правления. Вы будете жить безопасно и свободно, чего вы были лишены высокорожденными государями и что вам пытались возвратить – сначала Марк, потом Пертинакс, которые достигли высокого положения, а в младенчестве были обыкновенными людьми. Ведь лучше самому положить знаменитое начало рода и для последующих поколений, чем, унаследовав славу от предков, опозорить ее негодностью нрава».

2. (1) Когда это письмо было прочитано, сенат славословит Макрина и назначает ему все почести Августов. Не так радовало всех наследование власти Макрином, как все ликовали и всенародно справляли празднество по поводу избавления от Антонина. И каждый думал, особенно из тех, кто занимал какое‑нибудь видное положение или ведал каким‑нибудь делом, что они сбросили висевший над их шеей меч. (2) Доносчики и рабы, которые предали своих хозяев, были распяты на кресте; и город Рим, и почти вся подчиненная римлянам вселенная, очищенная от дурных людей, так как одни были наказаны, а другие изгнаны (а если какие‑нибудь и остались незамеченными, они из осторожности вели себя тихо), жили в большой безопасности и в подобии свободы тот единственный год, в который был государем Макрин. (3) Он совершил ту ошибку, что не сразу распустил лагеря и не отослал всех по их домам, а сам не поспешил в ожидавший его Рим, хотя все время народ и призывал его громкими криками; он проводил время в Антиохии, отращивая бороду, прогуливаясь больше чем следовало бы в одиночестве, очень медленно и с трудом отвечая тем, кто подходил к нему, так что часто его не слышали из‑за тихого голоса. (4) Он усердно следовал в этом обыкновению Марка, но не подражал в остальном образу его жизни; он все время предавался усладам, тратя время на зрелища плясунов и исполнителей всяких видов искусства и ритмических движений, и был нерадив к делам правления. Он выходил, украшенный пряжками и поясом, разукрашенный большим количеством золота и драгоценными камнями, хотя подобная роскошь у римских солдат не одобрялась, так как считалась скорее подходящей для варвара и женщин. (5) Видя это, воины не мирились с этим и не одобряли его образа жизни – распущенного и не подобающего военному человеку; сравнивая в воспоминаниях с образом жизни Антонина, который был строгим и солдатским, они осуждали роскошь Макрина. (6) И еще они негодовали из‑за того, что, проводя жизнь в палатках на чужой земле, иногда лишенные необходимых припасов, хотя, казалось, был мир, они не возвращались по своим домам; видя Макрина, проводящего жизнь в неге и роскоши, они, нарушая дисциплину, между собой бранили его и желали ухватиться за незначительный повод для устранения того, кто их огорчал.

3. (1) Было суждено, чтобы Макрин, прожив в роскоши как император один только год, утратил вместе с жизнью и власть, когда случай предоставил воинам очень маленький и ничтожный повод к исполнению того, что они хотели. (2) Была некая женщина по имени Меса, родом финикиянка, из города Финикии, носящего название Эмес, она приходилась сестрой Юлии, жене Севера, матери Антонина. В продолжение всей жизни сестры она прожила много лет, пока Север и Антонин царствовали, в императорском дворце. Этой Месе после смерти ее сестры и убийства Антонина Макрин приказал, возвратившись на родину, проживать у себя, владея всем своим имуществом. Она накопила огромное состояние, так как долгое время содержалась в условиях императорского дворца. (3) Возвратившись, старуха жила в своих владениях. Были у нее две дочери: старшая называлась Соэмия, вторая – Мамея. Были сыновья: у старшей по имени Бассиан, у младшей – Алексиан. Они воспитывались при матерях и при бабушке; Бассиан достиг приблизительно четырнадцати лет, а Алексиану пошел десятый год. (4) Они были посвящены богу Солнца; ведь местные жители поклоняются ему, на финикийском языке называя его Элеагабалом. Воздвигнут ему громадный храм, украшенный большим количеством золота, серебра и роскошными драгоценными камнями. Он почитается не только местными жителями, но и все соседние варварские сатрапы и цари каждый год щедро посылают богу роскошные посвящения. (5) Там нет, как у эллинов или римлян, никакой сделанной руками человека статуи, передающей образ бога; имеется там некий огромный камень, снизу закругленный, кончающийся острием, форма у него конусообразная, цвет же черный. Они торжественно заявляют, что он упал с неба, показывают какие‑то незначительные выступы и вмятины от удара; они хотят, чтобы это было нерукотворное изображение солнца – так им хочется видеть. (6) Бассиан, являвшийся жрецом этого бога (ему, как старшему, был вверен культ), выступал, одетый по‑варварски, препоясав златотканые хитоны, пурпурные, с рукавами и спускавшиеся до пят, покрыв обе ноги от ногтей до бедер одеждами, также разукрашенными золотом и пурпуром; голову украшал венок, расцвеченный блеском роскошных драгоценных камней. (7) Был он в цветущем возрасте и красивейшим из всех юношей своего времени. Вследствие того, что в нем соединялись телесная красота, цветущий возраст, пышные одежды, можно было сравнить юношу с прекрасными изображениями Диониса.

(8) Когда он священнодействовал и плясал у алтарей по обычаю варваров под звуки флейт и свирелей и аккомпанемент разнообразных инструментов, на него более чем с обычным любопытством взирали прочие люди, а более всего воины, знавшие, что он царского рода, да и к тому же привлекательность его притягивала к себе взоры всех. (9) Тогда по соседству с этим городом находился громаднейший лагерь, который ограждал Финикию; впоследствии он был перемещен, как мы скажем дальше. И вот воины, часто бывая в городе, заходили в храм для поклонения и с удовольствием взирали на юношу. Некоторые из них были клиентами Месы и находились под ее покровительством; (10) она им, когда они восхищались мальчиком, сказала, то ли выдумывая, то ли говоря правду, что он в действительности по рождению сын Антонина, хотя, по неосновательному мнению, слывет сыном другого, ибо Антонин часто посещал ее дочерей, которые были юными и прекрасными, в то время, когда она жила с сестрой во дворце. Те, слыша это и постепенно сообщая сотоварищам, распространили этот слух, так что он разошелся по всему войску. (11) Поговаривали, что у Месы груды денег, что она все охотно отдала бы воинам, если бы они помогли вернуть ее семейству императорскую власть. После того, как они согласились ночью, если те тайно придут, открыть ворота и принять в лагерь все семейство и провозгласить Бассиана государем и сыном Антонина, старуха уступила, предпочитая подвергнуть себя всяческой опасности, нежели жить частным человеком и слыть впавшей в ничтожество; ночью она тайком вместе с дочерьми и внуками выбралась из города. (12) Когда воины из клиентов привели их, приведя к стене лагеря, и они без труда были приняты внутрь, тотчас же весь лагерь назвал юношу Антонином; облекши его в пурпурный плащ, они держали его внутри лагеря. Доставив внутрь все необходимое, также детей и женщин и все то, что они имели в соседних деревнях и на полях, и заперев ворота, они приготовились в случае необходимости выдержать осаду.

4. (1) Когда об этом было сообщено Макрину, проводившему время в Антиохии, молва, что сын Антонина нашелся и что сестра Юлии раздает деньги, обошла уже прочие лагеря; веря, что все, о чем говорят, является возможным и истинным, воины были в сильном возбуждении. (2) Их склоняли и подстрекали к государственному перевороту и ненависть к Макрину, и горесть при воспоминании об Антонине, и прежде всего ожидание денег, вследствие чего многие, перебегая, приходили к юному Антонину. Макрин, относясь к этому с пренебрежением, как к чему‑то ребяческому, находясь в состоянии привычного легкомыслия, сам остается дома и посылает одного из начальников лагеря, дав ему силу достаточную, по его мнению, для того, чтобы очень легко уничтожить восставших. (3) Когда Юлиан (такого было имя начальника) прибыл и атаковал стены, воины изнутри, взойдя на башни и к крепостным зубцам, показали войску, осаждавшему снаружи, мальчика и, славословя сына Антонина, показали им кошельки, полные денег, – приманку для предательства. (4) Поверив, что он дитя Антонина и весьма на него похож (так им хотелось видеть), они отсекают голову Юлиану и посылают ее Макрину; сами же все, когда им открыли ворота, были приняты в лагерь. Возросшая таким образом сила оказалась не только вполне способной обороняться против осады, но и сражаться грудь с грудью в открытом бою; к тому же множество перебежчиков, хотя и приходивших небольшими количествами, непрестанно умножали силу.

(5) Узнав об этом, Макрин, собрав все имевшееся у него войско, пошел, чтобы осадить тех, кто присоединился к Антонину. Последний вследствие того, что его воины не хотели подвергнуться осаде, но решились со всей готовностью выступить и, встретившись с Макрином, сразиться в открытом бою, выводит свою силу. (6) Войска встретились друг с другом на границе Финикии и Сирии, причем сторонники Антонина сражались с готовностью, боясь в случае поражения подвергнуться мщению за то, что они содеяли; сторонники же Макрина нерадиво принимались за дело, убегая и переходя к Антонину. (7) Видя это и устрашившись, что, совершенно лишенный силы и взятый в плен, он мог бы потерпеть позорнейшее поругание, Макрин во время сражения уже с наступлением вечера, сбросив короткий плащ и всю бывшую на нем императорскую одежду, тайно убегает с немногими центурионами, которых он считал самыми верными; бороду он срезал, чтобы не быть узнанным, одежду взял дорожную и голову все время покрывал. (8) Двигался он и ночью и днем, опережая молву о его несчастье, а центурионы с большой поспешностью гнали повозки, как если бы они были посланы еще царствующим Макрином ради каких‑то важных дел.

Итак, он, как было сказано, бежал; войска с обеих сторон сражались, за Макрина – телохранители и копьеносцы, которых называют преторианцами, – они достойно сопротивлялись всему другому войску, так как отличались очень высоким ростом и были отборными воинами; вся остальная масса сражалась за Антонина. (9) Так как сражающиеся за Макрина долго не видели ни его, ни императорских знаков отличия, они начали недоумевать, где бы он мог находиться: среди ли массы лежащих или, убежав, скрылся, и не знали, как им поступить в сложившихся обстоятельствах, ибо не желали сражаться за отсутствующего, а сдаться в качестве военнопленных стыдились. (10) Когда же Антонин узнал от перебежчиков о бегстве Макрина, он, послав глашатаев, объявляет им, что они тщетно сражаются за труса и беглеца, и клятвенно обещает безопасность и прощение и приглашает их быть его телохранителями. Они, послушавшись, присоединились к нему; Антонин же посылает погоню за Макрином, который далеко ушел вперед. (11) Схвачен он был в Халкедоне, в Вифинии, тяжело больной и изнуренный непрерывной ездой. Там, найдя его, скрывавшегося в каком‑то предместье, преследующие отрубили ему голову. Говорили, что он спешил в Рим, полагаясь на усердие народа по отношению к нему; переправляясь в Европу через узкий пролив Пропонтиды, уже приближаясь к Византию, он, говорят, был застигнут встречным ветром, и ветер вернул его назад – к наказанию. (12) Макрин чуть было не ускользнул от преследовавших и имел позорный конец, слишком поздно пожелав отправиться в Рим, тогда как это следовало сделать с самого начала. Ему одновременно изменили и рассудок и счастье.

Таков был конец Макрина; вместе с ним был убит и сын, которого он сделал Цезарем, назвав его Диадуменианом.

5. (1) Когда все войско, перейдя к Антонину, объявило его государем, он принял на себя власть, причем настоятельные дела на Востоке были приведены в порядок для него бабкой и бывшими с ним друзьями (ибо сам он был юн возрастом, в делах несведущ и необразован); недолго помедлив, он начал подготовлять отъезд, так как Меса очень торопилась в привычный для нее дворец в Риме. (2) Когда сенату и римскому народу было сообщено о случившемся, все с огорчением выслушали это, но подчинились необходимости, так как войско предпочло этот исход. Макрина обвиняли в беспечности и в изнеженности нравов и говорили, что виновен не кто‑нибудь другой, но сам он по отношению к себе.

(3) Антонин, отправившись из Сирии и прибыв в Никомедию, там зимовал – так требовало время года. Сразу же он предался неистовству и, справляя культ местного бога, в котором он был воспитан, с упоением плясал, одеваясь в самые пышные наряды, украшая себя золочеными пурпурными тканями, ожерельями и браслетами, надев венец в виде тиары, покрытой золотом и драгоценными камнями. (4) Одежда у него была чем‑то средним между финикийским священным одеянием и мидийским пышным нарядом. Ко всякой римской и эллинской одежде он испытывал отвращение, говоря, что она сделана из шерсти, вещи дешевой; его удовлетворяли только ткани серов. Он выступал под звуки флейты и тимпанов, якобы священнодействуя в честь бога.

(5) Меса, видя это, сильно огорчалась; настаивая, она пыталась уговорить его, чтобы он переоделся в римское платье, раз он готовится вступить в Рим и войти в сенат, чтобы и иноземная и совершенно варварская одежда, когда ее увидят, сразу же не оскорбила увидевших ее, так как они непривычны к ней и думают, что такого рода утонченность к лицу не мужчинам, а женщинам. (6) Он же, презрев речи старухи, не слушаясь никого другого (он ведь ни с кем не соглашался, если только это не были люди одинаковых с ним нравов и льстиво восхвалявшие его проступки), желая и сенат и римский народ приучить к виду такой одежды и в свое отсутствие испытать, как они переносят вид этой одежды, сделал свой огромный портрет во весь рост, каким он являлся, выступая и совершая священнодействия, поставив на картине изображение местного бога, которому он совершал жертвоприношение; (7) послав изображение в Рим, он приказал выставить его в самой середине помещения сената, на самом высоком месте, над головой статуи Победы, которой, сходясь в сенат, каждый сенатор воскуряет ладан и совершает возлияние вином. Он приказал, чтобы все римские должностные лица при совершении каких‑либо общественных жертвоприношений прежде других богов, которых они призывают, священнодействуя, называли нового бога Элеагабала. Когда же Антонин прибыл в Рим в описанной выше одежде, приученные картиной, римляне не увидели ничего неожиданного. (8) Произведя обычную раздачу народу по случаю наследования императорской власти, щедро и пышно устроив разнообразные зрелища, построив очень большой и прекраснейший храм богу, соорудив вокруг храма большое количество алтарей, он, выходя каждое утро, закалывал и возлагал на алтари гекатомбы быков и огромное число мелкого скота, нагромождая различные благовония и изливая перед алтарями много амфор очень старого превосходного вина, так что неслись потоки вина, смешавшиеся с кровью. (9) Вокруг алтарей он плясал под звуки различных музыкальных инструментов; вместе с ним плясали женщины, его соплеменницы, пробегая вокруг алтарей, неся в руках кимвалы и тимпаны; весь сенат и сословие всадников стояли кругом наподобие театра. Внутренности принесенных в жертву животных и благовония в золотых сосудах несли над головой не слуги или какие‑нибудь простые люди, (10) а начальники лагерей и ведавшие важнейшими государственными делами; они были одеты в хитоны с пурпурной полосой посередине, спускавшиеся до пят и имевшие рукава по финикийскому обычаю; на них были сандалии, сделанные из льна, как у пророков в тех местах. Он считал, что оказывает величайшую почесть тем, кому он позволяет принимать участие в священнодействии.

7. (1) Хотя и казалось, что он посвящает все свое время пляскам и священнодействиям, он все же казнил большое число знатных и богатых людей, на которых ему донесли как на неодобряющих и высмеивающих его образ жизни. Он взял себе в жены самую благородную из римлянок, которую провозгласил Августой, а спустя короткое время отослал, приказав жить частным человеком и лишив почестей. (2) После нее, притворившись влюбленным, чтобы показать себя мужчиной, он похитил у Гестии из священного обиталища весталок и сделал своей женой девушку, несмотря на то, что она была жрицей римской Гестии и что ей было велено согласно священным законам пребывать непорочной и до конца жизни оставаться девственницей; сенату он написал послание и оправдывал нечестивый поступок и столь великое прегрешение, сказав, что испытал человеческую страсть; он будто бы был охвачен любовью к деве, а брак жреца и жрицы является пристойным и благочестивым. Однако и эту он спустя непродолжительное время отослал и взял в жены третью, возводившую свой род к Коммоду.

(3) Он забавлялся браками не только человеческими, но и богу, жрецом которого он был, искал жену; почитаемую римлянами скрытую и невидимую статую Паллады он перенес в свою опочивальню; ее, которую не сдвигали с тех пор, как она прибыли из Илиона, исключая тот случай, когда храм был истреблен огнем, он сдвинул и принес во дворец для брака с богом. (4) Сказав, что его бог недоволен ею как богиней войны, носящей полное вооружение, он послал за статуей Урании, которую чрезвычайно почитают карфагеняне и обитатели Ливии. Говорят, что ее поставила финикиянка Дидона, когда она, разрезав воловью шкуру, основала древний город Карфаген. Ливийцы называют ее Уранией, финикийцы же именуют Астроархой, желая отождествить ее с луной. (5) И вот, утверждая, что брак солнца и луны является вполне подходящим, Антонин послал за статуей и за всем золотом оттуда и приказал, чтобы собрали вдобавок огромную сумму денег на приданное богине. Привезенную статую он выдал замуж за бога, приказав всем людям в Риме и Италии предаться всенародно и частным образом всевозможному веселью и пиршества, так как боги вступали в брак.

(6) В предместье он соорудил очень большой и роскошнейший храм, в который ежегодно в разгар лета привозил бога. Он затевал разнообразные пиршества; построив ипподромы и театры, он полагал, что увеселяет угощаемый и предающийся празднествам народ конными состязаниями и всякими усладами зрения и слуха в огромном количестве. Поставив самого бога на колесницу, разукрашенную золотом и драгоценными камнями, он вывозил его из города в предместье. (7) Колесницу везла шестерка белых коней, огромных и без единого пятна, украшенных в изобилии золотом и разноцветными бляхами; вожжи никто не держал, и на колесницу не всходил человек, вожжи были наброшены на бога, как будто возничим был он сам. Антонин бежал перед колесницей, отступая перед ней, глядя на бога и держа узду коней; он совершал весь путь, пятясь назад и глядя вперед на бога. (8) Чтобы он не споткнулся и не поскользнулся, не видя, где он ступает, было насыпано много золотого песка, а телохранители с обеих сторон удерживали коней, заботясь о его безопасности во время такого бега. Народ же бежал с обеих сторон, неся разнообразные факелы, бросая венки и цветы; статуи всех богов и все, какие только были пышные или ценные приношения, все императорские знаки и ценные сокровища, а также всадники и все войско предшествовали богу. (9) Привезя и поставив в храме, Антонин совершал описанные выше жертвоприношения и священнодействия; воздвигнув очень большие и высокие башни и взойдя на них, он бросал толпам, позволяя всем расхватывать, золотые и серебряные кубки, разнообразные одежды, ткани и всяких домашних животных, кроме свиней, – от этих последних он, по обычаю финикийцев, воздерживался. (10) Во время расхватывания многие погибали, растаптываемые другими и натыкаясь на копья воинов, так что его праздник многим принес горе. А его часто видели правящим колесницей или пляшущим – совершая неподобающее, он не желал скрываться. Он выходил, подведя глаза и нарумянив щеки, портя красивое от природы лицо безобразными красками.

7. (1) Видя это и подозревая, что воинам не нравится подобная жизнь государя, и опасаясь, что ей снова придется вернуться к частной жизни, если с ним что‑нибудь случится, Меса убеждает его, юношу вообще легкомысленного и неразумного, усыновить и объявить Цезарем своего двоюродного брата, ее внука от второй дочери Мамеи, (2) сказав ему приятное, что ему следует заниматься жречеством и культом, предаваясь религиозным исступлениям, оргиям и божественным делам, но должен быть другой, кто бы ведал человеческими делами и предоставил ему те дела государя, которые не требуют забот и хлопот; не надо искать чужого и постороннего, а лучше вручить это двоюродному брату. (3) Алексиан переименовывается и называется Александром, причем дедовское имя было изменено на имя македонянина, очень знаменитое и весьма почитаемое их мнимым отцом; ведь обе дочери Месы и сама старуха отныне гордились прелюбодеянием Антонина, сына Севера, для того, чтобы воины любили детей, считавшихся его сыновьями.

(4) Александр объявляется Цезарем и консулом вместе с самим Антонином. Придя в сенат, Антонин утвердил это, и сенаторы смехотворно постановили то, что было им приказано, считать того, достигшего приблизительно шестнадцати лет, отцом, а Александра, вступившего в двенадцатый год, сыном. Когда Александр был объявлен Цезарем, Антонин пожелал обучать его своим занятиям – плясать, водить хороводы и принимать участие в исполнении жреческих обязанностей в таких же одеяниях и таких же действиях. (5) Но мать Мамея отвращала его от занятий, постыдных и неприличных государям, она тайно приглашала учителей всяких наук, занимала его изучением разумных предметов, приучала к палестрам и мужским телесным упражнениям и давала ему эллинское и римское воспитание. Антонин очень сердился на это и раскаивался в том, что сделал его сыном и участником правления. (6) Всех его учителей он прогнал из императорского дворца, а некоторых из них, самых знаменитых, казнил или осудил на изгнание, предъявляя самые смехотворные обвинения, будто они развращают ему его названного сына тем, что не позволяют водить хороводы и принимать участие в религиозных исступлениях, и тем, что вразумляют его и учат тому, что достойно мужчин. Он впал в такое сумасшествие, что всех актеров со сцены и из общественных театров перевел на высшие государственные дела; префектом претория он назначил какого‑то человека, бывшего в молодости плясуном и публично плясавшего в римском театре; (7) возвысив таким же образом и другого со сцены, он назначил его руководить воспитанием юношества, следить за благонравием и проверять всех вступающих в сенат или в сословие всадников. Возницам, комическим и мимическим актерам он доверил важнейшие из императорских поручений. Рабам же своим или вольноотпущенникам в меру их известности в постыдных делах он доверил проконсульскую власть над провинциями.

8. (1) Вследствие того, что таким образом все, прежде считавшееся почтенным, было нагло и безумно попрано в вакхическом исступлении, все люди и особенно воины испытывали досаду и огорчение; они чувствовали отвращение к нему, видя его с лицом, нарумяненным более тщательно, чем это подобает даже скромной женщине, не по‑мужски украшенного золотыми ожерельями и изысканными одеждами; плясавшего так, чтобы все его видели. (2) Поэтому они более благосклонно обращали свои мысли к Александру и возлагали лучшие надежды на мальчика, прекрасно и разумно воспитывавшегося. Они всячески оберегали его, видя, что Антонин злоумышляет против него. Мать Мамея не позволяла мальчику принимать какое‑нибудь питье или пищу из того, что посылал Антонин; мальчик пользовался услугами поваров и виночерпиев не императорских и находившихся на общей службе, а выбранных его матерью и считавшихся наиболее надежными. (3) Она незаметно давала деньги для тайной раздачи воинам, чтобы привлечь к Александру расположение и при помощи денег, к которым они более всего привязаны.

Узнав об этом, Антонин всяческими способами начал злоумышлять против Александра и его матери; но все козни отвращала и предупреждала их общая бабка Меса, женщина во всех отношениях опытная, многие годы прожившая в императорском дворце как сестра Юлии, жены Севера, и вместе с ней проводившая все время во дворце. (4) Ничто из замыслов Антонина не укрывалось от ее внимания, так как он с рождения был вздорным и без утайки открыто говорил и делал все, что замышлял. Так как злой умысел ему не удался, он пожелал лишить мальчика почестей Цезаря, и Александра уже не видели ни при утренних приветствиях, ни во время выходов. (5) Воины, однако, требовали его и возмущались тем, что он был удален от власти. Антонин распустил слух, будто Александр находится при смерти – он производил опыт, как воины воспримут эту новость. Они же, не видя мальчика и потрясенные слухом, вознегодовав, не послали Антонину обычную стражу и, запершись в лагере, пожелали увидеть Александра в храме. (6) Антонин, охваченный большим страхом, взяв Александра и усевшись вместе с ним в императорские носилки, которые были разукрашены обильным золотом и драгоценными камнями, прибыл вместе с Александром в лагерь. Когда воины, отперев ворота, приняли их и привели в храм лагеря, они с воодушевлением приветствовали и славословили Александра, к Антонину же относились невнимательно. (7) Сердясь на это и переночевав в храме лагеря, он очень негодовал и гневался на воинов; тех, кто очень заметно и с воодушевлением славословил Александра, как виновников мятежа и беспорядка он велел арестовать для наказания. (8) Воины, возмущенные этим и вообще ненавидя Антонина и желая устранить непристойно ведшего себя государя, а теперь еще полагая нужным помочь арестованным, находя случай удобным и предлог справедливым, самого Антонина и его мать Соэмию (она присутствовала как Августа и мать) убивают, а также всех из его окружения, которые были схвачены внутри лагеря и слыли прислужниками и сообщниками его проступков. (9) Тела Антонина и Соэмии они позволили тащить и бесчестить всякому желающему; после того как их долго тащили по всему городу, изуродованные, они были брошены в сточные воды, которые текут в реку Тибр.

(10) Антонин на шестом году царствования, отличавшийся указанным выше образом жизни, так погиб вместе со своей матерью; воины же, провозгласив Александра императором, привели его во дворец, совершенно юного и всецело еще руководимого матерью и бабкой.

Перевод А.И. Доватура

Вопросы по тексту источника:

1. Почему правление Макрина оказалось непродолжительным? Что способствовало возвышению Гелиогабала?

2. Как строились отношения Гелиогабала с Александром Севером?

3. Назовите причины падения Гелиогабала.

Поиск по сайту: