Первое письмо

Вот с чего начинается письмо: «Сударыня, именно ваше чистосердечие и ваша искренность нравятся мне всего более, именно их я всего более ценю в Вас». Но это не любовная история. Это написанный в эпистолярном жанре философический трактат. Здесь Чаадаев излагает свои мысли о роли гражданина в жизни государства, об особенностях и судьбе России, о русском народе, о религии вообще и православной в частности, о просвещении и невежестве, о науке, о путях развития человеческого общества. В России, по мнению Чаадаева, не было периода великих свершений. Вся история России - беспрерывный застой. «Говоря о России, постоянно воображают, будто говорят о таком государстве, как и другие; на самом деле это совсем не так. Россия — целый особый мир, покорный воле, произволению, фантазии одного человека. Именуется ли он Петром или Иваном, не в том дело: во всех случаях одинаково это — олицетворение произвола». У нас нет ничего постоянного, все ценности любых сфер жизни заменяются другими и забываются (общественные или личные). Крайне критично отзывается Чаадаев о значении страны в мировой истории: «Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили». Он отмечает, что Россия не принадлежит ни Западу, ни Востоку, а идет своим путем. Но при этом страна отстает от других цивилизаций в поиске истины – то, что у других уже избито, для нас в новинку. Юность народов – пора волнений, страстных порывов, беспокойств, деятельности, побуждающей великие свершения – все это было у других цивилизаций, но не у нас. « Все общества через это прошли – в этом и состоят общественные устои… наша юность: дикое варварство, затем грубое суеверие». Наша страна тоже хочет иметь свое лицо как цивилизация, и Чаадаев утверждает, что, чтобы добиться этого, необходимо заниматься воспитанием.

Вторая важная идея Чаадаева здесь заключается в том, каждый народ имеет собственную миссию, и призван воплощать в жизнь божественный замысел. Наша цель в истории - «преподать великий урок миру». Вот только выполнение ее он видит в далеком необозримом будущем, да и не знает, сколько мук придется перенести, чтобы ее исполнить. И здесь же он опять отмечает отсталость от Европы, с ее высокими представлениями о чести, долге, нравственности. Чаадаев сравнивает наш народ почти с дикарями: «Я нахожу даже, что в нашем взгляде есть что-то до странности неопределенное, холодное, неуверенное, напоминающее отличие народов, стоящих на самых низших ступенях социальной лестницы». Иностранцы ценят в нас отвагу, но и это отвергается автором – за этой отвагой кроется неприятие истины, добра, зла – одним словом, равнодушие – это не дает нам совершенствоваться. «…Если мы обладаем некоторыми достоинствами народов молодых и отставших от цивилизации, то мы не имеем ни одного, отличающего народы зрелые и высококультурные»

Особенно порицает Чаадаев восхваление России и противопоставление Востока Западу. К тому же Россия не принадлежит ни к Востоку, ни к Западу. Но именно в силу своего географического положения, она должна была соединить в собственной цивилизации историю всего земного шара. Россия оказалась в состоянии лишь имитировать интеллектуальную жизнь Запада, перенимая у него готовые идеи. «Мы растем, но не вызреваем» - пишет Чаадаев. За эту духовную изоляцию приходится расплачиваться каждому отдельному русскому, у русских нет общей традиции, и каждый в меру своих возможностей старается попасть в русло исторической эволюции. Положение русской нации подобно, по Чаадаеву, положению незаконнорожденного: не обладая связью с людьми, жившими до них, русские внутренне не участвуют в решении задач, поставленных перед всем человечеством еще до их появления. Чаадаев заявляет, что для того, чтобы русские по-настоящему встали на путь совершенствования, они должны все будущие понятия заимствовать с максимальной строгостью, изменив при этом сам метод учения.

В своем европоцентризме Чаадаев не был оригинален. Европоцентризм в той или иной степени был характерен для европейской и исторической мысли его времени. Нет ничего специфического и в признании им огромного духовного значения европейской традиции. У Чаадаева не было стремления к идеализации всей западноевропейской истории и тем более европейской современности. Но его, безусловно, вдохновляла величественная историческая картина многовекового культурного творчества народов Запада. «Разумеется, в странах Европы не все исполнено ума, добродетели, религии, совсем нет. Но все там таинственно подчинено силе, безраздельно царившей в ряде веков».

Философ ставит в упрек также то, что массы не могут мыслить и лишь слепо подчиняются власти. Автор полагает, что среди этих масс есть мыслители, способные своими идеями привести нацию в движение. И мыслитель надеется на изменение в духовных устоях страны, которое приведет к изменению общественного миропорядка в целом. Изменение это должно быть радикальнейшим. Критикуя Россию за ее связь в прошлом с Византией, то есть за принятие православия, и позитивно отзываясь о том, что Европа в это время правильно духовно развивалась, мыслитель намекает на то, что необходимо исповедовать католицизм, а не православие. («Хотя мы и христиане, не для нас созревали плоды христианства… Нужно это исправлять: стремиться всеми способами оживить наши верования и наше воистину христианское побуждение».) Можно даже думать, что Чаадаев не считает православие христианской религией как таковой, говоря о ее ложных ценностях, тормозящих развитие. Основной целью этой религии он считал создание идеального общества, которое вовсю идет на Западе: «Несмотря на всю неполноту, несовершенство и порочность, присущие европейскому миру..., нельзя отрицать, что Царство Божие до известной степени осуществлено в нем». Именно католичество, по его мнению, стремится привести общество к совершенному строю на земле, и он уверен, что этот строй когда-то настанет.

Вот как он описывает свое видение религиозности: «Я, кажется, говорил вам однажды, что лучший способ сохранить религиозное чувство - это соблюдать все обряды, предписываемые церковью. Это упражнение в покорности, которое заключает в себе больше, чем обыкновенно думают, и которое величайшие умы возлагали на себя сознательно и обдуманно, есть настоящее служение Богу».

Об условиях ежедневной жизни русской нации он говорит так: «В своих домах мы как будто на постое, в семье имеем вид чужестранцев, в городах кажемся кочевниками, и даже больше, нежели те кочевники, которые пасут свои стада в наших степях, ибо они сильнее привязаны к своим пустыням, чем мы к нашим городам. И не думайте, пожалуйста, что предмет, о котором идет речь, не важен. Мы и без того обижены судьбою, - не станем же прибавлять к прочим нашим бедам ложного представления о самих себе, не будем притязать на чисто духовную жизнь; научимся жить разумно в эмпирической действительности».

Каковы же причины такой ситуации, по мнения Чаадаева? Он считает, что русский народ выпал из потока исторического развития, не прошел долгий путь становления самосознания, и поэтому является отсталым по сравнению с европейскими народами: «мы никогда не шли об руку с прочими народами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человеческого рода»

Чаадаев высказывает мысль о поступательном развитии человеческой цивилизации: «Народы - существа нравственные, точно так, как и отдельные личности. Их воспитывают века, как людей воспитывают годы. Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру».

Он резко описывает русскую историю: «Сначала - дикое варварство, потом грубое невежество, затем свирепое и унизительное чужеземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша национальная власть..»

Тем не менее, Чаадаев считает, что развитое религиозное чувство может дать опору не только отдельной личности, но и всему русскому народу: «учение, основанное на верховном принципе единства и прямой передачи истины в непрерывном ряду его служителей, конечно, всего более отвечает истинному духу религии; ибо он всецело сводится к идее слияния всех существующих на свете нравственных сил в одну мысль, в одно чувство, и к постепенному установлению такой социальной системы или церкви, которая должна водворить царство истины среди людей».

Заключение

Двойственность, а порой и множественность суждений Чаадаева, постоянное отрицание даже самого себя – отражает неоднозначный и противоречивый характер его философии. Чаадаев явление крупное, самобытное, во многом определившее дальнейший ход развития русского самосознания. Общепризнанно, что Чаадаев повлиял на духовное становление великих русских поэтов – Пушкина и Лермонтова. Именно к Чаадаеву восходит разделение русской общественной мысли на западничество и славянофильство. Широкое распространение получили в русской общественной мысли после Чаадаева, идеи, высказанные им еще в 30-х г.г., относительно грядущего лидерства России во Всемирной истории, принципиальный интернационализм его концепции построения будущего, протест национальной ограниченности и агрессивности, против попыток навязать другим нациям и странам свои порядки и принципы жизни.

Список литературы:

1. Чаадаев П.Я. «Философические письма»

2. Зеньковский В.В. «История русской философии»

3. Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия IX – XIX вв.

Поиск по сайту: