Нет земли красивей

Искренне жаль было Сидорину погибшего Исаева, не радовался он гибели Львовского, хотя прекрасно понимал, что тогда, на занесенной лесной тропе место оставалось только для одного из них. И все-таки домой Асинкрит летел, словно на крыльях. В его голове родился план: первым делом он идет в детский дом за Лизонькой, затем они оба закупают продукты и готовят шикарный ужин. Лиза придет – и ахнет. Сидорин так отчетливо представил картину грядущего ужина, что у него даже потекли слюнки.

Асинкрит почти бегом побежал в детский дом. Решил зайти к Рыбкину – дверь кабинета директора была закрыта. Поднялся в группу Лизоньки – знакомых воспитательниц не увидел. Вышла совсем молоденькая девушка, судя по всему практикантка.

- Вам кого?

- Лизу Иванову.

- А ее уже забрали.

- Вот как? Отлично!

Нисколько не сомневаясь, что за девочкой пришла Лиза, Сидорин повернулся – и услышал в спину:

- Ее навсегда забрали. Больше Лизоньки у нас не будет.

Сердце Асинкрита забилось сильно-сильно. Переспросил, уточняя:

- Молодая женщина забрала? - он даже нашел силы улыбнуться, - глаза в пол-лица...

- Что вы, совсем наоборот, - взмахнув руками, засмеялась девушка, - это старая женщина была – лет сорок, сорок пять. А с ней дядечка, лысоватый такой.

- Маленький?

- Я бы не сказала...

- А женщина в очках?

- Точно.

Что-то внутри Сидорина оборвалось. Судя по описанию, Лизу забрали супруги Брэдфорд из штата Висконсин, которым девочка приглянулась во время их первого визита в Россию. Тогда не обошлось без Рыбкина и Львовского, но что сейчас об этом говорить. Выходит, американские аргументы оказались сильнее доводов коренных русаков Асинкрита и Лизы...

Когда к нам приходит беда, первая наша реакция – неверие: это просто недоразумение. С нами такого случиться не может. Сидорин не являлся исключением. Он брел, опустошенный, по городу, и не верил, что больше не увидит своей маленькой Лизоньки. Разве это справедливо, честно, правильно? А как все это переживет Алиса?

...Весь день Сидорин ходил по грязно-белом улицам. Под ногами хлюпала сероватая жижа, хлопья снега падали сверху. Белое моментально становилось сначала серым, затем грязным. В голове дятлом стучало: «Несправедливо. Несправедливо. Несправедливо». Он зашел в магазин, взял шоколадку и небольшую бутылку коньяка. Вышел на набережную, долго, до слез в глазах смотрел на церквушку на противоположном берегу реки, затем открыл бутылку и выпил залпом ее содержимое. Горячая волна пролилась по желудку. А еще через пять минут Асинкрит согласился с Блоком, который когда-то написал:

Ты право, пьяное чудовище,

Я знаю – истина в вине...

- В коньяке, - поправил поэта разом захмелевший Сидорин. Он вернулся в магазин – и все повторил сначала: купил шоколадку, коньяк, вышел на набережную, долго смотрел на церквушку, выпил все залпом, медленно закусив выпитое шоколадкой.

Ему стало еще лучше. Боль не прошла, но зато пришла спасительная мысль: если Господь попустил Лизе уехать в далекую Америку, может, это потому, что девочке там будет лучше? Ей сделают операцию. Она еще слишком мала, а потому легко впишется в американскую жизнь. А здесь, в России, что ее ждет?

Но после третьей бутылки Асинкрит решил выкрасть Лизоньку у проклятых янки... После четвертой понял, что если сейчас не увидит ту Лизу, которая Алиса, то умрет от тоски. Сидорин потерял счет времени – часов у него не было, а декабрьский день, как говорят в народе, короче воробьиного клюва.

А вот и знакомая лестница. Третий этаж. Сначала хотел позвонить, но передумав, открыл дверь своим ключом. Тихо вошел, думая о том, что скажет сейчас Алисе. И вздрогнул, услышав... Голосок, который он узнал бы из тысячи, старательно выводил:

У моей России длинные косички,

У моей России светлые реснички,

У моей России голубые очи,

На меня, Россия, ты похожа очень.

Солнце светит, ветры дуют,

Ливни льются над Россией.

В небе радуга цветная,

Нет земли красивей.

Для меня Россия – белые березы,

Для меня Россия – утренние росы,

Для меня Россия – ты всего дороже,

До чего на маму, ты мою похожа.

Солнце светит, ветры дуют,

Ливни льются над Россией.

В небе радуга цветная,

Нет земли красивей.

Ты, моя Россия, всех теплом согреешь,

Ты, моя Россия, песни петь умеешь,

Ты, моя Россия, неразлучна с нами,

Ведь Россия наша – это мы с друзьями.

Солнце светит, ветры дуют,

Ливни льются над Россией.

В небе радуга цветная,

Нет земли красивей.

В большой комнате за накрытым столом сидели две Лизы. Пока Сидорин бродил по городу, они ждали его, не притронувшись к еде. Увидев Асинкрита, маленькая Лиза бросилась к нему на шею, а большая только и сказала:

- Иди, мой руки, а то ребенок кушать хочет - и столько в этих словах было любви и заботы, радости и тревоги, что Сидорин только и смог, что опуститься на стул и произнести всего два слова:

- Я вернулся.

...За веселым ужином он узнал, что вчера, когда на комиссии ГОРОНО решалась судьба Лизоньки, девочка, на вопрос, почему она не хочет ехать в Америку, где у нее будет все, что ее душенька захочет, спела эту песню Георгия Струве. А забрать малышку из детского дома Толстикова попросила свою новую подругу – Римму Львовну Лебедеву, с которой увязался и Слонимский...

***

В кладбищенской церквушке старенький священник совершает обряд венчания. Голос его тих и слаб. Лиза, несмотря на всю торжественность момента с тревожной заботой смотрит на отца Николая. Но он держится молодцом. А когда полумрак церкви вдруг прорезал луч солнца, священник улыбнулся, голос его стал крепче:

-....Блажени вси боящиися Господа. Ходящи в путех Его. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе... Блажен еси, и добро тебе будет. Жена твоя яко лоза плодовита, во странах дому твоего. Сынове твои яко насаждения масличная окрест трапезы твоея. Слава Тебе Боже наш, слава Тебе...

Перед отцом Николаем, держа в руках свечи стояли Асинкрит Сидорин, наверное, впервые надевший галстук, и Лиза, пока еще Толстикова, удивительно красивая в нежно-голубом платье. Короны над ними держали Вадим Глазунов и Римма Лебедева, специально крестившаяся по этому поводу. Позади брачующихся стояло около двадцати человек родственников, друзей и просто случайных зевак. Асинкрит пытался вслушиваться в каждое слово, не отводя взгляда от пламени свечи, которую держал.

- Отец, Сын, и Святый Дух, Всесвятая, и Единосущная, и Живоначальная Троица, едино Божество и царство, да благословит вас, и да подаст вам долгожитие, благочадие, преспеяние живота и веры, и да исполнит вас весех сущих на земли благих: да сподобит вас и обещанных благ восприятие, молитвами Святыя Богородицы, и всех святых, аминь.

А после того, как их повенчали и молодые причастились из одной чаши, отец Николай поцеловал Лизу и Асинкрита, откашлялся и обратился к ним, как обращается к детям заботливый любящий отец. Обращается, прощаясь навеки.

- Поздравляю вас - начал старец, - теперь вы муж и жена перед Богом и людьми. Только что, любезный мой Асинкрит, я обращался к тебе: «жених». «Возвеличися женише якоже Авраам, и благословися якоже Исаак, и умножися, якоже Иаков, ходят в мире, и делай в правде заповеди Божия». А сейчас и до скончания своего века ты – муж. «И ты, невеста» - только что говорил тебе, Елизавета. «Возвеличися якоже Сарра, и умножися якоже Рахиль, веселящаяся о своем муже, хранящи пределы закона: зане тако благоволи Бог». А теперь и навечно – ты жена.

Вам понятны эти слова? Муж – храни правду заповедей, живи по истине. Жена – гордись своим мужем и – «хранящи пределы закона» - будь для мужа мерилом нравственности, чистоты и верности...

И вдруг лицо отца Николая осветила его обычная, немного озорная улыбка:

- Один мой хороший знакомый, по имени Игорь, а по фамилии... очень такая русская фамилия... пьют его еще...

Священник задумался, будто ему очень важно было вспомнить фамилию Игоря.

- Расстегаев? – подсказала Лиза.

- Глупая, - махнул рукой отец Николай, - расстегаи едят.

- Сбитнев? – обрадовано спросил Сидорин, не сомневаясь, что попал в точку.

- Нет, проще. Летом, когда жарко.

- Квасов! – на одно дыхании выдохнула вся церковь.

- Точно! Игорь Квасов. Несколько строчек он написал, а стоят они дорогого, ибо о характере и душе русского человека очень хорошо поясняют.

Священник откашлялся еще раз:

У мужика земли –

Едва-едва,

Избу построить

Полтора на два,

Да под картошку малость –

Три полоски.

А он сажает

Под окном березки...

Вот мой завет вам, дети мои: умножайте в мире доброту, берегите его красоту. А Господь – Он ведь щедр, Он даст вам все, в чем вы нуждаетесь. И не забывайте каждый день благодарить Его за это. Будьте на земле добрыми хозяевами - как зеницу ока храните каждую травинку, каждый куст, каждый цветок, каждую птицу и каждого зверя. Птицы... Вот есть такая птичка – реполов. Так ее называют в народе. А еще у нее есть другое название – коноплянка. Маленькая, серая, неприметная. Питается семенами, причем самых сорных растений. Короче, чем не русский мужичок – скромный, трудолюбивый, все время с землей связан. Но как запоет коноплянка-реполов песню свою – и слеза прошибает тебя, и сразу жить хочется, и любить мир хочется, и сделать что-то доброе. Такая песня у этой птички. И чем звонче песня – тем выше коноплянка к небу поднимается. Вот и вы, любезные мои Асинкрит и Лиза, живите так. Ногами стойте крепко на родной земле, берегите и любите ее, а душой, сердцем поднимитесь к небу. Как малыш тянется к елке за игрушкой, стараясь достать ее из последних сил, так и вы тянитесь. И не оставит Господь вас и потомство ваше. И будет долго век ваш. И будет щедр плодами сад ваш. А теперь – прощайте. И идите с миром.

И старец перекрестил присутствующих.

Поиск по сайту: