Возмездие

Для заседания дисциплинарной комиссии из Большого Зала вынесли обеденные столы четырех факультетов, и сейчас огромное помещение казалось пустым, чужим и неуютным. Шаги Гарри отдавались гулким эхом на фоне зловещей тишины, которая повисла в воздухе, как только за ним захлопнулась дверь. На возвышении за преподавательским столом сидели приехавшие инспектора из Департамента Образования Министерства Магии. Они были одеты в черные строгие мантии и всем своим видом напоминали суровых судей. Большинство из министерских чиновников взирали на Поттера с высоты сурово, некоторые с любопытством, и только возглавлявшая их Долорес Амбридж, глядя на парня в упор, не скрывала злорадной ухмылки.

Каждый шаг Гарри отдавался болью в избитом теле, и он шел медленно, слегка прихрамывая, смотрел прямо перед собой, игнорируя гадко улыбающуюся Амбридж, стараясь не замечать надменных взглядов господ из Попечительского совета, которые вальяжно восседали в креслах, с брезгливостью разглядывая шестнадцатилетнего подростка. Люциус Малфой, небрежно поигрывая своей тростью, ледяным взором обжег Поттера и отвернулся, как будто тот был недостоин даже его взгляда. Волшебники и ведьмы из Родительского совета были попроще и держались не так надменно, как богатые попечители, но и в их взглядах Гарри не заметил понимания – на него смотрели как на падшего и отверженного обществом изгоя. На миг гриффиндорец испытал что-то вроде радости, увидев среди других родителей Артура Уизли, но, стоило им встретиться взглядом, мужчина сразу же опустил глаза, и Гарри отвернулся.

На слушание собрался весь педагогический состав во главе с Альбусом Дамблдором. Учителя сидели на специально установленных в Большом Зале скамьях, многие из них явно чувствовали себя неуверенно в роли судей-вершителей судьбы провинившегося подростка. Профессор Стебль постоянно вздыхала, а профессор Треллони даже всхлипнула ненароком один раз. На этом сочувствующих среди преподавателей Гарри больше не заметил. Снейп сидел с каменным лицом и всем своим видом изображал скульптурное изваяние, МакГонаггал плотно сжала губы, отчего они приобрели вид тонкой нити – это могло означать то, что декан очень зла или серьезно расстроена.

Всего в зале собралось больше сотни человек, и все они явились сюда, чтобы вынести свой приговор и покарать виновных. Но Гарри знал, что виновным признают его одного. Слизеринцы не понесут никакого наказания, потому что Малфой-старший подкупил всех, кого надо, а остальных просто запугал, а у Амбридж уже наверняка в кармане лежит подписанное распоряжение об его исключении, и все это слушание – не что иное, как фарс и хорошо срежиссированный спектакль, где все роли распределены, а финал известен. И если Поттер раньше верил, что справедливость восторжествует, как это произошло в прошлом году, то позже, после разговора с Дамблдором, парень понял, что надеяться ему не на что. А после ночного подлого нападения ему самому уже не хотелось оставаться в Хогвартсе – месте, где в любой момент тебе могут нанести коварный и жестокий удар в спину, и возможно это окажутся твои друзья, скрывающие лица под масками, как Пожиратели Смерти.

Гарри подошел к одиноко стоящему в центре зала стулу и осторожно присел на самый край, слегка поморщившись, потому что после ночного изнасилования задний проход сильно саднил, и парень сразу же испытал дискомфорт, присев на жесткое сидение.

– Замечательно, – раздался хорошо знакомый тонкий, писклявый голосок Долорес Амбридж, – обвиняемый явился, и мы наконец-то можем начать дисциплинарное слушание, – добавила она с жеманной улыбкой.

– Позвольте заметить, что Гарри Поттер не является обвиняемым в каком-либо преступлении и находится здесь исключительно для того, чтобы прояснить обстоятельства нарушения правил школьной дисциплины. Прошу это принять во внимание и более не употреблять эпитет «обвиняемый» по отношению к этому студенту моей школы, – елейным голосом, но с железными нотками в нем, проговорил Альбус Дамблдор, больше обращаясь к присутствующим в зале, чем к самой Амбридж.

– О! – неприятно усмехнувшись, произнесла заместитель министра. – То, в чем обвиняется этот подросток, по праву можно назвать преступлением, а эпитет «обвиняемый», считаю, можно применить и к вам, профессор Дамблдор, потому что вы пытались скрыть от Департамента Образования этот вопиющий, ужасающий своей аморальностью, инцидент, который произошел в стенах вверенного вам учебного заведения. И я считаю, что вы покрываете обвиняемого исключительно из-за личной симпатии к нему, а так же из-за желания скрыть от общественности истинные события, происходящие в этой школе, которую вы пока возглавляете, но, надеюсь, это долго не продлится. Опасаясь лишиться поста директора и потерпеть крах своей карьеры, вы привели Хогвартс к тому, что эта некогда великая школа превратилась в гомосексуальный притон, который устроил здесь ваш протеже, – запальчиво закончила Амбридж, а затем, снова глупо усмехнувшись, обвела взглядом окружающих ее министерских чиновников, на что многие из них отреагировали, услужливо кивая и поддакивая.

– Утверждая, что Хогвартс превратился в «гомосексуальный притон», вы тем самым, профессор Амбридж, признаете несостоятельность Департамента Образования и некомпетентность работников министерства, – мягко заметил Дамблдор. – Меньше месяца назад Хогвартс посещали с проверкой ваши уважаемые сотрудники и остались весьма довольны результатами инспекции в целом по школе, а также тем, как идет подготовка к выпускным экзаменам, – поправляя очки на крючковатом носе, с легкой улыбкой добавил старый волшебник.

Присутствующие – те самые министерские чиновники, которые месяц назад приезжали в школу с проверкой – сейчас заерзали на стульях, чувствуя себя весьма неуютно.

– Кхе-кхе, – прокашлялась заместитель министра, не найдя, что ответить директору Хогвартса.

В этот момент двери Большого Зала распахнулись, и в помещение, гулко ступая копытами по каменному полу, вошел красивый могучий кентавр.

– Что он здесь делает? – визгливо воскликнула Долорес Амбридж, совсем уж недостойно занимаемого ей высокого положения, и начала опасливо поглядывать по сторонам – то на своих подчиненных, то на самого кентавра. А тот с гордо поднятой головой прошествовал к скамьям, занимаемым преподавателями школы, и остановился недалеко от Альбуса Дамблдора, который учтиво кивнул в знак приветствия.

– Это профессор Флоренс, наш преподаватель Предсказаний, – невозмутимо заявил директор.

Вся самоуверенность и надменность слетели с Долорес Амбридж в тот же миг, как она увидела кентавра. Пригласить его на слушание было весьма тонким и изящным ходом Дамблдора, чтобы выбить твердую почву из-под ног у главы инспекторов, которая после прошлогоднего инцидента панически боялась этих существ.

Гарри с трудом следил за перепалкой между директором и ненавистной министерской чиновницей. От боли ему моментами становилось так плохо, что он почти терял сознание и только огромным усилием воли концентрировался на происходящем и удерживался от обморока. Поттер чувствовал, что ему становится все хуже и хуже, сидеть было очень больно – казалось, что в задний проход ему вбили раскаленный железный кол, потому что порванный анус горел огнем и сильно саднил, и парень вынужден был время от времени ерзать на стуле в попытках принять менее болезненную позу.

– Кхе-кхе, – снова прочистила горло Амбридж, кинув настороженный взгляд в сторону кентавра, и писклявым голоском произнесла:

– Дисциплинарное слушание от восемнадцатого апреля сего года объявляется открытым, – она взяла в пухлые руки свиток и, набрав в грудь побольше воздуха, принялась зачитывать: – Гарри Джеймс Поттер, студент школы магии и волшебства Хогвартс, факультета Гриффиндор, обвиняется в следующем: грубейшее нарушение школьной дисциплины, употребление алкогольных напитков, нахождение на территории другого факультета в неположенное время, вопиющее аморальное поведение, проявившееся в развратных действиях и вступлении в противоестественную сексуальную связь – мужеложство, порочащую не только самого обвиняемого, но и учебное заведение, в стенах которого была совершена эта гомосексуальная вакханалия. Подобный случай произошел впервые за всю многовековую историю Хогвартса, и Департамент Образования обязан вмешаться и пресечь дальнейшее распространение разврата и разложение морали студентов. Присутствующий здесь Гарри Джеймс Поттер, проживающий по адресу: графство Суррей, город Литтл-Уингинг, Тисовая улица, дом номер четыре, признаете ли вы свою вину и готовы ли понести заслуженное наказание?

Гарри, в этот момент находившейся на грани потери сознания, не сразу понял, что обращаются к нему, и только когда услышал мягкий, но настойчивый голос Дамблдора, сумел сконцентрироваться и попытаться вникнуть в происходящее.

– Гарри? Гарри, ты слышишь? – поинтересовался старый волшебник, с тревогой вглядываясь в побледневшее лицо гриффиндорца.

– Да? – спросил Поттер хриплым голосом.

– Гарри, ты себя хорошо чувствуешь? – произнес Дамблдор, не обращая внимания на перешептывание в зале.

– Да, все нормально, сэр. Все хорошо, – ответил парень, стараясь, чтобы это звучало правдоподобно.

– Тогда ответь, пожалуйста, на вопрос председателя комиссии, – мягко попросил Дамблдор и, понимая, что парень не слышал, о чем его спрашивали, повторил:

– Считаешь ли ты себя виновным в том, что тебе предъявляют?

– Нет, сэр, не считаю, – твердо ответил гриффиндорец, с вызовом глянув в сторону Люциуса Малфоя – тот презрительно cкривил губы в легкой усмешке.

– Следовало ожидать, что обвиняемый не сознается в содеянном и не раскается в совершенном им проступке, – улыбаясь, заявила Долорес Амбридж. – Я хорошо знаю этого подростка, он всегда был лживым и изворотливым, он и раньше нарушал школьную дисциплину, и мне, будучи в должности директора Хогвартса, приходилось применять к нему дисциплинарные наказания, но, видимо, он не исправим. Исключение из школы будет единственно верным решением. Я считаю, что это нужно было сделать значительно раньше, еще в прошлом году, когда проходило дисциплинарное слушание по нарушению Гарри Поттером ограничения на использование магии несовершеннолетними.

– На прошлом слушании Гарри был полностью оправдан членами Визенгамота, – поднимаясь со своего места, произнес Дамблдор, обращаясь ко всем собравшимся. – Попрошу вас, профессор Амбридж, впредь не затрагивать тему прошлого дисциплинарного слушания и не обвинять моего студента в том, в чем его признали невиновным члены Верховного Суда. Сегодня мы здесь собрались по другому поводу.

– Считаю, что директор Дамблдор прав, нам не стоит касаться прежних проступков Гарри Поттера, – сказала солидная дама, занимающая место в Совете Попечителей. – Сегодня мы разбираем аморальное поведение студентов Хогвартса, и мне хотелось бы выслушать мистера Поттера, который является главным зачинщиком и обвиняется в совращении остальных учащихся.

– Я никого не совращал, это ложь, – произнес Гарри.

– Вы хотите сказать, что не делали того, в чем вас обвиняют, молодой человек? – поинтересовался еще один волшебник из Совета Попечителей.

– Нет, то есть… не совсем, сэр… – сказал Гарри.

– Вы вступали в противоестественную связь? Да или нет? – задал вопрос кто-то из Родительского Совета.

– Да, но….

– Со сколькими студентами вы вступили в гомосексуальные отношения? Отвечайте! – потребовала Амбридж.

– Не знаю… я не помню. Послушайте…

1 Следующая страница

– Сколько алкоголя вы приняли в тот вечер? – улыбнувшись, поинтересовалась председатель комиссии.

– Я не знаю…

– Как давно вы являетесь гомосексуалистом? – задал вопрос один из инспекторов Департамента Образования.

– Я не гей, сэр, это ложь! – сердито произнес Гарри. – Я никогда…

– Сколько вам лет, мистер Поттер?

– Шестнадцать.

– Со скольких лет вы ведете подобный аморальный образ жизни?

– Послушайте, это не так…

– Во сколько лет вы утратили девственность, мистер Поттер?

– Ваш первый партнер был мужчина или женщина?

–Вы подвергались сексуальным домогательствам со стороны преподавателей Хогвартса?

–Это маггловское воспитание сформировало ваши извращенные сексуальные пристрастия, мистер Поттер?

– Вы имели сексуальные контакты с взрослыми партнерами? С преподавателями? – вопросы сыпались на Гарри со всех сторон, ему не давали времени даже на ответы, не то, чтобы выслушать его.

– Отвечайте, Поттер! – потребовала Амбридж.

– Я не гей и никогда им не был! – с вызовом ответил Гарри. – Я нормальный парень, и мое маггловское воспитание никак не сказалось на моем сексуальном поведении. И я не виноват в том, что меня воспитывали магглы, не я выбирал себе опекунов, за меня это сделали другие, – Гарри бросил взгляд на Дамблдора и, встретившись с ним глазами, отвернулся. – Вы даже не хотите меня выслушать, вы уже вынесли мне свой приговор!

– Вы сами признались в порочной связи, мистер Поттер, так что вина доказана, теперь нашей задачей является выяснить, скольких студентов вы совратили, – заметил один из попечителей, сидящий рядом с Малфоем-старшим.

– Я уже сказал, сэр, что никого не совращал, – произнес Гарри.

– По данному вопросу для дачи свидетельских показаний вызывается Драко Люциус Малфой, студент факультета Слизерин, – объявила Долорес Амбридж, и в распахнувшиеся двери вошел Драко.

Гарри обернулся так стремительно, что боль снова пронзила избитое тело, и он с трудом сумел сдержать стон. Малфой выглядел неважно – наверняка провел бессонную ночь, было заметно, как хорек сильно нервничает, хотя и пытается это скрыть, но ему еще далеко до своего папаши, который продолжал сидеть с надменным видом и с застывшей на губах презрительной усмешкой. Драко был бледнее обычного, выглядел неуверенно, от былых наглости и высокомерия не осталось и следа – сейчас он был похож на нашкодившего ребенка, которого схватили за руку на месте преступления.

– Вы Драко Люциус Малфой? – официально спросила Долорес Амбридж, обращаясь к вошедшему.

– Да, мадам, – подтвердил блондин.

– Что вы можете рассказать комиссии о произошедшем инциденте в гостиной факультета Слизерин в время празднования победы в квиддичном матче, мистер Малфой?

– Я хочу заявить, что присутствующий здесь Гарри Джеймс Поттер совратил меня, и я, не осознавая, что делаю, вступил с ним в противоестественную связь, – выдавил из себя Драко, как будто давал показания под пыткой.

– Какая же ты мразь, Малфой, – процедил Гарри, глядя на слизеринца, отчего тот вздрогнул, словно от пощечины.

– Молчать, Поттер! – хлопнув по столу пухлой рукой, взвизгнула Амбридж. – Вы оказываете давление на свидетеля.

– Он лжесвидетель! – крикнул Гарри.

– Молчать! Вам не давали слова!

Гарри сжал зубы, чтобы снова не застонать – резкий крик моментально отозвался болью в груди.

– Продолжайте, мистер Малфой, – обращаясь к слизеринцу, сказала председатель комиссии.

Гарри старался не слушать змееныша, он полностью сконцентрировался на том, чтобы превозмочь очередной приступ боли, а Драко, тоже превозмогая себя, убежденно лгал о том, как был совращен порочным гриффиндорцем. Каждое слово давалось слизеринцу с трудом – обвиняя Гарри в том, чего тот не совершал, Драко, в присутствии отца и такого количества знатных и могущественных людей, многие из которых были друзьями их семьи, приходилось признаваться, что он сам имел противоестественные сексуальные отношения и совершил один из тягчайших проступков. Малфой несколько раз повторил, как он теперь раскаивается, во всем обвинял Поттера и клялся в том, что готов всячески помогать комиссии, чтобы справедливость восторжествовала, а порок был наказан. Гарри моментами хотелось подойти к слизеринцу и даже не врезать белобрысой лживой сволочи по морде, а просто плюнуть ему в присутствии всех в лицо. Малфой обливал его грязью, говоря о том, что давно подозревал об извращенных наклонностях Гарри, что по школе уже давно ходили подобные слухи, и теперь он сам стал жертвой порочного гриффиндорца. Поттер видел, что лживые заявления Драко даже вызвали сочувствие у некоторых присутствующих, хотя большинство из них уже начинали косо смотреть в сторону главы попечителей. Безупречная репутация Малфоев дала большую трещину: заявления Драко, порочащие Гарри, бумерангом били и по престижу этого древнего рода, и Поттер не без злорадства увидел, как в какой-то момент дернулась щека у Люциуса. После того, как Драко закончил, его попросили выйти в коридор и подождать там – если потребуются дополнительные разъяснения, он будет вызван повторно.

После Малфоя пригласили Уильяма Урхарта, который не только подтвердил версию Драко, но и пересказал ее практически дословно. Общий смысл сводился к тому, что приглашенный ими на вечеринку Поттер сначала напился до неприличного состояния, затем повел себя весьма непристойно – оскорблял девушек и приставал к молодым людям – затем начал раздеваться, публично мастурбировать, совершать развратные телодвижения и принимать бесстыдные позы, упрашивая заняться с ним сексом, и в итоге ему удалось совратить некоторых парней и совершить с ними гомосексуальные акты. Свидетели менялись один за другим, после всех членов слизеринской команды стали вызываться остальные студенты, присутствующие в тот вечер в гостиной. Дача показаний заняла более двух часов, и Гарри уже не вникал в то, что говорят эти юноши и девушки, потому что все они повторяли то, что сказал ранее Малфой. После того как были опрошены все участники вечеринки, Амбридж наконец-то снова обратилась к Поттеру.

– Мистер Поттер, вы и сейчас будете утверждать, что никого не совратили? – мило улыбнувшись, поинтересовалась она.

– Да, буду, – ответил Гарри. – Они все лгут. Я никого не совращал – то, что случилось в тот вечер, произошло против моей воли. Меня принудили к этому.

– Вы хотите сказать, что вас изнасиловали, мистер Поттер? – сразу же раздался вопрос со стороны Родительского Совета.

– Нет, но…

– К вам применяли принуждающее заклятие?

– Нет.

– Запрещенное заклятие подвластия?

– Нет.

– Болевое заклятие? А может быть Круцио?

– Нет.

– К вам вообще применяли какое-нибудь заклятие в тот вечер?

– Нет, но…

– Вы добровольно явились в слизеринскую гостиную, мистер Поттер?

– Да, – тихо произнес Гарри.

– Почему вы пришли туда?

– Меня пригласили, – ответил гриффиндорец.

– Так вы много выпили в тот вечер?

– Я же сказал, не помню!

– К вам применяли физическое воздействие, мистер Поттер? Вас били?

– Нет.

– Тогда на каком основании вы оспариваете многочисленные свидетельские показания и заявляете, что вас принуждали к чему-то? В чем выражается принуждение?

– Я… они поставили условие…. Мы заключили пари, и я проиграл. Это было условием пари, – попытался объяснить Гарри.

– Так вы еще являетесь зачинщиком азартных игр, мистер Поттер? – поинтересовалась Долорес Амбридж. – Я еще никогда в жизни не встречала такого порочного, распущенного и лживого молодого человека. Хогвартс был приличным учебным заведением, пока вы не появились здесь! Сколько пороков вы принесли сюда? Я уж не говорю о том, что в прошлом году вы создали запрещенную организацию, целью которой было свержение законной власти в стране – вы готовились к тому, чтобы отстранить министра и передать власть в руки Альбуса Дамблдора.

– Бред! – теряя остатки терпения, крикнул Гарри. – Мы создали группу, чтобы научиться защите от темных сил, потому что вы самый бездарный преподаватель, который вел в Хогвартсе этот предмет. Даже хуже Златопуста Локонса, – добавил Поттер, заметив, как Дамблдор слегка улыбнулся.

– Молчать, лживый мальчишка! – взвизгнула Амбридж.

– Я никогда не лгу! – со злостью ответил Гарри, сжимая руку в кулак и протягивая ее костяшками вперед.– Я никогда этого не забуду!

На миг в зале повисла тишина, затем Долорес Амбридж, снова улыбнувшись, уже спокойным голосом произнесла:

– Для дачи свидетельских показаний приглашается мадам Помфри, колдомедик Хогвартса, которая осматривала мистера Поттера в тот вечер.

Это был удар ниже пояса. Гарри почувствовал, как кровь приливает к его щекам – он понял, что сейчас школьная медсестра в присутствии всех зачитает подробный отчет о том, как она производила медосмотр. И парень не ошибся. Мадам Помфри выступила с шокирующим для многих заявлением о том, что Гарри не только не был подвергнут какому-либо насилию, но, по ее мнению, все происходило по его доброй воле и согласию, а он сам получал от этого сексуальное удовлетворение, о чем свидетельствуют многочисленные следы его спермы, которые были на его теле в тот вечер. Гриффиндорец слушал каждое слово медсестры, смотря в пол, и чувствуя, как от стыда горят щеки. Мадам Помфри детально рассказывала о том, как осматривала его, вплоть до всех анатомических подробностей. Она так же заявила, что после взятия образцов спермы у всех старшекурсников Слизерина и проведенных исследований, ею точно установлены имена всех, кто не только непосредственно вступал в контакт с Поттером, но и принимал пассивное участие, выражавшееся в коллективной мастурбации. Заявление мадам Помфри привело в шок многих, услышавших имена своих сыновей, да и сам Гарри впервые узнал, что в тот вечер его не только трахнули все семеро членов квиддичной команды - причем некоторые дважды, но, кроме того, двадцать шесть слизеринцев обкончали его, и кое-кто из них имел с ним оральный контакт. Гарри не помнил многих деталей той вечеринки, излишне выпитый алкоголь подействовал на него тогда странным возбуждающим образом, а моментами Гарри то ли терял сознание, то ли просто выпадал из реальности, и сейчас, слушая показания мадам Помфри, парень готов был провалиться сквозь землю, узнавая шокирующие подробности слизеринской вечеринки. В завершении своей речи школьная медсестра по настоянию Долорес Амбридж еще раз выразила свое убеждение в том, что Гарри ни к чему не принуждали, никакого физического и магического воздействия на него не оказывали, и молодой человек сам получал сексуальное удовлетворение от совершаемых с ним развратных действий. После того как колдомедик закончила, многие стали задавать уточняющие вопросы, среди них и о том, в каком состоянии находился в тот момент подросток, и она подтвердила, что гриффиндорец был в сильном алкогольном опьянении.

Когда Гарри наконец-то набрался смелости поднять глаза и посмотреть на собравшихся, он увидел не только брезгливое отвращение на их лицах, но и во взглядах многих, особенно тех, кто заседал в Родительском совете, – желание устроить над ним самосуд. Почти все преподаватели школы тоже смотрели на него с осуждением и презрением. Инспектора Департамента Образования погрузились в хмурое тягостное молчание, а некоторые попечители тихо переговаривались друг с другом, обсуждая только что услышанное.

– Что вы скажете на это, мистер Поттер? – притворно вздохнув, поинтересовалась Долорес Амбридж.

– Ничего, – тихо ответил Гарри.

– Надеюсь, вы больше не будете утверждать, что вас к чему-то принуждали? Или все-таки хотите сделать заявление, что вас изнасиловали в стенах этой школы?

– Меня не насиловали, – глухо произнес Гарри. – Меня никогда не насиловали ни в стенах этой школы, ни где-либо еще, – твердо добавил парень, ощущая тупую боль в поврежденном заднем проходе.

– Вот и хорошо, – улыбнулась председатель комиссии. – Хоть в этом вопросе мы пришли к согласию: вас никто ни к чему не принуждал, и все происходило по вашему желанию. Или я ошибаюсь, мистер Поттер?

– Это не было по моему желанию, – произнес Гарри, снова опуская глаза.

– Ну что ж, дамы и господа, – заявила председатель комиссии. – Я считаю, что наше слушание и так сильно затянулось – мистер Поттер преднамеренно дает противоречивые показания, пытаясь сбить с толку членов комиссии высказываниями о своей якобы невиновности. Чтобы окончательно убедить вас в том, что этот юноша полностью погряз в пороке и преднамеренно растлевает невинных молодых людей, я вынуждена снова вызвать сюда мистера Драко Малфоя.

Похоже, ни Люциус Малфой, ни сам Драко, который с удивлением вошел в распахнувшиеся перед ним двери, не ожидали такого поворота событий. Драко с непониманием посмотрел на отца, Люциус настороженно взглянул на заместителя министра, а та, приторно улыбаясь, эффектно извлекла из розовой сумочки небольшой хрустальный флакончик и подняла его в вытянутой руке на обозрение всем присутствующим. Лицо Драко начало покрываться красными пятнами.

– Кроме свидетельских показаний Драко Люциус Малфой, чтобы помочь расследованию, готов добровольно предоставить свои воспоминания о событиях того вечера.

Люциус медленно перевел взгляд на сына – того затрясло как в лихорадке.

– Но… я не…. – пролепетал слизеринец и замолчал. Все присутствующие уставились на него. Драко встретился взглядом с Северусом Снейпом и внутри у него все похолодело – крестный обжег его ледяным презрением, на мгновение промелькнувшим в его бездонно-черных глазах.

– Похвально ваше стремление помочь следствию, мистер Малфой, – заметила Амбридж. – Я была очень довольна, получив ваше письмо с прилагающимися к нему воспоминаниями. Хочу отметить, дамы и господа, что этот молодой человек всегда был очень ответственным и законопослушным юношей, и в прошлом году я даже отметила наградой его работу в созданной мной инспекционной дружине, когда именно благодаря мистеру Малфою-младшему нам удалось выследить и обезвредить опасных заговорщиков, возглавляемых мистером Поттером. И в этот раз именно благодаря ответственности мистера Малфоя нам удастся каленым железом вытравить скверну разврата и гомосексуализма из стен Хогвартса.

Драко взглянул на Гарри и тут же отвернулся, не в силах выдержать взгляд этих зеленых глаз.

– Дамы и господа! То, что я увидела в этих воспоминаниях, шокировало меня – порядочную, добродетельную женщину, – обведя взглядом присутствующих, произнесла председатель комиссии. – Но это неоспоримое доказательство того, как глубоко погряз в пороке и распущенности присутствующий здесь Гарри Поттер. Я предупреждаю вас, то, что вам предстоит увидеть, потрясет многих из вас до глубины души, но я вынуждена обнародовать эти воспоминания, чтобы наконец-то обличить порок и воздать по заслугам тому, кто совершает подобные деяния в стенах этого учебного заведения, директором которого я была и до сих пор несу ответственность за воспитание и мораль обучающихся здесь детей, – Долорес Амбридж закончила свою речь на этой пафосной ноте, доставая свою волшебную палочку, и, свинтив крышку с хрустального флакончика, осторожно коснулась его самым кончиком, а затем мысленно, закрыв глаза, сотворила какое-то сложное заклинание. Серебристый туман вырвался из флакона, начал разрастаться в объеме и уплотняться, превращаясь в облачко, сначала бледно-прозрачное, а потом более материальное. И вот в клубах тумана уже начали просматриваться какие-то неясные очертания, потом расплывчатые фигуры приобрели форму, и уже все присутствующие могли наблюдать на повисшем в воздухе волшебном клубящемся экране то, что происходило в тот вечер в слизеринской гостиной. Глаза Гарри расширились от ужаса, когда он осознал, что сейчас произойдет. Он увидел себя самого, окруженного студентами в зеленых мантиях: Малфой протягивает ему квиддичный кубок, приглашая выпить за их победу.

– Лучше я выпью за свое поражение, – ответил он и принялся пить из кубка.

В зале зашептались, Гарри, отрывая испуганный взгляд от волшебного тумана, увидел, как невысокий кряжистый волшебник с пышными черными усами из Родительского совета, наклоняясь к самому уху кудрявой соседки, что-то ей прошептал, и она кивнула, соглашаясь с ним с недовольством на лице. Гарри снова перевел взгляд туда, где посреди зала зависало туманное облако. Вот он начинает раздеваться, и никто его к этому не принуждает – видно, что он уже пьян: щеки раскраснелись, глаза блестят от какого-то нездорового возбуждения, дыхание учащенное, руки трясутся, он путается в пуговицах, но это можно списать на действие алкоголя. Туман немного рассеивается, изображение исчезает, но в следующий миг облако снова уплотняется, и перед собравшимися предстает самая ужасная сцена при виде которой Гарри почувствовал, что сердце, разбухшее, казалось, до невероятных размеров, громко забилось ему в ребра. Он увидел самого себя со стороны, так, как это видели другие – лежащего на парте, застеленной его капитанской алой мантией. Ноги широко разведены так, что взгляду присутствующих предстали все его интимные места. Драко Малфой, стоя между его ног, ритмично трахал его, глубоко погружая свой член ему в задний проход, чтобы потом почти полностью выйти из него. Движения слизеринца были быстрыми и мощными, так что его яйца со звуком шлепались о ягодицы Гарри. Собравшиеся студенты, пьяные и возбужденные, наблюдали за происходящим – многие уже, вынув члены, мастурбировали, не обращая внимания на присутствующих девушек. Сам же Поттер, корчась на столе, громко стонал, призывно выгибался и ласкал рукой свой орган, усиливая мастурбацией сладострастные ощущения. В следующий миг Драко громко вскрикнул, запрокинув голову назад и, судя по тому, как дрожь пронзила его тело, начал кончать. Гарри ответил ему не менее похотливым стоном, его рука заскользила по прижатому к животу возбужденному члену, и первая струя спермы выстрелила гриффиндорцу на грудь. Гарри закричал, извиваясь в крепком захвате слизеринца, рука, крепко сжимая член, скользила по нему, сперма брызгала, попадая ему на живот, на грудь, а то и на стоявших рядом студентов, и некоторые из них при виде подобного зрелища сами начали кончать, заливая спермой корчившегося в сладостной судороге Поттера. Драко, наконец-то отпустив ноги Гарри, отошел от него, наблюдая за тем, как из еще не закрывшегося до конца очка гриффиндорца вытекает его сперма.

Собравшиеся в Большом Зале ведьмы и колдуны с ужасом смотрели на уменьшающееся в размерах облачко тумана, которое снова начало втягиваться во флакончик. Гарри закрыл лицо руками, низко опустив голову, и беззвучно заплакал. Драко трясло как в лихорадке. Лицо Люциуса стало похожим на мраморную маску, и только при внимательном наблюдении за ним можно было заметить, как бьется жилка у белокурого виска. Северус Снейп не спускал бездонно-черного взгляда с трепещущего от ужаса Драко. В зале повисла тягостная, гнетущая тишина, а затем, та самая солидная дама из Совета Попечителей слегка охрипшим, но твердым, голосом произнесла:

– Виновен! – и вслед за ней со всех концов зала зазвучали выкрики: – Виновен! Виновен! Виновен!

Гарри вскочил со стула и бросился к выходу, не обращая внимания на боль, а оказавшись в коридоре, не замечая стоящих там и ждущих окончания слушания слизеринцев, бросился бежать. Кто-то окрикнул его вслед, но гриффиндорец даже не обернулся. Ему хотелось оказаться как можно дальше от этого места, и парень бежал не разбирая дороги, спотыкаясь, хватаясь за стены, чтобы не упасть, задыхаясь от боли, но не останавливаясь, пока, наконец, не споткнулся о выбоину в каменной плите и не упал на холодный пол, закричав от боли. Но в следующий миг раздались стремительно приближающиеся шаги, кто-то подбежал к нему, склонился, и Поттер услышал знакомый, взволнованный голос:

– Гарри, Гарри… Ты как?

– Герми? – спросил парень, корчась от боли на полу. – Как, ты здесь…

– Я ждала тебя в коридоре, я думала, что они вызовут меня для дачи свидетельских показаний, я ведь староста Гриффиндора. Я думала, они пригласят меня, я ждала, я хотела тебе помочь…

– Спасибо… – прошептал парень, пытаясь подняться с пола. Девушка начала ему помогать, крепко обняв.

– Господи, Гарри, ты весь горишь, – произнесла она, чувствуя жар его тела.

– Мне холодно, Герми, – ответил парень, тяжело привалившись спиной к стене. – Пожалуйста, помоги мне, – попросил он, – я не могу больше терпеть… мне больно… очень больно…

– Гарри, – пораженно произнесла девушка, – что с тобой?

– Кажется, у меня сломано ребро, – тяжело дыша и держась за бок, прошептал гриффиндорец.

– Это после вчерашней драки с Роном? – озабоченно поинтересовалась она.

– Да, – соврал парень.

– Пойдем туда, – она снова обняла друга, он тяжело оперся на нее, и девушка повела его прочь из коридора, чтобы не привлекать ненужного внимания.

Они зашли в заброшенный туалет для девочек, в котором жила Плакса Миртл, и который одновременно являлся секретным проходом в Тайную комнату, куда несколько лет назад Гарри спустился с риском для жизни, чтобы спасти Джинни. По иронии судьбы сейчас он оказался здесь, тоже спасая Джинни…

– Почему ты не обратился в больничное крыло? – вынимая волшебную палочку, спросила Гермиона.

– Я не мог, – покачав головой, ответил Поттер.

– Я полночи лечила Рона, а он на всю башню охал и стонал, мешая спать всему Гриффиндору. У тебя отличный правый хук, Гарри. У Рона была сломана челюсть и выбито пять зубов. Ты боксом в детстве не занимался? – полюбопытствовала Грейнджер.

– Дадли боксом занимался, а я был его грушей, – ответил Поттер. – Так что имею об этом представление.

– Poen Adversus, – произнесла Гермиона, направляя палочку на Гарри, взмахнула ей, замысловатым движением рассекая воздух. Из палочки вырвалось золотистое свечение, и Поттер почувствовал, как боль понемногу начала покидать его измученное, избитое тело. Девушка повторила заклинание еще пару раз. – Так лучше? – спросила она, с тревогой и волнением глядя на парня.

– Что это? – пораженно спросил Гарри, чувствуя неимоверное облегчение после многих часов боли.

– Заклятие противоболи, – ответила староста Гриффиндора.

– Классно, – постарался улыбнуться Гарри. – Спасибо, Герми. Я применял Асклепио, но не очень помогло, только синяки на лице пропали.

– Асклепио легкое колдомедицинское заклятие, применяется для лечения незначительных повреждений, – не упустила случая блеснуть знаниями Грейнджер, или это вошло у нее уже в привычку… – Ну-ка, давай посмотрим, что там с твоими ребрами. Давай, расстегивай рубашку, я должна посмотреть.

– Нет, не надо… – смутившись, ответил парень. – Все хорошо, у меня уже ничего не болит. Спасибо тебе большое.

– Гарри, не придуривайся, я должна тебя осмотреть, – уже войдя в роль профессионального колдомедика, требовательно произнесла Грейнджер. – Я же не требую, чтобы ты снял штаны, только расстегни рубашку.

– Э-э-э…

– Ты не оставляешь мне выбора, я вынуждена буду применить к тебе Вингардиаментиа, – вздохнула Гермиона.

– Это что? – осторожно поинтересовался Поттер.

– Гарри, удивляюсь, как ты умудрился сдать экзамен по Заклинаниям у Флитвика? – вздохнула Гриффиндорская Всезнайка.

– Повезло, – ответил Поттер.

– Вингардиаментиа – заклятие, которое применяется, чтобы быстро снять одежду, например с раненого человека… Снимай рубашку, Гарри.

Парень начал медленно расстегивать пуговицы, а когда распахнул рубашку, девушка громко вскрикнула, увидев огромный кровоподтек, который Поттер получил во время ночного нападения, когда его методично и долго били ногами по животу.

– Боже мой! – пораженно произнесла Гермиона. – Это Рон такое сделал?

Гарри молчал.

– Вот сволочь! Садист! Если бы я знала, как он избил тебя, не стала бы полночи возиться с ним и выращивать ему новые зубы.

– Ты сказала, что лечила Рона полночи? – спросил Гарри и замер, ожидая ответа подруги.

– Конечно, ты же сам знаешь, что растить кости – это болезненный многочасовой процесс. Рон всему Гриффиндору не дал спать этой ночью, выл и скулил, вызывая жалость к себе, любимому, а сам, урод, вон как отделал тебя, – Гермиона осторожно касалась рукой жуткого кровоподтека на животе Гарри, осторожно его ощупывая. – Говоришь, еще ребра сломаны?

– Герми, значит, Рон не покидал этой ночью Гриффиндорскую башню? – взволнованно уточнил Поттер, ожидая ответа.

– Конечно, нет, – ответила девушка. – Он очень убедительно изображал из себя раненого, покалеченного и зверски избитого, а мне добрых три часа пришлось исцелять его, а потом остаток ночи потратить на то, чтобы утешать и успокаивать бедного страдальца, – Гермиона вдруг вспыхнула, поняв, что сболтнула лишнее про утешение. Гарри все понял, он пристально смотрел в ее лицо, а потом вдруг с облегчением вздохнул.

– Это хорошо, Герми, – вдруг улыбнулся он. – Это был не он…

– Что? Что ты имеешь в виду? – спросила девушка.

– Хорошо, что этой ночью ты была с Роном, – произнес парень.

– Если бы я знала, что он с тобой сделал…– зло сказала Грейнджер. – Я бы ему сама последние зубы повыбивала, – Relicuius, – сосредоточенно выговорила она, осторожно касаясь палочкой страшной опухоли на теле Гарри.

Из палочки сорвался небольшой сноп искр, парень почувствовал весьма болезненное покалывание и поморщился, но вскоре кровоподтек начал медленно рассасываться.

– Это неприятно, Гарри, но надо потерпеть, – предупредила Гермиона перед тем, как снова применить сильное колдомедицинское заклятие, используемое непосредственно для лечения ушибов и гематом.

– Все нормально, я потерплю, – заверил ее Поттер, а помолчав, добавил:

– Скажи, а ты не видела, чтобы кто-нибудь из наших покидал ночью башню? Ты же была в гостиной с Роном, ты бы увидела, если что…

– Конечно, нет… – сразу же отозвалась Грейнджер. – По-моему, кроме тебя у нас вообще никто не покидает территорию факультета ночью.

– Ты уверена?

– Конечно, Гарри! Да что с тобой? Что за странные вопросы?

– Все хорошо, Герми, – произнес Поттер.

Девушка ничего не ответила, после исцеления жуткого кровоподтека она начала осторожно ощупывать грудь парня, потом рука осторожно прошлась по левому боку, и Поттер слегка поморщился.

– Скорее всего, ребро действительно сломано или там большая трещина, – сделала заключение Гермиона. – Гарри, какого черта ты терпел столько времени? Почему ты не захотел обратиться к мадам Помфри?

– Нет, – мрачно ответил гриффиндорец, отворачиваясь в сторону.

Проведя палочкой по коже Гарри, Гермиона сосредоточенно произнесла очередное колдомедицнское заклинание, и он почувствовал что-то вроде щекотки, потом началось покалывание и жжение, и Поттер понял, что это заклинание, применяемое при переломах, – трещина в ребре начинает срастаться. Чтобы парень не испытывал болезненных ощущений, девушка еще раз применила заклинание противоболи.

– Ну вот, кажется все, – быстро скользя рукой по его телу и ощупывая кожу, подытожила гриффиндорка. Гарри от этих прикосновений едва заметно вздрогнул и сильно смутился. – Больше ничего не болит? – делая вид, что не заметила его смущения, деловито поинтересовалась Грейнджер.

– Нет, – парень покачал головой, умолчав об анальных трещинах, полученных во время ночного изнасилования, а затем, слегка притянув девушку к себе, крепко обнял ее, уткнувшись лицом в копну каштановых волос, прошептал:

– Спасибо тебе, Герми, за все.

Гермиона тоже приобняла парня, понимая, что сейчас ему необходимо это объятие, и нельзя его отталкивать от себя, да она бы этого и не сделала, даже если бы на пороге в этот момент появился Рон Уизли.

– Гарри, как прошло слушание? – тихо спросила она, нежно поведя рукой по спине Поттера.

– Я не должен был ходить туда, Герми, они унижали меня… они задавали такие вопросы… мне было так стыдно… они спрашивали меня, во сколько лет я лишился девственности… кто был моим первым партнером и спал ли я с преподавателями… Они спрашивали, сколько лет я занимаюсь сексом с мужчинами… Мне показалось, что они добиваются от меня признания в том, что я с детства сплю с Дамблдором… Наверное, некоторым очень хотелось после этого слушания отправить директора в Азкабан, обвинив в педофилии, а меня в Святого Мунго… Герми, это было так ужасно… стыдно… грязно… – тихо говорил Гарри, уткнувшись лицом в волосы девушки.

– Это возмутительно, – произнесла Гермиона. – Они не имеют права вмешиваться в твою личную жизнь…

– А потом выступила мадам Помфри, она рассказала им все… она говорила о том, как осматривала меня в тот вечер… я ничего не помню… я даже не помню, как Снейп принес меня в больничное крыло… а она все рассказала, обо всем, понимаешь…. Как она осматривала меня…везде… там… стыдно, Герми, так стыдно…

Девушка крепко обнимала парня, успокаивающе гладя его по спине, по волосам, а сама чувствовала, как горькие слезы обиды, злости, досады наворачиваются на глаза. А Гарри тихим голосом продолжал:

– А потом Малфой представил свои воспоминания в качестве доказательства моей вины.

– Это противозаконно, Гарри, – пораженно прошептала Гермиона. – Нельзя применять легилименцию к несовершеннолетним. Малфою еще нет семнадцати.

– Хорек сам отдал свои воспоминания, никто не проникал в его сознание, – ответил Поттер. – Это были обрывочные воспоминания, фрагменты… они увидели все… понимаешь, Герми… все, что Малфой делал со мной…

– Подонок, – охрипшим вмиг голосом произнесла Грейнджер.

– Я больше не мог там находиться... После того, как они все это увидели… мне было так стыдно, Гермиона, и я убежал как последний трус. Лучше бы мне умереть… лучше бы Волдеморт убил меня там, на кладбище, или в Тайной комнате, или лучше пятнадцать лет назад вместе с родителями, чем дожить до этого дня, – Поттер сильно прижал девушку к себе и замолчал.

– Гарри, когда-нибудь жизнь накажет Малфоя за все его подлости. Это не может, это не должно остаться безнаказанным. Расплата постигнет Малфоя и всех тех, кто причинил тебе столько горя, веришь? – девушка отстранила от себя парня и посмотрела ему в глаза. – Веришь?

– Нет, – тихо произнес Гарри.

– Возмездие настигнет их, – уверенно сказала девушка, и вдруг привлекла Гарри к себе, и поцеловала его в губы, по-настоящему – влажным, глубоким поцелуем, а затем сделала шаг назад, отстраняясь от него.

Гарри пораженно смотрел в раскрасневшееся от смущения и волнения лицо Гермионы Грейнджер, на ее влажные губы, затем дотронулся рукой до своих и прошептал:

– Спасибо, – а помолчав, добавил:

– Я целовался с девушкой только один раз – с Чжоу… это было мокро… – он смущено улыбнулся. – С тобой было здорово… я никогда не забуду этот поцелуй, Герми. И тебя никогда не забуду, а сейчас мне надо возвращаться к Хагриду, мне пора собирать вещи…

Гриффиндорка быстро заморгала, чтобы не дать слезам брызнуть из глаз, и дрогнувшим голосом ответила:

– Я провожу тебя, Гарри. Ты без палочки, а я не хочу, чтобы какие-нибудь подонки попытались причинить тебе зло. Пойдем.

Едва завидев спускающихся с холма парня и девушку, Хагрид бросился им навстречу.

– Ну что, Гарри, все обошлось? – взволнованно спросил лесничий, с тревогой глядя на подростков.

Поттер махнул рукой, не найдя что ответить, чтобы хоть как-то успокоить добряка-великана, а Грейнджер быстро заговорила вместо него:

– Еще ничего не известно, Хагрид. Гарри ушел с заседания, не дождавшись голосования и окончательного решения. По правилам, все члены комиссии должны будут проголосовать, опустив в кубок записку со своим вердиктом – «за исключение», «против» или «воздерживаюсь», а потом кубок с голосами отправят по каминной сети в Министерство, начальнику Департамента Образования Оливии Олифэнт. Она и должна произвести подсчет голосов и вынести официальное решение, которое вместе с кубком – так же по каминной сети – должно вернуться обратно. Гарри не дождался окончания слушания, но, я думаю, что решение об его исключении пока еще не вынесли.

– Дык, может оно еще того, все утрясется, – почти с облегчением выдохнул лесничий.

– Не того, Хагрид, – пробурчал Поттер, заходя в хижину вслед за Гермионой.

– Альбус Дамблдор не допустит этого, Гарри, – немного неуверенно сказал великан.

– Хагрид, у тебя сегодня как-то необычно, – осмотревшись вокруг, удивленно произнесла Гермиона. – Ты что, сделал генеральную уборку? – поинтересовалась девушка.

– Дык, это ж разве я… кхе-кхе, – смущенно ответил лесничий. – Это Гарри, вот, давеча…

Парень едва заметно вздрогнул под пристальным взглядом Гермионы.

– Тетя Петунья говорит, ничто так не помогает отвлечься от неприятностей, как домашняя работа, – промямлил парень, смотря в небольшое открытое окно на холмы.

– Гарри, тебе придется вернуться к Дурслям, если это произойдет? – спросила Гермиона, подходя к нему.

– Я не вернусь туда, – ответил Поттер.

– Тогда куда? – спросила девушка, а парень неопределенно пожал плечами.

– Послушай, я кое-что придумала, – неуверенно начала Грейнджер. – Я напишу родителям, они хорошие люди, ты их знаешь. Они будут рады принять тебя в нашем доме, а через два месяца закончится школа, и я приеду. Мы что-нибудь придумаем, Гарри. Ты сможешь поступить в маггловский колледж, будешь жить в студенческом кампусе…

– Нет, – категорично ответил Поттер.

– Почему нет? Я понимаю, что после Хогвартса и какой-то маггловский колледж, но…

– Потому что у тебя возникнут проблемы с твоим женихом, Гермиона. А я не хочу, чтобы вы с Роном поссорились из-за меня.

– Гарри, в последнее время Рон ведет себя как свинья. Мы все поступили очень плохо в это ситуации. И я тоже. Все гриффиндорцы очень виноваты перед тобой.

– Нет, Гермиона, ты все делала правильно. Тебе было труднее всех – приходилось выбирать между дружбой и любовью. Я сам не знаю, как бы поступил, оказавшись на твоем месте. Ты все делала правильно, ты мне очень помогла, и я тебе благодарен за все, – сказал Поттер. – Но я не поеду к твоим родителям.

Гермиона попыталась возразить, но в этот момент в окно влетела сова с привязанным к лапке свитком и села рядом. Девушка отвязала послание, развернула и, увидев почерк профессора МакГонагалл, произнесла:

– Это от декана.

Хагрид заметно разволновался, а Поттер продолжал смотреть на холмы. Грейнджер пробежала письмо глазами и сообщила:

– Меня срочно вызывают в нашу гостиную. Что-то произошло, Гарри.

– Из Министерства вернулся кубок с результатами голосования. Вас собирают, чтобы сообщить о моем исключении, – почти равнодушно произнес парень, не оборачиваясь.

– Возможно, – согласилась Гермиона, – но мне кажется, случилось что-то еще.

– Может Дамблдора сместили с должности: Амбридж удалось обвинить его в педофилии и растлении малолетних, и директора арестовали и под конвоем дементоров везут в Азкабан? – мрачно пошутил Поттер.

– Прекрати, – оборвала его Грейнджер. – Я должна идти, это срочно, Гарри. Но я вернусь как только смогу, и мы поговорим. Нам многое надо обсудить. Если тебя все же исключили из школы, я напишу родителям. И я переговорю с Роном, я вобью в его упрямую ослиную башку мысль о том, что нельзя так поступать с единственным лучшим другом.

– Герми, я думаю, что мы больше не увидимся… – медленно произнес Гарри. – Я хотел бы попрощаться с тобой.

– Даже не думай об этом, Поттер, – отрезала Грейнджер, – я вернусь, и мы все обсудим. Я не собираюсь бросать тебя в беде. Я не прощаюсь, слышишь? До встречи, – девушка решительно покинула хижину и быстро пошла по холму в сторону замка.

– Прощай, Герми, – глядя ей вслед, прошептал парень.

– Кхе-кхе, – деликатно откашлялся великан, подходя к гриффиндорцу и слегка похлопав его по плечу. – Может Гермиона и права, и все еще уладится. Она же у нас все знает – такая умница.

– Да, умница, – согласился Поттер, а затем, после долгого молчания, сказал:

– Пожалуй, я начну собирать вещи.

– Да ладно, Гарри, – смущенно ответил разволновавшийся великан. – Может того, чайку с печеньицем, а? – он направился к большому дубовому шкафу, но в этот момент в окно влетела еще одна сова и села ему на плечо. – А это что такое? – удивленно сказал Хагрид, снимая птицу с плеча и рассматривая привязанный к ее лапке свиток.

– Не думал, что мое исключение произведет столько шума, – заметил Гарри, наблюдая за тем, как великан осторожно отвязывает от лапки птицы послание.

Сова начала ходить по столу, ожидая награду за доставку почты.

– Угости ее чем-нибудь, Хагрид, – подсказал Поттер, заметив растерянный вид великана.

– А–а! – хлопнув себя по лбу ладонью, протянул лесничий, – Дык, энто щас, где там мое печеньице… – великан сунул сове в клюв свою выпечку недельной давности. Сипуха издала возмущенный свист, выплевывая окаменевшее печенье, клюнула Хагрида в палец и поспешно вылетела в распахнутое окно.

– Ей что, не понравилось? – обиженно спросил великан, обращаясь к гриффиндорцу.

– Не обращай внимания, твоя выпечка только для гурманов, а совы в этом ничего не понимают, – ответил Поттер, ожидая, когда же, наконец, Хагрид развернет свиток. – Что там? – спросил он, когда лесничий прочитал послание и отложил его в сторону.

– Альбус Дамблдор вызывает меня к себе для важного дела.

– А про меня ничего не написано? – спросил Поттер.

– Нет, – покачал головой великан. – Ну, я пошел, Гарри, дело срочное, безотлагательное, – надевая кротовый пиджак, добавил Хагрид и поспешил к дверям.

– Угу, – произнес гриффиндорец, и как только дверь за великаном захлопнулась, достал свой чемодан, вытащил маггловскую одежду и начал переодеваться – школьная форма студента Хогвартса ему уже никогда не понадобится. Гарри быстро разделся, аккуратно свернул рубашку и брюки и начал натягивать мешковатые джинсы.

После ночного происшествия он не мог больше оставаться один в хижине. Взгляд упал на пол в том месте, где под ним натекло пятно кровавой спермы. Парень на миг закрыл глаза, отгоняя от себя страшное видение, сжал зубы и решительно вышел из хижины – оставаться один на один со своими воспоминаниями о недавнем надругательстве было невыносимо, и он поспешно направился к загону гиппогриффа.

Как и предупреждала Долорес Амбридж, предоставленные ей скандальные воспоминания Драко Малфоя произвели шокирующий эффект на окружающих. Многие почтенные ведьмы из Родительского Совета, увидев своих сыновей, сейчас плакали, солидные отцы семейств угрюмо молчали, потупив взор в пол, попечители громко возмущались, отказываясь впредь финансировать данное учебное заведение, инспектора Департамента Образования в один голос с преподавателями кричали о виновности Поттера и его немедленном исключении из школы. Сам же Гарри сломя голову с пылающими от стыда щеками выбежал из Большого Зала. Люциус Малфой, казалось, окаменел от полученного по его самолюбию и гордости удару, а Драко в этот момент понял, что сегодняшний день станет последним в его жизни: из-за него разрушена репутация их великого рода. Теперь на всех углах, во всех паскудных газетенках и журналишках типа «Придиры» будут полоскать имя Малфоев, обливать его грязью, смаковать подробности этого гомосексуального скандала. Крестный презирал его, отец готов был убить, и Драко находился на грани истерики и того, чтобы как Поттер броситься к двери, спасаясь позорным бегством. Впрочем, гриффиндорцу уже нечего было терять, а ему, Драко Малфою, даже в такой ситуации необходимо держаться с достоинством, как это продолжал делать его отец, и только бьющаяся на виске жилка говорила о том, что в этот момент творится в душе Люциуса Малфоя.

После того, как первый шок и последующие негодование и возмущение начали стихать, Долорес Амбридж, сделав паузу, довольная произведенным эффектом, наконец-то предложила членам всех советов начать голосование. Ведьмы и колдуны должны были написать в записке – «за исключение», «против» или «воздерживаюсь», и положить листок в кубок, который стоял возле председателя комиссии. Голосование было тайным, но никто не сомневался в его итогах. Отрицательные эмоции до сих пор еще отражались на лицах почтенных магов – Драко видел, как они смотрят на него, и эти взгляды уже резко отличались от тех, что были направлены на него раньше – уважительных, почтительных, а многих просто заискивающих. Сейчас все изменилось. Он понимал, что его жизнь разрушена, имя опозорено, родовая честь осквернена, и всему этому он обязан человеку, которого считал своим другом, которому доверял самые сокровенные тайны – Блейзу Забини. Забини совершил подлость, выкрав его воспоминания и отправив их Долорес Амбридж. Драко не ожидал такой низости и коварства от своего любовника, который в стремлении расчистить себе дорогу и устранить соперника, не побрезговал самыми грязными методами.

Члены советов один за другим подходили к председательскому столу и опускали в кубок записки со своим вердиктом, после чего с мрачным видом снова возвращались на свои места. Когда последний волшебник из Родительского совета проделал эту процедуру, смущенно прокашлявшись, Долорес Амбридж звонким писклявым голоском объявила о завершении голосования, магическим образом запечатала кубок и поставила его в камин. Вспыхнуло ослепительно зеленое пламя, и в следующий миг сосуд исчез, оставив после себя небольшое дымное облачко. Теперь предстояло дожидаться результатов голосования, которые должна была определить глава Департамента Образования и прислать официальное постановление. В ожидании ответа из Министерства ведьмы и колдуны тихо переговаривались, обсуждая шокирующие события, произошедшие в стенах школы, свидетелями которых они только что стали. Драко находился в зале, никто не попросил его покинуть помещение и подождать в коридоре, как в первый раз после дачи показаний, а он сам не решался встать и уйти, и сейчас чувствовал себя так, как будто здесь судили не Поттера, а его самого. Но если после того, как он дал показания, некоторые даже сочувствовали бедному мальчику, совращенному развратным порочным гриффиндорцем, то, просмотрев воспоминания «невинной жертвы», отношение к нему резко изменилось. Драко Малфой, слившись в страстном экстазе с Гарри Поттером в присутствии своих сокурсников, совсем не выглядел бедной совращенной невинностью. Их с Поттером можно было принять за любовников, соучастников, и сейчас Драко почти физически ощущал неприязненное к себе отношение и проклинал шрамоносца за то, что тот трусливо убежал, оставив его здесь одного. Драко чувствовал, что исключением Поттера дело не закончится – разгневанные родители, попечители, инспектора и преподаватели жаждут крови, а он сидит здесь, один из участников произошедшей оргии, и когда дело дойдет до дисциплинарных мер, он первый попадет под карающий меч.

Ожидание затягивалось, кубок с официальным заключением из Департамента Образования пока не возвращался, все понимали, что эта задержка скорее всего вызвана консультацией по этому вопросу начальника Департамента Образования с самим Министром, потому что случай неординарный, скандальный, способный перевернуть все общественные устои. Мальчик-Который-Выжил и должен был спасти магическое общество от Сами-Знаете-Кого, оказался гомосексуалистом и подлежал не только немедленному исключению из школы, но и изгнанию из магического мира, но если верить древнему пророчеству, только он один, избранник судьбы, мог избавить мир от одного из самых могущественных темных колдунов. Изгоняя Гарри Поттера, волшебники тем самым лишались защитника, хотя тот и был грязным извращенцем. Все понимали, какой это щекотливый и деликатный вопрос, и сейчас в Министерстве уже решали не исключение Гарри из школы, а его дальнейшую судьбу. Мальчика, отчислив из Хогвартса, могли принудительно заключить в клинику Святого Мунго и держать там до того момента, пока ему не придет время выполнить свое предназначение, а также могли изолировать его от общества в Азкабане и под надежной охраной и защитой содержать там, опять-таки до назначенного ему судьбой решающего часа.

Драко сидел, опустив голову на руки, когда наконец-то в камине вспыхнуло ярко зеленое пламя, и появился кубок. Долорес Амбридж, председатель комиссии, откупорила его, извлекла пергаментный свиток с министерской печатью, и, сломав ее, развернула свиток, пробежала его глазами, а затем громко объявила:

– Итоги голосования таковы: из принявших в нем участие ста десяти членов дисциплинарной комиссии – сто девять проголосовали «за», один «против», воздержавшихся нет. Гарри Джеймс Поттер исключен из школы чародейства и волшебства Хогвартс без права обжаловать это решение в суде. Мистер Поттер обязан в ближайшее время сдать школьное имущество, если таковое имеется в его личном распоряжении, и незамедлительно покинуть территорию данного учебного заведения.

Огласив заключение Министерства Магии, Долорес Амбридж с торжествующим видом обвела взглядом всех присутствующих, но в этот момент, прокашлявшись, со своего места устало поднялся директор Хогвартса Альбус Дамблдор и произнес:

– Дамы и господа! Вы вынесли свой вердикт и порок наказан: Гарри Поттер признан большинством голосов виновным и исключен за недостойное поведение из школы. Но я, как директор, и в силу своих должностных полномочий, требую наказания для всех виновных, придерживаясь мнения, что Гарри Поттер не должен один нести всю ответственность за случившееся. То, что произошло в тот вечер, нельзя ставить в вину ему одному, вы сами видели, что в этом безобразии принимали участие многие студенты, и я считаю, что каждый из них в большей или меньшей мере виновен в совершенном аморальном деянии. Эта вина не требует доказательств – мы все стали свидетелями бесстыдного разврата, который произошел в гостиной Слизерина. В тот вечер было нарушено не одно правило школьной дисциплины, и каждый должен понести заслуженное наказание, пропорциональное тяжести его проступка.

Присутствующие одобрительно загудели, родители провинившихся слизеринцев, опозоривших семьи, сидели мрачные, потрясенные, многие не могли поднять глаза от пережитого позора и посмотреть в лицо своему соседу. С Дамблдором были согласны все – наказать надо всех, причем сурово. Драко почувствовал, как карающий меч возмездия заносят над его повинной головой, и приготовился к удару, ожидая, что его могут исключить из школы следом за Поттером, но он даже не предполагал, какую кару им уготовил Альбус Дамблдор.

– Вина этих молодых людей велика и требует самого сурового наказания, – тем временем продолжил директор. – Я долго думал, как покарать провинившихся студентов, чтобы это стало уроком для всех и запомнилось надолго. В силу данных мне полномочий директора школы Хогвартс, с тяжелым сердцем я вынужден применить исключительную меру дисциплинарного взыскания. С сегодняшнего дня я отменяю запрет на физические наказания, который был установлен девяносто пять лет назад, и объявляю о том, что Драко Малфой, Уильям Урхарт, Теодор Нотт, Эдвард Вейзи, Николас Харпер, Адриан Пьюси и Ричард Грехем будут подвергнуты публичной порке и получат по тридцать ударов розгами каждый. Факультет Слизерин лишается всех заработанных за год баллов. Также, ученики, имена которых я сейчас зачитаю, подвергнутся дисциплинарному взысканию и до конца года будут нести ежедневную пятичасовую трудовую повинность без права использовать магию при выполнении любой физической работы, которую им поручат преподаватели Хогвартса.

Драко уже не слушал, как Дамблдор перечисляет имена его сокурсников, которым предстоит пять часов каждый день – даже в выходные – как прислуге, работать на грядках у профессора Стебль, таскать навоз, выдавливать гной бубонтюбера, резать слизняков, перебирать флоббер-червей, мыть все школьные унитазы и прочее, и прочее, и прочее…. В голове младшего Малфоя звучала страшная, нелепая фраза директора об отмене запрета на телесные наказания студентов. Слизеринец отказывался верить в то, что его подвергнут публичной порке в присутствии всей школы. Это было абсурдно, нелепо, дико! Это не укладывалось в сознании. Такого не могло случиться, ведь он – Драко Люциус Малфой, он неприкосновенный, его никогда не подвергали никакому наказанию даже дома, не то, что в школе. Единственное дисциплинарное взыскание он получил от профессора МакГонагалл на первом курсе, когда настучал на Поттера, Уизела и грязнокровку и был вынужден вместе с ними отправиться ночью в Запретный лес. Это было единственное и самое страшное наказание за всю его жизнь. Сейчас же слова Дамблдора воспринимались как идиотская шутка старого маразматика – порка розгами в присутствии всех студентов Хогвартса была бредом больного воспаленного сознания Альбуса Дамблдора. Драко бросил быстрый взгляд на отца, потом на крестного, на собравшихся в аудитории магов и с ужасом начал осознавать, что все они согласны с Дамблдором, они требуют крови, они требуют наказания, и они его получат.

– Вы не можете так поступить, – вдруг произнес Драко в наступившей тишине. – Лучше исключите меня из школы, только не это, – охрипшим голосом добавил слизеринец.

– Студенты, которым назначено физическое наказание, будут подвергнуты порке сегодня в три часа дня на школьном дворе в присутствии всех учащихся школы, членов Попечительского и Родительского советов, преподавательского состава, инспекторов Департамента Образования и председателя дисциплинарной комиссии профессора Долорес Амбридж, – громко заявил Альбус Дамблдор, и Драко почувствовал, как по его спине побежала струйка холодного пота….

Прошло уже несколько часов, а Хагрид все не возвращался. Солнце начало садиться за горизонт, тени заметно удлинились, день близился к завершению. Гарри сидел на изгороди и время от времени бросал гиппогриффу тушки хорьков, размышляя над сегодняшними событиями. Он до сих пор еще не знал результатов голосования – про него как будто вообще все забыли. Парень размышлял над тем, что могло еще произойти, раз в срочном порядке созвали всех старост школы, и даже нашлось важное и неотложное дело для Хагрида, которого, впрочем, не позвали в состав преподавательского совета и не пригласили на дисциплинарное слушание, в отличии от кентавра Флоренса.

Гарри снова бросил тушку хорька гиппогриффу, отстраненно наблюдая, как хищник разрывает на куски тельце зверька и проглатывает окровавленное мясо.

«Гермиона ошибается, возмездие никогда не постигнет таких подонков, как Малфой», – подумал Поттер, со злостью швырнув очередного дохлого хорька на растерзание магической птице. И те, кто напал на него, скрывая лица под масками, тоже не понесут никакого наказания. Но главное, что это все-таки не гриффиндорцы. Эта мысль раскаленной занозой сидела в мозгу Гарри до того момента, пока Гермиона не подтвердила, что никто из его бывших сокурсников не покидал этой ночью Гриффиндорскую башню. С души Гарри как будто свалился тяжеленный камень – Рон сначала зализывал раны, а потом занимался любовью с Гермионой. Когда Поттер узнал об этом, вздох облегчения непроизвольно вырвался из его груди – мысль о том, что его мог избить и изнасиловать друг детства сводила с ума, доводила до исступления, а сейчас он устыдился того, что мог подозревать в этом страшном преступлении своего друга и бывших сокурсников. Сама мысль о том, что он мог подозревать гриффиндорцев, сейчас казалась ему абсурдной, дикой, нелепой. Он чокнутый параноик, если мог усомниться в тех, с кем вырос под одной крышей. Гриффиндорцы никогда бы не сделали с ним такое, не смотря на то, что наравне со всеми травили его и изгнали из родной обители. Но они не подлые насильники, скрывающие свои лица под масками.

Гарри, увидев, как гиппогрифф смотрит на него оранжевыми глазами и требовательно разевает клюв, бросил еще одного дохлого зверька и снова начал размышлять и сопоставлять факты, пытаясь докопаться до истины. Слизеринцы тоже исключались из списка подозреваемых. Поттер узнал, что после слизеринской оргии, с целью установить всех, принимавших в ней участие, по распоряжению Дамблдора у змеенышей практически в принудительном порядке взяли семенную жидкость для образцов, и после этого слизеринцы не только не посмели бы на него напасть снова и изнасиловать, оставляя свою сперму в нем как улику, но и вряд ли бы близко к нему подошли. Змеенышам наступили на хвост и они затихли, уползли в свою нору и сидели там не высовываясь до самого слушания. Никто из них не посмел бы вновь прикоснуться к нему, зная о том, что образцы их спермы находятся у мадам Помфри.

Поиск по сайту: