АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Февраля 1987. И спросил астроном: «Мастер, а как же Время?»

Читайте также:
  1. БЛОК ПЕРВЫЙ. От Февраля к Октябрю 1917 года.
  2. В случае получения заявки на проживание после 25 февраля 2012 г.
  3. Водолей (21 января – 18 февраля)
  4. г. Алматы, 20-21 февраля 2014 г.
  5. Дата соревнований: «14» февраля 2015 года (суббота).
  6. Дата: 20 февраля - 30 марта 1915 года
  7. Даты: с 16 февраля по 20 февраля 2015 г.
  8. Дни памяти - 5 июля и 2 февраля нового стиля
  9. Задание 77. 23 февраля - День защитника Отечества
  10. Зарегистрировано в Минюсте РФ 3 февраля 2003 г. № 4176
  11. И 12 февраля
  12. Из характеристик М.Сосновского с/совета от 20 февраля 1930 г. на некоторых кулаков (фонд 302, опись 1, дело 4)

 

Возлюбленный Мастер,

 

И спросил астроном: «Мастер, а как же Время?»

И он ответил: «Вы хотите отмерять время безмерное и неизмеримое.

Вы хотите приспособить свое поведение и дух свой подчинить часам и временам года.

Из времени вы хотите сделать ручей, чтобы сесть на берегу и следить за его течением.

Но вневременное в вас осознает вневременность жизни,

И знает, что вчерашний день — лишь память сегодняшнего, а завтрашнийего мечта.

И то, что поет и мыслит в вас, все еще пребывает в том первом мгновении, которое рассыпало звезды в пространстве.

Кто из вас не чувствует, что сила его любви беспредельна?

Но кто при этом не чувствует, что сама любовь, хотя и беспредельна, заключена в центр его естества, а не тянется вереницей любовных мыслей и деяний?

И разве время не подобно любви — неделимой и неизмеримой? Но если в своих мыслях вы должны отмерять время по временам года, пусть каждое из них объемлет все другие.

И да обнимет сегодняшний день: прошедшее — памятью, будущеестрастным влечением!"

 

Халиль Джебран — сам по себе категория. Но вот что самое поразительное в нем и самое таинственное: бывают моменты, когда он кажется мистиком высшего порядка — Гаутама Будда, Иисус, Сократ, — а в другое время мистик исчезает. Остается только поэт, который поет прекрасные, но бессодержательные песни, который говорит золотыми словами, но в тех словах нет ни подлинного опыта, ни экзистенциального вкуса.

Очень трудно обычному человеку провести различие — когда Халиль Джебран мистик, а когда он просто поэт. Порой, когда он просто поэт, он кажется еще прекрасней. Он рожден поэтом; он как река, которая временами становится совсем мелкой, — но когда река мельчает, она поет песни. А временами река становится очень глубокой — но тогда есть лишь молчание.

Сегодняшние изречения были бы совершенно естественными в устах Гераклита, Чжуан-цзы или Нагарджуны. Не было бы странным, если бы Будда высказал эти слова.

Поражает, что, хотя Халиль Джебран еще не пробужденный человек, он все же каким-то удивительным образом говорит о тех глубинах и тех вершинах, которых достигает только просветленный. Вот почему я говорю, что он сам по себе категория — странная смесь мистика и поэта.

Как поэт, величайший мистик будет выглядеть бедно по сравнению с Халилем Джебраном; но как мистик, Халиль Джебран, лишь временами разворачивает свои крылья в открытом небе и достигает безграничного, беспредельного — без всякого страха, без оглядки.

В его душе присутствуют оба, поэт и мистик, — он самый богатый человек. Поэт пробужден чаще, мистик — временами, но их смесь создала новую категорию, к которой принадлежит только еще один человек — Рабиндранат Тагор. Мне известны только эти двое из этой странной категории.

Мы собираемся обсуждать изречения огромной глубины и самый таинственный предмет — время. Мы все полагаем, что время нам известно; мы считаем его само собой разумеющимся. Бывают люди, которые играют в карты, ходят в кино, а если вы спросите их: «Что вы делаете?» — они не колеблясь, скажут: «Убиваем время». Они не знают, что такое время.

Испокон веков тысячи философов думали и размышляли на эту тему, но ничего существенного не попало в руки человечества. Однако здесь не утверждения философа, здесь слова поэта, знающего красоту языка.

Время от времени, когда его мистик немного пробужден, открывается окно в неведомое. Он улавливает проблеск, и он достаточно красноречив, чтобы перевести этот проблеск в слова, выразить его такими словами, что, пожалуй, ему и самому не объяснить, что же это означает.

Однажды было так. Профессор английского в Лондонском университете застрял на одном месте, когда комментировал поэмы Кольриджа, одного из великих английских поэтов. Профессор, очевидно, был очень честным. Обычно профессора не бывают честными — даже если они не понимают, они продолжают делать вид, что им понятно. Даже если они не знают, они никогда не скажут: «Я не знаю». Не часто увидишь профессора, который смог бы сказать: «Простите меня, я понимаю слова, но не улавливаю за ними смысла. Дайте мне день времени, Кольридж живет со мной по соседству, так что это не сложная проблема. Я отправлюсь к нему и спрошу его прямо: "Что вы имеете в виду? Я понимаю красоту ваших слов, лингвистический смысл ваших слов, но это не все. Я постоянно чувствую, что нечто упускается, что я упускаю реальный смысл и значение. Я в состоянии ухватить розу, но аромат ускользает от меня — а в аромате и состоит смысл розы!"»

На следующий день он отправился к Кольриджу. Тот, уже старик, поливал свои саженцы в саду. Профессор сказал: «Простите за беспокойство, но это стало абсолютно необходимым для меня... я не могу быть нечестным со своими студентами. Если я что-то знаю, я говорю, что знаю; если я не знаю, то не могу притворяться. Хоть они и не смогут разгадать, не смогут заметить, что их обманывают, но я-то знаю, что обманываю.

Вот ваша поэма, вот то место, где я застрял. Всю ночь я пытался разгадать — я открывал слои за слоями в ней, но все же смысл ускользает. Поэтому я и пришел спросить вас: что означают эти слова?»

Кольридж сказал: «Вы задаете очень трудный вопрос. В то время, когда я писал эту поэму, смысл знали двое».

Профессор очень обрадовался. Он сказал: «Тогда никаких проблем. Меня не интересует другой — вы расскажете мне, в чем состоит смысл».

Тот сказал: «Вы не так поняли меня. Когда я писал ее, смысл знали двое: я знал смысл, и Бог знал смысл; а сейчас только Бог знает. Я и сам пытался изо всех сил... прекрасные слова, но — ничего существенного. Вы должны простить меня. Если вы повстречаетесь где-то с Богом, можете задать свой вопрос Ему; можете также спросить и от моего имени, потому что я очень сильно расстроен.

Не вы первый приходите ко мне; это случалось и прежде три или четыре раза. Другие люди с глубоким пониманием поэзии приходили ко мне и как раз на этом пункте они застревали. Те скрытные слова ясны, но пусты».

Халиль Джебран — один из величайших поэтов с уникальным качеством: время от времени его поэт преображается в мистика. И когда говорит мистик, это говорит не Халиль Джебран.

По словам Кольриджа — «Бог тот, кто говорит» — он становится просто средством, позволяя существованию выразить себя. Если вы пойдете к нему, он и сам, пожалуй, не сможет объяснить вам многих вещей, которые сказал. И сказал так прекрасно, что прекраснее не говорилось еще никогда.

И спросил астроном: «Мастер, а как же Время?»

Астроном постоянно озабочен реальностью времени — это и есть вся его профессия, все его исследование.

И он ответил: «Вы хотите отмерять время безмерное и неизмеримое».

Он говорит, что сама ваша попытка абсурдна. Вы хотите отмерять... безмерное и неизмеримое?

Уже сама идея выявляет ваше невежество. Жизнь имеет множество измерений, которые безмерны и неизмеримы; время — это только один из аспектов.

Попутно, для вас будет важно понять, что английское слово «мера» происходит от того же санскритского корня, что и «материя». Этот санскритский корень — матра, то, что может быть измерено.

Материя — это то, что может быть измерено.

Дух — это то, что не может быть измерено.

Единственное различие между материальным и духовным — в измерении, потому что одна мера — это количество, материя, а другая мера — это качество: дух, любовь, время. Это качества; нет способа измерять их. Вы можете переживать их, но не можете описать свое переживание в словах, которые выражают какой-нибудь вид измерения. Разве можете вы рассказать кому-то, как сильно вы любите его? — одно кило, два кило или одна миля, две мили? Насколько же вы любите? Даже целое небо окажется слишком малым. Все мерки отбрасываются.

Поэтому когда кто-то говорит: «Я люблю тебя очень сильно» — он не понимает, что говорит, ведь «очень сильно» указывает на количество. Любовь — это просто любовь; она никогда ни больше, никогда ни меньше. Достаточно сказать: «Я люблю тебя». А возможно, лучше даже не говорить и этого. Пусть ваши глаза выскажут это, пусть ваши руки выразят это, пусть ваши песни дадут намек, пусть ваш танец покажет это. Не говорите: «Я люблю тебя», — потому что в тот миг, как вы говорите: «Я люблю тебя», — вы ограничили нечто безбрежное маленьким словом «люблю». Вы убили что-то.

Если безбрежность любви ограничить маленьким словом — это тюрьма. Ее крылья обрезаны, это мертвое слово.

Мое собственное чувство к тысячам моих людей дало мне удивительное понимание, которое, возможно, упустил Гаутама Будда, ведь он никогда не говорил о любви. В тот миг как вы говорите кому-то: «Я люблю тебя» — наблюдайте! Быть может это и есть начало конца.

Когда была любовь, не было нужды говорить это.

Это было слышно и без слов. Не произнося ни единого слова, все вокруг вас ясно проявляет вашу весну, цветение, танец под ветром, солнцем и дождем. В любви человек не ходит, он танцует. Ходят только люди, не знающие любви.

В тот миг, когда любовь расцветает в вашем существе, это столь велико и безгранично, что изменяет в вас все. Ваши глаза уже не те, какими они были обычно — тусклыми, мертвыми; внезапно они воспламеняются. Внезапно темнота из ваших глаз исчезает — там свет; мелочность исчезает с вашего лица — там глубина иного. Вы касаетесь кого-то, — и ваша рука уже больше не просто физический предмет; через нее протекает нечто нефизическое, нематериальное — теплота.

Вы, наверное, замечали, пожимая людям руки... когда вы обмениваетесь рукопожатиями с некоторыми людьми, кажется, будто вы держитесь за мертвую ветвь дерева, а с некоторыми другими — редко — пожимая руки, вы знаете, что это не просто рукопожатие, а встреча двух энергий. Вы чувствуете прохождение энергии со своей стороны и прохождение энергии с другой стороны. Произошла связь, общение.

Альмустафа говорит:

Вы хотите приспособить свое поведение и дух свой подчинить часам и временам года.

Это напомнило мне случай. Один из моих друзей, хоть он и был совсем старый, ровесник моему деду, безгранично любил меня — так, что исчезла дистанция в возрасте, разрыв поколений. Он был членом парламента шестьдесят лет непрерывно.

Теперь это достояние истории — только два человека оставались без перерыва так долго членами парламента. Одним был Уинстон Черчилль, а другим — доктор Говиндас.

Он был очень традиционным, все удивлялись, насколько он был традиционным, ортодоксом... Даже ортодоксы спрашивали: «Как вам обоим удается часами сидеть и дискутировать?» Обычно я останавливался у него всякий раз, как проезжал через Нью-Дели. Даже его жена сказала мне однажды: «Это так странно... Все то, что вы говорите, против него. Слушая вас обоих, я прихожу в замешательство. Он продолжает слушать вас и продолжает делать по-своему».

Он был до того суеверен, что, если собирался куда-либо поездом или самолетом, сначала должен был вызвать своего астролога и спросить: «Когда подходящее время двигаться к северу, к югу — точно, до минуты, секунды?» И астроном вычислял ситуацию по звездам.

Я сказал ему: «Это заходит слишком далеко. Звездам не интересно, куда собирается Говиндас. Я не вижу никакой причины, чтобы звезды волновались из-за того, что Говиндас собрался на север, на юг или выходит на час раньше...»

Я сказал: «Это просто эго человека — как будто целое существование движется вокруг его эго!»

Он слушал меня и говорил: «Может, ты и прав, но я не хочу никакого риска».

Я говорил: «Это же нелепо — ты никогда не докажешь этот пункт».

Он сказал: «Дело не в доказательстве, дело в риске. Ты, может, и прав, но кто знает? — веками люди консультировались с астрологами во всем мире, составлялись диаграммы рождения...»

Было трудно останавливаться у него, и было очень трудно не остановиться у него, потому что если я оказывался в Дели, не остановившись у него, он на следующий день узнавал, прочтя в газетах, и мчался ко мне сердитый, со словами: «Я же сказал тебе, что, когда ты в Дели, ты должен остановиться у меня».

Он ничего не слушал, он просто тащил меня к себе домой — а мне было очень удобно в его доме. У него был самый замечательный дом, лучше, чем у императора: все удобства, слуги, автомобили, все; и там жил только он со своей женой, оба очень старые.

Он обычно созывал туда людей — парламентариев, министров, весь кабинет министров — на встречу со мной. Я говорил: «Все хорошо, кроме твоего астролога. Если бы ты перестал звать того астролога — он до того измучил меня... Поезд уходит в двенадцать ночи, а астролог говорит, что мне нужно уезжать как раз с заходом солнца. Это не от меня зависит: поезд уйдет в полночь; он не может уйти в шесть часов вечера». Что вы думаете, астрологи нашли via media, середину, — они заявили: «Покидай дом в шесть часов и жди на станции».

И я часами сидел на станции.

Я говорил: «Это единственное беспокойство с тобой; все остальное в порядке». Я приезжал в Дели, и если собирался остановиться у него, он забирал меня. Но он не отъезжал от станции до тех пор, пока астролог не говорил, что ему пора домой. Если же мы добирались домой раньше — просто случайно, когда не было большого уличного движения, — нам приходилось колесить вокруг.

Я говорил: «Это нелепо. Ты изводишь меня и себя».

Он говорил: «Мы доберемся домой точно во время, назначенное нам звездами для входа в дом».

Я говорил: «Никакие звезды не назначали тебе ничего».

Но у астрологов тысячелетиями тянется это наваждение — действовать в соответствии со своими астрологическими расчетами. Когда вступать в брак...

Вы удивитесь, узнав, что, согласно древним индийским астрологическим трактатам, даже время для занятий любовью со своей женой надо спрашивать у астролога: ведь она может забеременеть в неподходящее время, и тогда вы получите мину в свой дом — Адольфа Гитлера или Рональда Рейгана. Так что обождите немного...

Такие абсурдные вещи говорят трактаты — когда мать собирается родить ребенка, ей нужно сдерживаться и ждать подходящего момента; она должна терпеть боль. Идет борьба из-за того, что ребенок хочет родиться, а звезды не позволяют этого.

Такая дисциплина... даже ваше рождение, ваше зачатие приходится решать согласно звездам и их движению. И все остальное — когда вам следует есть, когда вам не следует есть... Вот уже, по меньшей мере, десять тысяч лет джайны не едят по ночам — только между солнечным восходом и закатом.

Маленьким ребенком я страдал, я понятия не имел об этом. Что это за бессмыслица? Почему звезды должны беспокоиться о моей еде ночью? Но странный режим продолжает соблюдаться. Все, что остается после ужина, на закате дня отдают нищим. Поэтому на кухне не остается ничего. Так что, верите вы в звезды или нет, но приходится оставаться голодным. А особенно хороши десять дней праздников в джайнизме, когда вы не можете даже пить воду ночью — иначе попадете в ад. Просто выпив чистой воды — даже не грязной воды. Вы пьете ту же самую воду целый день — проблемы нет. Проблема в звездах.

Альмустафа говорит: Вы хотите приспособить свое поведение и дух свой подчинить часам и временам года. Не только ваше поведение, но даже ваш духовный рост зависит от ваших расчетов времени и звезд.

Всего несколько дней назад молодая джайнская монашка, прекрасная девушка двадцати одного года, убежала из храма, где она проживала. Подумали, что кто-то похитил ее, но истиной оказалось кое-что другое. Два дня спустя родители получили от девушки письмо, где прочитали: «Теперь я взрослая. Мне исполнился двадцать один год, и сейчас я абсолютно свободна, принимать решения относительно своей жизни.

Вы заставили меня стать монашкой, отвергнуть жизнь, так как астролог сказал, что если я стану монашкой в девять лет, в определенный месяц и день, то буду просветленной».

Никакие родители не позволят себе упустить такую возможность. Во-первых, девушка в Индии — это бремя: вскоре им придется заниматься бракосочетанием. А брак так уродлив в этой стране — отец парня, который собирается жениться на девушке, потребует денег. Если парень доктор, отец потребует все деньги, которые были затрачены на его образование. А родители каждой девушки хотят, чтобы их дочь попала в состоятельную семью, — люди продают свои дома, свои земли, лишь бы их дочь попала замуж в состоятельную семью.

Поэтому, то была хорошая возможность — двойная выгода. Теперь с проблемой брака покончено: монашка проведет в безбрачии всю свою жизнь; и к тому же есть большая вероятность, что она станет просветленной, — так сказал астролог.

Писания говорят, что, если ваш сын или ваша дочь становятся просветленными, вы благословенны. Отец и мать благословенны, если их сын или дочь становятся просветленными. Это поднимает даже их сознание. Это их кровь, их кости; это их продолжение. Нечто от славы просветленного отразится и в жизни родителей. Поэтому они отдали девочку, а она не могла даже понять, что происходило. Но в возрасте двадцати одного года она увидела все, поняла, что это полнейшая глупость, — и убежала. И пригрозила своим родителям: «Если вы попытаетесь найти меня и принудить вернуться, я расскажу о всех тех мучениях, через которые прошла, разоблачу все то скверное обращение, извращенное обращение, с которым мне пришлось столкнуться. Так что если вы хотите уберечь своих монахов, монахинь и их так называемую чистоту и целомудрие, то просто забудьте обо мне, совсем. Не пытайтесь найти меня».

Звезды не могут решать все.

Из времени вы хотите сделать ручей, чтобы сесть на берегу и следить за его течением.

Это и есть путь философа, мыслителя. Для него время всего лишь ручей; и он сидит на берегу, размышляя о ручье: откуда он приходит, куда бежит... но действительность — это нечто совершенно другое.

Это не время идет куда-то — это мы приходим, и мы уходим. Время остается там, где оно есть, где оно было всегда. Это не ручей; мы — ручьи. Время не может быть ручьем, потому что оно не вещество.

Современные физики подтвердят изречение Халиля Джебрана. Альберт Эйнштейн поддерживает его, потому что он свел время к измерению пространства — четвертому измерению пространства.

Подумайте о пространстве... вы никогда не думаете о пространстве как о ручье. Пространство есть всегда: вы приходите и уходите, вы входите в комнату, вы выходите из комнаты, но пространство в комнате остается на месте. Делом всей жизни Альберта Эйнштейна было как-то разгадать, что такое время. И его открытие состояло в том, что время — это только четвертое измерение пространства; а потому, конечно, оно не может течь. Не может быть так, чтобы одна из ваших рук текла, а все тело оставалось статичным — тогда ваша рука уйдет в океан, а вы останетесь далеко позади, и не будет возможности встретиться со своей рукой снова.

Если время — четвертое измерение пространства, то это значит, что ни пространство не идет никуда, ни время не идет никуда. Времена года приходят и уходят, люди приходят и уходят; весна приходит — и появляются цветы, листопад приходит — и все деревья стоят обнаженные. Многое уходит и приходит — но помните, что ни пространство не идет никуда, ни время не идет никуда.

Странно, что никто до Альберта Эйнштейна не указал на тот факт, что время не следует считать потоком. Время всегда считали потоком — во всех культурах, во всех цивилизациях, во все эпохи. В этом должно быть что-то психологическое. Почему все человечество всегда думало о нем одним и тем же способом — как о потоке?

Как я вижу это? Я вижу в этом очень важный психологический факт. Психологический факт состоит в том, что мы не хотим быть потоком — мы хотим быть здесь и сейчас, навсегда. Времена года меняются, приходит утро, приходит вечер, день сменяется ночью, ночь переходит в день. Все вокруг нас продолжает изменяться, а мы пытаемся остаться одними и теми же. Наш страх перемены, наш страх неведомого... ведь перемена может увести вас в неведомое, обязательно уводит вас в неведомое.

К тому же мы видим: меняется детство, меняется юность, меняется средний возраст, меняется старость — но мы не обращаем особого внимания на эти перемены благодаря сознанию своей идентичности. И хотя мы отлично знаем: мы изменяемся, мы в постоянном движении, — но мы все же боимся сознавать это.

Подлинный медитирующий — это тот, кто становится внимательным к переменам, происходящим в его теле, в мире. Он должен осознавать все эти перемены. Ваш ум меняется, ваши чувства меняются — есть ли что-то, что не изменяется? Мы назвали эту сокровенную суть вашего существа, центр вашего циклона — вашей душой: она не изменяется.

Снова важно будет напомнить, что только один человек за всю историю человечества назвал душу временем; этим человеком был Махавира. Она назвал душу самайя — время. Это единственное, что остается; все остальное продолжает течь.

Так что внутри вас, в самой глубочайшей точке, есть свидетель, сакши — наблюдатель, который не изменяется. И этот наблюдатель на самом деле и есть время. Но только один человек за всю историю называл это временем.

Поэтому если вы становитесь свидетелем всех перемен, что происходят вокруг вас, — снаружи вас, внутри вас — раньше или позже вы осознаете и того, кто наблюдает это все. Тот свидетель вечен. Тот свидетель не знает смерти, потому что не знает перемен.

Но вневременное в вас осознает вневременность жизни.

Это и есть то, о чем я говорю как о самой таинственной вещи у Халиля Джебрана. Сам он никоим образом не в одной и той же категории с Махавирой, но то, что он говорит, в точности то же самое. Он говорит: «Но вневременное в вас осознает вневременность жизни». Потому что вы представляете себе время как поток внутри вас, перемены, но там же есть и нечто неизменное. Можете назвать его вневременным, ведь вы привыкли, что время — это синоним перемен.

Это вневременное внутри вас, это неизменяющееся внутри вас действительно осознает сокровенную суть существования, осознает, что все перемены поверхностны.

В смерти никогда ничего не меняется.

Это всегда одно и то же.

Просто истинная идея, и вы почувствуете огромную безмятежность и тишину, нисходящие на вас...

И знает, что вчерашний день — лишь память сегодняшнего, а завтрашний — его мечта.

От поэтов не ожидают высказывания таких вещей; это не в их измерении. Вчерашний день — лишь память сегодняшнего... Не бывает вчерашнего дня, оставленного позади. Это не похоже на железнодорожный поезд — что вы прибываете на эту станцию и оставили другую станцию позади. Вчерашний день приходит с вами. Он не был оставлен позади, он приходит с вами как память. Это сегодняшняя память — и то же самое верно в отношении завтра.

Оно не должно прибыть откуда-то на встречу с вами — вы уже обладаете им в своей мечте, в своем воображении.

Вчерашний день — это ваша память.

Завтрашний день — это ваша мечта.

Но единственная реальная вещь — это сегодня.

И то, что поет и мыслит в вас, все еще пребывает в том первом мгновении, которое рассыпало звезды в пространстве.

Это изречение громадного потенциала. Он говорит: «Этот самый миг, который пребывает внутри вас, — не что-то другое; вы не оставляли начала, первого мгновения, когда звезды были рассыпаны в небесах. Тот первый миг все еще внутри вас; это ваша память».

Он ничего не говорит о последнем мгновении, но просто логическое завершение... Если первое мгновение, когда звезды были рассыпаны по небу, пребывает внутри вас, то последнее мгновение — когда все рассыпанные звезды будут снова втянуты назад в сеть и исчезнут, — тоже пребывает в вас, в ваших грезах.

Вы содержите в себе целую вечность в этом самом мгновении.

Все прошлое и все будущее содержится в этом маленьком мгновении. Оно не мало; вы просто не осознаете его необъятности.

Кто из вас не чувствует, что сила его любви беспредельна?

Он просто дает вам пример: каждый чувствует в себе безграничную силу любить. Но у вас есть границы. Как же может безграничное быть внутри вас, ограниченных? Вы, наверное, читали известный рассказ Льва Толстого «Сколько земли требуется человеку?» Как велика, будет ваша могила?

Вы осознаете, что в этом малом теле есть великие вещи, безграничные. Он дает вам пример любви, потому что это самое обычное и понятное. Таким же самым образом в вас пребывает и время в его беспредельности. Таким же самым образом в вас пребывает и пространство в его бесконечности.

Будет гораздо лучше — может и неправильно лингвистически, но меня не заботит язык, я забочусь о том, что истинно, — говорить не: «Любовь пребывает внутри меня» — это неправильно. Лучше сказать: «Я пребываю в любви». Тогда ваши границы не могут быть границами любви. Быть может, вы любили бессознательно. Если бы вы любили осознанно, вы бы не говорили: «Любовь в моем сердце». Нет — это ваше сердце в любви.

Любовь окружает вас — бесконечная любовь. Возможно, в этом причина, что никакой любящий не удовлетворен — ведь его любовь безгранична и нуждается в безграничном отклике. Всякий любящий ищет кого-нибудь, кто может любить беспредельно — не должно быть никакого ограничения этому, — но сама ваша идея, что любовь обитает внутри вас, превращает ее в пустяк.

Считайте, что вы обитаете в любви, точно рыба в океане; тогда вы можете делиться своей любовью безо всякого страха, тогда вы знаете: она неистощима, тогда вам не нужно так скупиться на нее.

Если любовь понять как океаническое чувство вокруг вас, не будет ревности.

Ревность — это яд, который убивает всю любовь и всю ее радость. Но ревность происходит от вашего основного непонимания. Мы продолжаем думать о любви так же, как о количестве, поэтому мы боимся. Если тот, кого вы любите, полюбит еще кого-то другого, вы тотчас же пугаетесь: он любил вас на все два кило, а теперь только на одно. А завтра, если он найдет кого-то еще, — только на полкило! И таким образом ваша любовь будет таять, скоро вы останетесь со своими весами без всяких килограммов.

Вся ревность основывается на страхе, что любовь может быть разделена, что это количество.

Она — качество.

Вы можете отдавать сколько захотите, стольким людям, скольким хотите, всему миру; тем не менее, ваши источники неистощимы. Проблемы ревности нет и в помине. В своих мечтах о будущем человечества я всегда вижу, что однажды должен прийти день, когда не будет ревности, когда не будет гнева, когда не будут ссориться по пустякам — обладая таким сокровищем любви, кто будет озабочен пустяками?

Любовь сама — такое осуществление, что вам не нужно никакого другого осуществления. Это птица самой вашей души. И в тот день, когда станет возможной любовь без ревности, мы принесем царство Божье на землю.

Вот где я отличаюсь от Иисуса: Иисус хочет, чтобы вы вошли в царство Божье, а я хочу, чтобы вы принесли царство Божье сюда, на землю. Чрезмерно трудная вещь — убедить стольких людей: «Ступайте за мной, я отведу вас в царство Божье».

Почему не принести царство Божье сюда?

Все религии сердиты на меня просто потому, что все они эксплуатировали человечество, — ведь они взялись договариваться насчет вас в царстве Божьем.

Естественно, они глядят на меня как на своего самого опасного врага, потому что я говорю вам: «Не нужно ходить никуда. Мы можем поставить шатер всего Божьего царства здесь, с Богом в нем!»

Не нужно ходить никуда.

Все, что необходимо, — это глубокое понимание и осознание безграничности любви.

Но кто при этом не чувствует, что сама любовь, хотя и беспредельна, заключена в центр его естества...

Альмустафа говорит: «С одной стороны, любовь безгранична...» Но кто при этом не чувствует, что сама любовь, хотя и беспредельна, заключена в центр его естества... Вот обе: окружность — больше неба — и центр — в самой внутренности вашего существа.

...А не тянется вереницей любовных мыслей и деяний? Любовь не есть течение или движение. Она не движется от одной любовной мысли к другой, от одного любовного деяния к другому. Нет, это деяния, мысли и чувства — все движется в океане любви. Но сама любовь остается той же — вечной, бессмертной, окончательной.

И разве время не подобно любвинеделимой и неизмеримой?

Он привел свое заключение к замечательному концу: И разве время не подобно любви... Я не думаю, что астролог понял бы его, так как астрологи — это разновидность идиотов. Есть много разновидностей, но астрологи — самая выдающаяся. Они не знают, что такое любовь.

Все доказательства Халиля Джебрана основаны на синхронности любви и времени. Время трудно обсуждать, потому что ни у кого нет опыта времени.

В Англии жил один великий атеист, Эдмунд Берк. Его друзья сказали ему: «Ты великий атеист. Приезжает один из наших великих проповедников — даже архиепископ собирается слушать сегодня его проповедь. Мы приглашаем тебя — приходи, и ты уверуешь».

Берк отправился в церковь со своими друзьями. Он прослушал проповедь, а в конце, когда настало время вопросов и ответов, он встал и спросил: «Вы говорили нам, что Бог всемогущ, всесилен?»

Епископ сказал: «Разумеется, Бог всесилен. Он может сделать все, что захочет. Он создал мир, он создал все».

Эдмунд Берк просто поднял свою руку, демонстрируя часы, и сказал священнику: «Я даю вам и вашему Богу пять минут — пусть Он остановит мои часы. Простая вещь... Я не прошу Его создать мир, только остановить мои часы. И даю достаточно времени — пять минут. В шесть дней он создал целую вселенную, я могу остановить свои часы за секунду».

Собрание было шокировано, архиепископ был шокирован. Часы продолжали идти... Друзья Эдмунда Берка были совершенно подавлены, все собрание затихло. Эдмунд Берк рассмеялся и вышел из церкви. Его друзья выбежали за ним.

Он сказал: «Вам понятно? Я доказал, что Бога нет. Даже если и есть какой-нибудь Бог, у него не хватает сил остановить мои часы».

На этот эпизод ссылались снова и снова во многих книгах, написанных об Эдмунде Берке, — он был великим мыслителем. Всякий раз как мне встречается этот эпизод, я смеюсь про себя и сожалею, что Эдмунд Берк умер. Иначе я бы приехал в Англию, хоть парламент и не позволяет мне, и сказал бы Эдмунду Берку: «Бога не волновали ваши часы, потому что время всегда стоит. Оно не движется. Что поделаешь? — ваш вопрос был неправильным. Это ваши часы в движении».

Это наш произвольный метод измерять время, которое неизмеримо. Но Бог не знает наших произвольных вещей; Он не часовщик. Он осознает время; и Он, наверное, посмеялся: «Время всегда стояло. Что просит этот английский дурак? Как же вы можете остановить то, что уже остановлено? - с самого начала оно стояло. Оно никогда не двигалось».

Наше поверхностное понимание — из-за движения, от одной мысли к другой, от одного деяния к другому. Но существование знает: в своих корнях все полностью неподвижно. Ничто не движется. Если вы можете быть в этой точке, где ничто не движется, вы прибыли домой. Само это переживание объяснит вам все тайны существования.

И разве время не подобно любви — неделимой и неизмеримой?

Но если в своих мыслях вы должны отмерять время по временам года, пусть каждое из них объемлет все другие.

Он говорит: «Я могу понять ваши затруднения. Возможно, вы не можете подняться к таким высотам или таким глубинам, и вы должны отмерять время. Тогда помните одну вещь... если вы должны отмерять время по временам года, пусть каждое из них объемлет все другие». Он говорит: «Пусть ваше рождение и ваша смерть будут одним и тем же; не разделяйте их».

В тот миг, когда вы рождаетесь, вы начали умирать. Это не так, что после семидесяти лет вы однажды вдруг умираете. До сих пор никто не умирал вдруг: смерть — это процесс, как и жизнь — процесс. А жизнь и смерть — это будто ваши два крыла, они нераздельны.

В тот миг, когда вы родились, вы также начали и умирать. Как растет жизнь, так растет и смерть — одновременно, рука об руку. В тот миг, когда жизнь завершена, смерть тоже завершена. Они входят в мир вместе, они исчезают из мира вместе. Это не две различные вещи.

Пусть каждое из них объемлет все другие.

И да обнимет сегодняшний день: прошедшее — памятью и будущеестрастным влечением!

Если вы должны делить — лучше всего не делить, но если ваш ум не может понять неделимость существования и вы должны делить — тогда, по крайней мере, помните то, что ваш сегодняшний день объемлет: прошедшее — памятью и будущее — страстным влечением!

Пусть в вашем настоящем мгновении будет встреча всего прошлого и всего будущего.

Этот миг, который содержит все прошлое и все будущее, и есть единственная реальность.

Этот настоящий миг и есть время. И это всегда настоящее.

Мне понравился один небольшой эпизод. Жил атеист, великий законодатель, и он всегда любил обсуждать Бога.

Самый легкий объект для разрушения — это Бог: Бог наиболее беззащитная гипотеза. Этот атеист постоянно как-то навязывал дискуссию друзьям или посторонним по вопросу о Боге.

Но это не всегда легко. Кто-то говорит о погоде, кто-то говорит об овощах... Как привнести Бога? Поэтому он придумал средство: прямо за собой на стене он написал большими отчетливыми буквами «GOD IS NOWHERE» (БОГА НЕТ НИГДЕ), чтобы любой пришедший мог увидеть это. А увидев это, человек просто из любопытства мог спросить: «Странно, почему ты написал здесь это предложение; ты не веришь в Бога?» Так что каждому входящему в его гостиную приходилось обсуждать Бога. А у него аргументы были наготове.

Однажды его маленький ребенок, который просто изучал язык и мог произнести небольшие слова, но не мог произнести большие и длинные слова, сидел там на полу, когда пришли два или три человека — посторонние. Они посмотрели на стену, поэтому мальчик тоже посмотрел на стену — впервые, ведь ему было все привычно, он жил в этом доме. А так как он пытался учить язык... Всякий раз как дети пытаются выучить что-то, они пробуют снова и снова уловить это. Поэтому он попробовал сам. Он медленно прочитал: «Бог» — каждый слышал то, что он выговаривал... Но «NOWHERE» (НЕТ НИГДЕ) оказалось слишком большим словом, поэтому он разбил его на два: «GOD IS NOW HERE» (БОГ СЕЙЧАС ЗДЕСЬ).

Даже его отец был ошарашен. Тысячи людей приходили в комнату, но никто не сделал из «NOWHERE» (НИГДЕ) «NOW HERE» (СЕЙЧАС ЗДЕСЬ).

Персидский суфий говорит: «Когда вы не можете понять, то иногда Бог разговаривает с вами через детей». Невозможно спорить с детьми. Теперь вы не возразите ему: «Это не NOW HERE (сейчас здесь), это NOWHERE (нет нигде)». Ребенок стал повторять это снова и снова: «БОГ СЕЙЧАС ЗДЕСЬ».

Той ночью отец не мог уснуть. Снова и снова он слышал голос своего ребенка. Трудно спорить с ним: «Бога не существует». Он попытался, но тот сказал: «Если Его не существует, тогда, как же Он может быть сейчас здесь?»

В первый раз он не заглянул в свою атеистическую философию: «Возможно, ребенок и прав. Я никогда не исследовал, где же Бог. Все мои аргументы только интеллектуальны; у меня нет экзистенциального опыта. Я никогда не медитировал. Я никогда не переживал, что значит быть "сейчас здесь"».

Если вы можете пережить феномен «сейчас здесь», вы пережили нечто, что некоторые люди называли Богом, некоторые называли истиной, некоторые называли любовью, некоторые называли красотой. Неважно как вы называете это.

Но трансформация из «NOWHERE» (НИГДЕ) к «NOW HERE» (СЕЙЧАС ЗДЕСЬ) так безбрежна и несоединима... из негативного утверждения это становится абсолютно позитивным утверждением.

Открытие Альберта Эйнштейна — что время есть четвертое измерение пространства — высказал ребенок, не зная этого: ведь «сейчас» — это время, а «здесь» — пространство.

Там, где «сейчас» и «здесь» соединяются, все сущее доступно вам.

— Хорошо, Вимал?

— Да, Мастер.

 

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.024 сек.)