Консерваторы

Пейринг: Северус/Гарри

Жанр: Romance

Аннотация: После победы над Темным Лордом жизнь Гарри должна была стать счастливой и беззаботной. Осуществимы ли его мечты в обществе магов, что еще вчера преклонялись перед силой, деньгами и чистотой крови? Альтернативный happy-end в мире, где власть принадлежит не наивным юным гриффиндорцам, а старым хитрым слизеринцам.

Глава 1. Вы живы, сэр?

– Он просыпается, – приглушённый женский голос пробился сквозь невнятный гул разговоров вокруг. Нарастающий шум немедленно был остановлен той же дамой: – Потише все! Мистер Рональд Уизли, вас это касается в первую очередь. И нечего вскакивать – не на стадионе. Замолчите сейчас же!

Её недовольный голос отдалился, сменился ворчливым шёпотом и скрипами отодвигаемых стульев. Кто-то негромким басом оправдывался, ему звонким колокольчиком вторил девичий голос, но женщина упорно продолжала требовать тишины.

«Рон, Гермиона», – подумал Гарри, и губы сами собой растянулись в улыбку: мышцы на лице натянулись, и стало немного больно.

Он открыл глаза, и хоровод призрачных видений его сна сменился неясными очертаниями тонущего в полумраке помещения, кое-где освещённого шипящими факелами. Знакомый сводчатый потолок, высокие стрельчатые окна, за которыми притаилась тьма, запах целебных зелий и накрахмаленного белья: больничное крыло Хогвартса, его извечное пристанище после приключений и передряг.

Он попытался повернуть голову набок, чтобы высмотреть своих друзей, но не смог: тело было как не своё и подчиняться не желало, затёкшие мышцы ныли и маленькими иголочками кололи в самых неожиданных местах. Гарри на секунду испугался своей беспомощности, но пальцы рук и ног всё же согнулись, и от сердца отлегло – он может двигаться, всё поправимо. Было муторно, в голове крутилась мешанина из каких-то неясных теней и разноцветных пятен, и Гарри не имел никакого понятия, как он оказался в больнице.

– Я опять упал с метлы? – попытался он узнать у мадам Помфри, более не сомневаясь, что это именно её речь слышал, просыпаясь.

Собственный голос показался ему незнакомым: слова складывались с трудом, издаваемые звуки были ужасно сиплыми, а язык неповоротливым.

Приглушённые разговоры тотчас смолкли. Гарри попробовал было повторить вопрос, но не смог – пересохшее горло судорожно сжалось, и он захрипел.

Странно, раньше, он был в этом уверен, мадам Помфри будить пациентов по ночам не позволяла. И сидеть рядом с пострадавшим – тоже. Тем более такой – вмиг налетевшей к его постели – толпой. Первыми в поле его зрения попали Рон и Гермиона, и он попытался улыбнуться им непослушными губами. Без очков было плохо видно, всё расплывалось, да и света было маловато, но он узнал и остальных: мистера и миссис Уизли, его декана – профессора МакГонагалл и непреклонную защитницу его покоя – мадам Помфри.

– Гарри! Гарри! – возбуждённые и радостные восклицания отражались от высоких каменных сводов, и многочисленные руки гладили его по волосам, щекам и рукам, поправляли одеяло. Гермиона сжала его ладонь и, захлебываясь, рассказывала, как же долго все они ждали, что он очнётся. Миссис Уизли плакала, опустившись на краешек его кровати. Рон бросился обниматься, и на него тотчас накинулась мадам Помфри, причитая что-то о неразумных увальнях, не соображающих, как следует вести себя в больнице. Не то чтобы Гарри был с ней не согласен: резкое движение, оторвавшее его голову и плечи от подушки, чуть не вышибло из него последний дух, и он не сдержал жалобного стона.

Немедленно все оставили его в покое и, призвав стулья, расселись у постели. Покрасневший Рон крепко сжал его левую руку (правая ладонь так и осталась в руках Гермионы). В наступившей тишине стали отчётливо слышны всхлипывания миссис Уизли.

– Так что случилось? – прохрипел Гарри в очередной раз.

– Ты, правда, ничего не помнишь? – тихо спросила Гермиона, поглаживая его ладонь подрагивающими пальцами.

Гарри попытался отрицательно покачать головой и охнул.

– Нет, – выдохнул он наконец.

Почему-то никто не спешил его просвещать. Превозмогая боль и круговерть зелёных пятен перед глазами, Гарри вглядывался в окружающих и никак не мог понять, что же за выражение застыло на их лицах.

– Что, всё так плохо? – проскрипел он, не дождавшись ответа, и закашлялся.

– Поппи, может дадите ему хоть что-нибудь? – голос декана подозрительно дрогнул, и Гарри уже по-настоящему испугался.

– Сожалею, Минерва, директор категорически запретил давать мистеру Поттеру какие-либо зелья без него, – фельдшерица помолчала немного, а затем уже веселей добавила: – Хотя про тыквенный сок он ничего не говорил, – и она взмахнула волшебной палочкой.

Резкий щелчок, и металлический кубок с прохладным напитком оказался в руках заботливой ведьмы, ожидающей, когда же её пациент, насильно усаженный повыше на взбитых подушках и от неожиданной боли забывший, как дышать, придёт в себя.

– Всё, мистер Поттер, больше нельзя, – мадам Помфри дала ему отпить из кубка совсем немного; Гарри же показалось, что ничего вкуснее и сладостнее он в жизни не пил.

– Спасибо, мадам, – произнёс он более уверенно, почувствовав, что голос к нему вернулся, и, запинаясь от смущения под пристальными взглядами всех присутствующих, пробормотал: – Могу я попросить Вас подать мне очки?

Такая простая просьба почему-то вызвала всеобщее беспокойство.

– Видите ли, мистер Поттер, – сказала профессор МакГонагалл, до сих пор молчаливо сидевшая рядом с Гермионой, которая как раз в этот момент сжала его руку. – Боюсь, мы не можем пока вам дать ни очки, ни волшебную палочку, ничто иное из ваших вещей. Также нам запрещено что-либо вам рассказывать о... хм... случившемся, – и, предваряя вопросы своего нетерпеливого ученика, она сдержанно пояснила: – Дождёмся директора. Он... хм... просил не начинать без него. Я отправила сову уже довольно давно, так что его появления можно ждать с минуты на минуту.

Прошла обещанная минута, другая. Все сидели тихо, не произнося ни слова, и Гарри всё больше недоумевал – что же случилось и зачем им ждать Дамблдора. Попытался вспомнить, но в памяти была какая-то невообразимая каша и сразу начала болеть голова. Тогда он попробовал пойти с другого конца, что дало хоть какой-то результат. По крайней мере, Дурсли вспомнились даже лучше, чем ему бы этого хотелось. Первые годы в Хогвартсе, их приключения... Чем больше он вспоминал, тем резче пролегала морщинка на его лбу, тем мрачнее становился взгляд.

– Расскажите-ка нам, мистер Уизли, как там дела у «Пушек Педдл» в этом году.

Гарри, в тот момент размышлявший о Турнире Трёх Волшебников, недоуменно уставился на сухощавую ведьму, поверх своих квадратных очков сверлящую взглядом ошеломлённого её предложением Рона, – он и помыслить не мог, что профессор трансфигурации интересуется квиддичем помимо школьных соревнований. Видно, та же мысль посетила и Рона, и тот что-то пробурчал. Но к расспросам присоединился мистер Уизли и даже Гермиона, которая, Гарри это знал точно, терпеть не могла подобных разговоров. Перед лицом превосходящего противника Рон сдался и принялся многословно описывать последний матч «Пушек» с «Гарпиями».

На самом интересном месте, при счёте 150 к 150, когда оба ловца увидели снитч, репортаж вскочившего с места и размахивающего руками Рона был безжалостно прерван. Дверь в палату затворилась со стуком, а возле изголовья кровати уже остановился высокий худой мужчина в чёрной мантии. Близоруко прищурившись, Гарри вглядывался в бледное лицо, обрамлённое длинными чёрными волосами, и хмурился всё больше.

– Это невозможно, – пробормотал Гарри и дёрнул непослушной рукой, пытаясь отмахнуться от привидения. – Это не вы, – прошептал он, переждав вспыхнувшую в мышцах боль. – Вы умерли, – сообщил он, скривившись. – Я убил вас, – признался он и обессилено замолчал.

Всё вдруг стало таким тусклым и затхлым. Тело ныло, но Гарри не обращал на боль внимания, пытаясь отгородиться от нахлынувших чувств, вернувшихся вместе с немилосердной памятью. Сквозь чреду его потерь пробилась картина, как на пыльном и грязном полу растёт лужа крови, стекающей сквозь неплотно прижатые к шее пальцы умирающего человека. Гарри знал, что он сделает дальше – повернётся и уйдёт. Уйдёт, вместо того, чтобы помочь. Он застонал от бессилия. Прошлое не изменить.

...Когда Гарри открыл глаза, мадам Помфри выслушивала указания, отдаваемые до боли знакомым, невообразимо самодовольным и уверенным в собственной непогрешимости голосом.

– Первым используйте мышечный релаксант – надо снять спазмы. Тот – на основе лягушачьей кожи. Он слабее, но зелья с любым количеством драконьих или саламандровых частиц ему сейчас противопоказаны. Дальше... – затянутое в чёрную ткань привидение шагнуло в сторону Гарри и подняло палочку, выполняя сложные пассы. – Мышцы значительно атрофированы. Поддерживающая терапия...

Холодные пальцы на миг прикоснулись к руке Гарри, и волна дрожи прокатилась по напрягшемуся каждой клеточкой телу.

«Бежать», – билось в голове, но он был не в силах сдвинуться и на дюйм.

– Гарри, успокойся. Гарри, потерпи, – шептала рядом Гермиона и согревала его руку своими тёплыми ладонями, но он не слышал ни слова. Всё его существо трепетало от близости невесть каким образом поднявшегося из могилы мертвеца, бледное лицо которого мучительно медленно склонялось к нему... Глаза Гарри закатились.

– Поттер, прекращайте ломать комедию.

Хлёсткий удар – и вырванный из удушающей мглы Гарри замер, открыв рот. Щека, обожжённая ледяными пальцами, начала гореть.

– Поппи, прошу вас, три раза в день успокоительное на основе цветков каштана конского в течение недели. Он неадекватен. Падающие в обмороки Поттеры – это уже ни в какие рамки...

– Почему это мадам Помфри должна слушаться ваших указаний? Разве вы медик? – просипел Гарри и, не обращая внимания на уговоры Гермионы, хрипло выкрикнул: – Вы, вообще, покойник!

Все вокруг резко замолчали, а чёрная фигура опять приблизилась. Мертвенно-бледное лицо склонилось над ним так низко, что Гарри не понадобились очки – рассмотреть скривившую тонкие бескровные губы знакомую ухмылку. Сердце заколотилось от ужаса, и он, едва дыша и не мигая, уставился в пугающе-бесстрастные глаза.

«Я не трус», – повторял Гарри про себя, не замечая, как собственные губы сжимаются в тонкую полоску и кровь отливает от лица.

– Ещё одну пощёчину, мистер Поттер, чтобы оценить плотность моего тела и тяжесть руки? Нет? Я так и думал, – и бледное лицо отодвинулось.

Гарри с трудом перевёл дух, втягивая сквозь зубы воздух, наполненный ароматами сухих трав.

– Он выжил, дружище. Говорят, его Малфой спас. Слышишь, Гарри, он живой, – прямо ему в ухо зашептал Рон, чьё тёплое дыхание буквально опалило заледеневшую кожу.

Живой? Живой!

Гарри, сощурившись, вглядывался в замершую фигуру, пытаясь принять ошеломляющий факт и понять, как же ему теперь относиться к Северусу Снейпу – опасному, язвительному, неприятному, страшному как смертный грех, но верному, преданному, умершему (то есть не совсем, но почти что умершему) ради победы над Волдемортом.

«И ради меня», – мелькнула мысль, и Гарри нервно сглотнул.

– Вы живы? – прозвучало едва слышно, но его услышали.

– «Вы живы, сэр» или я начну снимать с Гриффиндора баллы, – тон говорившего был столь невыносимо высокомерен, что Гарри задался вопросом: как же он сразу не догадался, что это Снейп? Никакое приведение, даже Кровавый Барон, так мерзко говорить не может. Меж тем тот продолжал, обращаясь уже к возмутившейся МакГонагалл: – Думаю, как директор, Минерва, я имею полное право проигнорировать тот факт, что в школе каникулы.

– Директор?

– Да, мистер Поттер, я являюсь директором школы, в которой вы имеете честь учиться на седьмом курсе, – пускай что-либо разглядеть на лице Снейпа не представлялось возможным, но Гарри вполне хватило и голоса, чтобы догадаться, какая гордая и торжествующая ухмылка кривит директорский рот.

– Я могу получить очки? – спросил Гарри и, подчинившись лёгкому тычку Рона, добавил: –...и волшебную палочку, сэр?

– Нет, мистер Поттер.

– Но почему? – взвыл Гарри, подаваясь вперёд и охая от боли. Тон Снейпа бесил его неимоверно, заставляя забыть о каких-либо добрых чувствах по отношению к этому невыносимому человеку.

– По той же причине, что все мы собрались здесь, невзирая на то, что уже два часа ночи, – с этими словами Снейп, к крайнему неудовольствию Гарри, приблизился и занял стул Рона у изголовья кровати. – В двух словах, мистер Поттер: я собрал ваших друзей и лиц, которым, как мне известно, вы доверяете, потому, что не верю в ваше благоразумие и готовность меня выслушать. А мне необходимо ваше полное и абсолютное содействие и послушание для незамедлительного проведения ритуала нашей с вами помолвки.

Глава 2. Вы слушаете меня, Поттер?

«...ритуала нашей с вами... Чего?.. Нет, показалось...» – и Гарри сдавленно хмыкнул, представив, что было бы с выжидательно уставившимся на него Снейпом, если бы ему, Гарри, вздумалось переспросить. Всего лишь повторить то самое слово и спросить: правильно ли он расслышал? Живое воображение тотчас нарисовало возможные последствия – от гомерического хохота присутствующих до в тот же миг запущенного в него понятно кем Crucio – и Гарри зажмурился. Ни за какие блага мира он бы не признался никому в своих несусветных слуховых галлюцинациях.

«Мне просто послышалось», – сказал он себе твёрдо и решительно выкинул из головы навязчивую картину, в которой Гермиона что-то обстоятельно объясняла ему, постоянно упоминая какое-то там подсознание. Переспрашивать ему расхотелось совершенно.

– Ты чего молчишь? – громкий шёпот Рона, перегнувшегося через кованую спинку больничной кровати, наверняка был слышен всем собравшимся. – Дружище, ты... это... вообще понял, чего тебе Снейп сейчас сказал?

– А что? – шепнул Гарри в ответ одними губами, косясь на скрещенные на груди руки восставшего из мёртвых зельевара.

«Точно живой. Господи! Ну я и лопухнулся. Уж он мне это до самого выпуска припоминать будет», – вертелось в голове.

– Как это что? – дыхание приятеля горячо дунуло в ухо, и Гарри поморщился. – Мы вообще-то уговаривать да успокаивать тебя готовились. Помфри вон пузырьки с зельями в руках держит.

– С чего это вдруг?

Гарри зачарованно наблюдал, как нервные пальцы играют рваную мелодию на исключительно чёрных клавишах рукавов профессорской мантии, и его терзали смутные подозрения, что ещё немного, и он услышит её... Не музыку, конечно, но собственные нервы не раз выступали инструментом для виртуозной игры этого... экспрессивного пианиста. И продолжающееся безмолвие с его стороны казалось Гарри всё более оглушающим.

– Ну, ты... это... – жарко частил Рон. – Я и не думал, что ты так просто на ритуал согласишься. А ты молодчина. Уважаю. Гермиона, помню, полдня орала, когда нас перед фактом поставили.

Гарри скосил глаза на мерно поглаживающую тыльную сторону его ладони подругу и ничего по её лицу не понял. Как же он хотел сейчас получить назад свои очки! Вот же язва слизеринская! Ритуал какой-то приплёл. Да чем его очки какому-то ритуалу помешали бы?

Молчание затягивалось. Гарри терпеливо ждал, когда хоть кто-нибудь удосужится ему объяснить, что за ритуал и зачем он нужен: разобраться, что от него хотят, не помешало бы. У Снейпа спрашивать категорически не хотелось. Почему-то казалось, что его объяснения Гарри не понравятся в любом случае. И он решил ещё немного подождать: близкое соседство раздражённого зельевара действовало на него угнетающе.

– Значит, согласны, мистер Поттер? – в холодном голосе Снейпа явственно прозвучала нота изумления и, что неожиданно, недовольства.

Ещё секунду назад Гарри думал, что на любое предложение Снейпа (если недавнее «объяснение в двух словах» вообще можно назвать предложением) необходимо или сразу ответить категорическим отказом, или попытаться выпытать все подробности и всё равно отказать. Но теперь ему внезапно пришло в голову, что сам Снейп вовсе не горит желанием проводить этот... какой-то там, но уж точно не тот, что ему послышалось, ритуал, и все эти «благоразумия» да «послушания» приплёл, чтобы его, Гарри, раздразнить. Чтобы он, Гарри, выставил себя идиотом, когда и дураку понятно, что если его друзья и... Как он там сказал? А, точно!.. Если его друзья и доверенные лица собрались поздно ночью у его постели, чтобы уговаривать его согласиться, – значит, это неспроста, значит, это важно.

«Не на того напал», – подумал Гарри и, сощурившись, оглядел своих притихших посетителей.

Кроме одного, того самого, барабанящего пальцами теперь уже по подлокотникам стула, остальные и вправду выглядели так, будто готовы всю ночь сидеть здесь и добиваться его согласия. Ожидание и ободрение – вот, что исходило и от профессора МакГонагалл, и от родителей Рона, и от самого Рона. Так что, прежде чем все эти размышления промелькнули у него в голове, ответ уже успел сорваться с языка:

– А почему нет? Ну, я так понял, все здесь не просто так собрались, да? Это ведь что-то очень важное, да? И все считают, что я должен согласиться, да? Так это не проблема, я действительно доверяю всем, кого вы пригласили заставлять меня слушаться. И соглашусь!

Его маленькое выступление было принято с воодушевлением, и Гарри, улыбаясь профессору... – о, нет, не профессору, а господину директору, – подчёркнуто вежливо осведомился:

– Единственно, сэр, я хотел бы спросить: позволено ли мне чуть больше узнать о самом ритуале и о том, почему он так важен? – тут Гарри даже загордился: так красиво и по-взрослому прозвучала последняя фраза.

«Эх, если б добавить ещё чуть больше малфоевских тягучих интонаций...» – думал он, изо всех сил демонстрируя широкую – во все тридцать два зуба – улыбку, и плевать, что это было довольно болезненно: оно того стоило.

Но Гарри и так удалось добиться очевидного эффекта: казалось, воздух вокруг зельевара сгустился и заискрил от исходящих от него негодования, нежелания и злости. Ответ же и вовсе пришел не от того, к кому столь любезно обращались, но Гарри ни о чем не жалел: безмолвная реакция невыносимого слизеринца его тоже несказанно порадовала.

– Конечно, это важно. Мы все старались максимально соблюсти ваши интересы, мистер Поттер. Мы так долго обсуждали. Все вместе искали пути. Это решение далось нам не просто так, уверяю вас, мистер Поттер, – говорила МакГонагалл, глядя не на Гарри, а на резко вскочившего с места Снейпа. – Мы все подготовили. Вам остаётся лишь дать положительный ответ, и тогда вы свободно покинете больницу уже в скором времени. Так ведь, Поппи? Каков ваш с Северусом прогноз?

– Буквально день-два, Минерва, и он окажется на ногах во вполне добром здравии, – поддакнула фельдшерица. – Несколько недель – и будет абсолютно здоров.

– Северус, – тихо позвала МакГонагалл, но тот даже не обернулся. Отвернувшись ото всех, он, похоже, уставился куда-то в тёмный угол, да ещё для верности обхватил себя руками. Напряжение нарастало.

– А сам ритуал... – напомнил Гарри, разрывая звенящую тишину. – Он лечебный? Как вы сказали он называется? – полюбопытствовал он у спины профессора Снейпа и неожиданно был атакован Гермионой, судорожно вцепившейся в его руку. Пока он разбирался с оцарапавшей его девушкой, с Гриффиндора слетело десять баллов «за непочтительное обращение».

Минерва МакГонагалл и Северус Снейп сверлили друг друга взглядами поверх кровати Гарри, пока новоявленный директор не отвернулся, хотя баллы факультету так и не вернул. Но само его отступление...

Гарри был ужасно расстроен. Первый раз на его памяти, когда слизеринский гад отступил – молча отступил – перед гриффиндорским деканом, а он этим даже полюбоваться не может. Что за злая судьба!

– Могу я получить свои очки, сэр? Это просто невыносимо – я ничего не вижу и ничего не понимаю!

Неожиданное смирение зельевара на Поттеров, как видно, не распространялось. Снейп навис над Гарри и хищно оскалился, напомнив ему разъярённую горгулью, охранявшую вход в директорские апартаменты. Издаваемое им шипение было образу подстать:

– То, что вы ничего не понимаете, Поттер, как раз нормально, привычно и удивления ни у кого не вызывает...

– Северус! – мгновенно вклинилась профессор МакГонагалл. – Ты обещал, – и веско добавила: – И не обижать мальчика тоже.

«Я угадал! – ликовал Гарри про себя, с трудом удерживаясь от смеха, глядя на мечущегося по проходу между рядами кроватей зельевара. – Он его не хочет проводить, – и принял окончательное решение: – Если это... ну, не то самое, что мне послышалось, – точно надо соглашаться».

Гарри с трудом, но всё же смог повернуться и встретил мечтательный взгляд Рона. Сразу было видно, что тот получает огромное удовольствие от разворачивающегося перед ним действа. Они поняли друг друга без слов. Две физиономии расплылись в одинаковых широченных улыбках. Каково зрелище, а? Директор-слизеринец пляшет под дудку гриффиндорского декана. Истинное наслаждение.

Внезапно Снейп остановился и эффектно повернулся на каблуках. То есть, видимо, эффектно, как это было и всегда, но Гарри с такого расстояния почти ничего не видел: чёрная мантия и волосы зельевара сливались с тенями, скрывающими углы просторного помещения больницы. Последовала пауза, стёршая всякие следы недавнего веселья с лица Гарри, и, наконец, холодный надменный голос приказал, подчёркивая каждое слово:

– Выслушайте меня очень внимательно, мистер Поттер.

Уже минут через пять Гарри пожалел, что задал вопрос, на который у Снейпа вдруг отыскался столь исчерпывающий и обширный ответ. С трудом, но Гарри выдержал не менее чем часовой краткий экскурс в историю становления магического сообщества на территориях современных Англии, Шотландии и Ирландии, узнал много нового об институте Министерства Магии и о необходимости сохранения культуры магического сообщества, поразился необыкновенной гладкости профессорской речи с использованием словосочетаний наподобие: «консервативная политика», «поведенческая характеристика», «нетрадиционное воспитание», четыре раза утвердительно ответил на вопрос: «Вы слушаете меня, Поттер?», – и сдался.

Ему казалось, что на его голову надели котёл. Замечательный чугунный котёл с толстыми стенками, где слова из многих слогов встречаются, кружат в танце, расходятся, сходятся и размножаются. «Девиация», «диспропорциональность», «адаптация» отравляли его ум своей бессмысленной тоской, пока он круглыми глазами следил за стремительно перемещающейся под стук каблуков по каменному полу тенью, чем-то похожей на дементора. Несомненно, дементора – Гарри чувствовал себя полностью опустошённым и лишённым какой бы то ни было радости, погребённым под датами и номерами каких-то инструкций и законов и навсегда потерявшимся в мире крючкотворного словоблудия.

–...Министерством разработана и внедрена программа адаптации волшебников, получивших нетрадиционное воспитание...

«...глухая ночь, а он несёт такую муть... Прямо как на уроке – откройте страницу 566, прочтите второй абзац...»

–...создана специальная комиссия, которая направляет интересы юных волшебников...

«...его слушателям Орден Мерлина давать надо – за героическое терпение...»

–...что ни в коей мере не ограничивает свободу их выбора...

«...рядом с ним комфортно только ингредиентам – сушёным, толчёным и дохлым...»

В творческом подходе к созданию успокаивающих мантр Гарри внезапно достиг невиданных ранее высот. Столь впечатляющих, что на его лицо пробралась озорная улыбка. Но, увы, надолго его фантазии не хватило: мерный стук каблуков и глубокий тембр голоса лектора убивали в любом всякое желание вслушиваться, вдумываться и, тем более, понимать сказанное.

Кто-то закашлялся, и Гарри с трудом состроил серьёзную мину, провожая расфокусированным взглядом монотонно вещающую фигуру, мерно проплывающую взад-вперед перед осоловевшими участниками ночного бдения. Для полноты картины Гарри не хватало треноги, котла оловянного ученического номер два, черпака, пестика, ступки, остро заточенного ножа и флоббер-червей. Внезапно зельеваренье показалось Гарри невероятно занимательной дисциплиной. У него теперь было с чем сравнивать: Биннс и рядом не стоял с талантами Северуса Снейпа по усыплению и оболваниванию слушателей.

– Вы слушаете меня, Поттер?

– Да, сэр, да, – ответил Гарри, на минуту, всего лишь на минуту, прикрывая глаза.

–...

Кто-то чувствительно дёрнул его за руку, и Гарри зашипел спросонья.

– Вы слушаете меня, Поттер? – голос Снейпа был отвратительно бодр.

– Да, сэр!

– Так вот, заканчиваю. Как только клятвы будут произнесены, сформируется магический контракт, что позволит вам, Поттер, обосновано заявить перед министерской комиссией, что вы не нуждаетесь в их помощи и с вашей палочки должны быть сняты следящие и ограничивающие магию проклятья. В течение месяца ритуал будет завершён по модернистскому обряду и, соответственно, вы окажетесь под надлежащей опёкой до достижения вами возраста полного совершеннолетия, – тут Снейп замолчал, и наступила благословенная тишина.

Ночь уходила. За высокими окнами серело небо, и где-то вдалеке в свои права готовился вступать рассвет нового дня.

Гарри зевнул. Все вставали с насиженных мест, с наслаждением потягиваясь и разминая застывшие от долгой неподвижности мышцы. Рон шумно отряхивал свою помятую мантию – он не удержался и, прикорнув на соседней кровати, продремал последний час профессорских объяснений. Гермиона шуршала каким-то пергаментом. Снейп и МакГонагалл тихо переговаривались. Из открытого кем-то окна тянуло сыростью и прохладой.

Миссис Уизли подошла к Гарри и пригладила тёплой рукой его как всегда растрёпанные волосы.

– Я так горжусь тобой, мой мальчик. Ты такой храбрый, – мягко сказала она и поцеловала его в лоб.

– Да, Гарри. Ты такой молодец. Умный и рассудительный, не побоялся принять правильное решение. Надеюсь только, что ты и дальше постараешься быть послушным и не станешь раздражать Северуса лишний раз. Он многим жертвует ради тебя, – Артур Уизли тоже потрепал его по голове и легонько хлопнул по плечу.

– А... – начал Гарри, но родители Рона уже отошли подальше, и громко окликать их посреди приглушённых разговоров он не решился. «Храбрый», «правильное решение», «жертвует» – он не успел спросить у мистера Уизли, что тот имел в виду.

Подошла улыбающаяся Гермиона, легко обняла его и, пробормотав на ухо что-то ободряющее, сразу отстранилась. Маячивший позади Рон призывал её поторопиться.

И действительно, к чему бы там это ни было, но всё уже было готово. Стулья исчезли. Факелы вспыхнули ярче и взволнованно затрещали. А рядом с Гарри встали двое – Снейп и МакГонагалл. Гриффиндорский декан, зябко кутающаяся в клетчатую шаль, держала в руках довольно толстую книгу.

– Пора, – и профессор МакГонагалл постучала волшебной палочкой по металлическим замочкам старинного фолианта.

– Вашу руку, Поттер, – холодно приказал Снейп.

Прямо перед глазами Гарри появилась тонкая бледная рука: узкая ладонь, длинные пальцы, никаких украшений. Гарри шумно вздохнул. Сонливость как рукой сняло. Сердце пустилось вскачь. Его отклика ждали, но он даже не пошевелился, в упор разглядывая переплетение линий, которое, как учила их когда-то Трелони, должно было что-то означать. В данном случае это что-то явно предвещало будущие неприятности для его собственной задницы.

– Ему ещё тяжело двигаться, Северус, – напомнила мадам Помфри, и зельевар, хмыкнув, наклонился к Гарри и, ухватив его правую ладонь, медленно и плавно потянул её за собою вверх.

– Готовы? – спросила МакГонагалл, переворачивая хрустящие страницы книги.

Уверенное и спокойное «да» натолкнулось на робкое «нет». Перелистывание прекратилось.

Гарри поторопился сказать:

– Профессор, мне непонятно...

– Что вам ещё может быть непонятно, Поттер? – едва слышное вначале шипение вмиг выросло до яростного вопля и эхом прокатилось по сводчатой комнате. Гарри ужасно покраснел и попытался выдернуть из жёсткого захвата свою ладонь, но его не отпустили.

– Профессор, вы так подробно всё объяснили, – «...только, мантикора задери, я, идиот несчастный, всё проспал!..» – Но всё же, вы не могли бы...

– Что вы мямлите, Поттер? – яд капал с кончика языка Снейпа, отравляя остатки самоуважения в душе Гарри.

Мучительно медленно подбирая слова, Гарри едва выдавил из себя:

– Профессор, скажите, что я получу от этого ритуала? Пожалуйста, сэр. Одним словом.

Выносить презрительный взгляд смотрящего на него сверху вниз Снейпа было невозможно. Всеобщее неодобрение – тоже. Гарри внезапно почувствовал себя очень плохо. Боже, какой же он идиот! Только безмозглый придурок мог заснуть в такой момент и прослушать, что ему предлагают. Он вновь оказался в дураках. Он ничего не понимал, а просить повторения объяснений было смерти подобно.

– Одним словом, сэр, – прошептал Гарри, разглядывая ухмыляющиеся ему складки на белом в розовый цветочек пододеяльнике.

– Защиту, Поттер. Вы получите защиту, – прогнал звенящую тишину усталый голос Снейпа. – Вы довольны? Можно уже начинать?

И Гарри едва слышно ответил:

– Да, сэр.

Профессор МакГонагалл немедленно начала читать слова заклинания на латыни. При всём желании Гарри не мог понять, о чём идёт речь. Текст был довольно длинный и заковыристый. Ведьма несколько раз запиналась и проговаривала слова почти по слогам. Наконец, она замолчала. Гарри старался ничего не пропустить, но ему было тяжеловато. Ой, он и забыл потребовать свои очки. Взмах волшебной палочки, ещё один. Гарри почувствовал, как вокруг их со Снейпом сцепленных рук забурлила магия, а затем, почти сразу, разлилось мягкое белое свечение.

МакГонагалл восхищённо выдохнула, и Гарри перевёл на неё взгляд, но ведьма более ничем не проявила своих эмоций.

– Северус, ты согласен? – свет через мгновение вспыхнул ярче, и Гарри услышал твёрдое и решительное: «Да».

Оба профессора уставились на него, и МакГонагалл спросила, с силой выделяя последнее слово и явно подсказывая правильный ответ:

– Гарри, ты согласен?

Казалось, все задержали дыхание. Факелы вспыхнули ярче, безуспешно соревнуясь с окутывающим их руки волшебным сиянием. Тёмные тени придвинулись из дальних углов. Снейп слегка сдавил его ладонь, и Гарри ещё успел подумать: как странно, что у зельевара оказались такие обжигающе горячие руки. Но ответить здесь и сейчас стало мучительно необходимым, и он попытался вспомнить, что надо сказать, и осознал, что не знает. Внезапно тот белый свет показался Гарри вовсе небезобидным – он вспыхивал и мерцал вовне, но он же был и внутри, тёк по венам вместе с кровью, достиг трепыхающегося сердца и отворил губы. И тут до ушей Гарри донёсся собственный дрогнувший голос – он согласился.

Сразу же свечение стало покалывать и концентрироваться, сплетаясь в клубящиеся нити, сплавляясь в одну широкую сверкающую ленту. Запахло чем-то резким. Лента свернулась, точно пергаментный свиток, сжалась, уменьшилась, разделилась надвое, и одна из частей тотчас обвила безымянный палец правой руки Гарри. Она двигалась и вращалась, согревая кожу своим теплом, а потом внезапно нижнюю фалангу сдавило, и свет, последний раз вспыхнув, погас, а на руке Гарри появилось широкое белое кольцо.

Когда к нему вернулась способность самостоятельно мыслить, Гарри понял, что его рукой завладели Гермиона и Рон, разглядывающие его новоприобретение, а Снейпа нигде не видно.

«Защиту, я получил защиту», – напомнил себе Гарри ещё раз, но надежда угасала, беспощадно сминаемая громогласными поздравлениями и пожеланиями счастья и долгих лет совместной жизни. Он не хотел верить. Не хотел. Не хотел. И закрыл глаза.

– Мои очки, мэм, – прошептал Гарри склонившейся над ним мадам Помфри. Та же заставляла его глотать какие-то тошнотворные зелья. – Мои очки, мадам. Прошу вас, – всё настойчивее требовал он.

Силы возвращались. Забыв о собственной беспомощности, он дёрнул рукой, вырывая свою ладонь у Рона, и мышцы ему подчинились. Но никакой радости от этого он уже не почувствовал.

Наконец-то, очки. Он поспешно схватил их, и его пальцы обожгло изошедшей от них вспышкой магии. Но это его не заинтересовало. Видеть. Видеть. Ему необходимо его увидеть.

Гарри выглядывал высокую чёрную фигуру за окружавшими его людьми, приподнимаясь на локтях и вытягивая шею. А эти всё двигались, смеялись, обнимали его и поздравляли, хлопали по спине и плечам, загораживая того, кого он хотел немедленно увидеть. И убить.

Он молча дёргался и вырывался из их рук, стиснув зубы до боли, пока не услышал тягучее:

– Мне пора, Минерва. Утром, всё утром...

– Сэр! – выкрикнул Гарри. – Профессор Снейп! – заорал он ещё громче. – Да расступитесь же...

Наконец, он увидел бледное невозмутимое лицо, чёрные блестящие глаза. Губы изогнулись в ухмылке. Высокомерной, торжествующей, жестокой. Лёгкий наклон головы, имитирующий прощальный поклон. Откинутые назад пряди тяжёлых волос. Стремительное движение, и профессор скрылся за дверью в вихре взметнувшейся вслед мантии. Резное чудовище с глухим стуком вернулось в свой проем.

«Он меня обманул. Обманул. Разыграл меня, как по нотам», – билось внутри Гарри, не сводящего глаз с захлопнувшейся двери.

Глава 3. Как же в этом разобраться?

Откуда-то издалека доносились возбуждённые голоса, выясняющие что-то на повышенных тонах, хлопанье открывающихся и закрывающихся дверей, лязганье доспехов и звон стекла.

Гарри хмыкнул и перевернулся на другой бок, спасаясь от наглых солнечных лучей, ещё четыре часа назад притворявшихся робкими дрожащими пятнышками на краешке оконной рамы, а сейчас вероломно отвоевавших у него почти всю подушку и даже не побоявшихся установить свой флаг на кончике его носа. Он лежал, прикрыв глаза, и рассеянно водил пальцем по завиткам причудливой вышивки хогвартских простыней. Отвлечься от собственных мыслей, хоть на секунду перестать думать, ну никак не получалось.

Зелья, что дала ему ночью мадам Помфри, Гарри очень помогли, и к этому времени у него уже почти ничего не болело – так ничего особенного: кое-где обиженно ныли мышцы, да изредка ноги скручивали небольшие судороги, лёгкие и быстропроходящие. Больничная кровать была удобной. Приятный ветерок веял от открытого окна. На дворе было тихо, только мелкие пичуги надрывали глотки, разбираясь между собой по-своему. Хорошо. Живи да радуйся.

Ему было мучительно тошно.

Крики, доносившиеся из-за двери, приблизились, но он не обращал на них внимания, всё глубже погружаясь в себя и не замечая, как приглушённые толстыми стенами вопли возвращают ему воспоминания о своих собственных, раздававшихся здесь же, в больничном крыле, несколько часов тому назад. Он уже и не помнил, что конкретно орал. О чём – знал хорошо, забудешь о таком... Но конкретных слов не помнил.

А вот на зрительную память жаловаться не приходилось: покрасневшая миссис Уизли, побледневший мистер Уизли – одинаково рыжеволосые и несчастные, разъярённая до алых пятен на щеках и ушедшая, хлопнув дверью, профессор МакГонагалл, мадам Помфри, насильно пичкающая его успокоительным, размахивающий руками Рон с перекошенным лицом и сосредоточенная, удивительно спокойная Гермиона, непробиваемая, не реагирующая ни на что. Спокойная ровно до того момента, как он, Гарри, заявил им всем в лицо, что они продали его сальноволосому ублюдку за тридцать сребреников.

Больше ему ничего не удалось сказать, пусть и хотелось сказать много чего – он не успел выдать и сотой доли того, что рвалось с языка. Гермионе удалось живо его успокоить – лёгким движением руки и невербальным Silencio. И всё: экспрессивная и образная речь Гарри оборвалась на полуслове.

Зато начались другие: ему высказали тоже весьма много, эмоционально и с фантазией. Особенно ярко выступила та же Гермиона, помахивая палочкой у него перед носом. Гарри не хотелось вспоминать, что она при этом говорила. Впрочем, он был уверен, не пройдёт и пары часов, как ему вновь придётся выслушать всё то же самое и в том же исполнении. А может и не раз.

Он поднес поближе к глазам свою правую руку, украшенную тонкой вязью старого шрама «Я никогда не должен лгать» и изуродованную белым кольцом. Кольцо, такое широкое, что почти закрывало всю фалангу безымянного пальца, было сплошь испещрено какими-то непонятными значками и рунами. Впрочем, значения этих рун Гарри тоже были неизвестны.

«Спросить бы Гермиону...», – но её здесь не было, а если бы и была... Он не стал бы у неё ничего спрашивать.

Он потянул кольцо с пальца, и, как и сто раз до этого, оно ему не поддалось. Мысли Гарри без спросу перетекли с самого кольца на момент его обретения и на того, кого он за всё это должен был «поблагодарить». Вот же гад! Слизеринский урод! Снейп обставил его так элегантно и чисто, что Гарри до сих пор удивлялся. Ну как он мог так повестись? А тот разыграл всё как по нотам: продемонстрировал свою незаинтересованность, позволил себя, скользкую гадину, уговорить, отвлек внимание, добился его, Гарри, рассеянности, ничего не объяснил, но иллюзию объяснения создал полную, и... не оставил никакого выбора.

«И вот на тебе, Гарри, – помолвка», – слово жгло. Гарри перекатывал его на языке, но от этого оно не становилось менее ядовитым.

А у него вообще-то девушка была. Джинни зовут. Как же он этой девушке скажет, что вдруг, откуда ни возьмись, нежданно-негаданно, с бухты-барахты обручился со Снейпом? Какой великолепный разговор его ожидает, не правда ли?

Хотя... А ведь родители Рона и сам Рон были здесь. Замечательно. Просто за-ме-ча-тель-но. Значит, он не только обручился, не только с мужчиной, но ещё и по благословению родителей и старшего брата своей девушки. Ему не придётся ничего Джинни объяснять. Они сами всё ей расскажут. И он навсегда её потеряет. За-ме-ча-тель-но.

«С Джинни можно смело распрощаться», – и Гарри сжал руку в кулак, безжалостно сминая льняную ткань с только что почти любовно разглаженной им самим вышивкой.

Джинни – уже, очевидно, бывшая девушка. Странно, если бы она осталась нынешней. Она переживёт. Посидит, обдумает всё, вспомнит, что всё, что между ними было – это та пара поцелуев да несколько прогулок наедине, и то, что они уже не встречались целый год. После битвы и до этой его странной болезни прошло около месяца. Такая суматоха, суета, а он так и не смог с ней поговорить, как полагается. Это сначала, а потом и вовсе не захотел. Он вообще потом ни с кем не хотел разговаривать. Он хотел молчать, и чтобы его оставили в покое, а ещё – вернуть прошлое и исправить всё, сделать так, чтобы из-за него никто не погиб. Чтобы они остались живы. Те, кто умерли из-за него, те, кто приходили к нему во снах. Родители, и Сириус, и Люпин с Тонкс, и погибшие ребята, и Дамблдор. Только вот Снейпа всё не было. А он так ждал, так жаждал его увидеть – прощения попросить, повиниться и помириться. Да если б он знал, к чему исполнение его желания приведет...

Кубок с тыквенным соком, стоящий на тумбочке у кровати, задребезжал, и Гарри в сто первый раз за это утро приказал себе о Снейпе не думать. Даже мысленно не произносить его имя. Новый Тот-Кого-Нельзя-Называть. Персональный кошмар Гарри Поттера.

В общем, тогда, после похорон, в мучительном июне, он спал всё больше и больше. Ему вспомнилось, как однажды зашедшая проведать его Гермиона насмешничала, что уж теперь-то ему никак не отвертеться. Теперь все доказательства его львиной анимагической сущности на лицо. «Самцы, – сообщила она, – тоже по двадцать часов в сутки спят. Так что, – утверждала она, – сохатым Гарри не быть. А вот сонным и вечнолохматым – легко».

Гарри скривился.

Гермиона. Опять она. Верная, надёжная, преданная... Или предавшая? Ну как в этом разобраться? Как всё это понять? А ведь он, дурак, ещё думал, что его друзья тоже не подозревали, к чему дело идет. А они... Господи!

Он сжал побелевшие губы. В горле клекотало. Думать о них было ещё обиднее, чем о... О нём Гарри обещал себе не думать. Хотя бы пока.

«Ты ещё извиняться будешь. И за грубость по отношению к профессору Снейпу тоже. И совершенно неважно слышал он тебя или нет. Достаточно того, что мы тебя слышали!» – возмущенные слова срывались с губ Гермионы, а он не верил, просто не верил, что она может это говорить. И направлять на него свою волшебную палочку, и приковывать его к кровати связывающим заклинанием...

А сейчас, утром, всё выглядело ещё нереальней и ненормальней. И не желало укладываться у него ни в голове, ни в сердце.

«Конечно, извиняться. Конечно, буду. А уж перед Снейпом – всенепременно... Да они... Предатели!» – и Гарри, не удержавшись, вцепился в кольцо зубами и потянул. Чуть челюсть не вывихнул, а оно, невредимое, всё так же сияло ослепительно белым на его пальце.

Обручён. Он обручён. Помолвлен. Вроде бы ещё свободен, а уже всё – отмечен. И метка вон. Тавро. Знак. Собственность Северуса Т. Снейпа, который «оказал тебе, Гарри, честь, согласившись заключить с тобой брак».

«Честь. Оказал честь... – Гарри задохнулся, а кубок опять задребезжал и подпрыгнул, расплескивая свое оранжевое содержимое. – Оказывается, это великой честью называется, когда уродливый старый хрыч объявляет на весь мир, что собирается взять тебя в свою постель».

Картины одна другой отвратительней замелькали перед глазами Гарри, и он загородился от белого света рукой, утыкая нос в подушку и кусая уголок изрядно пожёванной наволочки. Но видения бледного черноволосого мужчины, склоняющегося над ним, прикасающегося к нему, берущего его... никуда не делись. Они, как и всю эту бессонную то ли ночь, то ли утро, терзали безо всякой жалости душу, предвещали невыносимые страдания телу и, в конце концов, заставили измученного Гарри взвыть... Завыть так страшно, что залетевшая на подоконник синичка, трудолюбиво выковыривающая из тёмного угла сороконожку себе на обед, бросила счастливицу восвояси и умчалась прочь.

Невесёлые мысли, крутящиеся в голове долгие часы, замерли, когда вплотную приблизившиеся шум и крики стихли, и внезапно воцарилась полная тишина. Где-то на минуту. А затем помещение больницы заполнили возбуждённые голоса. Прибытие многочисленной компании сопровождалось оглушительным звуком захлопнувшейся двери.

Гарри потянул одеяло на себя, накрываясь с головой: «Не хочу их видеть. Не хочу никого видеть».

Когда одеяло с него сорвали – нежелание значительно возросло. Возле его кровати стояла, помахивая волшебной палочкой, пухлая низкорослая ведьма в завитых локонах, украшенных (как она считала) чёрным бантом, и в неизменной розовой кофточке.

Старый шрам на многострадальной правой руке Гарри тотчас заныл.

– Миссис Амбридж, – признал он и сел на кровати, спустив босые ноги на голый каменный пол.

Настроение было препаршивейшее и до её появления. Сейчас же... И Гарри, скривив уголки губ в неприветливой ухмылке, уставился на нелепый чёрный бант, находящийся как раз на уровне его глаз.

Что ж, если его желают рассматривать в пижаме – пожалуйста, он не в претензии. И Гарри, вроде бы рассеянно, почесал пятернёй живот, а потом вцепился обеими руками в воронье гнездо, изредка, по недоразумению, называемое причёской. Пара движений, и он стал выглядеть куда хуже обычного. Жарко подышав на стёклышки очков, Гарри протер их полой пижамной куртки и водрузил на собственный нос. Его туалет, как нельзя более подходящий для приёма конкретно этой гостьи, был завершён.

– Приятно видеть, что вы меня помните, мистер Поттер.

Союз звонкого девичьего голоска и безобразной старой ведьмы был столь же уместен, как пирога с патокой и мухи. Или жабы. Старое прозвище этой мымры вспомнилось мгновенно, и Гарри оскалился в улыбке.

– Но крайне неприятно видеть, мистер Поттер, что вы так и не научились себя вести, – миссис Амбридж мило улыбнулась, и у Гарри тревожно засосало под ложечкой. – Но не беспокойтесь, мистер Поттер. Я здесь именно с этой целью – научить вас вести себя так, как это положено воспитанному молодому волшебнику. Тем более мне это приятно сделать для вас. Дуэль с Сами-Знаете-Кем и победа в ней поставили вас, мистер Поттер, на первую строчку в списке молодых волшебников нетрадиционного воспитания, о которых Министерство приняло весьма мудрое и своевременное решение позаботиться.

– Чего? – вырвалось у Гарри. Нет, он не цитировал сейчас Рона, но слова старой перечницы о «молодых волшебниках нетрадиционного воспитания» и связанной с ними «заботой Министерства» кое о чём, или скорее кое о ком, ему живо напомнили.

Ведьма приблизилась на шажок и уперлась волшебной палочкой ему в подбородок, заставляя поднять лицо к слепящему свету. Сощурив свои маленькие глазки, она принялась внимательно разглядывать будущего воспитанника.

– Да, Миранда, полагаю, для нас с вами здесь намечается огромный фронт работ. За два года никак не управимся. Внесите имя молодого человека в особый список, ему там самое место, – сказала она кому-то, и Гарри, развлекавшийся тем, что глазел на коротышку сверху вниз, резко отшатнулся и, развернувшись, уставился на свиту «милой» дамы.

Появление призрака прошлого выбило его из колеи настолько, что он и не посмотрел, с кем это она сюда прибыла. Ого, сколько же здесь народа! Ещё одна сухощавая ведьма, – видимо, та самая Миранда. Гарри пригляделся: знакомые все лица! Он её точно уже где-то раньше видел. Ах, да, в Министерстве – то ли секретарь суда, то ли чей-то помощник. Пара крупных незнакомых мужчин с мрачными физиономиями, взирающие на него исподлобья. В аврорских мантиях. Аврорских? Странно, но это было именно так. А ещё – мадам Помфри, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, всклокоченный Филч со своей драгоценной кошкой и хмурящаяся профессор МакГонагалл, сурово глядящая на незваных гостей поверх квадратных очков.

– Итак, дорогой, одевайся. Ты идёшь с нами, – сообщила Амбридж своим тоненьким голоском, вновь тыкая ему в подбородок волшебной палочкой и заставляя развернуться к себе. – Немедленно, – и она ласково улыбнулась.

– Что? – выпалил Гарри и уточнил своё веское, как он считал, мнение: – Да я не хочу. И никуда не пойду.

– Ха-ха, дорогой. Ха-ха. Очень смешно, – она тщательно изобразила веселье (все кроме неё поморщились), а затем, резко повернувшись, скомандовала: – Петерсон, Флетчер, объясните молодому человеку, как ему должно себя вести, когда с ним разговаривает первый заместитель Министра Магии.

Двое авроров приблизились к Гарри и встали с обеих сторон от него.

– Не спорь и одевайся, – приказал один из них устало.

– Собирайся и не выкаблучивайся, – добавил второй, поигрывая волшебной палочкой.

Видимо, ожидая от своей затеи некое развлечение, бывший главный инспектор Хогвартса мигом наколдовала себе уютное креслице, обитое розовым плюшем в цветочек, и с удобством в нём расположилась. Что стоя, что сидя, её рост особенно не изменился.

Гарри ещё ничего не успел сказать или сделать, как начала кричать мадам Помфри:

– Вы не имеете права! Он мой пациент и только пару часов назад очнулся. Мальчик так долго был в коме. Он ещё не здоров. Вы не посмеете его отсюда забрать!

Амбридж даже не посмотрела в сторону возмущённой фельдшерицы. Вместо этого всё своё внимание она уделила появившемуся блюдечку с чашкой тонкого фарфора. По больнице поплыл аромат мятного чая.

– Я же говорила вам, Амбридж, мистер Поттер помолвлен! Мы не позволим вам никуда забрать Гарри без ведома его наречённого, – решительно высказалась МакГонагалл, и, хотя она не кричала, но её тона было вполне достаточно, чтобы рука гостьи дрогнула, и чай пролился на пол.

Аргус Филч недовольно заворчал, глядя на лужу на полу. Его кошка мяукнула.

– Какая милая киска, – отреагировала Амбридж, с деликатным звяканьем возвратив серебряную ложечку на фарфоровое блюдечко. – Кис-кис! Иди сюда, киска! – позвала она кошку, глядя при этом на профессора МакГонагалл.

Гарри во все глаза уставился на меряющих друг друга неприязненными взглядами ведьм: МакГонагалл выглядела крайне разозленной, Амбридж, как и всегда прежде, – самодовольной манерной дурой. Филч закатил глаза. А миссис Норрис ощетинилась, взвыла, словно сейчас на дворе был март, и, спрыгнув с рук своего хозяина, забралась под шкаф, заметно поторапливаясь оказаться где-нибудь подальше от этой... Даже кошки иногда выражаются, но миссис Норрис была очень воспитанной.

– Он обручён! – выкрикнула МакГонагалл так зло, что авроры заметно вздрогнули. Первый поспешил вытащить свою волшебную палочку. Второй опустил тяжёлую руку на плечо вскочившего с места Гарри и усадил его обратно на край кровати. Назревали крупные неприятности.

«И не только на мою задницу, – решил Гарри, – но опять из-за моей».

Он уже собрался вмешаться и разобраться, что все эти люди от него хотят, но не успел – противник решил сменить тактику и провести переговоры.

– Моя дорогая профессор МакГонагалл, – прочирикала Амбридж из своего мягкого розового кресла, избавляясь от чайной пары одним взмахом волшебной палочки. – Моя дорогая Минерва, – прощебетала она ещё нежнее, заметив, как вытянулось лицо гриффиндорского декана. – Позвольте мне быть немного фамильярной и так вас называть на правах нашей старой дружбы, сложившейся в тот чудесный год, когда дорогой Корнелиус уговорил меня помочь Хогвартсу, и мы с вами недолго работали вместе над воспитанием наших милых деток. К сожалению, нужды Министерства заставили меня оставить наш старый Хогвартс. Но сейчас, как вам, несомненно, известно, – Амбридж гордо выпрямилась и словно стала выше ростом, – Министру было угодно назначить меня на пост председателя комиссии по опеке и контролю надлежащего обучения юных волшебников, получивших нетрадиционное воспитание.

Гарри нахмурился. Слова старой ведьмы ужасно походили на те, что он слышал от... что он слышал этой ночью.

Тем временем та, лучась от счастья, продолжала:

– Министерством разработана специальная инструкция, в которой очень подробно и понятно объяснено, о ком из юных волшебников должно позаботиться нашей комиссии. Этот документ не только подписан Министром, но и согласован с Визенгамотом ввиду особой важности и деликатности поднимаемых вопросов. И кому как не мне – непосредственному участнику разработки инструкции № 1215/16 от 31 октября 1998 года – знать, что наш дорогой мистер Поттер безусловно попадает под её действие, – тут ведьма повернулась к Гарри и осклабилась, видя его явное недоумение и беспокойство.

Гарри попытался было что-то вставить, но его опять опередили.

– Мистер Поттер помолвлен и имеет преимущественное право на воспитание в семье, – отчеканила профессор МакГонагалл. – Глава 5, пункт 2 вашей драгоценной инструкции. Возвращайтесь в кровать, мистер Поттер, отдыхайте, набирайтесь сил. С вами, Долорес, он никуда не пойдет!

Гарри, видя абсолютную уверенность и несгибаемую решительность своего декана, чуть-чуть успокоился, хотя так ничего и не понял. Вся эта казуистика сводила его с ума. И конвой из скучающих авроров оптимизма не добавлял.

– Прецедент Риддла-Поттера, пункт 13, глава 27, – напевно продекламировала Амбридж, – устанавливает, что магический потенциал главы семьи должен превышать или быть равным магическому потенциалу воспитанника. В противном случае опека и воспитание внутри семьи оцениваются как недостаточные и, соответственно, усыновление или заключение брака признаётся недействительным. Так что, юный мистер Поттер, одевайтесь, собирайтесь. Вы отправляетесь с нами. А ваша помолвка аннулируется. Я даже разрешу вам отправить сову, чтобы проинформировать невесту, – добавила она тоном, говорящим, что подобная любезность с её стороны приравнивается к великому благодеянию.

Слова «ваша помолвка аннулируется» пролились бальзамом на истерзанное сердце Гарри. А возможность проинформировать невесту радовала вдвойне. Это не означало, что он соглашался вообще на какую-либо навязанную опеку над собою. Нет и нет! Но он всерьёз задумался о том, что подчиниться Министерству всё же будет, несомненно, привлекательнее брачного союза с... с Тем-Кого-Он-Не-Хотел-Сейчас-Вспоминать.

Но профессор МакГонагалл вовсе не собиралась сдаваться и, не дав Гарри что-либо сказать, заявила:

– Мистер Поттер останется здесь. Его будущий супруг полностью соответствует предъявляемым Министерством требованиям. Он британец, холост, традиционного воспитания, из старинного магического рода, имеет постоянный источник доходов, занимает достойное положение в обществе. Кроме того, у него достаточный опыт воспитания юных волшебников, и ему не составит особого труда должным образом наставить мистера Поттера.

– И его магический потенциал... – сладко протянула чиновница, предвкушая скорое поражение упрямой спорщицы. К удивлению Гарри, тот факт, что будущий супруг – мужчина, никаких возражений у Амбридж не вызвал.

– Соответствует! – рявкнула потерявшая всякое терпение МакГонагалл. Гарри, как и остальные присутствующие, едва успевал переводить взгляд между ведьмами, увлеченно перебрасывающимися короткими фразами.

– Это невозможно, – заявила Амбридж снисходительно. – Мистер Поттер по оценке министерской комиссии потенциально является великим волшебником. Возможно величайшим из ныне живущих...

– Северуса Снейпа вы считаете недостаточно одарённым, чтобы справиться с мальчиком, которому только предстоит развивать свой магический дар? – зло прошипела МакГонагалл.

Вот тут уж Долорес Амбридж, не скрываясь, захихикала. Гарри показалось, что ужасней зрелища он в жизни не видел. Нет, видел, конечно, но отвратительней этого было мало.

– Мерлин! Какая занимательная шутка! Какое воображение! И вы считаете, я поверю, что самый завидный жених Британии польстился на это малолетнее недоразумение? – и раскрасневшаяся ведьма махнула рукой в сторону Гарри и, не сдержавшись, расхохоталась.

Гарри насупился, одновременно пытаясь примирить факт оценки себя «малолетним недоразумением» – ладно уж, старую жабу в его поклонницы никто никогда бы не записал – и её же утверждение, что Северус Снейп является «самым завидным женихом Британии». Гарри всё больше казалось, что это какой-то неправильный мир. Будто, проснувшись, он оказался где-то в альтернативной реальности. Или всё это сон... Последняя мысль показалась ему самой здравой, и Гарри с силой ущипнул себя. Больно. Амбридж всё так же мерзко хихикала, а МакГонагалл негодовала.

– Да, я это утверждаю! – кипятилась профессор. – Я сама провела ритуал помолвки сегодня утром. Мне ли не знать! Северус согласился взять мистера Поттера в супруги.

Амбридж вытирала слёзы белоснежным платочком и на слова оппонентки внимания не обращала. Согласился ли Гарри на брак, никто не спрашивал.

– Но я совершеннолетний, – наконец-таки Гарри дождался достаточной паузы и поспешил высказать свой самый железный аргумент. – Мне уже давно семнадцать.

– Вы не являетесь совершеннолетним, мистер Поттер. Вы – всего лишь дееспособный. А совершеннолетним станете, когда вам исполнится двадцать один год. И, как получивший нетрадиционное воспитание, согласно инструкции № 1215/16 от 31 октября 1998 года...

– Какого октября? Какого года? – внезапно воскликнул Гарри. Если первый раз ему показалось, что она оговорилась, то сейчас... – Да постойте вы! – заорал он на мерзкую тётку, а потом умоляюще уставился на своих и тише, уже догадываясь, что ничего хорошего не услышит, спросил: – Какое сегодня число?

– Петерсон! Флетчер! – звонкий голосок Амбридж предвещал аврорам наказание почище написания строчек пыточным пером. – По какой причине молодой человек прерывает меня и, вообще, позволяет себе повышать голос на первого заместителя Министра Магии? Вы не знаете своей работы? Вам она кажется слишком сложной?

Давление на плечо Гарри усилилось, но он и не заметил этого. Он во все глаза смотрел на растерянную мадам Помфри, робко улыбающуюся ему и разводящую руками, и перевел взгляд на окно, впитывая синее небо, зелёные верхушки деревьев, колышущиеся на ветру, пение невидимого жаворонка, и повторил про себя невероятное: 2 августа 1999 года. Год. Он потерял целый год. Осознать и понять ему не дали. Один из авроров хлопнул его по плечу, привлекая внимание к тому, что с наслаждением вещала Амбридж.

– Так вот, мистер Поттер, – ласково говорила она, – согласно инструкции № 1215/16 от 31 октября 1998 года вы, как волшебник, получивший нетрадиционное воспитание, будете должны сдать специальный экзамен по магической культуре и истории развития магического общества. Только успешная сдача гарантирует вам получение гражданских прав. В противном случае вы будете считаться лицом без гражданства: не сможете занять должность в Министерстве, избирать или быть избранным. Ах да, и на вашу палочку будут наложены ограничения, – сообщила весьма довольная Амбридж и веско закончила: – А до тех пор, пока вы не сдадите экзамен, будете находиться под министерской опекой.

«И вы сможете обосновано заявить перед министерской комиссией, что не нуждаетесь в их помощи... В течение месяца ритуал будет завершен, и вы окажетесь под надлежащей опекой до достижения вами возраста полного совершеннолетия», – вспомнилось Гарри то, что ночью казалось бессмысленной белибердой.

Гарри попытался вывернуться из-под тяжёлой руки и встать, но ему не дали. Другое плечо охватили жёсткие пальцы, встряхнули его, и он услышал категоричное:

– Заткнись и не рыпайся!

– Он будет находиться под опекой Северуса – его будущего супруга и главы их семьи! – тем временем кричала профессор МакГонагалл.

Амбридж зло уставилась на неё своими маленькими глазками, и, впервые со времени появления здесь, девичий голосок её подвел.

– Довольно! Мне этот фарс уже порядком надоел! – взвизгнула она и поспешила выбраться из нелепого розового кресла. Ведьма вытащила свою волшебную палочку и встала в дуэльную позу, что выглядело смешно, но только на первый взгляд.

Численный перевес был на стороне захватчика: разъярённая Амбридж с компаньонкой, вооружённой блокнотом и палочкой, и двое авроров. И с другой стороны – не менее разозлённая профессор МакГонагалл, мадам Помфри с палочкой, хорошо знакомой с исцеляющими заклинаниями, но в данной ситуации это было не совсем к месту, и Филч, уже без кошки. Ещё Гарри посчитал и себя – в качестве грубой беспалочковой силы.

«Нам нужна помощь», – решил он и уставился на резную дверь.

И она отворилась.

Вошедший человек моментально изменил расстановку сил, причём, что удивительно, с обеих сторон: Амбридж и МакГонагалл одновременно бросились к нему за поддержкой. Соратники обеих ведьм расслабились, и единственным недовольным (слабо, ох, как слабо сказано) оказался растрёпанный мальчишка в круглых очках и полосатой пижаме.

Глава 4. Где же ваша гриффиндорская храбрость, Поттер?

Мадам Помфри склонилась над Гарри, заслонив собой и дверь, и стоящее возле неё трио – пухлую коротышку в розовом, сухощавую высокую ведьму в клетчатом и ещё более высокого мужчину в пронзительно чёрном. Они тихо переговаривались, и ничего, ничего внятного, кроме тихого гула голосов, не было слышно.

– Как вы себя чувствуете, мистер Поттер? Ещё где-то болит? – спрашивала фельдшерица и, не дожидаясь ответа, вливала в него уже третий флакончик на этот раз до изжоги горького зелья.

Гарри безропотно принимал лекарства, одновременно пытаясь высмотреть, что же там, у двери, происходит. Картина менялась. Профессор МакГонагалл ушла. За ней следом потянулся Филч, громогласными сюсюканьями, заглушающими всё, что Гарри так хотел услышать, выманивший свою драгоценную кошку из-под шкафа. Смотрителю пришлось спрятать свою облезлую компаньонку под сюртук – она ни в какую не желала приближаться к любительнице кошек в розовой пушистой кофте и, соответственно, к выходу. Наконец, за Филчем и его жалобно мяукавшей ношей со стуком затворилась дверь, и сразу стало потише.

Поиск по сайту: