РАЗДЕЛ 2. ВЕЛИКАЯ СКИФИЯ

Тема 3. Основные этапы скифской истории

Первые шаги этого народа на политической арене все еще не до конца ясны. Геродот, посвятивший скифам значительную часть своего обширного труда, наиболее вероятной считал такую версию событий, предшествовавших появлению скифов в Восточной Европе.

Согласно его данным, прародина скифов находилась где-то к востоку от киммерийских земель. Под натиском другого кочевого народа - массагетов, скифы покинули свои родные места и двинулись на запад. Подробные данные о событиях более поздних времен неизменно подтверждают, что появлению в европейских степях каждой новой волны кочевников с востока, будь то сарматы, гунны, тюрки, печенеги, половцы и др., всегда предшествует изменение военно-политической ситуации в глубинных районах Азии и связанные с этим передвижки значительных масс кочевого населения.

Со временем скифы достигли киммерийских пределов. Как уже упоминалось в предыдущем разделе, некоторые отголоски последующих событий сохранились в труде Геродота [IV, 11 ]. Судя по некоторым красочным деталям – например, рассказу о самоубийственном сражении киммерийских царей между собой, в основе данной новеллы Геродота лежит скифская фольклорная традиция, не дошедший до нас героический эпос, повествующий о подвигах, связанных с обретением скифами новой родины. Эпос, в котором, как и положено по законам жанра, реальные факты затейливо переплелись с опоэтизированным вымыслом. Тем не менее, очевидно, что военная угроза со стороны скифов привела к расколу киммерийского общества, внутри которого выделилась группа сторонников активного противодействия пришельцам, основу которой составляла киммерийская знать, и, говоря современным языком, «партия пораженцев», поддерживаемая рядовыми кочевниками или, по Геродоту, «народом». Как бы там ни было, отсутствие единства среди киммерийцев, несомненно, облегчило захват их земель скифами. Они, согласно «Отцу истории», заняли страну, уже лишенную населения.

Наиболее ранние упоминания скифов, датируемые 70-ми гг. VII в. до н.э., зафиксированы в ассирийских клинописных источниках (И.М.Дьяконов, 1956). Согласно данным ассирийских документов, скифы вначале проникли на территорию расположенного в районе озера Урмия Манейского царства и под предводительством Ишпакая, поддержали последнее в борьбе с Ассирией. Обеспокоенные сложившимися обстоятельствами, ассирийцы постарались привлечь скифов на свою сторону. Как свидетельствуют последующие события, ассирийцы все же сумели достигнуть какой-то договоренности с кочевниками. Скифы помогли новому союзнику в его борьбе с восставшими в 673 г. до н.э. мидийскими племенами, территория расселения которых входила в зону ассирийского влияния.

Еще более значительную роль этот союз сыграл несколько десятилетий спустя, когда Мидия, завоевавшая уже независимость, двинула свои войска против Ассирии. Мидийцы осадили столицу своего ненавистного врага – Ниневию. На помощь осажденным пришло большое скифское войско [Геродот, I, 103 ].

Разгромив мидян, отряды скифов могучей волной затопили почти весь Древний Восток и остановились лишь на границах Египта [Геродот, I, 103 - 105 ]. Так началась их более чем четвертьвековая гегемония в Передней Азии, пришедшаяся на вторую половину VII в. до н.э.

Определяющую роль в этом сыграло вмешательство скифов в борьбу Ассирии с противостоящими ей странами. Стечение исторических обстоятельств выдвинуло северных кочевников на роль третьей и важной силы в данном регионе. Однако спустя некоторое время ситуация изменилась.

В 612 г. до н.э. объединенные силы Мидии и Вавилонского царства овладели Ниневией, а еще через несколько лет ассирийское государство прекратило свое существование. Все это коренным образом изменило расстановку сил на политической арене Передней Азии, и, вместе с тем, разрушило основы скифской гегемонии. Но, несмотря на неблагоприятные для них события, скифы еще долго оставались тут весомым военным фактором, о чем свидетельствует, например, их участие в войне между мидийским царем Киаксаром и правителем малоазийского царства Лидия – Алиаттом [Геродот, I, 74 ], что протекала в начале VI в. до н.э.

Свидетельства письменных источников относительно переднеазиатской эпопеи скифов, продолжавшейся свыше ста лет, находят многочисленные археологические подтверждения. Это, прежде всего, бронзовые наконечники стрел, удила, псалии скифского типа, которые практически повсеместно встречаются в Малой и Передней Азии, а также в Закавказье. Особый интерес вызывает знаменитый Саккызский клад, найденный в Иранском Курдистане, в состав которого входит инвентарь разрушенного погребения скифского вождя второй половины VII ст. до н.э., в частности, многочисленные ювелирные изделия переднеазиатского производства.

Пути, которыми они попали в руки скифского предводителя, не вызывают сомнений. Не случайно, характеризуя скифское господство в Передней Азии, Геродот [I, 106 ] писал: «Скифы господствовали в Азии двадцать восемь лет и все опустошили своим буйством и излишествами. Ибо, кроме того, что они взимали с каждого народа наложенную ими на каждого дань, они, кроме дани, совершали набеги и грабили, что было у каждого народа».

В период переднеазиатских походов территорией обитания основного ядра скифских племен были степи Прикубанья и Северного Кавказа, сообщающиеся с Закавказьем и Передней Азией несколькими удобными путями, пролегавшими через центральнокавказские перевалы, а также вдоль западного побережья Каспийского и восточного – Черного морей. Вероятно, именно эта территория именуется подразумевается в ассирийских источниках под названием «царство Ишкуза» или «Ашкуза». Ныне в степных районах, простирающихся к северу от Главного Кавказского хребта, открыто немало погребальных памятников скифов. Именно сюда, в расположенные здесь скифские кочевья, стекалась богатая добыча из Передней Азии, со временем постепенно «оседавшая» в погребениях скифских вождей. Грандиозные Келермесские, Ульские, Большие Ставропольские курганы сохранили прекрасные образцы древнего ювелирного искусства, большое количество предметов вооружения, бытовую утварь. Наглядное представление о богатстве высших прослоек скифской аристократии этого времени дают также обнаруженные в 1-ом Ульском кургане свыше 400 коней, сопровождавших захоронение.

Совсем иная картина наблюдается в степной части Северного Причерноморья, где сейчас известно не более 20 скифских погребений VII – VI вв. до н.э., равномерно «разбросанных» на этом обширном пространстве. Для большинства из них характерны небольшие размеры и скромный инвентарь.

В лесостепной части Северного Причерноморья, напротив, местное население достигло высокого уровня развития экономики, основанной на пашенном земледелии и скотоводстве, что способствовало консолидации местных племен. Усиливается процесс имущественной и социальной дифференциации, ускоряется выделение военной аристократии.

Со 2-ой половины VII в. до н.э. в социально-экономическом развитии этого региона все более заметную роль начинают играть торговые отношения между населением современной украинской Лесостепи и античным миром, осуществлявшиеся при посредничестве греческих колонистов, которые начинали осваивать северное побережье Черного моря. Археологически этот процесс фиксируется по греческим вещам, выявленным в лесостепных районах. Особенно значительная концентрация античного импорта прослеживается в Лесостепном Правобережье Днепра. Отсюда в греческие города, прежде всего в Ольвию, основанную на берегуДнепро-Бугского лимана, поступал выращенный в Среднем Поднепровье хлеб и другие продукты земледелия. По мнению Б.А.Рыбакова, показателем торговой активности местного населения является одно из названий Ольвии – «Торжище Борисфенитов», поскольку под борисфенитами ученый понимает именно жителей среднего течения Борисфена (древнегреческое название Днепра). Хотя мысль исследователя о тождестве борисфенитов и населения Лесостепного Поднепровья отнюдь не бесспорна, в любом случае данный вариант названия Ольвии отражает тесные торговые контакты ее граждан с окружающими племенами.

Так во второй половине VII - первой половине VI вв. до н.э. в Северном Причерноморье постепенно складывается своеобразная историческая ситуация, во многом определившая на несколько веков вперед судьбы населения данного региона. Главную особенность этой ситуации составляло то, что территория расселения земледельческих племен в Среднем Поднепровье отделялась от античных городов широкой полосой северопричерноморских степей, по которым пролегали торговые пути, соединявшие эти две культурные области. Особое значение имели такие удобные коммуникации как Днепр и Южный Буг. В связи с этим Нижнее Поднепровье становилось центром притяжения для кочевых племен, стремившихся установить свой контроль над торговым обменом между земледельцами Нижнего Поднепровья и греческими колонистами.

Вне всякого сомнения, скифы первыми из степных народов почувствовали на себе притягательную силу Нижнего Поднепровья как ключевого пункта, который давал возможность воспользоваться выгодами транзитной торговли местного населения Лесостепи с античными государствами Северного Причерноморья и далее – античными центрами Средиземноморья. Этим, в значительной мере, объясняется перемещение основного ядра скифских племен из Предкавказья, утратившего свое стратегическое значение после окончания переднеазиатских походов, в степную часть Северного Причерноморья. Кроме того, отсюда кочевники имели возможность осуществлять прямое военное давление на племена Лесостепи, территория которой подпадает под их политическое влияние.

Бурные события, связанные с этим историческим процессом, нашли свои отголоски в любопытном эпизоде, с которого начинается «Скифский рассказ» Геродота [IV, 1 - 4 ]: «Когда скифы, проведя на чужбине двадцать восемь лет, после столь продолжительного отсутствия возвращались на родину, им пришлось выдержать войну не меньше мидийской: они встретили выступившее против них немалое войско, потому что скифские женщины, вследствие продолжительного отсутствия своих мужей, вступили в связь с рабами... От этих-то рабов и жен скифских произошла молодежь, которая, узнав о своем происхождении, решила воспротивиться скифам... Когда произошло несколько сражений и скифы никак не могли одолеть врага, один из них сказал следующее: «Да что мы делаем, скифы! Сражаясь с нашими рабами, мы и сами становимся малочисленнее, вследствие потерь убитыми, и, убивая их, уменьшаем число своих рабов на будущее время. Поэтому я теперь предлагаю оставить копья и луки, а каждому взять конскую нагайку и идти на них... когда они увидят у нас в руках нагайки вместо оружия, они тотчас поймут, что они наши рабы, и, в сознании этого, не устоят против нас». Услышав это, скифы привели совет в исполнение; рабы, пораженные случившимся, забыли о сражении и обратились в бегство». Кстати, эта новелла была достаточно популярной в скифской среде и даже «проиллюстрирована» древними художниками – сцена битвы «взрослых» и бородатых скифов с безбородыми юношами, украшает, например, серебряную обкладку налучья из кургана Солоха.

К временам Геродота этот эпизод, связанный с окончательным установлением скифского господства на северопричерноморских землях, приобрел уже в фольклорной традиции, откуда он, очевидно, и был заимствован «Отцом истории», характер лишенной каких-либо конкретных исторических деталей легенды. Возможно, он был частью того же героического эпоса об обретении скифами новой родины, откуда Геродот почерпнул и рассказ о кровавой схватке киммерийских царей. О красочном переосмыслении реальных событий свидетельствует и присутствие в данном отрывке «Истории» Геродота «ходячего» сюжета о применении к непокорным нагаек. Подобные мотивы были довольно распространены в эпических произведениях различных кочевых народов. Так, в среде тюрко- и монголоязычных кочевников не вызывало сомнения, что нагайка может служить не только для управления конем, но и оружием, которым убивают врагов, недостойных почетного удара клинком. Показательно, что подобная традиция существовала среди степняков на протяжении многих и многих столетий – по представлениям запорожских казаков саблю следовало применять лишь против «честного» противника, а для «басурман» наиболее подходила нагайка (Д.И.Яворницкий).

В отличие от письменных данных, археологические источники в этом случае более информативны: с конца VI в. до н. э. в степной части Северного Причерноморья, в частности на территории Нижнего Поднепровья, прослеживается заметное увеличение числа скифских погребальных памятников. Это, несомненно, свидетельствует об упрочении скифских позиций в этом регионе Восточной Европы.

Так постепенно складывались основы первого государственного образования Восточной Европы – Северопричерноморской Скифии, объединившей под властью номадов различные по происхождению, особенностям хозяйства и быта племена и народы, обитавшие на территории современной Украины.

Совершенно очевидно, что упомянутый процесс отразился на многих жизненно важных для скифского общества моментах. В частности, он сыграл роль своеобразного катализатора, ускорившего формирование единого скифского кочевого этноса. Необходимо отметить, что споры относительно генетических корней скифского народа никогда не утихали в среде специалистов. Постепенно, в 50-е – 70-е годы ХХ века, оформились два различных подхода к этой проблеме. Сторонники одного из них (Б.Н.Граков, М.И.Артамонов, А.И.Мелюкова и др.) тем или иным образом связывали кочевых скифов преимущественно с местным населением причерноморских степей эпохи поздней бронзы. Их научные оппоненты, прежде всего А.И.Тереножкин и В.А.Ильинская, считали, что основу скифского этноса составили, в соответствии с традицией Геродота, номады, перекочевавшие на запад из глубинных районов Азии.

Однако по мере накопления археологических материалов становилось все более ясным, что скифская культура и скифский этнос первоначально складывались на основе различных этнокультурных составляющих. Подобный путь этногенеза, за исключением незначительных, изолированных в труднодоступных местах популяций, прошло подавляющее большинство народов. Особенно ярко он проявился в кочевых обществах, поскольку все крупные военно-политические объединения номадов (у многих средневековых кочевников они назывались «Орда» без того негативного оттенка, который иногда вкладывается в это понятие ныне) возникали в результате покорения одних групп кочевого населения другими. Подобным же образом – вследствие победы собственно скифов над киммерийцами (версии Геродота о всеобщем исходе последних из своей страны едва ли можно доверять), сложилась и скифская орда. Вероятно, дальнейшая интеграция племенных подразделений киммерийцев в состав кочевого новообразования имела место в период совместного пребывания этих родственных групп кочевого ираноязычного населения на Ближнем Востоке. Показательно, что в равнинных районах Северного Кавказа открыта целая серия погребений VII – начала VI вв. до н.э., в составе инвентаря которых присутствуют вещи как киммерийского, так и скифского типов. Особенно интересны в этом плане курганы высшей скифской аристократии, исследованные в начале ХХ в. у аула Келермесс в Прикубанье. В некоторых из них обнаружены сопровождающие захоронения коней, украшения которых разнятся художественным стилем – часть коней имела украшения с традиционным для киммерийцев геометрическим орнаментом, часть выполнена по канонам скифского зооморфного искусства. Из этого следует, что в подчинении скифских владык, погребенных в этих курганах, были различные по происхождению и культурным особенностям группы кочевников, одна из которых вела свое происхождение от скифов-завоевателей, а вторая – от покоренных ими киммерийцев.

Впрочем, в рамках единой военно-политической организации процесс нивелировки различных проявлений в сферах материальной культуры (прежде всего это коснулось предметов вооружения и снаряжения верхового коня), а также художественной традиции протекал достаточно быстро. Способствовал этому и упомянутый выше фактор. Потребности внешней эксплуатации, необходимость поддерживать между кочевой ордой и оседлым населением Лесостепи отношения господства и зависимости неизбежно должны были отодвинуть внутренние противоречия в среде степняков на второй план и способствовать сложению единого, насколько это возможно в условиях кочевого образа жизни, этноса.

Судя по всему, этот процесс окончательно завершился к концу V в. до н.э., поскольку именно к этому моменту происходит унификация не только материальной культуры, но и погребального обряда. С этого времени и погребения скифской аристократии, и рядовых воинов осуществляются в так называемых катакомбах. Они представляли собой вертикальную шахту, к которой примыкала подземная погребальная камера или несколько камер. Последнее было характерно лишь для могил скифской знати, которые отличаются от погребальных сооружений рядовых скотоводов также большими размерами и значительной глубиной – например, в Бердянском кургане глубина входной ямы достигала 15 м от уровня древней поверхности.

К настоящему времени на территории северопричерноморских степей открыты многочисленные скифские курганы V – IV вв. до н.э. Кроме курганов скифских царей и высшей скифской аристократии, речь о которых пойдет ниже, исследованы тысячи погребений рядовых кочевников. Насыпи их курганов, зачастую уже распаханные, иногда едва заметны, иногда их высота достигает 2 м. Они, как правило, концентрируются вокруг более внушительных по размерам курганов степной знати, образуя обширные могильники. В некоторых случаях такие некрополи практически сливаются между собой, в результате чего возникают так называемые «курганные поля». Наиболее известные среди них курганное поле возле царского кургана Чертомлык и Никопольское курганное поле на Правобережье Нижнего Днепра. Отметим в этой связи, что территория, примыкающая к нижнему течению Днепра, как представляется исходя из нынешнего уровня археологических изысканий, в целом наиболее насыщена скифскими могильниками. В принципе, это вполне закономерное явление, ибо эти земли, по которым несли свои воды Днепр и его многочисленные притоки, а в глубоких балках скапливалась талая и дождевая вода, изобиловали прекрасными пастбищами и водопоями. Они были своеобразным степным раем для скотоводов. Об этих краях в самых превосходных степенях рассказывал в свое время Геродот, что подтверждается и более поздними свидетельствами: «Там сіна по коліна, а свіжого пойла по стойла» – говаривали запорожские казаки (Д.И.Яворницкий).

Среди наиболее известных здесь могильников некрополи у аристократического кургана Гайманова Могила, в урочище Носаки, на Мамай-Горе неподалеку от Каменки-Днепровской, сс.Гюновка, Архангельская Слобода, Вильна Украина, Красный Подол и др. на Левобережье, у сс.Верхняя Тарасовка, Кут, Львово и др. – на Правобережье. Немало скифских могильников выявлено также в Степном Крыму, Николаевской и Одесской областях. Относительно «пустынны» в этом отношении степи Северного Приазовья, впрочем, они и наименее изучены в археологическом отношении. Всего же раскопанные к нынешнему моменту курганы рядовых скифов (кстати, они различаются по богатству инвентаря – от десятка стрел до целых наборов вооружения, импортной античной посуды, золотых украшений, что свидетельствует о заметной имущественной дифференциации и внутри самого слоя рядовых номадов), составляют, судя по всему, лишь относительно небольшую часть скифских курганов конца V – IV вв. до н.э.

В этой связи неизбежно встает вопрос о возможной численности кочевой скифской орды, в частности, в указанный выше хронологический период. Попытки определить этот показатель предпринимались с использованием различных исходных посылок не один раз. Представляется, что точные цифры едва ли могут быть достоверно обоснованы, более реально говорить о возможном диапазоне таких цифр. Здесь на помощь могут прийти исторические параллели. Так, в эпоху позднего средневековья в южных районах Северопричерноморских степей – «Диком поле» – кочевало несколько ногайских орд общей численностью около полумиллиона человек, около 400 тысяч составляло татарское население Крыма, в том числе степных его районов, которые многими веками ранее были заселены скифами. Скифские кочевья некогда занимали и территорию «Вольностей запорожских» к северу от ногайских владений, а также отдельные участки южной Лесостепи – там, где позднее киевскими князьями для защиты южных границ Руси были поселены черные клобуки, торки, берендеи и ряд других кочевых тюркских племен. Об этом свидетельствуют типично скифские курганы, открытые, в частности, на территории Днепровского Лесостепного Правобережья, что является еще одним подтверждением непосредственного вхождения этой территории в состав Северопричерноморской Скифии. Учитывая сказанное выше, думается, что не будет большим преувеличением считать, что численность скифской степной популяции составляла порядка 1 млн. человек. Принимая во внимание этнографические данные, согласно которым численность боеспособных воинов равнялась примерно 1/5 всего кочевого населения, можно допустить, что военный потенциал скифской орды составлял около 200 тыс. закаленных, с детства привыкших к верховому коню и луку бойцов. Эта сила и обеспечила создание под эгидой степняков и последующую жизнеспособность мощного раннегосударственного объединения или, как принято ныне говорить, «кочевой империи».

Великая Скифия – именно так иногда условно называют специалисты скифскую державу времен ее наибольшего расцвета в V - IV вв. до н.э. Относительно ее размеров Геродот [IV, 101 ] пишет: «Так как Скифия представляет четырехугольник, две стороны которого примыкают к морю, то линия, идущая внутрь материка, везде одинаковой длины с идущею вдоль моря: от Истра (Дуная. – автор) до Борисфена 10 дней пути и столько же от Борисфена до Меотийского озера (Азовского моря. – автор); также и по направлению от моря внутрь страны до меланхленов, живущих выше скифов, 20 дней пути...». Этот огромный квадрат, утверждает Геродот [IV, 17-20 ], был заселен многочисленными народами, главенствующее положение среди которых принадлежало кочевым скифам в целом и племени скифов-царских, считающих прочих скифов своими рабами, в частности.

Ограбление экономических ресурсов покоренных племен и взимание с них тяжелой дани, выгоды от контроля над торговыми коммуникациями, пролегавшими через степи, – все это не только обеспечивало кочевников необходимыми для нормальной жизни продуктами земледелия и ремесла, но и необычайно обогащало степную верхушку. Накопленные огромные ценности кочевые властители, прежде всего, стремились превратить в престижные вещи, подчеркивающие их исключительное общественное положение. Со временем большинство из них попадало в усыпальницы высшей скифской аристократии, которые по своим размерам и пышности сопровождающего инвентаря, очевидно, не имеют себе равных среди древностей Европы. Самые грандиозные скифские курганы сооружались в степях Украины в конце V и, в основном, в IV вв. до н.э. Среди них – курганы Солоха, Чертомлык, Огуз, Козел, Гайманова и Толстая Могилы, Александропольский, Бердянский, Мелитопольский, Братолюбовский и др.

Основная часть драгоценных изделий, среди которых немало подлинных шедевров древнего ювелирного искусства, поступала к скифам из античных центров Северного Причерноморья. В них существовали специальные мастерские, изготовлявшие вещи для богатых скифов. В V – IV вв. до н.э. одним из главных торговых партнеров Скифии становится Боспорское царство, что занимало восточную часть Крыма, территорию Тамани и прилегающих районов. Вероятно, одной из основных статей скифского экспорта, который шел в обмен на изделия греческих ремесленников, был хлеб, произведенный земледельцами Лесостепи, экономически и политически подвластными кочевой правящей верхушке. Большая заинтересованность степной знати в результатах этих торговых операций определила два важных направления внешнеполитической активности скифского объединения. На севере его главной задачей было, повторим, поддержание политического господства над покоренным населением Лесостепи. На юге скифы стремились всячески упрочить свои позиции в античных колониях Северного Причерноморья.

Бурно развивались события и на западных рубежах Скифии. Это было третье, не менее важное направление внешней политики скифов. Ближайшими западными соседями скифов были фракийцы. Около середины V в. до н.э. среди последних заметно усилилось племя одрисов, живших в долине р.Арда. Возглавляемые своим вождем Тересом, они основали могучее в военном отношении Одрисское царство, границы которого доходили до Нижнего Дуная. Контакты между двумя воинственными группировками – Скифией и Одрисским государством, носили разный характер. Не обходилось без конфликтов, но известно и о породнении царских родов: например, дочка Тереса была одной из жен скифского царя Ариапифа [Геродот, IV, 80 ]. Такая ситуация сохранялась до середины IV в. до н.э., когда быстрое ослабление Одрисского государства привело к его распаду. Так упал крепкий барьер, закрывавший перед скифами путь к античным городам Западного Причерноморья – Истрии, Дионисополю, Одессу и еще далее – непосредственно на Балканский полуостров.

Основные события скифской экспансии на запад связаны с именем царя Атея. Надо отметить, что по поводу этой исторической фигуры в специальной литературе существуют самые различные мнения: некоторые ученые считают его верховным скифским владыкой, другие – лишь предводителем скифской группировки на Нижнем Дунае. Впрочем, для понимания событий, к которым мы переходим, вопрос о статусе Атея не имеет первостепенного значения – в любом случае его смелая и напористая политика опиралась на мощь всей Скифии.

Атей был суровым и закаленным в боях воином. Его неординарный облик сохранили для нас свидетельства целого ряда авторов. Так, Плутарх [ Изречения царей и полководцев ] сообщает об очень интересном эпизоде: захватив в плен греческого флейтиста Исмения, прославившегося своей игрой, скифы привели его к Атею, чтобы тот насладился изысканной музыкой. Но царь заявил, что самой лучшей музыкой для себя считает ржание боевого коня. За плечами Атея был значительный опыт военачальника. Однажды, к примеру, когда ему довелось вступить в бой с превосходящими силами фракийского племени трибаллов, он приказал женщинам и детям гнать во вражеский тыл ослов и волов, неся при этом поднятые копья, чем принудил врагов, принявших эту толпу за подкрепление для Атея, к отступлению [Фронтин, II, 4, 20 ]. Со временем Атею удалось надежно закрепиться на Правобережье Дуная. Подвластная ему территория соответствовала если не всей современной Добрудже, то, во всяком случае, ее значительной части, а влияние скифского царя распространялось и на более далекие области. Свидетельством могущества Атея стал, в частности, выпуск им собственной монеты, чеканившейся в античном городе Каллатия. Показательно также содержание его письма к жителям города Византий, расположенного на побережье Босфорского пролива: «Царь скифский Атей демосу византийцев: не препятствуйте моим прибылям, чтобы мои кобылицы не пили вашей воды» [Клемент Александрийский, V, 31 ]. Любопытно, что много веков спустя - уже в конце XVII в., почти такими же словами были сформулированы предложения крымского хана атаману запорожцев Сирко: «быть с Крымом в миру, за что крымцы обещались по самый Киев в Днепре своих коней не поить» (Д.И.Яворницкий). Это далеко не единственный пример такой «переклички эпох». Вспомним хотя бы уже приведенные нами факты о роли нагаек в составе воинского снаряжения номадов. Это свидетельствует, что в среде различных по происхождению и языковой принадлежности кочевников разных времен существовал особый, хорошо понятный им общий, образный «язык» устоявшихся формулировок и символов. Это может служить лишним подтверждением единства того многогранного процесса культурного и этнического взаимодействия, который протекал на протяжении тысячелетий в евразийских степях.

Рассказывая о политической истории Северопричерноморской Скифии, нельзя не вспомнить еще об одном важном факторе, возникшем в IV в. до н.э. и влиявшем на ее развитие. Это – консолидация и усиление сарматских племен в низовьях Дона. Хотя надежные данные относительно вооруженных конфликтов между скифами и сарматами на протяжении IV в. до н.э. отсутствуют, а тезис о завоевании Скифии сарматами вызывает споры, все же нет никаких оснований допускать возможность безоблачных отношений между этими двумя кочевыми объединениями. Тем более, что правый берег Нижнего Дона, принадлежавший во времена Геродота скифам, уже в IV в. до н.э., по свидетельству археологических материалов, отходит под контроль сарматов.

Однако все эти обстоятельства до определенной поры не влияли на жизнестойкость Скифии. Ее культура в IV в. до н.э. достигает наивысшего расцвета, а в степных районах возникают все новые грандиозные погребальные сооружения со сказочно богатым инвентарем. Но после такого бурного всплеска наступает внезапный спад: на рубеже IV и III вв. до н.э. степные скифские памятники практически исчезают, что, безусловно, свидетельствует о крахе, постигшем Великую Скифию. По мнению ученых, к этой катастрофе привел целый ряд неблагоприятных явлений: ухудшение климатических условий и усыхание степей, длительное вытаптывание травяного покрова как следствие выпаса многочисленного скота, упадок экономических ресурсов населения Лесостепи из-за непомерной его эксплуатации степняками и пр. Все это привело к разрушению экономической основы Скифии и гибели ее как государства.

Способствовали, по нашему мнению, развитию этого негативного процесса и некоторые другие моменты. Хорошо известно, что каждое государственное образование имеет свои оптимальные пространственные характеристики. Особенно это справедливо для предшествующих эпох с их неразвитой системой обмена информацией. Как бы не скакали, меняя коней, неутомимые гонцы со срочными сообщениями (вспомним хотя бы прекрасно организованную ямскую службу Золотой Орды), все равно для их доставки требовались дни, а то и недели, что затрудняло центральной власти адекватно и оперативно реагировать на те или иные ситуации. Это, в свою очередь, повышало самостоятельность правителей отдаленных территорий и порождало сепаратистские тенденции.

Нечто подобное должно было иметь место и в Скифии эпохи Атея, раскинувшейся от Дона почти до Балкан и далеко на север от Черного моря. В этих условиях борьба центростремительных и центробежных факторов была практически неизбежна, а относительная целостность государства во многом опиралась на авторитет, божественную харизму верховного царя. Однако во 2-ой половине IV в. до н.э., судя по датировке таких поистине царских курганов-исполинов как Чертомлык, Козел, Огуз и Александропольский, за короткий период умирает сразу несколько верховных правителей Скифии. Возможно, в одном из этих курганов покоился и прах Атея, погибшего почти в столетнем возрасте во время битвы с войсками отца Александра Македонского Филиппа. В таком случае, весьма преклонный возраст должны были иметь и его преемники, что объясняет их недолгое правление. В любом случае, быстрая смена верховных царей должна была повлечь за собой серьезный управленческий кризис, затруднивший необходимое противодействие другим негативным политическим, экономическим и природно-экологическим факторам. Все это и привело к распаду Великой Скифии.

Но сами скифы не исчезают с исторической арены. Их племена еще долго контролируют Нижнее Поднепровье, Крым и Добруджу, хотя и теряют навсегда политическую гегемонию в Северном Причерноморье, которая переходит к сарматам.

Впрочем, все затронутые выше моменты будут подробнее рассмотрены в последующих разделах данной работы.

Тема 4. Курганы скифской знати Степного Правобережья

В 1763 г. по поручению Новороссийского генерал-губернатора А.П.Мельгунова около современного с.Копани Знаменского р-на Кировоградской обл. был раскопан большой скифский курган высотой около 10,5 м, вошедший в науку под названием Мельгуновского кургана. Это была одна из первых попыток археологических изысканий не только на территории Российской империи[1], но и в Европе. Ведь изучение древней Помпеи только разворачивалось, а до открытия знаменитых этрусских могильников, которое дало мощный толчок развитию западноевропейской археологии, оставалось еще около полувека. Сейчас трудно судить, что побудило А.П.Мельгунова отдать соответствующее распоряжение. Это могло быть и вельможное любопытство, для удовлетворения которого имелись все возможности, и добросовестность чиновника высшего ранга, который стремился досконально знать обо всех богатствах лишь только созданной и доверенной его попечению огромной губернии – на территории этих новоприобретенных российской короной земель могло свободно разместиться несколько немецких курфюрств или итальянских княжеств.

Сведения о раскопках крайне противоречивы. Насыпь состояла из пережженного грунта, в котором найдены остатки переплавленных металлов, горелые кости, камни, земля и глина, смешанные с угольями. На глубине 2 м под каменными плитами были найдены железный меч с рукоятью и ножнами, обложенными золотыми пластинами с изображениями фантастических зверей в переднеазиатском стиле, серебряные детали от ассирийского дворцового табурета, золотая диадема, 17 массивных золотых пластин с изображением орла с петлями на обороте, украшавших пояс знатного воина, пластины с изображениями обезьян, птиц, бронзовая застежка с головками львов на окончаниях и другие уникальные вещи, добытые скифами во время походов в Переднюю Азию, а также 40 бронзовых наконечников стрел.

Находки, доставленные в Санкт-Петербург, вызвали огромный интерес и по повелению императрицы Екатерины II были переданы академику Российской академии наук Г.Ф.Миллеру для определения народов, «коим оные вещи приписуемы быть могут». Г.Ф.Миллер установил их принадлежность скифам. Курган доисследовался В.Н.Ястребовым в 1892 г. и Н.М.Бокий в 1989 г. Памятник имеет выдающееся значение, поскольку это единственный царский скифский курган второй половины VII в. до н.э., открытый в степном Северном Причерноморье.

Эти, в общем-то, случайные, раскопки считаются началом полевой скифской археологии, хотя время подлинно научных исследований скифских курганов наступило значительно позднее. Изучение Причерноморской Скифии, как и ранее, продолжало, в основном, ограничиваться толкованием сведений, изложенных в IV книге «Истории» Геродота, попытками интерпретации зафиксированной им этногеографии Скифии.

Однако представления о географии Скифии у Геродота были чрезвычайно туманными. Поэтому соотнесение их с современной географической картой остается камнем преткновения для многих поколений ученых. В результате более чем трехсотлетнего изучения труда Геродота специалистами был предложен не один вариант карты Геродотовой Скифии, которые весьма разнятся между собою. Поэтому можно легко себе представить, как непросто решается вопрос о местонахождении упомянутого «Отцом истории» царского кладбища – Герроса.

Данные об этом у Геродота весьма противоречивые, если не взаимоисключающие. Согласно Геродоту, скифы погребали своих царей в землях народа герров, в местности Герры, до которой был судоходен Борисфен (Днепр) и до которого эта река была известна грекам. Сюда нужно было плыть вверх по течению 40 дней. Таким образом, герры, одно из подвластных скифам племен, занимали наиболее отдаленные края. Вместе с тем, по Геродоту, в этой местности от Борисфена ответвлялась речка Герр, которая разделяла земли скифов-кочевников и скифов-царских, что, исходя из всех возможных толкований локализации территории проживания последних, могло иметь место лишь в степной части Украины. Кроме того, на предложение персидского царя Дария Гистаспа принять бой, скифский царь Иданфирс ответил, что готов сразиться с ним лишь в случае, если персы смогут разыскать и разорить могилы предков скифов [ Геродот, IV, 53; 56; 71; 127 ]. Из последнего пассажа не совсем ясно, идет ли речь о захоронениях в Герросе, или о каких-то иных старинных могилах пращуров. Из контекста понятно одно: отчие могилы, столь много значившие для скифов, находились в весьма отдаленном и относительно труднодоступном районе.

Описал Геродот и обряд захоронения скифского царя, по-видимому, универсальный для всей племенной знати, поскольку у древнего историка описывается только два вида обряда захоронения – царя и «других скифов».

Когда у скифов умирал царь, в области герров выкапывали большую четырехугольную яму. В то же время тело царя бальзамировали и в таком виде на повозке царь в сопровождении свиты совершал свой последний прощальный объезд подвластных племен, по пути присоединявшихся к процессии. По истечении 40 дней погребальная процессия прибывала в область герров. Здесь тело царя опускали в могилу на подстилку из соломы, воткнув копья по обеим сторонам трупа, укладывали сверху бревна и покрывали камышовой плетенкой. Вместе с царем хоронили также предварительно умерщвленных наложницу, виночерпия, повара, конюха, слугу, вестника, лошадей и «начатки всего остального», а также золотые чаши, – поскольку, по сведениям Геродота, серебром и медью скифские цари не пользовались. Над могилой насыпалcя большой курган. Через год из приближенных царя умерщвляли еще 50 человек и 50 лошадей. Этих «всадников» на специальных подпорках расставляли вокруг кургана царя в качестве вечной стражи [ Геродот, IV, 71-72 ]. Здесь нет возможности привести все натуралистические детали, наивно-добросовестно описанные Геродотом, поэтому заинтересованный читатель может обратиться к первоисточнику.

Как же решается проблема локализации скифского Герроса? Ученые, считавшие реальными указания Геродота о 40-дневном плавании до Герроса, применяли «арифметический» метод подсчетов расстояний и механически переносили их на современную карту. В результате, область герров размещали у Могилева в современной Белоруссии, к северо-востоку от Чернигова, в районе Киева или в других не менее невероятных местах. Предлагали искать его также в районе Молочных вод, Кальмиуса, на берегах Выси и Тясмина.

Уже после вхождения Северного Причерноморья в состав Российской империи, когда эти территории становятся хорошо изученными в географическом, а отчасти, и в археологическом отношении, возникли новые представления, сложившиеся уже на основе реальных знаний.

Исходя из высокой концентрации значительного числа курганов – от гигантских до средних и малых по величине, в стокилометровом радиусе от Днепровских порогов, а также руководствуясь известиями Геродота о пределах судоходности Днепра, которое, как предполагалось, могло быть ограничено Днепровскими порогами или же большими мелями в районе Никополя, с начала XIX в. большинство ученых (еще до начала исследования самих курганов, когда не была известно даже время их сооружения), было склонно размещать герров в этих пределах. Некоторые полагали, что рекой Геррос является р.Базавлук, разделявшая земли скифов царских и кочевых, а область герров расположена ниже порогов – «в Подпорожье» – по обе стороны Днепра между современными Запорожьем и Никополем, где сосредоточено наибольшее количество курганов.

Как писал знаменитый исследователь скифских курганов И.Е.Забелин: «Нигде нельзя встретить такого числа могил самой разнообразной величины и конструкции, как на пространстве, окружающем пороги верст на 200 или 300 в квадрате». Он также не сомневался, что геродотовский Геррос находится именно в этих пределах.

Однако за последующие 100 лет археологических исследований архаические захоронения скифских царей времени Геродота здесь так и не были обнаружены. Открытые здесь курганы скифской знати датировались IV в. до н.э., а зафиксированный в них обряд погребения не соответствует описанному Геродотом. Тем не менее, гипотеза о расположении Герроса именно в этом районе существует доныне и поддерживается рядом ведущих отечественных ученых (М.И.Артамонов, Б.Н.Граков, А.И.Мелюкова, И.В.Яценко, Б.А.Рыбаков и др.).

В конце XIX в., после исследования больших курганов VII–VI вв. до н.э. в среднем течении р.Сула, обнаруживающих некоторое сходство с описанным у Геродота обрядом захоронения, было высказано предположение, что раннескифский Геррос находился в Посулье. Активным сторонником такого подхода была В.А.Ильинская.

В 1960-х – начале 1990-х гг. в Степном Причерноморье, в районах строительства гигантских каналов и систем по орошению засушливых земель юга Украины, проводились невиданные по своим масштабам раскопки погребальных памятников древних степных народов. На территории между Доном и Дунаем были исследованы многие сотни скифских курганов, в том числе царского уровня. Однако эти работы так и не увеличили существенно числа известных на этом огромном пространстве захоронений VII–VI вв. до н.э., которых насчитывается не более трех десятков. Они нигде не образуют могильников, а их инвентарь достаточно скромен.

Б.Н.Мозолевский в 1972 г. исследовал Чабанцову Могилу у г.Орджоникидзе – курган скифской знати, датированный им по находке в разграбленном захоронении архаического наконечника стрелы VI в. до н.э. Исходя из этого, Б.Н.Мозолевский полагал, что впервые открыто царское захоронение, которое может подтвердить функционирование Нижнеднепровского Герроса уже в период глубокой скифской архаики. Позднее им было открыто еще несколько раннескифских курганов, но все они датировались в пределах V в. до н.э. Как выяснилось, в это же время была сооружена и Чабанцова Могила. Ранний наконечник стрелы попал в нее случайно – может быть, из ограбленного в V в до н.э. более древнего кургана, может быть, он передавался из поколения в поколение как своеобразный родовой талисман и т.д. К слову, подобные случаи зафиксированы и в ряде других скифских курганов. Таким образом, аргументация гипотезы о локализации Герроса Геродота в Нижнем Поднепровье, на первый взгляд, начинала подтверждаться конкретными археологическими материалами. Однако, хотя часть открытых здесь раннескифских курганов середины и второй половины V в. до н.э.датируется временем Геродота, вопрос о местоположении упомянутого им Герроса нельзя считать решенным окончательно.

Изучение труда Геродота позволяет сделать вывод о механическом объединении в нем сведений относительно скифской этногеографии, по крайней мере, двух хронологических периодов - времени скифской архаики (VII–VI вв. до н.э.) и собственно времени Геродота, т.е. V в. до н.э. Именно к V в. до н.э. относятся его данные о порядке расселения скифских племен в степной зоне и, по-видимому, изложенные им сведения о Герросе. В таком случае становится очевидным, что в ответе царя Иданфирса Дарию I, приуроченном к событиям скифо-персидской войны в конце VI в. до н.э., речь идет о совершенно иных давних могилах предков, не имеющих ничего общего с Геродотовым Герросом.

Современные представления о раннескифской истории и археологии делают такое толкование вполне возможным. Достаточно очевидно, что центр Скифии VII – VI вв. до н.э. размещался на Северном Кавказе, игравшем, на протяжении длительного времени, роль важного плацдарма скифской экспансии в Закавказье и Переднюю Азию (В.Ю.Мурзин, В.Г.Петренко). В исследованных здесь могильниках этого периода, таких как Келермесский, Краснознаменский и др., наиболее полно прослежены черты обряда захоронения, описанного Геродотом. Именно эти курганы могли быть для скифов в конце VI в. до н.э. могилами предков, за которые стоило сражаться с захватчиком.

Еще одно весьма интересное толкование понятий «герры», «земля герров» и, в целом, «Герроса», появилось сравнительно недавно. Его предложил В.П.Белозор. Под «геррами», по его мнению, следует понимать либо умерших вообще, либо же героизированных предков, воинов, павших на поле брани. По его мнению, у Геродота смешаны конкретные сведения по географии, погребальному обряду скифов с одной стороны, и понятия мифологического свойства – с другой, что и привело к описанным выше трудностям с его поисками. Иными словами, В.П.Белозор считает, что «Геррос» является понятием не этнографическим или географическим, а мифологическим.

Тем не менее, вполне очевидно, что в V–IV вв. до н.э., в период расцвета Причерноморской Скифии, наряду с мифологическими представлениями о потусторонней обители, существовали и вполне реальные кладбища скифских царей и знати на Нижнем Днепре. Их совокупность, с определенной долей условности, можно называть Нижнеднепровским Герросом, что прекрасно аргументировано Б.Н.Мозолевским на основании археологических данных. Упомянутый выше элемент условности обусловлен тем, что мы едва ли когда-либо узнаем, действительно ли скифы называли эти могильники Герросом или данное конкретное наименование существовало лишь в рамках их религиозно-мифологической системы. Однако, если вынести этот момент за скобки, употребление данного рабочего термина вполне оправдано, поскольку сразу, без излишней детализации, позволяет очертить тот круг памятников, о которых ведется речь.

Начало профессиональных исследований курганов скифской знати на территории Степного Днепровского Правобережья началось в середине ХIХ в.

Александропольский курган (Луговая могила ). В 1851 г. каждый поселянин с.Александрополь (Солонянский р-н Днепропетровской обл.) для нужд строящейся церкви обязывался доставить воз камня. Местные жители уже на протяжении 30 лет добывали строительный камень из насыпи огромного кургана, находившегося неподалеку. Но именно в этом году здесь были найдены ценные золотые, серебряные, бронзовые и железные скифские вещи. В том же году первичное обследование кургана провел член Одесского общества истории и древностей Г.Бухтеев. Находки привлекли внимание министра внутренних дел графа Л.А.Перовского, по ведомству которого в то время проходили археологические разыскания на юге России. По его поручению в 1852-1856 гг. внештатный сотрудник МВД А.В.Терещенко и директор Керченского музея древностей А.Е.Люценко произвели раскопки кургана.

Александропольский курган входит в четверку крупнейших курганов степной Скифии. Гигантская насыпь высотой около 20 м, диаметром свыше 100 м, по основанию была обнесена циклопической каменной крепидой из огромных плит, окружена рвом и земляным валом. Курган был сооружен в три приема. В разных местах насыпи найдены остатки тризны, связанные с различными захоронениями. Встречались кости животных, обломки амфор и лепных сосудов, наконечники стрел и копий, каменное скульптурное изображение собаки, золотые украшения деревянных чаш (головка коня, фигурка дикого кабана и др.), серебряные и бронзовые украшения узды, навершия, обломки колес и повозок, другие детали погребального кортежа.

Под курганом обнаружены три последовательных царских захоронения в катакомбах: центральная основная гробница, сопровождавшаяся захоронением коня в отдельной яме. В нее из-под северо-восточной полы кургана был прорыт длинный ход для следующего подзахоронения. В этой же поле кургана находилась впускная боковая гробница. Все гробницы ограблены. В центральной найдены сопровождающее захоронение слуги, три человеческих черепа, кости животных из жертвенной пищи, фрагменты амфор, лепной и чернолаковой посуды, бронзовые сосуды, множество бронзовых и костяных наконечников стрел, обломки наборного железного защитного доспеха, плакированные золотом, несколько ножей, изделия из кости, серебра и свыше 700 золотых поделок различных типов. Длинный ход вторичного захоронения по всей длине был использован для захоронения сопровождающих лошадей – как минимум, 15-ти. Большая часть их была разрушена грабителями. При лошадях были найдены множество золотых, серебряных, бронзовых и железных украшений узды и седел с разнообразными изображениями. В боковой гробнице во входной яме найдены остатки повозки с многочисленными золотыми украшениями, костяные изделия, пастовые бусы и др. В камере при костяке найдены две амфоры, золотые и серебряные украшения, бусы, серебряное веретено. Памятник датируется концом IV в. до н.э.

Широкое развитие археологических исследований в России, возрастание к ним интереса в различных кругах общества привели к созданию в 1859 г. Императорской Археологической комиссии, задачей которой стало систематическое и планомерное исследование древностей на территории Российской империи. Одним из первых ее шагов было продолжение исследований скифских курганов в том же районе Нижнеднепровского Герроса на правобережье Днепра, неподалеку от г.Никополя. Здесь в 1859 – 1863 гг. младший член Императорской археологической комиссии И.Е.Забелин исследовал целый ряд курганов скифской знати в нижнем течении р.Томаковки.

Гермесов курган возле с.Марьевка Запорожского р-на Запорожской обл. – раскопки 1859 г. Высота около 6,5 м, диаметр 55 м. Был окружен по основанию каменной крепидой, кольцевым рвом и земляным валом. Курган был практически разрушен любительскими раскопками местного помещика А.М.Миклашевского. В нем обнаружено два ограбленных захоронения в катакомбах. В центральной могиле найдено немного мелких золотых бляшек и пронизей с различными изображениями, а также бронзовые и железные фрагменты узды. Во впускной могиле обнаружены разрозненные человеческие кости, обломки бронзовых и железных изделий, золотые пронизи и бусы, а также знаменитая золотая пластина с изображением боя конного и пешего воинов. Памятник датируется концом IV в. до н.э.

Краснокутский курган у с.Преображенка Томаковского р-на Днепропетровской обл. Раскопки 1860 г. Высота кургана 8,5 м, диаметр 64 м. По основанию обведен мощной крепидой из гранитных камней. В центре кургана открыта основная гробница в катакомбе, сопровождавшаяся отдельной конской могилой. На подкурганной поверхности обнаружены два скопления деталей и украшений погребальных повозок, среди которых выделяется серия бронзовых наверший с различными изображениями, около 80 уздечных наборов. Здесь же находились и бронзовые наконечники стрел. В дважды ограбленной основной могиле найдены конские и человеческие кости, фрагменты амфор, чернолаковых и красноглиняных сосудов, бронзовые наконечники стрел, бронзовая «вилочка», костяные рукоятки ножей, фрагменты меча, различных бронзовых и железных изделий. В конской могиле лежали скелеты четырех коней с серебряными уздечными наборами фракийского типа. Памятник датируется концом IV в. до н.э.

Острая Томаковская Могила у г.Томаковка Днепропетровской обл. Раскопки 1861 г. Курган высотой 5,7 м сооружен в эпоху энеолита-бронзы и содержал основное захоронение ямной культуры и ряд впускных захоронений той же эпохи. Курган был покрыт каменным панцирем и окружен по основанию кромлехом. В следующем году при добыче камня из уцелевшей после раскопок части кургана местный крестьянин Прокофий Белый нашел богатый набор скифских вещей, несомненно, происходивший из впускного скифского захоронения. Среди них – 200 бронзовых наконечников стрел, большой золотой конический предмет в виде ворварки, витая шейная золотая гривна, украшенная зернью и эмалью лунница, меч с обложенными золотом рукоятью и ножнами, украшенными изображениями зверей и геометрическим орнаментом с эмалью. Комплекс датируется концом VI – началом V вв. до н.э.

Томаковская Близница располагалась неподалеку от описанного выше кургана. Раскопки 1861 г. Высота насыпи около 4 м. Сооружена в три приема. В насыпи найдены обломки амфор, бронзовые наконечники стрел и уздечные бляхи, обломки железа. В кургане открыты трижды ограбленная основная гробница в катакомбе с двумя входными ямами и впускная могила. В центральной гробнице сохранилось немногое – разрозненные человеческие кости, кости молодого коня и жеребенка, бронзовые наконечники стрел, железный вток копья и костяная рукоятка ножа. Во впускной катакомбе были захоронены два подростка. При них находилось ожерелье из цветных пастовых бус и проволочная серьга с надетой бусиной. Памятник датируется в пределах IV в. до н.э.

Слоновская Близница у с.Семеновка Томаковского р-на Днепропетровской обл. Раскопки 1861 г. Высота 5 м, диаметр около 50 м. По основанию обведен мощной крепидой, кольцевым рвом и валом. В насыпи встречались кости животных и обломки амфор.

В кургане обнаружена единственная центральная гробница в катакомбе. Возле ее входной ямы найдены сложенные в кучку четыре бронзовых навершия, увенчанные сценами терзания грифоном животного, и шесть железных удил с псалиями. В ограбленной гробнице найдены кости человека и коня (часть последних была выброшена грабителями из бронзового котла), обломки амфор и краснофигурного килика, несколько золотых бляшек, часть костяного веретена, бронзовый наконечник стрелы, обломки железного меча или наконечника копья, железные скобы. Курган датируется примерно серединой IV в. до н.э.

Каменная Могила у с.Чумаки Томаковского р-на Днепропетровской обл. Высота 5,7 м, диаметр 60 м. Обведен мощной крепидой. На подкурганной поверхности также встречались скопления крупных камней. Центр площади диаметром свыше 10 м был покрыт слоем истлевшей древесины толщиной до 20 см. Обнаружена единственная гробница, совершенная в большой вытянутой яме восьмеркообразной формы, сопровождавшаяся захоронением коня с железными удилами и псалиями, совершенного в отдельной яме. Два скелета лошадей без каких-либо деталей узды лежали также на дне западной половины основной гробницы. Стены основной гробницы, а также пол ее восточной половины были облицованы большими тесанными каменными плитами. В ограбленной камере найдены разбросанные человеческие кости, фрагменты чернолакового сосуда и алабастра, большое количество обломков наборного железного доспеха, два наконечника копий и наконечник дротика с остатками древок. Курган датируется второй половиной IV в. до н.э.

Венцом исследований И.Е.Забелина стали раскопки в 1862-1863 гг. 20-метрового гиганта – скифского царского кургана Чертомлык, что располагался у современного с.Чкалово Никопольского р-на Днепропетровской обл. Курган доисследовался в 1979 и 1981 гг. Б.Н.Мозолевским, в 1983-1986 гг. – В.Ю.Мурзиным и Р.Ролле.

Высота кургана по разным данным 19-22 м, диаметр 110 м. Насыпь имела специфическую форму. Вершина представляла собой ровную площадку около 15 м в диаметре. Северный склон вершины был почти отвесным, на высоте около 10,5 м была устроена терраса шириной до 2 м, делившая курган как бы на два яруса. Курган по основанию был обнесен мощной каменной крепидой. Она представляла собой высокую (около 2,5 м) каменную стену, регулярно сложенную из необработанных плит известняка и гранита. Выше по склону прослеживалась каменная наброска. Ров вокруг кургана отсутствовал.

В разных частях насыпи и под крепидой часто встречались кости животных, обломки амфор, в том числе и клейменых, лепных сосудов, отдельные детали и наборы конской узды и наконечники стрел. Открыты также крупные скопления приношений – в центре кургана, на глубине 6,5 м от вершины, найдены около 250 комплектов уздечных наборов с различными бронзовыми украшениями, большое количество конских нагрудных украшений, несколько золотых уздечных деталей, украшения погребальных повозок – десять бронзовых наверший и 234 бронзовых круглых бляхи, бронзовая гривна, 267 наконечников стрел и ажурный предмет в виде черпака. На подкурганной поверхности в СЗ секторе перед стенкой крепиды лежали остатки тризны в виде громадного скопления костей коня и фрагментов амфор длиной около 14 м и шириной около 1 м. В результате работ 1979-1985 гг. было установлено, что насыпь кургана была сложена из кусков дерна минимум в четыре приема. Каждую из этих четырех последовательных насыпей, изначально очень крутых, окружали своеобразные земляные «крепиды», состоявшие из специально утрамбованного в увлажненном состоянии грунта.

Под центром кургана открыта основная гробница, сопровождавшаяся рядом захоронений в отдельных ямах. Так, под северо-восточной частью крепиды находилось захоронение подростка с копьем и оселком («страж»). Возле самой гробницы находились три конских могилы, где найдены останки 11 взнузданных и оседланных лошадей с украшениями, выполненными из золота, серебра и бронзы. При конях были захоронены двое «конюших» в отдельных ямах.

Центральная гробница состояла из прямоугольного колодца, где на глубине около 12 м по углам были вырыты четыре камеры. В юго-западной камере находились останки двух знатных воинов. Один из них имел головной убор, украшенный золотыми бляшками, на шее – золотую гривну. На поясе из бронзовых пластин крепился меч с обложенной золотом рукоятью, украшенной изображениями двух головок быка. На руках были широкие золотые браслеты, на пальцах – перстни, на голенях – бронзовые поножи. Возле скелета лежали нагайка, украшенная золотой лентой, и остатки кожаного горита с большим количеством стрел, шесть наконечников копий и дротиков, бронзовая чаша и серебряный сосуд. Рядом находилось захоронение воина с золотой гривной на шее, серебряным браслетом и золотым перстнем на руке. Возле пояса, набранного из бронзовых пластин, находились меч и колчан с наконечниками стрел и ножом.

В северо-западной камере находилось захоронение «царицы». Женщина лежала в расписном саркофаге в роскошном убранстве: головной убор, обшитый золотыми бляшками, с начельной лентой с подвесками, золотые гривна, браслеты, девять перстней. Рядом лежало бронзовое зеркало. За головой находился скелет ее слуги, при котором найдены бронзовый и железный браслеты, колчан со стрелами и ножом. Рядом стояли 13 амфор. В этой камере найдена знаменитая серебряная амфора, украшенная фризом с изображениями сцен укрощения скифами лошадей и великолепным растительным орнаментом. Рядом лежало большое серебряное блюдо с ручками, украшенное растительным орнаментом и женскими фигурами, в нем – серебряный черпак.

К камере с захоронением «царицы» примыкало обширное прямоугольное в плане подземелье с несколькими нишами (камера V по И.Е.Забелину). Оно соединялось с северо-западной камерой относительно коротким коридором. В камере V выявлены отчетливые следы древнего ограбления через подземный ход, который вел от северной полы кургана. В северо-западной нише подземелья найден полуразрушенный скелет, бронзовая чаша, колчан со стрелами, железный меч с обложенной золотом рукоятью. В южной нише-тайнике лежали остатки деревянного горита с золотой обивкой, на которой изображены сцены из греческой мифологии, а также меч с обложенными золотом рукоятью и ножнами и другой меч с такой же рукоятью. Еще три меча с золотыми ручками были воткнуты в стенку. Здесь же находились пояса с бронзовыми пластинками, ножи, крюки и гвозди. Кроме того, в подземелье были найдены большой бронзовый котел со скульптурными фигурками козлов по бортику, бронзовое зеркало, шестирожковый бронзовый светильник, большое количество золотых бляшек, украшений и обломков золотых изделий.

В северо-восточной и юго-восточной камерах лежало драгоценное убранство «царя» и «царицы», от которых сохранилось большое количество нашивных золотых бляшек, подвесок, бус и пронизей, бронзовое зеркало, веретено и т.п. Здесь же находился и хозяйственный инвентарь – бронзовый котел, амфоры, шесть ножей, серебряный черпак и др., а также наконечники стрел. У входа в северо-восточную камеру лежал «страж сокровищ», имевший бронзовую гривну, золотые височную подвеску и перстень, колчан со стрелами и нож.

При доисследовании Чертомлыка в 1984 г. в северо-западном секторе кургана было открыто погребение слуги («виночерпия»), входящее в комплекс захоронений, связанных с центральной гробницей. В заполнении могилы и рядом с ней были найдены десятки раздавленных греческих амфор. Неподалеку – под крепидой, находилась Северная гробница. Именно через нее прошел грабительский ход в центральную гробницу. Здесь были найдены бронзовый котел с костями жертвенного животного и деревянным черпаком внутри, серебряный кубок и амфора.

Одним из важных моментов, связанных с изучением кургана Чертомлык, является вопрос о том, составляли ли все пять подземных камер в центре кургана единый погребальный комплекс, либо камера V была составной частью отдельной катакомбы, входную яму которой И.Е.Забелину проследить не удалось. Среди специалистов есть сторонники и первого, и второго решения. К сожалению, отчет И.Е.Забелина о раскопках Чертомлыка не позволяет дать однозначный ответ. Все аргументы «за» и «против» были сравнительно недавно рассмотрены в обобщающей публикации материалов данного кургана. Ее авторы (А.Ю.Алексеев, В.Ю.Мурзин и Р.Ролле) все же сочли возможным поддержать первый из упомянутых выше вариантов.

Раскопки курганов высшей скифской знати в Днепровском Степном Правобережье в 1852-1868 гг. были проведены на достаточно высоком для того времени уровне. Они впервые дали ученому миру и просвещенной общественности зримое представление о скифских царских курганах, о материальной и духовной культуре скифов и, как полагали некоторые, послужили решающим аргументом в споре о местонахождении Герроса. На их основе сложились представления о погребальном обряде и основных элементах скифской материальной и духовной культуры. Эти курганы по праву вошли в золотой (в прямом и переносном смысле) фонд отечественного скифоведения.

Несмотря на такое многообещающее начало, дальнейшие исследования курганов скифской знати на Правобережье надолго прервались. Только в 1897 г. профессор Московского университета Д.И.Яворницкий и сотрудник Императорской Археологической комиссии А.А.Спицын исследовали курганы Бабы, Раскопана Могила и Башмачка.

Бабы – у пгт Апостолово Днепропетровской обл. Раскопки Д.И.Яворницкого 1897 г. Высота 3,5 м, диаметр 42 м. В кургане обнаружен каменный кромлех диаметром 34 м. В центре выявлена дважды ограбленная гробница, совершенная в большой яме с подбоем. Здесь обнаружены кости жертвенной пищи на деревянном подносе, обломки бронзовой гидрии и ручки от другого сосуда, фрагмент чернолакового сосуда, бронзовый светильник, серебряное кольцо, золотые обивки деревянных чаш с изображениями животных, несколько золотых бляшек, бусы, обломки железа. Курган датируется серединой V в. до н.э.

Раскопана Могила – у пгт Апостолово Днепропетровской обл. Раскопки Д.И.Яворницкого 1897 г. Высота 5 м, диаметр 58 м. В кургане обнаружена гробница в яме с подбоем, дважды ограбленная. В камере найдены человеческие кости, кости жертвенной пищи с ножом, бронзовый котел, украшенный растительным орнаментом, бронзовые блюдо и фрагменты другого сосуда, амфора, наконечники копий и стрел, обломки амфор, лепных и чернолаковых сосудов и прочее. Курган датируется примерно серединой IV в. до н.э.

Башмачка – у с.Башмачка Солонянского р-на Днепропетровской обл. Раскопки А.А.Спицына 1897 г. Высота 7,1 м, диаметр 45 м. Сооружен в три приема. По основанию был окружен крепидой. В насыпи в разных местах встречались кости животных, обломки амфор, особенно в большом количестве под западной полой. В центре обнаружена дважды ограбленная могила в катакомбе. В камере найдены остатки трех скелетов, кости жертвенной пищи, наконечники стрел, втоки от копий, обломки серебряных сосудов, бронзовые серьги с бусинами, пастовые бусы, около 200 мелких золотых изделий, обломки веретена, бронзовая сковородка, нож, железные скобы и гвозди. В отдельной яме находилось захоронение коня с бронзовым уздечным гарнитуром. В 1977 г. курган доисследовался экспедицией Днепропетровского университета.

После весьма длительного перерыва исследования курганов скифской знати на Правобережье возобновилось лишь в 1960-х гг. При строительстве дороги на окраине г.Николаева у пос.Новый Водопой был разрушен большой курган высотой 10 м, диаметром 70 м, доисследованный В.Никитиным в 1965 г. В центре Николаевского кургана открыта ограбленная катакомбная гробница. На дне входной ямы лежали скелеты двух коней с уздечками, украшенными бронзовыми деталями. В камере найдены гераклейская амфора с клеймом и фрагменты амфоры типа Солоха II.

В 1964-1965 гг. у г.Орджоникидзе Днепропетровской обл., в зоне разработок Орджоникидзевского горно-обогатительного комбината, Скифской экспедицией ИА АН УССР под руководством А.И.Тереножкина были начаты массовые раскопки курганов, в том числе и скифской знати.

Страшная Могила. Раскопки А.И.Тереножкина 1965 г. Высота 7 м, диаметр 50 м. По основанию насыпь была окружена мощной крепидой и кольцевым рвом. Под курганом открыта единственная ограбленная катакомбная гробница. У входа в подземелье лежал скелет слуги с железным браслетом и колчаном со стрелами и ножом. В камере найдены обломки амфор, две костяных рукоятки ножей, фрагменты трех дротиков и клинка меча, наконечники стрел, около 20 золотых бляш

Поиск по сайту: