Рождественская шкатулка

Я вовсе не намерен превращать свои рассказ в длинный и нудный трактат об общественной ценности и влиянии предметов, внешне схожих между собой, но отличающихся по виду и предназначению. Отсюда и разница в их названии: одни из этих предметов мы называем ящиками, другие – шкатулками, а третьи – коробками. Разумеется, восточные ларцы для драгоценностей, чьи крышки украшены яшмой или кораллами, весьма отличаются от обычных солонок, какие были в ходу у пенсильванских немцев.

Культурные традиции и географическое положение тоже повлияли на внешний вид шкатулок, ящиков и коробок. Людям не прожить без этих предметов, и для каждого из них человечество определило свое назначение. Ящички для сигар, табакерки (по сути – миниатюрные шкатулочки для хранения нюхательного табака), шкатулки для денег, ларцы для драгоценностей (порой более прекрасные, чем их содержимое), ящики для льда и для свечей. На твердый каркас натягивали воловью кожу, закрепляли ее латунью и медью на деревянной раме. С распространением бумаги и появлением картона возникло собственно то, что мы привыкли называть коробками. Сразу же упомяну столь любимые женщинами шляпные коробки (или, как их еще называют, картонки) и коробки для обуви. А как не сказать об изящных, с красивыми картинками конфетных коробках, при одном виде которых замирают сердца всех сладкоежек?

Если вдуматься, весь круговорот человеческой жизни так или иначе связан с ящиками и коробками. Первая коробка, куда попадает пришедший в мир человек, называется колыбелью. Порою она проста, порою прихотливо устроена, имеет плетеный верх или особый полог. Но эта коробка будит в нас только радостные чувства и надежды на будущее. Тех, кто завершил свой земной путь, тоже кладут в ящик. Только вид у этого ящика совсем иной, и чувства, связанные с ним (полагаю, вы уже догадались, что я имею в виду гроб), совсем иного свойства.

По сути, с ящика началось и Рождество, а значит – все христианские истории. Что такое ясли, в которые положили новорожденного Иисуса? Ящик из грубого рассохшегося дерева, заполненный сеном. И волхвы, явившиеся поклониться родившемуся «царю всех царей», принесли ему шкатулки (или, говоря библейским языком, ларцы), полные драгоценностей и благовоний. А когда Господь Иисус кровью Своей искупил грехи человечества и Его сняли с креста, Он был положен в каменный ящик.

Наступает Рождество, и мы все ожидаем увидеть под елкой красиво упакованные коробки с подарками. Детям не терпится поскорее развернуть упаковку и открыть эти коробки. Вспоминая случившееся, я не слишком удивляюсь тому, что моя рождественская история тоже связана со шкатулкой. Но для меня по‑прежнему удивительно, что эта шкатулка помогла мне понять смысл главного рождественского дара.

* * *

Мы решили не тянуть с переездом. На субботу я арендовал на работе грузовичок и обратился за помощью к Барри, брату жены. Других родственников в радиусе двухсот миль у нас не было.

Пока мы с Барри выносили мебель, Кери упаковывала посуду, заворачивала ее в газетные листы и укладывала в картонные коробки. Дженна играла в гостиной и даже не замечала, как исчезают вещи. Наш скарб был немногочисленным – почти все удалось запихнуть в кузов грузовичка. Остальные коробки отправились в багажник и на заднее сиденье нашего «плимута» – розово‑красного, с изящными плавниками задних крыльев и хромированной радиаторной решеткой, напоминавшей широкую улыбку зубастого Чеширского кота.

Закончив погрузку, мы едва взглянули на покидаемое тесное и холодное жилище. В последний раз нам было тесно во время переезда в район Авеню – мы едва поместились в забитом вещами грузовичке и салоне «плимута».

Увидев, где нам предстоит поселиться, Барри присвистнул.

– Вы что же, в особняке будете жить? – с завистью спросил он. – Как это вы смогли?

– Твоя аристократическая сестра нашла. А будем ли жить, пока еще вопрос. Хозяйка установила полуторамесячный испытательный срок, – сказал я, чтобы несколько притушить его зависть.

Я открыл задний борт. Барри снял брезент, накинутый на наши пожитки.

– Помоги мне с вашим плетеным сундуком, – попросил он. – Неужели он вам здесь понадобится?

– Нет, конечно. Сундук и прочее мы отнесем на чердак, – сказал я.

– Это что же, она одна живет в таком громадном доме? – недоумевал Барри.

– До недавнего времени жила одна. А теперь нас будет четверо.

– Здесь же полно комнат. Почему ее семья не живет вместе с нею?

– У хозяйки нет семьи. Она сказала, что детей у нее нет, а муж умер четырнадцать лет назад.

Барри обвел взглядом прихотливо украшенный фасад викторианского особняка.

– У таких домов – богатая история, – задумчиво произнес он.

Мы доволокли тяжелый сундук до чердака, занесли внутрь и встали, чтобы перевести дух.

– Знаешь, давай‑ка мы сначала подготовим место, куда будем ставить ваши вещи, – предложил Барри, – Думаю, хозяйка не будет возражать, если ее вещи мы немного передвинем и освободим уголок у стены.

Я согласился, и мы принялись расчищать чердачное пространство.

– Ты вроде сказал, что у хозяйки нет детей, – напомнил мне Барри.

– Да.

– Тогда откуда здесь колыбель? – спросил он, снимая пыльную тряпку, закрывавшую колыбель с пологом.

– Трудно сказать. Вряд ли они с мужем – первые владельцы этого особняка. Может, колыбель осталась от прежних хозяев. В таких домах чердаки не разбирают десятилетиями.

Я передвинул несколько пыльных коробок и тоже сделал открытие.

– А вот этой штучки я не видел со времен детства.

– Что ты нашел? – спросил Барри.

– Галстучный пресс.[3]Должно быть, им пользовался муж хозяйки.

Барри поднял тяжелую раму с большим портретом мужчины с усами в форме велосипедного руля. Чувствовалось, этот человек стоически позировал художнику, писавшему портрет. Рама была позолоченная, с орнаментом из листьев.

– Наверное, их банкир, – пошутил Барри.

Мы оба засмеялись.

– А вот тоже интересная штучка, – сказал я, доставая еще одну, явно фамильную вещь.

То была красивая шкатулка из орехового дерева, украшенного изысканной резьбой. Шкатулка была отполирована до зеркального блеска. Ее ширина составляла десять дюймов, длина – четырнадцать, а высота – полфута.[4]Крышка откидывалась на двух больших медных петлях в виде остролиста и не запиралась на замок. По бокам ее удерживали два кожаных ремешка с серебряными застежками. На крышке с большой искусностью и многочисленными деталями была выгравирована сцена рождения младенца Иисуса.

– Никогда не видел ничего подобного, – признался я.

– Что это? – спросил Барри.

– Так называемая рождественская шкатулка, куда складывались рождественские подарки. Какие‑нибудь безделушки, небольшие игрушки, открытки.

Я слегка потряс шкатулку. Похоже, она была пуста.

– Как по‑твоему, сколько ей лет? – спросил Барри.

– Полсотни, если не больше. Смотри, какая тонкая работа.

Пока брат моей жены разглядывал шкатулку, я осмотрел оставшийся фронт работ.

– На чердаке, конечно, интересно, но давай продолжим разгрузку. У меня вечером еще куча работы.

Я поставил шкатулку, и мы продолжили расчистку пространства для привезенных вещей.

Когда мы управились, за окном стемнело. Кери давным‑давно распаковала посуду, и нас ждал приготовленный обед.

– И как тебе, сестрица, новое жилище? – спросил Барри.

– Постепенно я привыкну к такому количеству комнат и мебели из другой эпохи, – отозвалась Кери.

– Кстати, а чердак оказался очень интересным местом, – вставил я, но мою реплику заглушил вопрос Дженны.

– Мам, а как Санта‑Клаус отыщет наш новый дом? – с тревогой в голосе спросила малышка.

– Санта‑Клаус умеет находить дорогу, – успокоила ее Кери.

– Главное, чтобы олени Санты благополучно приземлились на крышу и не напоролись на острые шпили, – пошутил я.

Кери бросила на меня косой взгляд.

– Что значит «напоролись»? Кто их там будет пороть? – насторожилась Дженна.

– Не обращай внимания. Папа шутит.

Должно быть, Барри представил себе оленя, угодившего прямо на шпиль, и рассмеялся.

– Кстати, а ваша хозяйка будет обедать позже? – спросил он.

– Наша работа начнется с понедельника, – ответила Кери. – А завтра хозяйка сама приготовит обед. Во всяком случае, она нас пригласила.

– Ты не шутишь? – спросил я.

– Ни капельки. Пока вы возились с мебелью, миссис Паркин приходила сюда и пригласила нас на завтрашний обед.

– Наверное, это будет очень интересно, – предположил я.

После обеда мы горячо поблагодарили Барри за помощь и проводили его. Потом я погрузился в дела своей фирмы, а Кери стала укладывать Дженну спать.

– Папочка, ты мне почитаешь? – спросила дочка.

– Не сегодня, радость моя. Сегодня у папы очень много работы.

– Совсем чуточку! – не отставала Дженна.

– Не могу, дорогая. В другой раз.

Дженна горестно вздохнула и свернулась калачиком в новой кровати, мечтая, чтобы «другой раз» наступил поскорее.

Поиск по сайту: