Но тот был уже не такой ласковый с нею, как прежде

- Оружие у них есть? - строго спросил у нее, будто допрашивал ста­рую.

- Не видела, кажется, нету. В брюках не проверяла, не сняли. И испуганно спросила:

- Что, уже сейчас их будете арестовывать?

- Нет, - ответил офицер, - подождем подкрепление. Черт их знает, что у этих болванов на уме. Сидоров, мотай за остальными, - приказал он солдату. Но тому не пришлось идти - из-за угла дома тяжело двигалась группа хмурых солдат.

- Может, дадите им хоть поесть? - жалобно и униженно попросила мать. - Да хоть сильно не заламывайте им руки, не перепугайте их...

- Ничего, мать, с ними не случится. Вот если сопротивляться будут или оружие применят, тогда другой коленкор...

Мать шарахнулась в сараюшку и стала, как безумная, зачем-то быст­ро перебрасывать дрова с кучи на кучу. Вдруг она услыхала, как хрупну­ло в утренней тишине подгнившее дерево, а стекла осколками звонко посыпались на землю. Кто-то прикладом или сапогом высадил оконную раму. Солдаты ворвались в маленькую комнатушку, набросились на спя­щих, скрутили им руки, обшарили карманы. У Володи нашли десять руб­лей, у Сани - коробок спичек и труху от махорки... Тогда им разрешили обуться в еще мокрые сапоги и под конвоем вывели на улицу. Через две минуты их впихнули в подъехавшую машину...

Мать вошла в кухню. На столе жутко стояли две тарелки с нетрону­тым остывшим борщом, рядом лежали две ложки и хлеб. В комнате вме­сто рамы, зияла дыра на улицу и в нее зябко дуло. Разбитые горшки с цветами валялись на полу. Земля

разбросана, цветы раздавлены сапогами... И женщина заплакала. Потом, не торопясь, проковыляла на кухню, повыливала борщ назад в кас­трюлю, убрала с пола пиджаки. Ходила осторожно, не наступая на зем­лю. На окно повесила одеяло, а часа через полтора пошла в военкомат, понесла сыну и его товарищу булок и по бутылке молока. Но свидание с арестованными не дали: «Не положено!» Тех допрашивали и составля­ли на них важные и строгие бумаги. Срочно сообщили в часть: «Дезерти­ры пойманы!» Им ответили, что срочно вышлют машину с офицером и солдатами для охраны. Но ехать из части не торопились. И мать целую неделю таскала арестованным еду. В последний день ей дали свидание с сыном: «Парни вроде ничего. Зачем, дураки, сбегали? Скорей всего, по дурости... Жаль будет, если влепят лет по пять...»

- Мама, ты знала, что я сбежал? - спрашивал Володя.

- Вовка, да откуда же мне было знать? - отвечала мать.

- А почему они тогда так быстро нас взяли?

- Вовка, военные люди очень умные и все угадывают... Ты слушайся там командиров. Они глупого вам не посоветуют. У тебя отец был тоже офицером, и ты весь в него...

Мать никогда раньше ничего не говорила ему об отце. Может, вот сей­час и придумала... Не говорила мать и другое. Что, как только он сбежал, из части позвонили в военкомат, а те - к ней:

- Здорово хулиганил в школе? Заноза есть? А дружки из зоны? Тоже нету? Ну тогда ждите, дня через три будете встречать сына...

- Почему? - ахнула насмерть перепуганная мать.

- А куда же ему еще бежать? Только домой...

Приезжали и перед самым Вовкиным приходом. Сидели одну ночь в сарае, продрогли:

- Не появились? Пришлось поить чаем.

- Да проверьте, нет ли у них оружия. Может, обороняться будут... Будь­те с ними повежливее, выпытайте, куда бежали и зачем? - вежливо и даже ласково советовал матери офицер.

Потом приволокли будку, устроили засаду. А перед пожилой женщи­ной, всегда униженной и не замечаемой людьми, бедно одетой и затер­той жизнью, за эти дни вставала тысячи раз ее правильная и неправиль­ная жизнь. Всколыхнула в ней то святое и человеческое, что есть в каж­дом, ходившем по земле, но иной раз растертое и раздавленное жиз­нью. Вспоминала эта женщина маленького сына, школьника, видела и того красавца-солдата в летной форме, в котором еле узнавала собствен­ного сына. И стеснялась, как чужого. А того, кто подарил ей Вовку, нет, не помнила. Видать, красавец попался, самостоятельный, не ей чета. А было

Поиск по сайту: