Врачи сидели в соседнем кабинете, отгороженным легкой фанерой, и прибежали на крик

Но Лобачев уже владел собой и, чтобы скрыть перед коллегами уни­жающий его напыщенное достоинство инцидент, стал вроде искать на столе какие-то бумаги, потом приказал врачу-терапевту:

- Выпишите этому... - прохрипел он и хотел, по-видимому, обозвать, но не назвал никак, не желая показывать свою бестактность, а только кивнул в сторону солдата: - Направление в госпиталь… И вышел из каби­нета...

От строгого, но человеческого обращения Андрей притих, пришел в себя. Кровь отхлынула от головы, сердце перестало так стучать. Припомнилось, как однажды в штабе зубоскалили, не то осуждая, не то удивляясь, о Лобачеве. Тот забомбил письмами округ, чтобы его боль­ному двенадцатилетнему сыну выделили путевку на курорт. И ее дава­ли... Давали уже несколько лет подряд, молчаливо обойдя кого-то оче­редного, тоже остро нуждающегося или в лучшем случае отодвигали на потом... И в части почти не возмущались, сочувствовали... Неужели бо­лезнь сына так могла обозлить этого человека против людей? Сам-то он бугай, бревном не перешибешь... Может, жена чахлая, что подсунула ему болезненное дитя? Вряд ли такой женится на доходяге... А может, он хочет показать себя перед другими? Повыступать? Вы, мол, все солдат­ня поганая, а я врач-капитан, начальник санчасти, шишка на ровном месте. Человеку свойственно выпендриваться перед другими. Если я не козел, то вы козлы. Многие любят подавлять нижестоящих просто из лич­ного эгоизма. Эх, Лобачев, Лобачев, плотно набитый калориями интел­лигент! В какую недобрую минуту ты выполз на этот свет? Какие бездар­ные горе-учителя тебя учили и какие тебе говорили бездушные формаль­ные слова! В одно ухо влетало, а в другое вылетало? Может, все заложе­но раньше в семье, с первым «ау»? А может, кривое художество улицы и друзей и весь наш социальный быт порождает таких двуногих? Напло­дила жизнь вездесущую безответственность и бесконтрольность, очков-

тирательство, бесчеловечность... Вон, и Виктору такие эскулапы затыка­ют рот, мать Ларисы, да и она сама плюхнулась на чье-то законное мес­то в институте… А кого-то отогнали грубо и оскор­бительно: Иди, тупица и дурак, не сдал, ничего не знаешь». Одна мами­на ученица, дочь уборщицы их школы, четыре года подряд поступала в медицинский, но, увы... Хотя школу окончила блестяще...

Андрей вернулся в казарму, взял зубную пасту и щеточку. Бритвенный станок и лезвия он носил при себе, чтобы не стянули. Уже меньше, но все еще воровали... Ни с кем не попрощавшись (все были на работах), ушел снова в санчасть, и его молодой врач-терапевт отвел в госпиталь...

Ольга Петровна приехала в пять утра. Было еще темно, авто­бусы начинали ходить с семи. Пришлось зайти в душный вокзал, забитый людьми. Все скамейки были заняты. Люди, скорчившись и уткнувшись в свои сумки, спали. Тут же пристроили и де­тей, изнемогавших от духоты, усталости и бессонной ночи, и они, полу­согнувшись, тяжело сопели носами. Мамаши отгоняли от них липучих мух.

Поиск по сайту: