АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Уильям Блейк (перевод С. Маршака)

Читайте также:
  1. Блейк Закона Баррингтон
  2. Блейк Лоу Баррингтон
  3. Блейк Лоу Баррингтон
  4. Блейк Лоу Баррингтон
  5. Блейк Лоу Баррингтон
  6. Блейк Лоу Баррингтон
  7. Блейк Лоу Баррингтон
  8. Блейк Лоу Баррингтон
  9. Блейк Лоу Баррингтон
  10. Вордсворт, Уильям
  11. Джон Мильтон (перевод Арк. Штейнберга)
  12. Джон Мильтон (перевод Арк. Штейнберга)

 

Ама поднималась по тропинке к пещере; в мешочке за спиной она несла хлеб и молоко, а голова у нее была занята одним вопросом: как же ей все‑таки добраться до спящей девочки?

Она подошла к большому камню, где женщина велела ей оставлять еду. Выложила ее, но домой не пошла: стала подниматься выше, мимо пещеры, через заросли рододендрона, туда, где деревья стояли реже и начинались радуги.

Там она со своим деймоном затеяла игру: они карабкались вверх по скальным карнизам, мимо маленьких бело‑зеленых водопадов, мимо водоворотов, сквозь радужную водяную пыль, так что ее волосы и ресницы и его беличий мех обрастали тысячами крохотных жемчужных капелек влаги. Игра состояла в том, чтобы добраться до верха, не вытерев глаз, а желание было большое, потому что солнечный свет начинал искриться и дробиться в глазах на лучи, красные, желтые, зеленые, синие и всех промежуточных цветов, но провести по глазам ладонью, чтобы лучше видеть, было нельзя до самой вершины, иначе игра проиграна.

Ее деймон Куланг вспрыгнул на каменный выступ над маленьким водопадом, и она знала, что он сразу повернулся и смотрит на нее – не стерла ли она брызги с ресниц. Но оказалось, он не смотрел.

Он замер там и глядел вперед.

Ама вытерла глаза – удивление се деймона положило конец игре. Вскарабкавшись наверх, чтобы выглянуть за гребень, она охнула и тоже застыла. Сверху на нее смотрело невиданное существо: медведь, но огромный, страшный, вчетверо больше бурых лесных медведей, кремово‑белый, с черным носом, черными глазами и когтями, длинными, как кинжалы. Он находился от нее на расстоянии вытянутой руки. Она видела каждую шерстинку на его голове.

– Кто там? – послышался мальчишеский голос, и, хотя Ама не поняла слов, смысл их ухватила сразу.

Через секунду рядом с медведем появился мальчик, грозно нахмурившийся, с упрямым подбородком. И что это за деймон возле него, вроде бы птица? Но такой странной птицы она никогда не видела. Птица подлетела к Кулангу и коротко сказала:

– Друзья. Мы тебя не обидим. Огромный белый медведь не шевелился.

– Подойди, – сказал мальчик, и его деймон снова передал ей смысл слов.

С суеверным страхом глядя на медведя, она вскарабкалась на скалу подле маленького водопада и робко остановилась. Куланг сделался бабочкой, сел ей на щеку, но тут же запорхал вокруг другого деймона, спокойно сидевшего на ладони мальчика.

– Уилл, – сказал мальчик, показывая на себя. И она ответила:

– Ама.

Теперь она могла как следует его разглядеть, и он показался ей чуть ли не страшнее медведя; у него была ужасная рана – не хватало двух пальцев. При виде этой раны у Амы закружилась голова.

Медведь отвернулся, прошел вдоль молочного ручья и лег в воду, наверное, чтобы остыть. Деймон мальчика взлетел, порхал теперь с Кулангом среди радуг, и дети постепенно стали понимать друг друга.

И что же искали эти пришельцы, как не пещеру со спящей девочкой!

Ама обрадованно затараторила:

– Я знаю, где она! Ее усыпила женщина, говорит, что она ее мать, но никакая мать не была бы такой жестокой! Заставляет девочку что‑то пить, чтобы она спала, но у меня есть травы, которые ее разбудят, – мне бы только пробраться к ней.

Уилл только качал головой и ждал, когда ему переведет Бальтамос. На это ушло больше минуты.

– Йорек, – позвал он, и медведь пошел по ручью, облизываясь, потому что только что проглотил рыбину. – Йорек, – сказал Уилл, – девочка говорит, она знает, где Лира. Я пойду с ней, посмотрю, а ты останься здесь и карауль.

Йорек Бирнисон, стоя всеми четырьмя лапами в воде, молча кивнул. Уилл спрятал рюкзак, прицепил к поясу нож и стал спускаться под радугами вместе с Амой. Он все время протирал глаза, чтобы видеть в холодной водяной пыли, куда ставит ногу.

Когда они миновали последний водопад, Ама жестами показала, что дальше надо идти осторожно, не шуметь, и Уилл стал спускаться за ней по склону, между замшелыми камнями и большими, искривленными ветром соснами, где плясали на зелени пятна света и жужжали, трещали тысячи крохотных насекомых. Они спускались все ниже и ниже, и солнечный свет провожал их в глубь долины, а над головой в ясном небе беспрерывно колыхались ветви.

Наконец Ама остановилась. Уилл подошел к толстому стволу кедра и поглядел в ту сторону, куда она показывала рукой. Сквозь гущу листвы и переплетение веток он увидел чуть выше и справа скалу…

– Миссис Колтер, – прошептал он, и сердце его учащенно забилось.

Женщина появилась из‑за скалы, встряхнула ветку с листьями, бросила ее и обтерла руки. Подметала пол? Рукава у нее были засучены, а волосы перевязаны шарфом. Уилл не ожидал, что она может предстать в таком затрапезном виде.

Потом мелькнуло золото, появилась злобная обезьяна и вскочила к ней на плечо. Словно заподозрив что‑то, они озирались, причем от домовитости миссис Колтер не осталось и следа.

Ама возбужденно шептала Уиллу: она боится золотого деймона, он любит отрывать крылья летучим мышам, еще живым.

– Есть с ней кто‑нибудь еще? – спросил Уилл. – Солдаты или кто‑нибудь такой?

Ама не знала. Она никогда не видела солдат, но в деревне говорили о непонятных и страшных людях или привидениях – по ночам их видели в горах… Но в горах всегда были привидения, об этом все знают. Так что, может быть, они не имеют никакого отношения к женщине.

Так, подумал Уилл, если Лира в пещере и миссис Колтер от нее не отходит, придется к ним заглянуть. Он сказал:

– А что у тебя за лекарство? Что с ним надо делать, если хочешь ее разбудить?

Ама объяснила.

– Где оно сейчас?

– Дома, – сказала она. – Спрятано.

– Ладно. Жди здесь, близко не подходи. Если потом встретишься с ней, не говори, что меня знаешь. Ты меня не видела и медведя тоже. Когда ты опять принесешь еду?

– За полчаса до заката, – сказал деймон Амы.

– Тогда захвати лекарство, – сказал Уилл. – Буду ждать тебя здесь.

Она растерянно смотрела ему вслед. Конечно, он не поверил тому, что она сказала про деймона‑обезьяну, иначе не шел бы так беспечно к пещере.

На самом деле Уилл изрядно нервничал. Все его чувства были напряжены, он замечал мельчайших насекомых, пролетавших в солнечных лучах, слышал шорох каждого листа, видел движение облаков над головой, хотя не сводил глаз с пещеры.

– Бальтамос, – шепнул он, и ангел‑деймон, краснокрылая птичка с блестящими глазами, подлетела к его плечу. – Держись ко мне поближе и следи за обезьяной.

– Тогда посмотри направо, – кратко посоветовал Бальтамос.

И Уилл увидел в жерле пещеры золотое пятно, с мордой и глазами – и глаза смотрели на него. Между ними было не больше двадцати шагов. Он остановился, а золотая обезьяна повернула голову, сказала что‑то в пещеру и снова повернулась к нему.

Уилл потрогал рукоятку ножа и двинулся дальше.

Когда он подошел к пещере, женщина уже ждала его.

Она свободно сидела на парусиновом стульчике с книгой на коленях и невозмутимо смотрела на него. На ней была дорожная одежда защитного цвета, но так хорошо скроенная, и так изящна была ее фигура, что это хаки казалось произведением высокой моды, а красный цветочек, приколотый к груди, выглядел ничем не хуже самого элегантного драгоценного украшения. Волосы ее блестели, глаза сияли, а голые ноги отливали золотом в лучах заката.

Она улыбнулась. Уилл чуть не улыбнулся в ответ – ему не так‑то часто доводилось видеть обворожительную мягкость в улыбках женщин, и это вывело его из равновесия.

– Ты Уилл, – обволакивающим голосом произнесла миссис Колтер.

– Откуда вы знаете мое имя? – грубо спросил он.

– Лира называет его во сне.

– Где она?

– В безопасности.

– Я хочу ее видеть.

– Тогда пойдем. – Она встала и бросила книгу на стул.

Впервые после встречи с ней Уилл посмотрел на ее деймона, обезьяну. Мех ее был длинным и лоснистым, каждый волосок точно из чистого золота и гораздо тоньше человеческого, а мордочка и лапы черные. В последний раз Уилл видел эту морду, искаженную ненавистью, в тот вечер, когда они с Лирой украли алетиометр у сэра Чарльза Латрома из его дома в Оксфорде. Тогда обезьяна рвалась покусать его, но Уилл, размахивая ножом, заставил деймона отступить и только после этого смог закрыть окно и спрятаться от них в другом мире. Теперь он ни за что на свете не согласился бы оставить ее у себя за спиной.

Но птица‑Бальтамос внимательно следил за обезьяной, и Уилл вслед за миссис Колтер подошел к маленькому телу, неподвижно лежавшему в темной части пещеры.

Да, это была его подруга, и она спала. Какой же она выглядела маленькой! И куда подевался весь ее огонь и сила, до чего же мягкой и мирной была она во сне. Пантелеймон, хорек, лежал у нее на шее, мех его блестел, и блестели влажные волосы на лбу у Лиры.

Уилл опустился перед ней на колени и отодвинул волосы. Лицо у нее пылало. Краем глаза Уилл увидел, что золотая обезьяна изготовилась к прыжку, и взялся за нож; но миссис Колтер слегка покачала головой, и обезьяна успокоилась.

Не подавая вида, Уилл запоминал план пещеры, форму и величину каждого камня, наклон пола, высоту потолка над спящей девочкой. Возможно, ему придется проникнуть сюда в темноте, и, возможно, другого случая заранее все разглядеть у него не будет.

– Как видишь, она в безопасности, – сказала миссис Колтер.

– Почему вы держите ее здесь? И почему не даете проснуться?

– Давай сядем.

Она не воспользовалась стулом, а села вместе с Уиллом на замшелые камни возле входа в пещеру. Говорила она так ласково, и столько печальной мудрости было в ее взгляде, что Уилл почувствовал к ней еще большее недоверие. Ему казалось, что каждое ее слово – ложь, в каждом движении скрыта угроза, за каждой улыбкой прячется обман. Ладно, придется и ее обманывать: пусть думает, что он безобидный. До сих пор он успешно обманывал каждого учителя, каждого полицейского, каждого социального работника, каждого соседа, проявлявшего интерес к нему и к его дому; он упражнялся в этом всю жизнь.

«Ладно, – подумал он. – Я с тобой разберусь».

– Хочешь чего‑нибудь попить? – спросила миссис Колтер. – Я тоже выпью… Это не опасно. Смотри.

Она взрезала какой‑то коричневатый морщинистый фрукт и выжала мутный сок в два стаканчика. Из одного глотнула сама, другой предложила Уиллу. Он тоже выпил – сок оказался сладким и приятным на вкус.

– Как ты нашел дорогу сюда?

– Проследить за вами было нетрудно.

– Видимо, да. Алетиометр Лиры у тебя?

– Да, – сказал он, предоставив ей гадать, умеет он обращаться с прибором или нет.

– И у тебя же, насколько я понимаю, нож.

– Это вам сэр Чарльз сказал?

– Сэр Чарльз? А… Карло, ну конечно. Да, он сказал. Это что‑то поразительное. Можно на него посмотреть?

– Нет, конечно нет, – сказал он. – Почему вы держите Лиру здесь?

– Потому что я ее люблю. Я ее мать. Над ней нависла страшная опасность, и я не допущу, чтобы с ней произошло несчастье.

– От кого опасность?

– Ну…

Наклонившись вперед, так что волосы повисли по обеим сторонам лица, она поставила свой стаканчик на землю. Когда она выпрямилась и заправила волосы за уши, на Уилла пахнуло ароматом ее духов, запахом чистого тела, и он ощутил какое‑то волнение. Если миссис Колтер и заметила это, то виду не подала.

– Слушай, Уилл, я не знаю, как ты познакомился с моей дочерью, не знаю, что тебе уже известно, и решительно не знаю, можно ли тебе доверять; но, с другой стороны, я и сама устала от того, что вынуждена все время лгать. Так вот тебе правда.

Мне стало известно, что моей дочери угрожают те самые люди, к числу которых принадлежала я, – церковь. По правде говоря, я думаю, что они хотят ее убить. Понимаешь, я оказалась перед выбором: повиноваться церкви или спасти дочь. А я служила церкви верой и правдой. Более ревностных слуг у нее не было; я посвятила ей свою жизнь; я служила ей со страстью.

Но у меня была дочь…

Знаю, я не заботилась о ней так, как следует, когда она была маленькой. Ее отняли у меня и отдали на воспитание чужим людям. Может быть, из‑за этого она и не доверяет мне. Но, пока она росла, я видела, какая ей угрожает опасность, и трижды пыталась ее уберечь. Мне пришлось стать отступницей и прятаться в этой глуши; я думала, здесь мы в безопасности, но видишь, с какой легкостью ты нас нашел… Меня это беспокоит. Церковь не намного от тебя отстанет. И они хотят убить ее, Уилл. Они не позволят ей жить.

– Почему? За что они ее так ненавидят?

– За то, что она, по их представлению, собирается сделать. Что это, я не знаю, но хотела бы знать – тогда мне проще было бы уберечь ее. Знаю только, что они ее ненавидят и не ведают жалости.

Подавшись к нему, она заговорила тихо и с жаром:

– Почему я тебе это рассказываю? Могу ли я доверять тебе? Наверное, должна. Мне больше некуда бежать, негде спрятаться, а если ты друг Лиры, то можешь быть и моим другом. Мне нужны друзья, мне нужна помощь. Если церковь найдет нас, она убьет и Лиру, и меня. Я одна, Уилл, одна в пещере с моей дочерью, и сильные всех миров стараются нас выследить. И то, что ты здесь, показывает, как это просто. Что ты намерен делать, Уилл? Чего ты хочешь?

– Почему вы не даете ей проснуться? – сказал он, не желая отвечать на ее вопрос.

– А что будет, если она проснется? Она сразу сбежит. И пяти дней не проживет после этого.

– Но почему вы ей это не объясните – пусть сама решает?

– Думаешь, она станет меня слушать? А если и выслушает, то поверит ли мне? Она мне не верит, она меня ненавидит, Уилл. Ты должен это понять. Она меня презирает. Я… не знаю, как это сказать… я так люблю ее – я отказалась от всего, что у меня было: от успешной карьеры, от многих радостей, от положения в обществе и богатства – от всего, чтобы забиться в эту пещеру среди гор, питаться сухим хлебом и кислыми фруктами, но сохранить жизнь дочери. И если для этого надо, чтобы она спала, – она будет спать. Я должна уберечь ее. Разве твоя мать не поступила бы так же?

Уилла резануло это упоминание о матери, он был возмущен тем, что миссис Колтер осмелилась сослаться на нее в оправдание своих действий. Но гнев был отчасти притушен мыслью, что, в конце концов, не мать оберегала его, а он должен был ее оберегать. Неужели миссис Колтер любит Лиру больше, чем Элейн Парри – его? Но это несправедливо: его мать – больной человек.

Миссис Колтер либо не понимала, какую бурю чувств вызвали ее простые слова, либо была чудовищно хитра. Она кротко наблюдала за тем, как покраснел и заерзал Уилл, и в эту минуту показалась ему до жути похожей на свою дочь.

– А все‑таки, что ты собираешься делать? – спросила она.

– Ну, Лиру я увидел, – сказал Уилл, – она жива, это ясно, и, кажется, ей ничто не угрожает. Это все, что мне нужно было узнать. Теперь узнал, могу идти на помощь лорду Азриэлу, как и собирался.

Ее это удивило, но она постаралась скрыть разочарование.

– Ты хочешь сказать… Я думала, ты поможешь нам, – сказала она спокойно, не прося, а спрашивая. – У тебя нож, я видела, что ты сделал в доме сэра Чарльза. Ты мог бы и нас обезопасить, правда? Помочь нам выбраться отсюда.

– Мне надо идти, – сказал Уилл и встал.

Она подала ему руку. Грустная улыбка, пожатие плечами и кивок – словно признание мастерства противника‑шахматиста, сделавшего удачный ход. Он поймал себя на том, что она ему нравится – потому что она смелая и похожа на Лиру, только сложнее ее, утонченнее и загадочнее. Расположение возникло у него помимо воли.

Он пожал ей руку, прохладную, крепкую и вместе с тем мягкую. Она обернулась к золотой обезьяне, все это время просидевшей у нее за спиной, и они со значением переглянулись. Что означал их взгляд, Уилл не понял.

Потом она с улыбкой повернулась к нему.

– Прощайте, – сказал он. И она тихо отозвалась:

– Прощай, Уилл.

Он вышел из пещеры, зная, что она смотрит ему в спину, но сам ни разу не оглянулся. Амы нигде не было видно. Он вернулся той же дорогой, какой шел сюда, держась тропинки, пока не услышал впереди шум водопада.

– Она врет, – говорил он получасом позже Йореку Бирнисону. – Конечно, врет. Будет врать даже себе во вред, так любит врать, что не может остановиться.

– И какой твой план? – Медведь нежился на солнышке, лежа брюхом в снежном кармане между скалами.

Уилл расхаживал взад и вперед, обдумывая маневр, опробованный в Хедингтоне: с помощью ножа выйти в другой мир, там встать напротив места, где лежит Лира, вырезать окно обратно в этот мир, утащить ее отсюда в другой и закрыть окно. Самое очевидное решение – почему же он колебался?

Бальтамос знал почему. В своем ангельском облике, струясь и волнуясь, как марево под солнцем, он сказал:

– С твоей стороны было глупостью пойти к ней. Теперь ты только одного хочешь – увидеть ее снова.

Йорек глухо заворчал. Уилл сначала подумал, что он предостерегает Бальтамоса, по потом понял, что медведь соглашается с ангелом, и был слегка огорошен этим. До сих пор они почти не обращали внимания друг на друга – уж очень разным был у них образ жизни. А тут они явно придерживались одного мнения.

Уилл нахмурился, но это была правда. Миссис Колтер покорила его. Все его мысли сходились к ней: думая о Лире, он думал о том, как похожа она будет на мать, когда вырастет; думая о церкви, пытался вообразить, сколько священников и кардиналов подпали под ее чары; думая о покойном отце, спрашивал себя, восхищался бы ею отец или испытывал бы к ней отвращение; а когда думал о матери…

Сердце у него сжалось. Он отошел от медведя и встал на скале, откуда открывался вид на всю долину. В чистом холодном воздухе явственно слышался далекий стук топора, глуховатый звук железного бубенчика на шее у овцы, шорох древесных крон внизу. Он отчетливо видел мельчайшие расселины в горах на горизонте и грифов, круживших над каким‑то полумертвым животным за много километров отсюда.

Сомневаться не приходилось: Бальтамос прав. Эта женщина очаровала его. Приятно и соблазнительно было думать об этих прекрасных глазах, вспоминать ее нежный голос, вспоминать, как она подняла руки, чтобы откинуть назад блестящие волосы…

С усилием вернувшись к действительности, он услышал совсем новый звук: далекое гудение. Он покрутил головой, чтобы определить, с какой стороны идет звук, – оказалось, с севера, откуда пришли они с Йореком.

– Дирижабли, – раздался голос медведя, и Уилл вздрогнул: он не слышал, как подошел этот великан.

Йорек стоял рядом с ним, смотрел в ту же сторону, а потом поднялся на задние лапы, сделавшись вдвое выше Уилла, и продолжал вглядываться в даль.

– Сколько?

– Восемь, – отозвался через минуту Йорек, и тогда Уилл увидел их сам: маленькие пятнышки, одно за другим.

– Можешь сказать, через сколько времени они прилетят сюда? – спросил Уилл.

– Будут здесь вскоре после наступления темноты.

– Значит, темного времени у нас будет мало. Жаль.

– Что ты задумал?

– Сделать окно, вытащить Лиру в другой мир и быстро закрыть, чтобы мать за ней не успела. У девочки есть лекарство от сна, но как им пользоваться, она не смогла толком объяснить, поэтому ее тоже надо привести в пещеру. Но не хочу подвергать ее опасности. Может, ты отвлечешь миссис Колтер, пока мы возимся?

Медведь буркнул и закрыл глаза. Уилл огляделся и увидел ангела – очерченный росой контур его фигуры в предвечернем свете.

– Бальтамос, – сказал он, – я пойду в лес, поищу безопасное место для первого окна. А ты наблюдай и скажешь мне, когда она подойдет близко – она или ее деймон.

Бальтамос кивнул, поднял крылья и стряхнул с них влагу. Потом взлетел в холодное небо и парил над долиной, пока Уилл отыскивал мир, где Лира будет в безопасности.

Внутри вибрирующей скрипучей двойной переборки на головном дирижабле вылуплялись стрекозы. Дама Салмакия наклонилась над лопнувшим коконом своей ярко‑синей и помогла ей выпростать тоненькие влажные крылья. Необходимо было, чтобы ее лицо первым запечатлелось в этих фасеточных глазах, необходимо было успокоить это существо после шока метаморфоза, шепотом объяснить ему, кто оно такое и как его зовут.

Через несколько минут кавалеру Тиалису предстояло заняться тем же, но сейчас он отправлял сообщение по магнетитовому резонатору, и все его внимание было сосредоточено на движении смычка и собственных пальцев.

Он передавал:

«Лорду Року.

Мы приблизительно в трех часах лета от долины. Дисциплинарный Суд Консистории намерен выслать отряд к пещере сразу после приземления.

Отряд разделится надвое. Первое подразделение должно прорваться к пещере, убить девочку и отрезать ей голову в доказательство ее смерти. Если удастся, оно должно захватить женщину, а если не удастсяубить ее.

Второе подразделение должно захватить живьем мальчика.

Остальная часть сил вступит в бой с гироптерами короля Огунве. По их расчетам гироптеры должны прибыть вскоре после дирижаблей. Согласно вашему приказу, дама Салмакия и я вскоре покинем дирижабль и полетим прямо к пещере, где попытаемся защитить девочку от первого подразделения и сдерживать его до прихода подкреплений.

Ждем вашего ответа».

Ответ пришел почти сразу.

«Кавалеру Тиалису.

В свете вашего докладаизменение плана. Дабы предотвратить убийство девочки, что было бы наихудшим исходом, вам и даме Салмакии надлежит объединить силы с мальчиком. Пока он владеет ножом, инициатива в его руках; поэтому, если он откроет окно в другой мир и заберет туда девочку, вы должны помочь ему в этом и последовать туда за ними. Будьте при ней постоянно».

Кавалер Тиалис ответил:

«Лорду Року.

Ваше сообщение получено и принято к сведению. Дама и я вылетаем немедленно».

Маленький шпион закрыл резонатор и собрал свое снаряжение.

– Тиалис, – послышался шепот из темноты, – она вылупляется. Идите сюда скорее.

Он прыгнул к стойке, возле которой стрекоза силилась выбраться наружу, и осторожно помог ей освободиться от лопнувшего кокона. Погладив ее по большой хищной голове, он расправил ее свернутые и всё еще влажные усики, дав ей почувствовать и запах своей кожи, после чего она стала полностью покорна ему.

Салмакия надевала на свою стрекозу сбрую, которую постоянно носила с собой: поводья из паучьего шелка, титановые стремена и седло из кожи колибри. Сбруя была почти невесома. Тиалис уже занимался своей стрекозой, надевал седло, затягивал подпругу. Она будет носить эту сбрую, пока не умрет.

Потом он вскинул сумку на плечо и взрезал промасленную ткань дирижабля. Дама оседлала свою стрекозу и пустила ее в прорезь, навстречу яростному ветру. Сложив хрупкие дрожащие крылья, стрекоза протиснулась в узкую щель, предвкушая уже радость полета, и вырвалась на простор. Несколькими секундами позже Тиалис присоединился к даме, тоже верхом на стрекозе, рвавшейся вступить в схватку с бурным воздухом.

Они взвились вверх навстречу холодному потоку, на несколько мгновений зависли в быстро сгущавшихся сумерках, чтобы сориентироваться, и взяли курс на долину.

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 | 70 | 71 | 72 | 73 | 74 | 75 | 76 | 77 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.016 сек.)