Глава 9. По моим оценкам, самый страшный зверь в Африке – это не лев, не леопард и не змея

По моим оценкам, самый страшный зверь в Африке – это не лев, не леопард и не змея. Это гиппопотам. Он не только непредсказуемый и нетерпеливый зверь, но и к тому же громадный – крупнее быка. Самое страшное, что с большого расстояния непривычному глазу он кажется этаким пухленьким благожелательным симпатягой. Но у этого симпатяги клыки, которыми он может без особого труда перегрызть каноэ пополам. Не думаю, что даже самая обозленная мамаша из общества способна на такое.

Из дневников капитана Беннета Вулфа

– В последний раз повторяю, Оливия, я не знаю, какой напиток предпочитает капитан Вулф! Думаю, подойдет любой, в котором не плавали дикие звери. – Филиппа страдальчески сморщилась и закрыла глаза, но, избавившись от нервического лепета Оливии, позволила другим мыслям завладеть ею, а они не радовали.

Она размышляла, как бы вообще отказаться присутствовать на сегодняшнем ужине. Если она не выйдет из своих комнат, Оливия ей никогда не простит. Более того, Беннет Вулф сразу поймет, что несколько дерзких слов способны обратить ее в бегство. Вряд ли такое поведение можно назвать логичным.

Тот поцелуй. О, тот поцелуй был волшебным. Возможно, в этом и заключалась трудность. Когда Беннет ее целовал, было уже не до логики. Это было… Черт, как же трудно это описать. У нее сводило пальцы, она чувствовала жар в таких местах, о которых леди и говорить-то неприлично, и еще она страстно хотела почувствовать все это снова. Желательно несколько раз.

Но потом явился этот огромный медведь и с изяществом носорога заявил, что хочет видеть ее голой в своей постели или на полу – ему все равно где.

Что же ей делать? Повернуться к нему спиной? Попытаться убедить, что если он хочет поухаживать за ней – а, видит Бог, этого она представить себе не могла, – тогда ему придется следовать определенным правилам. Кстати, а почему он положил глаз именно на нее? Вокруг него вертится столько симпатичных девушек. Может быть, потому что считает ее жалкой и стеснительной? Тогда он заслужил хороший удар в нос.

Открылась дверь, и на пороге гостиной появилась Оливия. На ее красивом лице читалось волнение.

– И вовсе не обязательно кричать на меня, – с порога заявила она.

– Извини. – Филиппа отложила в сторону вышивание. – Я могу тебе чем-то помочь?

– Слава Богу! – воскликнула Оливия и с большим облегчением улыбнулась. – Пойдем со мной в гостиную. Мне не нравится, как расставили стулья, но… в общем, сама увидишь.

– Оливия, ты пригласила двадцать семь человек, причем со всеми ты давно знакома, – сказала Филиппа, поднимаясь по лестнице за сестрой. Она старалась, чтобы ее голос звучал успокаивающе. – Уверяю тебя, им все равно, как расставлены стулья в нашей гостиной.

– Ты ничего не понимаешь. Те, кто будет сидеть дальше всех от сэра Беннета, посчитают, что ими пренебрегли, а те, кто ближе, станут размышлять, не окажется ли его сегодняшняя репутация весомее прежней и как это может повлиять на их положение.

– Ты слишком много думаешь о пустяках.

– Я начинаю думать, что вообще не надо было устраивать этот ужин. Но этот мужчина просто неотразим. – Оливия прижала руки к груди. – Опять же хороший доход отнюдь не маловажен… если, конечно, Принни не разозлится и не лишит сэра Беннета всего.

– Беннет никому не давал повода злиться, – ответила Филиппа. Возможно, кроме нее. Но ведь их последнюю беседу никто не слышал.

– Да еще мама, – продолжила Ливи, оглянувшись. – Представляешь, она собирается сидеть с нами! Как ты думаешь, она достаточно хорошо себя для этого чувствует?

Филиппа немедленно догадалась, в чем дело. Тяжело вздохнув, она пробормотала:

– Я посижу с мамой и позабочусь, чтобы она не слишком устала.

Оливия бросилась к сестре и чмокнула в щеку.

– Ты ангел, Флип. Теперь хотя бы об этом я могу не беспокоиться.

Внизу послышался приглушенный шум, открылась входная дверь, и Филиппу охватил жар, тут же сменившийся ледяным холодом. Она сумела сохранить самообладание, лишь напомнив себе, что гости начнут собираться через двадцать минут. Что же ей делать? Хорошо бы она не грохнулась в обморок или ее не стошнило от нервного напряжения, когда он войдет в комнату.

– Я старался по-модному опоздать, – с подчеркнутой медлительностью проговорил лорд Джон Клэнси, – но, очевидно, все остальные еще большие поборники моды, чем я.

Филиппа глубоко вздохнула и открыла глаза. С улыбкой на лице она поспешила к гостю.

– Привет, Джон. Я бы сказала, что ты по-модному вовремя. Ты один?

Клэнси усмехнулся:

– Мой знаменитый друг сбежал из Клэнси-Хауса в дом своего дяди. – Взгляд его красивых зеленовато-серых глаз скользнул в сторону и остановился на Ливи. – Добрый вечер, леди Оливия.

Оливия безразлично помахала рукой.

– А, это ты, Джон, молодец, что пришел. – Она вернулась к пересчету стульев.

– Но ты же сама меня пригласила! – Сжав губы, он приблизился к ней. – Чем я могу помочь?

– Я думаю, что, если поставить стулья в ряд, это будет слишком официально, а если в беспорядке расставить в разных местах комнаты – некрасиво.

– Возможно, лучше поставить их полукругом. Ливи заулыбалась.

– Конечно, так будет лучше всего. Ты такой душка, Джон. Помоги мне, пожалуйста. Филиппа сегодня капризничает. Она мне совершенно не помогает.

– Ничего подобного, – с достоинством ответила Филиппа. – Просто у тебя каждые две минуты меняется настроение. А у меня от этого кружится голова.

Криво улыбнувшись, Джон принялся расставлять стулья полукругом, обращенным к восточной стене гостиной. Мгновение спустя Оливия шепнула на ушко сестре:

– Раз Джон уже здесь и от него значительно больше пользы, чем от тебя, почему бы тебе, не пойти переодеться к ужину?

– Но я уже переоделась!

– Прошу тебя, Филиппа, это же не очередное заседание твоего книжного клуба.

Филиппа хмуро посмотрела на свое платье из голубого муслина.

– Что не так с моей одеждой? Ее сестра обреченно вздохнула.

– Ничего. Если ты не видишь никаких недостатков – значит, ничего. – Она крепко обняла Филиппу. – Ты проверишь, вовремя ли будет готов ужин?

– Конечно.

Филиппа поспешила на кухню, чтобы поговорить с кухаркой, потом медленно направилась обратно в гостиную.

Оттуда уже слышались оживленные голоса. Насколько она могла разобрать, Соня Деприс и ее сестра приехали вместе с Генри Камденом и сестрами Элрой. Она на несколько секунд остановилась и оглядела свое платье. Проклятие! Оно годилось для небольшой дружеской вечеринки. Впрочем, никто из гостей, кроме Джона, даже не заметит ее присутствия.

Все, хватит об этом! Глубоко вздохнув, она решительным шагом вошла в комнату и села у стены. Гости Оливии прибывали небольшими группами. Все они были приятными людьми, и Филиппа их знала, но не могла придумать, о чем с ними можно говорить, кроме погоды. Ну, быть может, о погоде и Беннете Вулфе, но о нем говорить ей не хотелось. По крайней мере, сейчас.

– Ты дважды танцевала с сэром Беннетом, – сказала Соня, остановившись перед ней.

Филиппа растерянно заморгала. Слишком резко ее оторвали от размышлений.

– Правда?

– Вчера никто не танцевал с ним больше одного танца. Как тебе это удалось?

– Понятия не имею, – ответила Филиппа, постаравшись изобразить недоумение.

– И он дал тебе подержать мартышку. И присоединился к твоей команде при игре в шары. Должно быть, ты лучше других знаешь, что ему нравится, а что нет.

– Соня, я…

Мисс Деприс взяла ее за руку.

– Ты не можешь, просто не имеешь права приберечь эту информацию для Ливи. Это несправедливо по отношению ко всем нам. Мы все хотим иметь одинаковые шансы его очаровать. Разве ты думаешь иначе?

– Я… да… то есть, нет, конечно. Но только я ничего не знаю.

– Да? С трудом верится. Но ты, по крайней мере, должна сказать, о ком из нас он говорил больше.

– Мы не беседовали с капитаном Вулфом о женщинах. – Филиппа высвободила руку и сделала вид, что целиком поглощена расстановкой стульев.

Подруги Ливи совершенно не принимали ее в расчет. Им и в голову не приходило, что Беннет Вулф может проявить внимание именно к ней. Она даже почувствовала искушение рассказать Соне о поцелуе.

– Он пришел! Он здесь!

Филиппа даже подпрыгнула от неожиданности, услышав этот приглушенный возглас Оливии. Видимо, она, и сама не осознавала, насколько сильно напряжена. И с преувеличенным усердием Филиппа занялась перестановкой стульев.

– Добрый вечер, сэр Беннет!

– Как приятно вас видеть!

– Как зовут вашу обезьянку?

После первых приветствий в комнате воцарилось странное молчание, и Филиппа нахмурилась, надеясь, что он в этот момент не смотрит на нее в упор. Она репетировала про себя сердечное, но индифферентное приветствие, когда, обернувшись, увидела его совсем рядом. Ее плеча коснулась рука, и она оцепенела.

– Добрый вечер, леди Филиппа.

С трудом, обретя способность соображать, она увидела букет роз. Букет был очень большой, а розы – ярко-красными. Какой-то момент она молча взирала на букет. Ей никто и никогда не дарил цветов. Тем более красных роз. В конце концов, ей удалось оторваться от ярких представителей местной флоры и взглянуть на высокого темноволосого человека, который ей их протягивал. По выражению его лица она не могла сказать, забавляется ли он или, наоборот, крайне раздражен, но его глаза цвета джунглей оставались напряженными.

– Зачем это? – пролепетала она, и ее голос дрогнул. Все присутствующие, включая ее родителей, в немом изумлении смотрели на нее.

– Чтобы извиниться за оскорбление, которое я мог вам нанести, – спокойно сообщил он и слегка наклонил голову, – и чтобы поухаживать за вами, – продолжил он уже более нежным голосом. – Говорят, нужно совершать определенные действия и дарить цветы.

– Ухаживать… за мной? – пискнула Филиппа. Похоже, голос напрочь отказался ей повиноваться.

– Нуда, – кивнул Беннет, и его губы скривились в слабом намеке на улыбку. – Поухаживать за вами.

Все вокруг нее поплыло, лишилось четких очертаний, к ней устремились какие-то фигуры, зазвучали громкие голоса. Последнее, что она успела увидеть, – это падающий на пол букет, который отбросил Беннет, чтобы подхватить ее. Жалко. Цветы были очень красивые.

Боже правый, он убил ее! Беннет подхватил Филиппу на руки и, краем глаза заметив спешащую к ним Оливию, отрывисто спросил:

– Куда ее?

– Сюда, пожалуйста. – Оливия побежала к двери. Беннет не отставал. Он слышал шепотки гостей за спиной и более громкие, рассерженные голоса хозяев дома.

Керо протянула лапку и похлопала Филиппу по щеке – она делала то же самое, когда беспокоилась о нем. Очень странно, но обезьянка, похоже, приняла эту маленькую чаровницу с каштановыми волосами. Войдя в малую гостиную, он подошел к дивану и осторожно опустил Филиппу на подушки.

Он нехотя выпустил ее из рук, сделал шаг назад и едва устоял на ногах, отброшенный рукой маркизы:

– Как вы посмели?

– Отойдите от моей дочери, негодяй! – проревел маркиз, проталкиваясь вперед.

Беннет выпрямился во весь рост – это дало ему возможность взглянуть на отца Филиппы сверху вниз.

– Я не сделал ничего недостойного – всего лишь выразил намерение поухаживать за вашей дочерью. – Он снова окинул взглядом неподвижно лежащую фигурку. – С перспективой женитьбы, если вы не поняли. Что из этого, по-вашему, делает меня негодяем?

– Замолчите, – выкрикнула маркиза, – и убирайтесь прочь из этой комнаты! Здесь могут остаться только члены семьи.

Прищурившись, Беннет колебался достаточно долго, чтобы все окружающие поняли: им ни за что не удастся силой выдворить его, если только он не уступит сам. Потом он поклонился и вышел в коридор.

Кто-то толкнул его к стене. Керо убежала, тявкая как собака, и уселась на ближайшем канделябре.

– Ты идиот, – донесся до него яростный голос Джека. – Что, дьявол тебя побери, ты творишь? Да тебя впору в клетку запереть!

Беннет высвободился и, в свою очередь, отпихнул Джека.

– Перестань толкаться, – проворчал он, – и оскорблять меня.

– Я знаю, что ты постоянно лезешь прямо в пекло, но никому не позволено нарушать правила и плевать на приличия. И никто не может играть людьми. Тем более Флип.

– Но я вовсе не… Постой, что ты имел в виду, сказав «тем более Флип»? – Беннет прищурился. Из всего, что говорил Джек, было ясно, что он интересуется другой сестрой. Если же нет, у них возникнут разногласия… И очень большие.

– Я имею в виду, что она… странная. Ты же разговаривал с ней и знаешь это. Она замечательная, но шансов у нее нет. Все ждут, когда Ливи сделает свой выбор, и тогда, может быть, один из оставшихся за бортом джентльменов женится на Флип. Поставь ее в глупое положение, и она останется старой девой.

Похоже, никто не понимал серьезность его намерений. Он принес цветы, потому что они были ей нужны, а ему была нужна она. И все. Конец.

– Я принес проклятые цветы и заявил о своих намерениях. Все остальное касается только Филиппы и меня.

– Одно дело быть чуждым условностей, Беннет. Я-то знаю, что тебя, можно сказать, воспитали волки. И совсем другое – быть девственницей. Ты знаешь, как со всем этим справиться? – Джек посмотрел в сторону гостиной, откуда доносились возбужденные голоса.

– Что ты хочешь от меня услышать? – прошипел в ответ Беннет, тоже покосившись в сторону гостиной. – У меня были женщины на самых разных континентах. Я знаю, как уложить женщину в постель. Для других целей я их никогда не использовал. – До сих пор. Что бы он ни хотел от Филиппы, это не заканчивалось и не начиналось в спальне.

– Если ты хочешь просто затащить Филиппу в постель, тебе придется иметь дело со мной, мой дорогой друг. Я не позволю, чтобы ты погубил ее или причинил ей боль. Понятно?

Первым побуждением капитана Вулфа было, как следует вмазать Джеку по физиономии. Он даже сжал кулак, но потом опять расслабил пальцы. Он видел, как они увлеченно беседовали. Скорее всего, Джек был одним из ее немногочисленных друзей.

– Ты хороший парень, Джек, но неужели у тебя нет ни капли доверия ко мне?

Итак, он всего лишь попытался следовать общепринятым правилам, чтобы получить Филиппу, а его обругали, оттолкнули и пригрозили. В этот момент он никак не мог решить: действительно ли он отсутствовал в Лондоне слишком долго? Или, может быть, недостаточно долго? Выйти из этого дома, и вернуться в Ховард-Хаус было бы самым мудрым решением в ответ на всю эту бессмыслицу. Но ведь он почетный гость, из-за которого, собственно, и устроен ужин. Вряд ли стоило злить Оливию – это никак не поможет получить ее сестру.

Беннет выругался и принялся мерить шагами коридор. Откуда ему было знать, что доселе такая практичная и логичная Филиппа Эддисон лишится чувств, получив несколько цветов?

– Она хочет вас видеть. – Леди Оливия стояла на пороге маленькой гостиной.

Господь милосердный! Это звучало так, словно он своими руками отправил ее на смертное ложе. При всем своем раздражении он почувствовал некоторое облегчение. Хорошо, что с ней все нормально, и она хочет его видеть. Бросив еще один неприязненный взгляд на Джека, он вернулся в комнату, из которой его только что выгнали.

К его огромному облегчению, Филиппа сидела на диване. Ее родители с непроницаемыми лицами стояли рядом, всем своим видом показывая, что никуда не уйдут.

– Я жива, – вежливо сказала она, с трудом изобразив улыбку. Беннета не могла не встревожить ее бледность.

– Мне сказали, что цветы – вполне приемлемый способ наладить контакт с девушкой, которая мне нравится, – сообщил он, остановившись в двух шагах от дивана. – Я, конечно, это и сам знал, но просто не подумал.

– Мои родители считают вас человеком одиноким и заблуждающимся, – отметила Филиппа.

Он через плечо взглянул на застывших словно изваяния мужчину и женщину.

– Возможно, родители позволят нам поговорить несколько минут наедине?

– Вам должно быть стыдно, капитан, таким образом начинать ухаживания за моей дочерью! – заявила маркиза и скрестила руки на груди.

– Мама, пожалуйста, позволь нам поговорить. Уверяю тебя, ничего не случится. Все знают, что он здесь.

Окинув капитана еще одним долгим неприязненным взглядом, маркиза, наконец, кивнула:

– Пять минут. – И она величественно выплыла из комнаты. Маркиз шел за ней по пятам.

Дождавшись, пока закроется дверь, Беннет заговорил.

– Мне должно быть стыдно, что я заинтересовался вами? – спросил он.

Филиппа сделала глоток воды и взглянула на своего собеседника снизу вверх.

– Сегодня утром вы объяснили, какая именно часть меня, вас больше всего интересует. Я нахожу это оскорбительным.

– Это я уже понял, – ответил он и стиснул зубы. – А цветы тут при чем?

– Послушайте, Беннет, вы же не в джунглях выросли. Неужели не знаете, что означают красные розы?

– К вашему сведению, я провел больше времени вне Англии, чем в ней, а моя мама умерла раньше, чем успела дать мне уроки флористики. Красные розы. Красные – потому что это цвет страсти. А розы – потому что пахнут.

– Они означают любовь, а если их десять тысяч штук, они означают…

– Но их только две дюжины, а не десять тысяч.

– Мне показалось, что их гораздо больше, когда вы швырнули их мне в лицо.

Нахмурившись, он подошел ближе. – Я ничего не швырял. Я сказал, что намерен за вами ухаживать, и хотел отдать их вам.

Филиппа встала, продолжая сжимать в руке стакан – должно быть, для самозащиты.

– Я сбита с толку, – объявила она.

– Я тоже.

– Я имею в виду другое. То, что вы сказали мне утром, очень интимно. Об этом может идти речь только между двумя людьми. А две дюжины красных роз, врученные перед двумя дюжинами собравшихся на ужин гостей, – это уже не интимно. Это говорит о том, что ваши намерения… честны… достойны.

– А если они действительно честны? – Беннет был разочарован и раздражен, и, тем не менее, происходящее начало его забавлять. Он был прав, назвав эту девушку загадкой.

– Но вы же меня не знаете! Как же вы можете утверждать, что хотите за мной ухаживать? Мне не нравится мысль, будто я настолько проста и предсказуема, что через пять дней – ваши первые пять дней в Лондоне после трехгодичного отсутствия – вы смогли указать на меня и сказать: «Да, я беру эту».

– Все не так…

– Вы должны были сначала что-то сказать. Я уже говорила, существуют определенные действия… шаги… Вы везете меня на прогулку, танцуете со мной больше двух танцев, вы…

– Я же пытался!

– На многих балах, а не на одном-единственном, – возразила она. – Вы говорите, что находите мою внешность, по крайней мере, удовлетворительной, вы приглашаете меня посидеть и поболтать, вы…

– Но это же все ерунда!

Филиппа несколько мгновений молчала, потом вздохнула.

– Ну, тогда вам придется подарить эти цветы кому-нибудь другому.

Беннет сделал еще один шаг. Теперь он находился достаточно близко, чтобы взять у нее из рук стакан и отставить в сторону.

– Филиппа, три года я был поглощен только одним – своими исследованиями. Потом я два месяца боролся за жизнь. Теперь я делаю все от меня зависящее, чтобы организовать и возглавить другую экспедицию. Я не могу позволить себе терять время. В тех местах, где я был, нерешительность смертельно опасна. Поймите, время слишком дорого, чтобы тратить его на пустую болтовню и красивую ложь.

– Тогда почему…

– Почему я должен говорить, что нахожу вас – как вы сказали – удовлетворительной, если считаю вас обворожительной? Почему я должен совершать с вами круги вокруг какого-нибудь чахлого парка, если хочу пробовать вас на вкус и держать в своих объятиях?

– Боже правый! – Филиппа снова побледнела и ухватилась за спинку ближайшего стула. – Вы не можете подобным образом глумиться над правилами!

Беннет уставился на нее долгим внимательным взглядом.

– Иными словами, вас не устраивает нечто совсем другое. Вы не отвергаете мои ухаживания, даже возможность быть соблазненной мной, – медленно проговорил он. – Вас не устраивает, что я делаю это неправильно.

– Что ж, если не считать полного недоверия к тому, что искатель приключений может находить меня обворожительной, полагаю, дело именно в этом.

– Тогда мне остается сказать вам две вещи. Первая заключается в том, – сказал он, беря ее за руки, – что я действительно считаю вас обворожительной.

Он скользнул руками по плечам Филиппы, потом резко притянул ее к себе и поцеловал. Он почувствовал ее напряжение, но потом ее губы расслабились, и она неумело ответила на поцелуй. Его захлестнул целый вихрь чувств, когда она неуверенно ухватилась нежными пальчиками за отворот его сюртука.

Беннет перевел дыхание и начал целовать чувствительные уголки ее губ. Потом снова впился в ее рот, раздвинул языком губы, исследуя глубины рта. В конце концов, он на секунду оторвался от своего занятия и хриплым шепотом спросил:

– Вы собираетесь снова лишиться чувств?

– Непременно, – заверила она подрагивающим голосом, – особенно если вы не перестанете себя так вести.

Капитан улыбнулся.

– Вы действительно так считаете?

Филиппа тихо засмеялась и шепнула, касаясь губами его губ:

– Вы негодяй, сэр.

– Вероятно, вы правы, но я обещал сказать две вещи, а сказал только одну. Вторая же заключается в том, что если вы хотите видеть меня истинным джентльменом, неукоснительно следующим вашим правилам, вам придется убедить меня в целесообразности этого.

– Беннет!

– Потому что в данный момент я не могу не думать, что целовать вас намного приятнее, чем болтать о погоде. – При этом он привлек ее ближе к себе, и она почувствовала, как сильно он заинтересован в продолжении этого спора.

Дверь с грохотом распахнулась.

– Пять минут про… Флип, немедленно убери руки от этого человека!

Филиппа уже достаточно пришла в себя, чтобы залиться краской. С большим опозданием она сжала кулачки, уперлась ими в грудь Беннета и попыталась его оттолкнуть. Тот удивленно поднял бровь, но отступил.

Маркиз и его супруга выглядели так, будто все это время спорили, кто из них нападет на него первым.

– Что вы себе позволяете, капитан? – в конце концов, требовательно спросил маркиз.

Беннет украдкой взглянул на Филиппу.

– Я…

– Это было недоразумение, – вмешалась Филиппа. – Дело в том, что в Египте красные розы – знак уважения, и ничего более.

– Здесь не Египет, – фыркнул маркиз. – И я подозреваю, что сэр Беннет точно знает, какой смысл имеют красные розы. А также возможные последствия своего неслыханного поступка – подарить молодой девушке красные розы, да еще в присутствии гостей!

– Должен признаться, я все же не вполне понимаю, из-за чего поднялся такой шум, – ответил Беннет, – но, уверяю вас, никакого недоразумения не было. Во всяком случае, с моей стороны. Я уже сказал, что намерен ухаживать за Филиппой.

– Вы… да вы… – взорвался маркиз, – с чего вы взяли, что получите все, что хотите?! Вы не можете просто сказать такие вещи и ожидать, что они будут безоговорочно приняты. Вы не спрашивали разрешения у родителей!

Беннет пожал плечами.

– Меня интересуют только чувства Филиппы ко мне.

– Вы нецивилизованная личность, сэр, – чопорно произнесла маркиза.

– Да, я знаю, мне уже говорили.

– Я не позволю втянуть нашу Флип в скандал. Она не готова столкнуться с осуждением общества. Полагаю, и у вас есть причины не выставлять себя глупцом. – Маркиз с трудом перевел дух. – Поэтому мы действительно скажем всем, что произошло недоразумение.

– Сегодня мы назовем розы… шуткой, розыгрышем, – сказала Филиппа. Она подошла к капитану и взяла его под руку. – Потому что сегодня утром на лужайке я похвасталась, что меня ничто не может вывести из равновесия. Друзья Ливи поверят.

– А завтра? – скептически поинтересовался лорд Лидс, не сводя глаз с руки дочери, лежавшей на руке капитана Вулфа.

– До завтра у нас будет достаточно времени, чтобы подумать о возможных последствиях, – ответила она. – И если Беннет всерьез хочет за мной ухаживать, то повезет меня на прогулку.

Беннет с изумлением посмотрел на нее. Она была застигнута врасплох, но не потеряла присутствия духа. И если он не хочет, чтобы перед ним закрылись двери этого дома, придется ей подыграть.

– Очень хорошо, – улыбнулся он.

– Тогда вернемся к гостям, – заявила маркиза. Выражение ее лица слегка смягчилось. – Рассказывайте ваши сказки, но постарайтесь не ставить Оливию в неловкое положение перед друзьями.

Все семейство направилось к двери. Беннет схватил Филиппу за руку, вынудив ее замедлить шаг, и прошептал на ухо:

– После того как вы сегодня отвечали на мои поцелуи, вам лучше завтра даже не упоминать о недоразумении. Особенно если вы заставляете меня пригласить вас на прогулку.

Он почувствовал, как сильно она дрожит.

– Если только родители позволят мне снова увидеться с вами, мне придется преподать вам несколько уроков хорошего тона.

Беннет, усмехнувшись, погладил ее пониже спины, и она опрометью выскочила из комнаты. «Мне тоже есть чему тебя научить, Филиппа».

Поиск по сайту: