АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

И темнели, как река перед розой, когда она грустила или задумывалась

Читайте также:
  1. C) передвижением ионов различных примесей
  2. CASE-технологии: что, когда, как?
  3. F 4. Імперіалізм — умираючий капіталізм, переддень соціалістичної революції
  4. II: Расчет клиноременной передачи
  5. III: Расчет червячной передачи
  6. V Оформлення звіту з переддипломної практики
  7. V Расчет червячной передачи.
  8. VIII. Инфекции, передаваемые половым путем
  9. VIII. Инфекции, передаваемые половым путем
  10. А вот когда мы, к примеру, говорим: «не могу себе позволить пренебрегать своим здоровьем» — это, как говорят дети, «не счетово».
  11. А когда вы говорите, то будьте справедливы, хотя бы и к родственникам
  12. А когда они радовались тому, что им было даровано, Мы внезапно схватили их,

Золотые волосы роскошной волной падали из-под косынки ей на спину, когда же она

Снимала косынку, которую повязывала только выходя в деревню, эти чудные волосы,

Редко заплетавшиеся в косу, лежали на плечах, обрамляя потрясающей, безупречной

Красоты лицо. У нее были прекрасно вылепленные высокие скулы, сливочного

Оттенка кожа дышала здоровьем, так же свежи и нежны были мягко очерченные губы.

Но больше всего в ее внешности привлекали глаза - под разлетающимися бровями,

Окаймленные длинными загнутыми ресницами они были поразительно яркого зеленого цвета. Не светло-карие и не голубые, как вода, а зеленые, замечательно

Выразительные глаза, которые сверкали, как изумруды, когда она была счастлива,

и темнели, как река перед розой, когда она грустила или задумывалась.

Лакей с надеждой впился глазами в содержимое корзинки, завернутое в

бумагу, но Элизабет с сожалеющей улыбкой покачала головой.

- Там нет фруктовых пирожных, Чарльз. Они оказались слишком дорогими, и

мистер Дженкинс никак не хотел проявить благоразумие. Я сказала ему, что куплю

целую дюжину, но он не согласился сбросить цену больше, чем на пенни, поэтому я

не купила ни одного - просто из принципа. Знаешь, - призналась она,

засмеявшись, - на прошлой неделе, увидев, что я свернула к его магазину, он

спрятал за дверь мешки с мукой!

- Он просто трус! - сказал Чарльз, усмехнувшись. Всем торговцам и

лавочникам в округе было известно, что Элизабет Кэмерон держалась за каждый

шиллинг до последнего, и, когда она начинала сбивать цену, а делала она это

неизменно, лишь немногие могли устоять под напором ее аргументов. В этой борьбе

главным ее преимуществом была не красота, а интеллект, она не только умела

мгновенно складывать и умножать в уме любые цифры, но, перечисляя причины, по

которым, на ее взгляд, следовало бы сбросить цену, была так изобретательна, что

либо доводила своих оппонентов до изнеможения, либо окончательно запутывала,

вынуждая их нехотя с ней соглашаться.

Столь рачительное отношение к деньгам Элизабет распространяла не только на

лавочников, в самом Хэвенхёрсте она придерживалась такой же тактики, экономя

буквально на всем, и в конце концов это принесло свои плоды. В девятнадцать лет

девушка осталась совсем одна, и волей-неволей ей пришлось взвалить на свои

плечи все заботы о поместье, унаследованном ею от предков, и содержать

восемнадцать слуг, оставшихся из тех девяноста, что служили у них раньше. С

помощью незначительной финансовой поддержки своего прижимистого дяди Элизабет

удалось сделать почти невозможное: вот уже два года она спасала Хэвенхёрст от

продажи с молотка, а также кормила и одевала слуг. Единственной "роскошью",

которую позволила себе Элизабет, была мисс Люсинда Трокмортон-Джонс. Эта дама

была ее дуэньей, а теперь еще и платной компаньонкой на сильно урезанном

жалованье. И хотя Элизабет знала, что вполне может жить в Хэвенхёрсте одна, она

также понимала, что сделай она это, и то немногое, что осталось от ее

репутации, будет окончательно погублено.

Элизабет передала корзинку лакею и в утешение сказала:

- Вместо фруктовых пирожных я купила клубнику. Мистер Зергуд оказался

более благоразумным, чем мистер Дженкинс. Он согласился с тем, что, когда

человек покупает что-то в большом количестве, то само собой разумеется, за

каждый предмет в отдельности он платит меньше.

Чарльз поскреб в голове, стараясь не показать, что ход ее мыслей для него

слишком сложен, и изобразил полное понимание.

- Само собой, - сказал он, уводя лошадь, - любому дураку ясно.

- Вот и я говорю, - сказала Элизабет. Затем повернулась и легко взбежала

по ступенькам крыльца, прикидывая в уме, какие записи нужно сделать в расходной

книге. Бентнер распахнул перед ней дверь, на его полном немолодом лице было

написано сильное волнение. Тоном человека, которого распирает от радости, но

который слишком горд, чтобы показать это, он провозгласил:

- К вам посетитель, мисс Элизабет!

Вот уже полтора года у нее не было посетителей, поэтому неудивительно, что

Элизабет вслед за смятением, охватившим ее в первый момент, почувствовала

прилив ребяческой радости. Это не мог быть кредитор - она распродала почти всю

мебель и очистила Хэвенхёрст от всего мало-мальски ценного, зато полностью

расплатилась со всеми кредиторами.

- Кто это? - спросила Элизабет, входя в холл и развязывая косынку.

Сияющая улыбка расплылась по всему лицу Бентнера.

- Это Александра Лоуренс! Э-э, Таунсенд, - поправился он, вспомнив, что

посетительница теперь уже замужем.

От радости и невозможности поверить в это Элизабет на мгновение застыла, а

потом развернулась и помчалась по коридору с неподобающей для леди скоростью,

срывая на ходу косынку. В дверях она внезапно остановилась, косынка повисла у

нее в руках, и взгляд упал на красивую молодую брюнетку в элегантном красном

дорожном костюме, стоявшую посреди комнаты. Брюнетка повернулась, девушки

взглянули друг на друга, и в уголках их губ и в глубине глаз заиграли улыбки.

Элизабет, переполненная восхищением, удивлением и радостью, наконец прошептала:

- Алекс? Это действительно ты?

Брюнетка улыбнулась, теперь уже открыто.

Они еще немного неуверенно постояли, каждая из них отмечала драматические

перемены в другой, произошедшие за эти полтора года, и каждая испытывала легкую

тревогу, когда обнаруживала, что перемена была слишком сильной. В безмолвной

комнате воспоминания о детской дружбе и давней привязанности друг к другу

быстро начали обступать их со всех сторон, затем подтолкнули вперед, вставив

сделать один нерешительный шаг навстречу, после чего они побежали и обхватили

друг друга руками, сжимая в неистовых объятиях, смеясь и плача от радости.

- О, Алекс, ты так замечательно выглядишь! Я так скучала но тебе! -

засмеялась Элизабет, снова стиснув подругу. В светском обществе Алекс звалась

Александрой, герцогиней Хостонской, но для Элизабет она была просто Алекс, ее

старинной подругой, подругой, которая долгое время была в свадебном путешествии

и вряд ли могла знать, в какую ужасную переделку попала Элизабет в ее

отсутствие.

Потянув подругу к дивану и усадив, Элизабет обрушила на нее стремительный

поток вопросов. "Когда ты вернулась из свадебного путешествия? Счастлива ли ты?

Как ты оказалась здесь? Как долго у меня пробудешь?"

- Я тоже скучала по тебе, - сказала Алекс, радостно смеясь и отвечая на

вопросы Элизабет в том же порядке, в каком они были заданы. - Я вернулась три

недели назад. Я неимоверно счастлива. И здесь, чтобы повидать тебя, конечно же,

и погощу несколько дней, если ты не возражаешь.

- Конечно, не возражаю! - весело сказала Элизабет. - У меня нет абсолютно

никаких планов, за исключением сегодняшнего дня. Сегодня ко мне должен приехать

дядя.

В действительности список светских развлечений Элизабет был абсолютно чист

на все двенадцать месяцев в году, но визиты ее дяди были еще большим

несчастьем, чем отсутствие визитов вообще. Но сейчас все это не имело значения.

Элизабет была так счастлива снова видеть свою подругу, что беспрерывно

улыбалась и ничего не могла с этим поделать.

Как когда-то в юности, они скинули обувь и, поджав под себя ноги, стали

болтать обо всем сразу, как будто и не было этих полутора лет, они вспоминали

свои детские годы, и их лица попеременно становились то счастливыми, то нежными

и печальными.

- Ты сможешь когда-нибудь забыть, - смеясь, спросила Элизабет двумя часами

позже, - какие смешные турниры мы устраивали, когда нас приглашали к Мэри Эллен

на день рождения?

- Никогда, - улыбнулась при этом воспоминании Алекс.

- На рыцарских поединках ты каждый раз сбрасывала меня с седла, -

напомнила Элизабет.

- Да, зато ты всегда выигрывала в соревнованиях по стрельбе. Во всяком

случае, до тех пор, пока об этом не узнали твои родители и не решили, что ты

слишком взрослая - или слишком утонченная, - чтобы участвовать в этом. - Алекс

вздохнула. - Нам не хватало тебя.

- Не так сильно, как мне вас. Я всегда точно знала, в какой день будет

турнир, и изнывала от тоски, представляя, как вы там веселитесь. А потом мы с

Робертом решили устраивать собственные турниры и уговорили участвовать в них

всех слуг, - добавила она и засмеялась, вспомнив себя и своего сводного брата в

те далекие дни.

В ту же секунду улыбка сошла с лица Алекс.

- А где Роберт? Ты ни разу о нем не упомянула.

- Он... - Элизабет заколебалась, понимая, что невозможно рассказать об

исчезновении брата, умолчав обо всем, что этому предшествовало. С другой

стороны, сочувствие, проскальзывавшее в глазах Александры, вызывало у Элизабет

подозрение, что ее подруге уже известна вся история. Бесстрастным голосом она

произнесла:

- Роберт исчез полтора года назад. Я думаю, это может быть связано с... в

общем, с долгами. Давай сейчас не будем об этом, - торопливо добавила она.

- Очень хорошо, - согласилась Алекс, изображая беспечную улыбку. - Тогда о

чем мы будем говорить?

- О тебе, - сразу нашлась Элизабет. Алекс была старше Элизабет, но время

потекло вспять, когда Александра стала рассказывать о своем муже, которого она

явно обожала. Элизабет внимательно слушала описания удивительных мест, в

которых они побывали. Муж специально повез ее в свадебное путешествие вокруг

света, чтобы показать ей все те места, которые он уже видел и очень любил.

- А теперь расскажи мне о Лондоне, - сказала Элизабет, когда Алекс

прервала свой рассказ о виденных ею городах.

- А что бы ты хотела знать? - очнувшись от воспоминаний, спросила Алекс.

Элизабет наклонилась вперед и уже было открыла рот, чтобы спросить о

вещах, которые так много значили для нее, но гордость помешала ей задать эти

вопросы.

- О... да ничего в особенности, - солгала она. "Я хочу знать, являюсь ли я

предметом насмешек или осуждения моих подруг, или - что еще хуже - их жалости,

- подумала Элизабет. - Я хочу знать, распространились ли слухи о моей бедности.

Но больше всего я хочу знать, почему никто из них ни разу не потрудился

навестить меня или хотя бы прислать записку".

Полтора года назад, когда состоялся ее первый выход в свет, Элизабет имела

сокрушительный успех, и количество предложений руки и сердца, которые она

получила, исчислялось рекордными цифрами. И вот сейчас, в девятнадцать лет, она

оказалась отторгнутой от того же самого общества, которое когда-то обласкивало

и восхвалило ее и даже старалось ей подражать. Элизабет нарушила их правила и

стала центральной фигурой скандала, слух о котором распространился в свете, как

пожар.

Глядя на Александру с чувством неловкости, Элизабет спрашивала себя, знают

ли в свете всю историю целиком или только о самом скандале и говорят ли еще об

этом или наконец предали инцидент забвению. Алекс отправилась в продолжительное

путешествие как раз перед тем, как этому случиться, и Элизабет гадала, успела

она услышать об этом после возвращения или нет.

Эти вопросы стучали у нее в мозгу, но задавать их было слишком рискованно.

Ее удерживали от этого две причины: во-первых, Элизабет боялась, что, услышав

ответы, Алекс расплачется, а она сама не собиралась плакать. А во-вторых, чтобы

задать Алекс вопросы, ответы на которые ей так хотелось получить, нужно было

сначала рассказать подруге обо всем, что случилось. А простая правда

заключалась в том, что Элизабет чувствовала себя слишком одиноко и сиротливо,

чтобы так рисковать, - кто знает, может, узнав обо всем, и Алекс откажется от

нее.

- Так что же конкретно тебе хотелось бы узнать? - повторила Элизабет все с

той же жизнерадостной, не ведающей улыбкой, которую она надела себе на лицо,

улыбкой, за которой прятала от своей гордой подруги печаль и сострадание.

- Все! - мгновенно ответила Алекс.

- Ну тогда, - сказала Алекс, мысленно выталкивая из комнаты облако

невысказанных вопросов Элизабет, - лорд Дазенберри только что обручился с

Сесилией Лакруа!

- Как хорошо, - ответила Элизабет, тихо и ласково улыбнувшись, в голосе ее

звучала искренняя радость. - Он очень богат и из прекрасной семьи.

- Он неисправимый волокита и заведет себе любовницу не позже чем через

месяц после того, как произнесет в церкви клятву Верности, - высказалась Алекс

со свойственной ей прямотой, которая всегда шокировала и одновременно

привлекала Элизабет.

- Надеюсь, что ты ошибаешься.

- Я не ошибаюсь. Но если ты так думаешь, может быть, заключим пари? -

предложила Алекс, так обрадовавшись, что в глазах подруги снова заискрился

смех, что не подумала о том, как бестактно ее предложение. - Скажем, фунтов на

тридцать?

Внезапно Элизабет почувствовала, что больше не может выносить этой

неизвестности. Ей надо было знать, привела к ней Алекс верность их дружбе, или

она оказалась здесь, ошибочно полагая, что Элизабет все еще самая популярная

женщина в Лондоне. Встретившись взглядом с голубыми глазами Алекс, Элизабет

произнесла со спокойным достоинством:

- У меня нет тридцати фунтов, Алекс. Алекс ответила ей таким же прямым

взглядом, сморгнув навернувшиеся слезы жалости.

- Я знаю.

Элизабет научилась встречать невзгоды с высоко поднятой головой, загнав

страх поглубже. Но теперь, столкнувшись с добротой и преданностью подруги, она

чуть не расплакалась столь ненавистными ей слезами, которых никто не смог из

нее выжать даже в то время, когда разразилась трагедия. Сдавившие горло слезы

мешали ей говорить, и Элизабет с трудом пробормотала:

- Спасибо.

- Тебе не за что меня благодарить. Мне пересказали всю эту грязную

историю, и я не верю ни единому слову! Больше того, я хочу, чтобы ты приехала в

Лондон на время сезона и пожила у нас. - Наклонившись вперед, Алекс взяла ее за

руку. - Ради твоей же собственной гордости ты должна поставить их всех на

место. Я помогу тебе. Даже больше: я уговорю мать моего мужа воспользоваться

для тебя своим влиянием. Верь мне, - закончила Алекс с любящей улыбкой, - никто

не посмеет пройти мимо тебя, не раскланявшись, если за тобой будет стоять сама

вдовствующая герцогиня Хостон.

- Пожалуйста, Алекс, перестань. Ты сама не знаешь, что говоришь. Даже если

бы я захотела, а я этого не хочу, она никогда на это не согласится. Я не знаю

ее, но уверена, что она знает обо мне все. Я имею в виду то, что обо мне

говорят. Алекс не смутили ее возражения.

- Ты права только в одном - она действительно слышала эти сплетни. Но

после того, как я поговорила с ней, она захотела встретиться с тобой и

составить собственное мнение. Она полюбит тебя гак же, как и я. А если это

произойдет, она сдвинет горы, но заставит общество снова принять тебя.

Элизабет покачала головой, сглотнув комок в горле. Она была благодарна

подруге, но страдала от унизительности своего положения.

- Я очень признательна тебе, правда, но я просто не вынесу этого.

- Я уже приняла решение, - мягко предупредила ее Алекс. - Мой муж уважает

мое мнение, поэтому я не сомневаюсь, что он тоже согласится. А что касается

платьев, то у меня их множество, почти совсем новых. Я одолжу их тебе...

- Ни в коем случае! - вспыхнула Элизабет. - Пожалуйста, Алекс, - умоляюще

сказала она, испугавшись, что может показаться неблагодарной. - Оставь мне хоть

немного гордости. И кроме того, - добавила она с легкой улыбкой, - я вовсе не

так уж несчастна, как ты, кажется, думаешь. У меня есть ты. И у меня есть

Хэвенхёрст.

- Я знаю, - сказала Алекс. - Но я также знаю, что ты не можешь оставаться

здесь всю свою жизнь. Когда ты приедешь ко мне в Лондон, тебе вовсе не

обязательно будет куда-то выезжать, если ты этого не хочешь. Мы просто будем

все время вместе. Я так соскучилась по тебе.

- Ты будешь слишком занята, чтобы уделять мне внимание, - сказала

Элизабет, вспомнив круговорот развлечений, которым был. отмечен ее первый

сезон.

- Я не буду так уж занята, - сказала Алекс, и глаза ее загадочно

заблестели. - Я жду ребенка. Элизабет обняла подругу.

- Я приеду! - согласилась она прежде, чем успела как следует обдумать свое

решение. - Но я ведь могу остановиться в доме своего дяди, если его в это время

не будет в городе.

- У нас, - упрямо сказала Алекс.

- Посмотрим, - так же упрямо проговорила Элизабет и тут же восторженно

рассмеялась. -Ребенок!

- Извините, мисс Алекс, - прервал их Бентнер, входя в гостиную, и

повернулся к Элизабет. - Только что прибыл ваш дядя, - с огорчением в голосе

доложил он. - Он хочет видеть вас немедленно в кабинете.

Алекс вопросительно посмотрела на дворецкого, затем на Элизабет.

- Мне показалось, Хэверхёрст сильно опустел. Сколько здесь сейчас слуг?

- Восемнадцать, - ответила Элизабет. - Пока не пропал Роберт, мы сократили

их до сорока пяти, но мой дядя всех их уволил. Он сказал, что они не нужны нам,

изучив состояние наших дел, он разъяснил мне, что мы не в состоянии платить

слугам жалованье, и можем предоставить им только крышу над головой и

пропитание. Тем не менее восемнадцать человек все же остались, - добавила она,

улыбнувшись Бентнеру. - Они прожили в Хэвенхёрсте всю свою жизнь. Для них это

такой же дом, как и для меня.

Встав на ноги, Элизабет подавила в себе всплеск страха, который был не

более чем обычным рефлексом на дядю.

- Это не займет много времени. Дядя Джулиус не любит оставаться здесь

дольше, чем того требует крайняя необходимость.

Бентнер задержался под предлогом того, что ему нужно захватить поднос с

чайного столика, и дождался ухода Элизабет. Когда она удалилась на достаточное

расстояние, чтобы не слышать их, он обратился к герцогине Хостон, которую

помнил еще взъерошенной девочкой, носившейся по комнатам в мальчиковых бриджах.

- Прошу простить меня, ваша светлость, - он говорил официальным тоном, но

на его добром старом лице была написана искренняя озабоченность, - но могу ли я

сказать вам, как я рад, что вы здесь, особенно сейчас, когда сюда приехал

мистер Кэмерон?

- Ну что вы, спасибо, Бентнер. Я тоже рада снова увидеть вас. А что, с

мистером Кэмероном связано что-нибудь неприятное?

- Похоже, что на этот раз да.

Он замолчал, чтобы подойти к дверям и выглянуть украдкой в коридор, затем

вернулся к Александре и доверительно сообщил:

- Нам с Эроном - это наш кучер - что-то не понравилось, как он сегодня

выглядит. И еще, - заявил он, взяв в руки чайный поднос, - никто из нас не

остался здесь ради любви к Хэвенхёрсту. - На бледных щеках Бентнера выступила

краска смущения, и голос стал хриплым от обуревавших его чувств. - Мы остались

ради нашей молодой хозяйки. Понимаете, ведь мы - все, что у нее осталось.

Это изъявление преданности вызвало на глазах Алекс слезы еще прежде, чем

он добавил:

- Мы не должны позволить этому дяде испортить ей настроение, как он всегда

делает.

- А вы знаете способ помешать ему? - спросила Алекс, через силу улыбаясь.

Бентнер выпрямился, кивнул и со значением и важностью сказал:

- Ну, я, например, предлагаю спихнуть его с лондонского моста. Эрон

предпочитает яд.

В его словах звучали ярость и злость, но в них не чувствовалось по-

настоящему злого умысла, поэтому Алекс с заговорщическим видом лукаво

улыбнулась:

- Думаю, ваш способ лучше, Бентнер, - он как-то чище. На шутливое

замечание Александры Бентнер ответил официальным поклоном, но когда они снова

взглянули друг на друга, то Словно заключили негласный договор. Дворецкий дал

ей понять, что, если когда-нибудь в будущем понадобится помощь людей,

работающих в доме, герцогиня может рассчитывать на их полную, безоговорочную

преданность. Реакция герцогини показала, что она нисколько не возражает против

его вмешательства в дела ее подруги и глубоко благодарна ему за предложенную

помощь, которой она обязательно воспользуется, если в этом будет необходимость.

 

Глава 3

 

Джулиус Кэмерон увидел входящую в кабинет племянницу, и глаза его сузились

от раздражения: даже теперь, когда она была не более чем обедневшей сиротой, ее

осанка не утратила царственной грации, а маленький подбородок был по-прежнему

упрямо вздернут вверх. Она была по уши в долгах, в которых запутывалась все

сильнее с каждым месяцем, но она продолжала ходить с высоко поднятой головой, в

точности как ее самонадеянный, пренебрегающий опасностями отец. В тридцать пять

лет, катаясь на яхте, он вместе с матерью Элизабет утонул. К тому времени он

уже проиграл значительную часть своего состояния и тайно заложил свои земли.

Это не помешало ему, однако, расхаживать с высокомерным видом и до последнего

дня жить на широкую ногу, как и полагается привилегированному аристократу.

Будучи младшим сыном графа Хэвенхёрстского, Джулиус не унаследовал ни

титула, ни денег, ни земель, однако беспримерным трудом и постоянной

умеренностью сумел сколотить себе значительное состояние. Он ушел из дома ни с

чем, кроме самого необходимого, но неустанно трудился, чтобы улучшить долю,

доставшуюся ему, он сторонился чар и соблазнов светской жизни не только из-за

непомерных трат, но также из-за того, что не хотел находиться на задворках

общества.

И несмотря на все эти жертвы, на то, что они с женой столько лет вели

спартанский образ жизни, судьба не стала к нему благосклоннее и жена его

оставалась бесплодной. Отсутствие наследника было вечной печалью Джулиуса, ему

некому было оставить свое состояние и земли - разве что сыну Элизабет, которого

она могла родить, выйдя замуж.

Сейчас, когда он смотрел, как она усаживается за стол напротив него,

ирония ситуации с новой силой больно поразила его: нет, где же справедливость?

Он всю свою жизнь работал, отказывая себе в самом необходимом... и все, что он

накопил, достанется будущему внуку его беспутного брата. И вдобавок к этому он

еще вынужден расхлебывать кашу, которую заварил сводный брат Элизабет Роберт

перед тем, как исчезнуть почти два года назад. Все это так надоело ему, что

Джулиус решил наконец выполнить изложенную в письменном виде волю отца

Элизабет, которая заключалась в том, что он хотел выдать свою дочь замуж за

человека по возможности знатного и богатого. Месяц назад, когда Джулиус взялся

за поиски подходящего мужа для Элизабет, он рассчитывал, что эта задача будет

легко выполнимой. Ведь в позапрошлом году, когда состоялся ее дебют в свете,

красота, безупречное происхождение и мнимое богатство девушки покорили всего за

четыре недели рекордное количество мужчин, и она получила пятнадцать

предложений руки и сердца. Но, к удивлению Джулиуса, из этих пятнадцати всего

трое ответили ему согласием, а несколько человек не потрудились даже прислать

ответ. Конечно, теперь ни для кого не секрет, что она обеднела, но Джулиус

предлагал за племянницей вполне достойное приданое, лишь бы сбыть ее с рук.

Самому Джулиусу, который все рассматривал с позиции денег, казалось, что одного

приданого достаточно для того, чтобы девушка считалась завидной невестой. О том

скандале, которым было окружено ее имя, Джулиус знал очень мало, а беспокоился

об этом еще меньше. Он вообще сторонился света, со всеми его сплетнями,

легкомыслием и различными эксцессами.

Вопрос Элизабет заставил его очнуться от мрачной задумчивости:

- Что вы хотели обсудить со мной, дядя Джулиус? Враждебность и

негодование, прозвучавшие в голосе Элизабет, грозили обернуться взрывом с ее

стороны, поэтому он постарался быть еще более кратким, чем всегда.

- Я приехал сюда сегодня, чтобы обсудить твое предстоящее замужество.

- Мое... мое... что? - ахнула Элизабет, настолько потрясенная, что крепкая

стена ее невозмутимости рухнула, и на какую-то секунду она почувствовала себя

ребенком, - заброшенным, растерянным и загнанным в угол.

- Полагаю, ты меня слышала.

Откинувшись на стуле, Джулиус отрывисто заговорил:

- Я сузил круг предполагаемых женихов до трех человек. Двое из них имеют

титул, у третьего его нет. Поскольку для твоего отца титул имел первостепенное

значение, я выберу человека самого высокого ранга из тех, что сделают тебе

предложение, тем более что мне есть из кого выбирать.

- Как... - Элизабет пришлось сделать паузу, чтобы собраться с мыслями

прежде чем она будет в состоянии заговорить, -...каким образом вы отобрали

этих людей?

- Я попросил Люсинду сообщить мне имена всех, кто после твоего дебюта

приходил к Роберту просить твоей руки. Она дала мне эти имена, и я послал к

каждому из них посыльного, чтобы поставить их в известность, что ты и я - как

твой опекун - мы оба хотели бы пересмотреть их кандидатуры в качестве

претендентов на твою руку.

Элизабет вцепилась руками в подлокотники, пытаясь сдержать ужас.

- Вы хотите сказать, - сказала она задыхающимся шепотом, - что вы как бы

публично предложили мою руку любому, кто захочет ее принять?

- Да! - отрезал Джулиус, рассвирепев от высказанного ею обвинения, что он

вел себя неподобающим для своего и ее положения образом. - И более того,

возможно, тебе будет полезно узнать, что твоя легендарная привлекательность для

противоположного пола, судя по всему, осталась в прошлом. Только трое из

пятнадцати выразили желание возобновить знакомство с тобой.

Осознав всю глубину своего унижения, Элизабет тупо смотрела на стену за

его спиной.

- Я не могу поверить, что вы действительно сделали это. Удар ладонью по

столу прозвучал громовым раскатом.

- Я действовал в пределах своих прав, племянница, и в соответствии со

специфическими указаниями твоего отца-расточителя. Позволь тебе напомнить, что,

когда я умру, к твоему мужу и впоследствии к сыну перейдут мои деньги. Мои.

Впервые за много месяцев Элизабет попыталась понять своего дядю, и где-то

в глубине своего сердца она постигла причину его горечи и даже смогла

посочувствовать ей.

- Мне очень жаль, что Господь не подарил вам собственного сына, -

произнесла она сдавленным голосом. - Но я в этом не виновата. Я не сделала вам

никакого зла, не дала вам никакого повода ненавидеть меня настолько, чтобы так

обойтись со мной... - у нее сорвался голос, когда она увидела, как при этих

словах ожесточилось его лицо, дядя подумал, что она упрашивает его. Элизабет

тут же вздернула подбородок и собрала остатки своей гордости. - Кто, эти люди?

- Сэр Фрэнсис Белховен, - коротко сказал он. Элизабет в изумлении

взглянула на него и покачала головой.

- Я познакомилась с сотнями людей в тот сезон, но этого имени не помню.

- Второй претендент лорд Джон Марчмэн, граф Кэнфордский.

И снова Элизабет покачала головой.

- Имя кажется мне знакомым, но лица я не помню.

Явно разочарованный ее ответами, дядя раздраженно закончил:

- У тебя, похоже, слабая память. Если ты не в состоянии запомнить пэра и

графа, - саркастически добавил он, - то сомневаюсь, что ты вспомнишь какого-то

мистера.

Уязвленная его незаслуженным упреком, Элизабет холодно поинтересовалась:

- И кто же третий?

- Мистер Ян Торнтон. Он...

Это имя заставило Элизабет вскочить на ноги, в голове у нее зашумело, и

ужас сковал все ее тело.

- Ян Торнтон! - вскрикнула она, ухватившись ладонями за стол, чтобы не

упасть. - Ян Торнтон! - повторила она высоким голосом, в котором смешались

ярость и истерический смех. - Дядя, если Ян Торнтон и говорил когда-либо

Роберту, что женится на мне, то только под дулом пистолета! Его интерес ко мне

никогда не подразумевал женитьбу, и Роберт вызвал его из-за меня на дуэль!

Фактически он стрелял в него!

Вместо того, чтобы смягчиться или расстроиться, дядя встретил это известие

с полным равнодушием.

- Вы не понимаете меня? - яростно спросила Элизабет.

- Я понимаю то, что он ответил на мое письмо утвердительно, в очень

сердечной форме, - закипая, ответил он. - Возможно, он сожалеет о своем

поведении в прошлом и теперь хотел бы загладить его.

- Загладить! - вскричала она. - Я понятия не имею, испытывает он ко мне

ненависть или просто презрение, но, уверяю вас, он ни раньше, ни сейчас и в

мыслях не имел жениться на мне! Это из-за него я не могу показаться в обществе!

- На мой взгляд, тебе только на пользу быть вдали от разлагающего влияния

Лондона, но речь не о том. Он принял мои условия.

- Какие условия?

Уже попривыкший к тревожным вскрикам Элизабет, Джулиус бесстрастно

изложил, что ее ждет в дальнейшем:

- Каждый из трех претендентов согласился, чтобы ты приехала к нему с

кратким визитом для того, чтобы выяснить, подходите ли вы друг другу. Люсинда

поедет с тобой в качестве опекунши. Первым будет Белховен, потом - Марчмэн,

потом - Торнтон.

Комната поплыла перед глазами Элизабет.

- Я просто не могу этому поверить! - выкрикнула она и в своем несчастье

уцепилась за самую незначительную из проблем. - Люсинда отправилась в отпуск,

это ее первый отпуск за все годы! Она в Девоне у своей сестры.

- Тогда возьми Берту, а Люсинда присоединится к тебе позже, когда ты

будешь у Торнтона в Шотландии.

- Но Берта - моя горничная! Моя репутация будет разорвана в клочья, если я

проведу неделю в одном доме с мужчиной с одной только горничной в качестве

компаньонки.

- Тогда не говори, что она горничная, - отрезал Джулиус. - Поскольку я уже

указал в письмах, что твоей опекуншей будет Люсинда Трокмортон-Джонс, ты

скажешь, что Берта твоя тетя. И больше никаких возражений, мисс, - закончил он,

- вопрос решен. Пока все. Можешь идти.

- Вопрос не решен! Говорю вам, это какая-то ужасная ошибка. Ян Торнтон

никогда не захочет видеть меня, даже в большей степени, чем я хочу его увидеть!

- Никакой ошибки, - сказал Джулиус, завершая беседу. - Ян Торнтон получил

мое письмо и принял наше предложение. Он даже послал указания в свое

шотландское поместье, чтобы его приготовили к твоему приезду.

- Ваше предложение, - закричала Элизабет, - а не мое!

- Я не буду обсуждать с тобой эти подробности, Элизабет. Дискуссия

закончена.

 

Глава 4

 

Элизабет медленно сошла в холл и завернула за угол, намереваясь вернуться

к Александре, но у нее так сильно тряслись колени, что она была вынуждена

остановиться и опереться рукой о стену, чтобы удержаться на ногах. Ян

Торнтон... Пройдет сколько-то дней, и она предстанет перед ним.

От этих мыслей у нее закружилась голова, страх, ненависть и унижение

душили ее. В конце концов она развернулась и пошла в маленькую гостиную, где

упала на диван, уставившись пустым взглядом на кусок обоев, где когда-то висела

картина Рубенса.

Ни на секунду Элизабет не поверила, что Ян Торнтон хочет жениться на ней,

и не могла себе представить, что подтолкнуло его принять немыслимое предложение

ее дяди. Она была наивной, доверчивой дурочкой в той области, которая его

интересовала.

Теперь, запрокинув голову и прикрыв глаза, Элизабет с трудом верила, что

могла быть когда-то такой безрассудной - или беспечной, - какой она была на том

уик-энде, где повстречала его. Она была так уверена в том, что ее будущее ясно,

но тогда у нее и не было причин думать иначе.

Ей исполнилось всего одиннадцать лет, когда погибли ее родители. Это было

ужасное время, но потом приехал Роберт, чтобы утешить и подбодрить ее, и

пообещал, что вскоре все снова будет хорошо. Роберт был на восемь лет старше

Элизабет, и, хотя он был всего лишь сводным братом - по матери, от ее первого

брака, - она любила его, как родного, и полагалась на него всегда и во всем.

Родители так часто оставляли ее одну, что она воспринимала их как приятных

гостей, которые три-четыре раза в году прилетали домой, чтобы надарить ей

подарков и снова упорхнуть, весело помахав рукой на прощание.

За исключением утраты родителей детство Элизабет было безоблачным. У нее

был легкий, солнечный характер, и все слуги в доме любили ее до безумия.

Повариха готовила ей лакомства, дворецкий обучил игре в шахматы, Эрон, главный

кучер, научил играть в вист, а когда она выросла - стрелять из пистолета, чтобы

в случае опасности она могла защитить себя.

Но из всех "друзей" в Хэвенхёрсте больше всего времени она проводила с

Оливером, старшим садовником, который появился у них, когда ей было одиннадцать

лет. Тихий, душевный человек с ласковым взглядом, Оливер занимался оранжереей и

клумбами, нежно разговаривая со своими растениями и черенками.

- Растения нужно любить, - объяснил он, когда однажды она застала его

беседующим с поникшей фиалкой и страшно этому удивилась, - им это нужно так же,

как людям. Попробуй, - предложил он, кивнув в сторону фиалки, - скажи этой

хорошенькой фиалке парочку добрых слов.

Элизабет чувствовала себя довольно глупо, однако последовала его совету,

зная, что как садовнику Оливеру нет равных, - после его появления в Хэвенхёрсте

их сад неузнаваемо изменился. Поэтому она склонилась над фиалкой и серьезно

сказала:

- Надеюсь, что скоро ты совершенно поправишься и к тебе вернется прежняя

красота!.....

Затем она отступила назад и стала ждать, когда пожелтевшие, увядшие листья

начнут подниматься к солнцу.

- Я дал ей немного лекарства, которое готовлю сам, - сказал Оливер,

заботливо переставляя горшок с цветком на лавку, где находились пациенты,

требующие особого ухода. - Приходи через несколько дней, и ты увидишь, как

старательно она будет показывать тебе, что поправляется.

Позже Элизабет узнала, что Оливер ко всем цветам обращается только в

женском роде, а ко всем другим растениям - в мужском.

На следующий день Элизабет снова отправилась в оранжерею, но фиалка была

такой же поникшей, как вчера. Пять дней спустя она совершенно забыла о ней и

зашла в оранжерею просто для того, чтобы угостить Оливера пирожными.

- Ваша маленькая подружка уже заждалась вас, мисс, - сказал он ей.

Элизабет подошла к столу с больными растениями и отыскала там фиалку. Ее

нежные цветы крепко стояли на маленьких хрупких стебельках, зеленые листики

тоже воспряли духом, расправились и оживились.

- Оливер! - радостно воскликнула она. - Как тебе удалось сделать это?

- Ваша доброта и отчасти мои лекарства, вот что вернуло ее к жизни, -

сказал он и, то ли оттого, что в глазах Элизабет он прочитал искренний интерес,

а может быть, просто потому, что хотел отвлечь недавно осиротевшую девочку от

горестей, повел ее по оранжерее, называя растения и рассказывая, какие из них

он собирается скрестить, чтобы получить новые сорта. Под конец он спросил, не

хочется ли ей завести свой собственный садик, и, когда Элизабет согласно

кивнула, они стали решать, какие цветы ей надо будет посадить, и выбрали

рассаду.

Этот день положил начало любви Элизабет ко всему, что растет из земли.

Работая бок о бок с Оливером, в фартуке, чтобы не запачкать платье, она узнала

от него все о его "лекарствах" и мульчировании, научилась сама прививать

растения.

А когда Оливер научил ее всему, что знал, Элизабет смогла кое-чему научить

и его, так как имела перед ним явное преимущество - она умела читать и могла

пользоваться библиотекой, которая была гордостью ее отца. Они сидели рядышком

на садовой скамейке до тех пор, пока не становилось настолько темно, что было

невозможно различить строк, и Элизабет читала ему о старых и современных

методах выращивания сильных и стойких растений. Через пять лет "маленький

садик" Элизабет включал в себя почти все главные клумбы. Где бы она ни

появлялась со своей лопаткой, цветы, казалось, начинали тут же буйно цвести

вокруг нее. "Они знают, что ты любишь их, - сказал ей однажды Оливер, когда она

присела у яркой, веселой клумбы с анютиными глазками, и на лице его засветилась

столь редкая для него улыбка, - они знают об этом и показывают, что тоже любят

тебя, стараясь цвести как можно лучше".

Когда здоровье Оливера пошатнулось и ему пришлось переехать в места с

более теплым климатом, Элизабет очень скучала по нему и уделяла своему саду еще

больше времени, чем раньше. Теперь она смогла дать полную волю своей фантазии,

выдумывая различные преобразования в садовом хозяйстве и приводя их в

исполнение. Она привлекла к работе конюхов и лакеев, чтобы они разбили новые

клумбы, которые тянулись теперь вдоль всей веранды с задней стороны дома.

Помимо занятий с цветами и приятной компании слуг, Элизабет получала

огромную радость от дружбы с Александрой Лоуренс. Алекс была ее ближайшей

соседкой подходящего возраста, и, хотя она была немного старше, обе получали

одинаковое удовольствие, когда лежали ночью в кровати и, взрываясь нервным

смехом, рассказывали леденящие кровь истории о привидениях, или когда сидели в

большом шалаше Элизабет и поверяли друг другу свои девичьи тайны и заветные

мечты.

Даже когда Алекс вышла замуж и уехала, Элизабет никогда не считала себя

одинокой, потому что у нее осталось то, что она больше всего любила и с чем

были связаны все ее планы, у нее оставался Хэвенхёрст. Первоначально он

строился как замок, с глубоким рвом и высокой каменной оградой. Его получила в

наследство от умершего мужа прапрабабушка Элизабет, жившая в двенадцатом веке.

Муж этой замечательной женщины сумел с выгодой для себя использовать

расположение короля и получил разрешение изменить порядок наследования

Хэвенхёрста. По новому завещанию замок переходил в полное распоряжение его жены

и ее наследников независимо от того, будут эти наследники мужского или женского

пола.

В результате этого после смерти родителей Элизабет в одиннадцать лет стала

графиней Хэвенхёрстской, и, хотя титул сам по себе мало что значил для нее,

Хэвенхёрст с его богатой историей значил для нее все. К семнадцати годам она

знала его историю так же хорошо, как свою собственную. Она могла перечислить

все осады, которые ему пришлось пережить, назвать по именам нападавших и

рассказать, какую тактику применяли графы и графини Хэвенхёрстские, чтобы

сохранить замок в сохранности. Она знала все, что только можно, о его

предыдущих владельцах - их воспитание, образование, слабости, она знала их

всех, начиная с самого первого графа, чьи смелость и боевое искусство вошли в

легенду (которая, однако, умалчивала, что он боялся собственной жены), и его

сына, который пристрелил несчастливую лошадь, сбросившую его во дворе

Хэвенхёрста, когда он тренировался в метании копья.

Много веков назад ров был засыпан, каменную ограду снесли, а сам замок

расширили и перестроили, так что теперь это был живописный сельский особняк,

который практически не имел ничего общего со своим оригиналом. Но несмотря на

это, Элизабет, изучившая картины и рукописи, хранившиеся в библиотеке, в

точности знала, где и что находилось здесь раньше, включая ров, стены и

центральный двор.

Естественно, что выросшая в таких условиях Элизабет Кэмерон сильно

отличалась от девушек равного ей положения. Исключительно начитанная, думающая,

а также не лишенная практичности, которая с каждым днем проявлялась все больше,

она уже знала от управляющего, как вести дела своего поместья. Всю свою жизнь

окруженная верными людьми, она наивно полагала, что и за пределами Хэвенхёрста

живут такие же хорошие и надежные люди.

Поэтому неудивительно, что в тот знаменательный день, когда из Лондона

неожиданно явился Роберт, вытащил ее из розария, где она подрезала кусты, и,

широко улыбаясь, сообщил ей, что через шесть месяцев состоится ее первый выход

в лондонский свет, Элизабет приняла эту новость с радостью, не омраченной

никакими сомнениями.

- Все уже устроено, - возбужденно говорил Роберт. - Леди Джемисон из любви

к нашей покойной матушке согласилась субсидировать тебя. Все это обойдется

чертовски дорого, но я думаю, дело стоит того.

Элизабет удивленно взглянула на него.

- Ты никогда раньше не говорил, что сколько стоит. Надеюсь, у нас нет

финансовых затруднений, Роберт?

- Сейчас уже нет, - солгал он. - Прямо у нас под носом - целое состояние,

только раньше я этого не понимал.

- Где? - спросила Элизабет, совсем растерявшись от всего услышанного.

Засмеявшись, он повернул сестру к зеркалу, взял ее лицо в ладони и

заставил посмотреть на себя.

Бросив на него недоуменный взгляд, она посмотрела в зеркало, потом

рассмеялась.

- Почему бы тебе просто не сказать, что у меня грязь на щеке? - сказала

она, стирая темную полоску.

- Элизабет, - рассмеялся он в ответ, - это все, что ты видишь в зеркале -

грязь на щеке?

- Я вижу свое лицо, - ответила она.

- Ну, и как оно тебе?

- Лицо как лицо. - Элизабет начал утомлять этот бессмысленный разговор.

- Элизабет, наше богатство - это твое лицо! - воскликнул Роберт. - Я даже

не думал об этом до вчерашнего дня, пока Берги Крэндел не сказал мне, что его

сестра сделала отличную партию, получив предложение от самого лорда Чеверли,

Элизабет по-прежнему не понимала.

- О чем ты говоришь?

- Я говорю о твоем замужестве, - объяснил он со счастливой улыбкой. - Ты

вдвое красивее сестры Берти. С этим лицом, да еще с Хэвенхёрстом в придачу ты

можешь сделать такую партию, что о ней заговорит вся Англия. Замужество

принесет тебе драгоценности, платья, прекрасные дома, а мне связи, которые

стоят еще больше, чем деньги. И кроме того, если у меня будут время от времени

возникать проблемы с деньгами, надеюсь, ты не откажешься подкинуть мне

несколько тысчонок фунтов из тех денег, что будут давать тебе на булавки.

- Так значит, у нас все-таки есть проблемы с деньгами, да? - настойчиво

спросила Элизабет, слишком озабоченная этой новостью, чтобы думать о лондонском

свете. Роберт не выдержал ее взгляда, отвел глаза и с усталым вздохом подвел

сестру к дивану.

- Небольшие проблемы есть, - признался он, когда она села. Элизабет едва

исполнилось семнадцать, но она уже научилась распознавать, когда Роберт

обманывал ее, и по выражению ее лица он понял, что скрывать правду нет смысла.

- Откровенно говоря, - признался он, - дела наши очень плохи. Совсем плохи.

- Как это могло случиться? - несмотря на страх, от которого у нее внутри

что-то задрожало, Элизабет говорила почти спокойно. На его красивом лице

выступила краска смущения.

- Во-первых, наш отец оставил безумные долги, в том числе и карточные. Я

тоже пристрастился к игре и накопил немало долгов. Несколько лет мне удавалось

успокаивать кредиторов обещаниями, но в последнее время они уже ничего не хотят

слушать. И это еще не все. Содержание Хэвенхёрста обходится в чертовски круглую

гумму, Элизабет. Доход от него уже давно не покрывает расходов, да этого и не

было никогда. В общем, мы с тобой по уши в долгах, И вся наша собственность

заложена-перезаложена. Сейчас нам нужно заложить всю обстановку в доме, чтобы

расплатиться с некоторыми долгами, иначе мы не сможем показаться в Лондоне. И

это еще не самое худшее. Хэвенхёрст принадлежит тебе, а не мне, но если ты не

сумеешь удачно выйти замуж, он очень скоро пойдет с молотка.

Голос ее лишь слегка дрожал, но внутри у нее все сжалось в один комок

растерянности и страха.

- Ты только что сказал, что мой дебют в Лондоне будет стоить целого

состояния, а у нас его, судя по всему, нет, - практично заметила она.

- Кредиторы отступятся от нас в ту же секунду, как узнают, что ты

обручилась с человеком влиятельным и располагающим средствами, а я обещаю тебе,

что мы без труда найдем такого человека.

Элизабет сказала, что от этого плана веет холодным расчетом, на что Роберт

только покачал головой. На этот раз проявил практичность он.

- Ты женщина, дорогая моя, и значит, должна выйти замуж, ты же знаешь, все

женщины выходят замуж. А Хэвенхёрст отнюдь не набит подходящими молодыми

людьми. К тому же я не говорю, что мы примем предложение первого встречного. Я

выберу человека, которого ты сможешь со временем полюбить, и потом, - пообещал

Роберт уже совершенно искренне, - я буду торговаться, чтобы помолвка продлилась

как можно дольше, принимая в расчет твою молодость. Ни один уважающий себя

мужчина не захочет тащить семнадцатилетнюю девушку под венец, если она к этому

еще не готова. Для нас это единственный выход, - предупредил он готовое слететь

с ее губ возражение.

Элизабет знала, что даже если бы она была под надежной защитой, его

рассуждения о неизбежном замужестве разумны. Ее родители, когда еще были живы,

совершенно ясно дали ей понять, что ее долг - вступить в брак в соответствии с

пожеланиями семьи. В настоящий момент выбор должен был сделать ее сводный брат,

и Элизабет безоговорочно положилась на него.

- Ну-ка, сознавайся, - весело поддразнил ее Роберт, - разве ты никогда не

мечтала носить красивые платья и быть окруженной красивыми кавалерами?

- Ну, может быть, несколько раз, - призналась Элизабет со смущенной

улыбкой, отвернув лицо в сторону. Конечно, она сильно преуменьшила количество

раз, когда мечтала об этом. Она была нормальной, здоровой девушкой с

нерастраченным запасом любви и прочитала свою порцию любовных романов. Поэтому

последняя фраза Роберта прозвучала для нее весьма заманчиво.

- Очень хорошо, - решительно сказала она и усмехнулась, - давай испробуем

этот шанс.

- Мы не просто испробуем его, Элизабет, мы его используем на все сто, или

ты потеряешь все свои земли и станешь гувернанткой чужих детей вместо того,

чтобы быть графиней или еще чем-нибудь получше и заниматься своими

собственными. А я окажусь в долговой яме.

Мысленно представив Роберта сидящим в сыром подвале и себя без

Хэвенхёрста, Элизабет подумала, что пойдет на что угодно, только бы избежать

этого.

- Положись во всем на меня, - сказал он, и Элизабет так и сделала.

Все последующие шесть месяцев Роберт все время был поблизости, чтобы

устранить любое препятствие, которое могло бы помешать Элизабет произвести

фурор в лондонском свете. Он нанял некую миссис Портер, чтобы она обучила

Элизабет различным светским тонкостям, которых не ведали ее мать и бывшая

гувернантка. От миссис Портер Элизабет узнала, что она ни в коем случае не

должна обнаруживать в обществе свой ум, начитанность, а также не выказывать ни

малейшего интереса к садоводству.

Из Лондона был выписан очень дорогой портной, который сшил необходимое

количество платьев для сезона.

Мисс Люсинда Трокмортон-Джонс, ранее платная компаньонка молодых девушек,

весьма успешно дебютировавших в свете, приехала в Хэвенхёрст, чтобы занять

должность дуэньи Элизабет. Это была женщина лет пятидесяти, прямая, как палка,

с жесткими, как проволока, седыми волосами, которые она стягивала в тугой узел.

На лице у нее всегда было выражение легкого недовольства, как будто она

чувствовала неприятный запах, но была слишком хорошо воспитана, чтобы сказать

об этом вслух. Вдобавок к этой отпугивающей внешности Элизабет вскоре

столкнулась с потрясающей способностью мисс Трокмортон-Джонс часами сидеть

неподвижно, не шевеля даже пальцем.

Элизабет не дала себя запугать этому каменному изваянию и стала искать

способ смягчить его. Она попробовала называть ее Люси, но каменная леди столь

грозно нахмурила брови, услышав это ласкательное обращение, что Элизабет решила

поискать другой способ. Очень скоро она его обнаружила. Через несколько дней

после своего приезда в Хэвенхёрст Люсинда нашла ее в библиотеке. Элизабет

свернулась в кресле калачиком и углубилась в чтение.

- Вы любите книги? - осведомилась Люсинда, с удивлением прочитав заглавие

на обложке.

- Да, - улыбнулась Элизабет. - А вы?

- Вы читали Кристофера Марлоу?

- Да, но мне больше нравится Шекспир.

С тех пор у них вошло в привычку каждый вечер после ужина обсуждать

прочитанные книги. И вскоре Элизабет поняла, что завоевала невольное уважение

своей дуэньи. Она не могла быть уверена в ее привязанности, так как

единственной эмоцией, которую она проявила за время их знакомства, был гнев, да

и то лишь однажды, по отношению к жуликоватому торговцу из деревни. Это было

зрелище из тех, что не забываются. Размахивая зонтиком, с которым никогда не

расставалась, Люсинда наступала на злополучного торговца, а он пятился от нее,

кружа по всему магазину, в то время как с ее губ ледяным потоком срывались

слова, свидетельствующие о такой бешеной ярости, с какой Элизабет еще не

приходилось сталкиваться.

- Вспыльчивость - мой единственный недостаток, - чопорно сообщила ей

Люсинда, и Элизабет сочла это своего рода извинением.

Элизабет тогда подумала, что Люсинда, должно быть, загоняет эмоции внутрь

себя как в бутылку, и они до поры до времени сидят там, пока она пребывает в

неподвижности на стульях и кушетках. Они сидят там годы и годы до тех пор, пока

в один прекрасный день не вырываются наружу, подобно извержению вулкана.

К тому времени как брат и сестра Камероны вместе с Люсиндой и необходимой

прислугой прибыли в Лондон, Элизабет уже знала все, чему могла научить ее

миссис Портер, и чувствовала себя в силах справиться с любой ситуацией из тех,

что описывала ей эта дама. Надо сказать, что запомнить правила этикета ей было

гораздо легче, чем понять, почему им придают такое большое значение. В конце

концов танцевать она за шесть месяцев научилась, вести беседу умеет с

трехлетнего возраста, а насколько она могла понять, в обязанности дебютантки

входило умение вести приятную светскую беседу ни о чем, танцевать и ни при

каких обстоятельствах не выдавать своих способностей к мышлению.

На следующий день после того, как они вселились в городской дом, который

снял Роберт, их навестила леди Джемисон, вызвавшаяся опекать Элизабет в свете.

С нею были ее дочери Валери и Черайз. Валери была на год старше Элизабет и

дебютировала в прошлом году, ее сестра была старше на пять лет. Черайз была

вдовой лорда Дюмонта, который умер через месяц после свадьбы, оставив

новобрачную богатой, свободной и совершенно независимой.

До начала сезона оставалось две недели, и все это время Элизабет довольно

много общалась с богатенькими молодыми дебютантками, которые собирались в

гостиной у Джемисонов, чтобы вволю посплетничать обо всех и вся. Они приехали в

Лондон с одной и той же целью, которая являлась также и почетной обязанностью:

выйти замуж в соответствии с пожеланиями семьи за человека как можно более

богатого и влиятельного, дабы увеличить состояние и упрочить положение своих

родных.

В этой гостиной светское образование Элизабет продолжилось и завершилось.

К своему ужасу, она обнаружила, что миссис Портер была права, когда говорила,

что в обществе принято хвалиться своими связями и упоминать громкие имена. Она

также узнала, что в свете не считается дурным тоном обсуждать чье-либо

финансовое положение, особенно если речь идет о перспективах неженатого

мужчины. В самый первый день единственное, что она смогла сделать, чтобы не

выдать своего невежества, это мысленно ахнуть и молча слушать сыпавшиеся со

всех сторон замечания: "Лорд Петере - отличная добыча. Еще бы, у него двадцать

тысяч фунтов годового дохода, к тому же он наверняка унаследует баронетство от

своего дяди, когда тот умрет от сердечной болезни, на что есть все основания

надеяться", - провозгласила одна из девушек, и остальные подхватили: "У Шорхэма

такое чудесное поместье в Уилтшире, и мама сидит как на иголках, ожидая, когда

же он наконец объяснится... Подумать только, изумруды Шорхэмов!.. Робелсли

разъезжает в чудесном голубом ландо, но папа говорит, чтобы я и не думала о нем

- он по уши в долгах... Вот погоди, Элизабет, скоро ты увидишь Ричарда Шипли!

Ни в коем случае не позволяй ему увлечь себя - он страшный волокита, и, хотя

разодет в пух и прах, у него нет ни гроша за душой!" Последний совет исходил от

Валери Джемисон, которую Элизабет считала здесь своей самой близкой подругой.

Элизабет с радостью принимала их дружеское расположение и делала вид, что

внимает их советам. Однако она ощущала все возрастающее чувство неловкости,

когда видела их отношение к людям, Которых они считали ниже себя. Она привыкла

общаться на равных со своими конюхом и дворецким, и потому ей было нелегко

притворяться, что она придает значение сословным различиям.

Сам Лондон Элизабет очень понравился, она буквально влюбилась в его

суматошные улицы и стриженые парки. Ей также нравилось возбужденное ожидание

сезона, и она обожала своих новых подруг, с которыми, когда они не сплетничали,

можно было весело провести время.

Однако когда наступил день ее первого бала, уверенность в себе и радостное

предвкушение удовольствий внезапно покинули Элизабет. Поднимаясь по парадной

лестнице Джемисонов под руку с Робертом, девушка неожиданно почувствовала

страх, какого еще не испытывала ни разу в жизни. В голове ее вихрем закружились

все "можно" и "нельзя", которые она не особенно старалась запомнить, и у нее

появилось убийственное предчувствие, что она прославится в свете тем, что весь

сезон будет упорно подпирать стенку. Но когда Элизабет вступила в бальную залу,

вид, представший перед ее глазами, заставил забыть все страхи, и глаза ее

засияли от восторга. В канделябрах горели сотни тысяч свечей, мимо нее

проходили красивые мужчины и прелестные женщины в пышных туалетах из атласа и

шелка.

Не обращая внимания на молодого человека, который дважды оглянулся, чтобы

получше разглядеть ее, Элизабет подняла глаза на улыбающегося брата.

- Роберт, - прошептала она, ее зеленые глаза сверкали, - мог ли ты

представить себе, что на свете бывают такие красивые люди и такие огромные

комнаты?

Затянутая в тончайшее белое газовое платье с золотыми нитями, с белыми

розами в золотых волосах, со сверкающими зелеными глазами, Элизабет Кэмерон

была похожа на сказочную принцессу.

Она была очарована, и в этом выражении ее лица действительно было что-то

неземное, когда она наконец пришла в себя, смогла улыбнуться и поздороваться с

Валери и остальными девушками.

К концу бала Элизабет и в самом деле чувствовала себя, как в сказке.

Мужчины обступили ее со всех сторон, вымаливая танец или хотя бы право принести

ей пунш. Она улыбалась и танцевала, не прибегая к обычным женским уловкам и

кокетству, которыми напропалую пользовались другие девушки. Вместо этого она с

живым интересом внимала тому, что ей рассказывали и благодарно улыбалась,

принимая различные знаки внимания, она старалась не обижать своих кавалеров и

танцевала без передышки. Ее заразило всеобщее веселье, чудесная музыка снова и

снова влекла ее танцевать, она купалась в мужском внимании, и все эти чувства

отражались в ее сияющих глазах и улыбке, не сходившей с ее лица. Элизабет и в

самом деле была сказочной принцессой на своем первом балу - обворожительная,

очаровательная, она кружилась в мерцающем свете свечей, окруженная прекрасными

принцами, позабыв о времени и о том, что всему когда-нибудь наступает конец.

Своей ангельской красотой, золотыми волосами и глазами, сверкающими, как

изумруды, Элизабет Кэмерон штурмом взяла Лондон. Это был не просто успех. Это

была повальная страсть.

На следующее утро к ее дому потянулся бесконечный ручеек визитеров, и

именно здесь, а не на балу, Элизабет одержала свои самые грандиозные победы,

потому что при более близком знакомстве мужчины обнаруживали, что на нее не

только приятно смотреть, но с ней также легко и приятно общаться. За три недели

четырнадцать человек сделали ей предложение, весь Лондон гудел от такого

беспрецедентного успеха. Даже мисс Мэри Гладстон, коронованная красавица двух

последних сезонов, не получила такого количества предложений.

Двенадцать искателей руки Элизабет были молоды, совершенно покорены ее

красотой и подходили по всем статьям, двое были значительно старше, однако так

же высоко ценили ее красоту. Роберт, страшно гордый успехом сестры и столь же

бестактный, хвастался ее победами и безжалостно отказывал претендентам как

неподходящим и недостойным. Верный своему обещанию найти Элизабет идеального

мужа, с которым она будет счастлива, он выжидал.

Пятнадцатый кандидат в мужья отвечал всем его требованиям. Баснословно

богатый, красивый и представительный, двадцатипятилетний виконт Мондвэйл,

бесспорно, был самой крупной добычей сезона. Роберт знал об этом и, как он

сказал в тот вечер Элизабет, так разволновался от его предложения, что чуть не

забылся и не перемахнул через стол, чтобы поздравить виконта с предстоящей

свадьбой.......

Элизабет была очень рада и тронута тем, что Роберт выбрал именно того

молодого джентльмена, которым она особенно восхищалась.

- О, Роберт, он такой хороший. Я... я не была уверена, что нравлюсь ему

настолько, чтобы он сделал мне предложение. Роберт запечатлел любящий поцелуй у

нее на лбу.

- Принцесса, - поддразнил он, - любой, кто посмотрит на тебя, теряет

разум. Это был всего лишь вопрос времени.

Элизабет слабо улыбнулась и пожала плечами. Она уже порядком устала от

того, что все говорят только о ее лице, как будто кроме него, у нее ничего и

нет. Более того, она очень быстро пресытилась бурной светской жизнью и

напускным весельем, так восхищавшими ее поначалу. Самое сильное чувство,

которое возникло у нее при объявлении о помолвке, было облегчение оттого, что

вопрос о замужестве наконец решен.

- Мондвэйл собирался зайти к тебе сегодня к вечеру, - сказал Роберт, - но

я не собираюсь давать ему ответ раньше, чем через неделю-другую. Ожидание

только укрепит его намерения, и, кроме того, я считаю, ты заслуживаешь еще

несколько дней свободы перед тем, как стать невестой.

Невестой. При этом слове Элизабет почувствовала странную слабость во всем

теле и отчетливо неприятное чувство, прекрасно понимая, что это ужасно глупо с

ее стороны.

- Признаюсь, мне было страшно называть ему сумму твоего приданого - всего

пять тысяч фунтов, но, похоже, ему все равно.

Во всяком случае, он так сказал. Сказал, что единственное, что ему нужно,

- это ты. И еще заявил, что собирается осыпать тебя рубинами размером с твою

ладонь.

- Это... замечательно, - неуверенно произнесла Элизабет, изо всех сил

стараясь почувствовать что-нибудь большее, чем облегчение и необъяснимый

приступ тоски.

- Это ты замечательная, - засмеялся Роберт, потрепав ее по волосам. - Ты

вытащила отца, меня и Хэвенхёрст из вересковых зарослей.

В три часа дня явился и сам виконт Мондвэйл. Элизабет встретилась с ним в

желтой гостиной. Он вошел, оглядел комнату и, взяв ее за руки, заглянул в глаза

и тепло улыбнулся.

- Ответ будет "да"? - в его тоне звучало скорее утверждение, а не вопрос.

- Вы уже говорили с моим братом? - удивилась Элизабет.

- Нет еще.

- В таком случае, откуда вы можете знать, что он ответит "да"? -

озадаченно улыбнулась Элизабет.

- Потому что в первый раз за весь месяц рядом с вами нет вездесущей мисс

Люсинды Трокмортон-Джонс с ее орлиным взглядом! - Он быстро поцеловал ее в лоб

и, застигнутая врасплох, она покраснела. - Понимаете ли вы сами, как красивы? -

спросил он.

Элизабет имела об этом смутное представление, но ей уже порядком надоело,

что все говорят ей об этом. Тем не менее она сделала над собой усилие и

подавила опасный порыв ответить ему: "А вы понимаете, что я еще и неглупа?" Не

то чтобы Элизабет считала себя такой уж. интеллектуалкой, но она любила читать

и обсуждать прочитанное, и ее тревожило, понравится ли виконту это в ней. До


1 | 2 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.196 сек.)