АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

О гневе брата Виллибальда и о том, как Орм пытался свататься

Читайте также:
  1. Библейские интересы «Великобратании» в России
  2. Братание мухаджиров и ансаров
  3. В пятых, учение о Божьем гневе на восставшее против Него творение тоже ставится под вопрос.
  4. Г). О гневе (Ч. 1, 210 и д.).
  5. Два брата
  6. И вдруг я увидела ее. Резким движением, чуть не отшвырнув меня к стене, мать выхватила брата.
  7. ИГРА «ВИННИ-ПУХ В ГНЕВЕ»
  8. Когда мать ушла, врач еще раз попытался убедить меня изменить решение, но я стояла на своем, потому что не хотела, чтобы мои родители отреклись от меня.
  9. О гневе (ч. 1, 210 и далее)
  10. О гневе.
  11. Первой религиозной реформой в 980г. Владимир пытался приспособить языческую веру к происходящим в стране процессам.

 

В самом скором времени случилось так, как предупреждала Ильва: епископ начал захаживать с предложением окрестить обоих раненых, но успеха это не имело. Орм быстро вышел из себя и заявил, что хотел бы, чтобы его избавили от подобных разговоров, ибо он скоро умрет, а Токе сказал, что, со своей стороны, он ни в чем таком не нуждается, поскольку скоро выздоровеет. Епископ послал брата Маттиаса убеждать их с терпением и наставлять в вере; и когда тот несколько раз подвигнулся ознакомить их с вероисповеданием и не внял их просьбе оставить их в покое, Токе велел принести небольшое копье с узким и остро заточенным наконечником и лежал теперь, оперевшись на локоть и поигрывая копьем, когда брат Маттиас пришел в очередной раз их наставлять.

— Худое дело — нарушать мир в королевском доме, — сказал Токе, — но никто не попрекнет этим больных людей, вынужденных обороняться. И плохо — пачкать эти покои кровью такого толстого человека, как ты, ведь в тебе должно быть немало крови, но я, поразмыслив, решил, что если приколю тебя этим копьем к стенке, то крови выйдет не очень много. Для прикованного к постели это дело непростое, но я постараюсь, и произойдет это немедленно, как только ты раскроешь рот и понесешь чушь, от которой тебя просили нас избавить.

Брат Маттиас стоял бледный, простирая вперед руки и словно пытаясь что-то сказать, но дрожь пробежала по нему, и он поспешно попятился прочь из покоя и закрыл за собою дверь. С тех пор от него им больше не было беспокойства. Но брат Виллибальд, никогда не выказывавший ни малейших признаков страха, пришел как обычно, обработал раны и строго попенял, что они напугали брата Маттиаса.

— Ты настоящий мужчина, хоть и мал ростом, — сказал Токе. — И что примечательно, ты нравишься мне куда больше всех других тебе подобных, хотя ты невежливый и сердитый. Но может это лишь оттого, что ты не пытаешься уговорить нас креститься, просто врачуешь нам раны, и все.

Брат Виллибальд отвечал, что пожил дольше других в этой стране мрака и оттого успел избавиться от ребячества.

— Поначалу, — сказал он, — я был исполнен рвения, как вся член братства Святого Бенедикта, окрестить всех язычников. Но теперь знаю, что и вправду на пользу, а что лишь суета. Дети в стране должны быть крещены, и женщины тоже, те, что не успел погрязнуть в грехе, если такие найдутся, но все взрослые мужи тут всецело предались дьяволу и должны во имя справедливости Господней гореть в адском пламени, будь они даже крещеными, ибо ни какого искупления не хватит, чтобы разрешить их от греха. Я в этом уверен, ведь теперь-то я их знаю. И потому не трачу времени на то, чтобы попытаться вас убедить.

Он говорил с большой страстью и гневно глядел то на одного, то на другого, и, размахивая руками, вдруг закричал:

— Волки кровожадные, человекоубийцы и насильники, блудодеи и свиньи гадарские, зеницы вельзевуловы, плевелы сатанинские, рождение аспидов и василисков, вас ли очистит крещение, ваши ли грехи убелит оно как снег перед лицом Господа? Нет, скажу я: никогда. Я состарился при этом дворе и видел слишком многое, я знаю вас, я: и никакие епископы, никакие отцы церкви не заставят меня в это поверить. Можно ли допустить норманна в царствие небесное?! Вы станете приставать к святым девам с непотребными речами, полезете драться с серафимами и архангелами и пьяные приметесь горлопанить перед лицом Господа. Нет, нет, я знаю, что говорю: вас ожидает лишь преисподняя, креститесь вы или нет, хвала Всевышнему во веки веков, аминь.

Он яростно рылся в своих коробочках и бинтах и принялся смазывать рану Токе.

— Почему же ты так стараешься вылечить нас, — сказал Орм, — если твой гнев столь велик?

— Потому что я христианин и знаю, что за зло должно платить добром, — отвечал он, — а это большее, чем вы когда-либо сможете понять. Разве нет на моей голове следа, с тех пор как король Харальд ударил меня святым распятием, и все же я всякий день забочусь о его старой немощной плоти со всем усердием. Но польза может оказаться и от того, что сильные воины, наподобие вас, остались в живых в этой стране, ибо вы еще сумеете отправить в ад многих вам подобных, прежде чем сами туда попадете, как я уже видел в Рождество. Когда волки растерзают друг друга, они не трогают агнцев Божиих.

После того как он оставил их одних, Токе сказал, что ему сдается, этот маленький человечек стал безумен от удара по голове, когда конунг засветил ему крестом, поскольку большую часть его выкриков понять невозможно, и Орм с этим согласился. Но оба признали, что лечит он их прилежно.

Токе уже поправлялся и вскоре мог ковылять по комнате и даже выходить из нее, и тогда Орм лежал в одиночестве и тосковал, если не приходила Ильва. Когда она садилась у его постели, он меньше думал про то, что умрет, поскольку она всегда бывала разговорчива, жива и весела, и ему нравилось ее слушать, но он был недоволен, когда она заметила, будто вид у него получше и скоро он, верно, совсем поправится. Об этом, сказал он, ему самому лучше знать. Но вскоре он мог уже садиться на постели, не чувствуя сильной боли; когда же Ильва, причесывая его в очередной раз, поймала вошь, большую, здоровую и полную крови, то он призадумался и сказал, что не знает уж, чему и верить.

— Ты не должен теперь огорчаться из-за ожерелья, — сказала Ильва. — Ты отдал его мне, когда считал, что умираешь, и это тяготит тебя теперь, когда ты понимаешь, что выжил. Но я с радостью верну его тебе, хоть оно и прекраснее всего, что кто-либо видывал в этой стране. Ибо не хочу, чтобы считалось, будто я выманила у тебя твое золото, когда ты лежал, ослабев от раны. А такое мне уже приходилось слышать, и не однажды.

— Конечно, было бы хорошо, чтобы такое украшение по-прежнему принадлежало моему роду, — ответил Орм. — Но лучшей сделкой для меня было бы заполучить и тебя, и ожерелье, а иначе мне его не надо. Но прежде чем мне говорить с твоим отцом об этом деле, я весьма хотел бы знать, что думаешь ты сама. Ведь когда мы говорили с тобой впервые, ты сказала, что зарезала бы Сигтрюгга на брачном ложе, если бы тебя отдали за него, и неплохо бы узнать, может, ко мне ты отнеслась бы лучше?

Ильва расхохоталась и сказала, чтобы он не слишком надеялся.

— Потому что я куда злее, чем тебе кажется, и со мной трудно столковаться. А жены из дочерей конунгов выходят хуже иных, потому что они убивают даже королей, если не уживутся с ними. Слышал ты, как случилось с Агне, конунгом свеев, на старости лет, когда он взял дочь одного из королей, что правят на востоке от моря, замуж против ее воли? Она спала с ним в первую ночь в шатре под деревом, а когда он крепко уснул, она привязала веревку к его гривне, хорошей, крепкой гривне, и повесила его на дереве, хотя он был здоровый конунг, а у нее была лишь служанка в помощь. Подумай об этом прежде чем решиться ко мне посвататься.

Она наклонилась и погладила его по лбу, дернула за уши и глянула в глаза с улыбкой, и Орму стало от этого так хорошо, как давно не было.

Но потом она сделалась серьезной и казалась задумчивой и сказала, что все это пустые слова, покуда ее отец не вынесет своего решения, и ей кажется, трудным делом будет получить его согласие, если только Орм не превосходит прочих количеством своих владений, скота и золота.

— Он часто жалуется, что у него много незамужних дочерей, сказала она. — Но что-то не очень у него выходит найти нам мужей достаточно, на его взгляд, богатых и знатных. Не так уж и весело, как иные думают, быть королевской дочерью, ибо немало смелых молодых людей тайком подмигивают нам и хватают за юбки, когда никто не видит, но немногие осмеливаются поговорить с нашим отцом, а те, кто осмелился, возвращаются, словно побитые. Это большая беда, что он взял себе в голову выдать нас только за богатых, хотя, быть может, и верно, что бедный человек мне не пара. Но ты, Орм, что о смог отдать такое ожерелье, ты, потомок самого Ивара, — может быть, ты и вправду из самых богатых в Сконе?

Орм отвечал, что надеется поговорить с конунгом Харальдом как следует, поскольку тот теперь хорошо к нему расположен, и из-за; колокола Иакова, и из-за поединка.

— Но сколь велики мои богатства в Сконе, — сказал он, — этого я и сам не знаю, поскольку тому уже семь лет, как я уехал оттуда; с тех пор я ничего не слыхал о моих родичах. Может статься, что теперь их в живых меньше, чем было, а мое наследство сделалось больше. Золота из южных земель у меня в доме есть и кроме этой цепи, но имей я только то, что имел, и то я не бедный человек. Остальное можно добыть в бою, как это ожерелье.

Ильва грустно кивнула, сказав, что звучит это не слишком обнадеживающе для того, кто знает норов ее отца; Токе, подошедший к ним во время разговора, с ней согласился и сказал, что в таком деле нужен разумный совет.

— И так кстати выходит, — сказал он, — что я могу рассказать вам, как мужчине всего вернее заполучить богатую и высокородную невесту, когда противится ее отец, но не она сама. Мой дед по матери звался Тенне с Мыса и вел торговлю со смоландцами, у него был небольшой двор и дюжина коров и много ума, а когда он однажды, будучи по торговым делам в Веренде, увидел девушку по имени Гюда, дочку знатного человека, он решил добиться ее, как для того, чтобы прибавить себе достоинства, так и потому, что ему по нраву пришлось ее ладное сложение и густые рыжие волосы. Но ее отец — Глумом его звали — был человек заносчивый и сказал, что Тенне не слишком годится ему в зятья, хотя сама девушка считала иначе. Тенне и Гюда не стали сетовать на сварливого старика, а быстро сговорились и встретились в лесу, куда она пошла по орехи со служанками; вскоре она понесла, а Тенне дважды дрался с ее братом, и у обоих остались памятки на всю жизнь. Когда она разрешилась двойней, старик решил, что больше упираться нет смысла, и они поженились и хорошо зажили вместе и родили еще семерых детей, и все у нас в округе хвалили ум и удачу моего деда, ведь он стал куда более уважаемым человеком, в особенности получив наследство после старика Глума. А ежели бы дед не додумался до такого хитрого способа жениться, я бы не сидел тут с вами и не давал полезных советов, ведь моя мать была одной из двойняшек из того орешника.

— Если для успеха дела обязательно нужна двойня, — сказала Ильва, — то такой совет легче дать, чем выполнить. И к тому же есть разница между бондом из Веренда и конунгом данов, так что нет уверенности, что такое тут пройдет.

Орму казалось, что многое можно было бы сказать и за, и против совета Токе, хотя и немного в нем проку для больного и слабого человека; но прежде, сказал он, надобно встать на ноги и поговорить с королем Харальдом.

Прошло еще какое-то время; и наконец он выздоровел, рана, затянулась, и силы стали к нему возвращаться; дело было уже зимы. Король Харальд теперь уже поправился и приободрился, у него было теперь полно забот по снаряжению кораблей; он собирался в Сканер собрать соляной налог и отправить Стюрбьёрну обещанные корабли. Орм пошел к нему и рассказал свое дело. Король Харальд не выказал своей неблагосклонности на такое его желание, но лишь спросил, каковы его дела, что он надумал свататься к такой невесте. Орм рассказал, как обстоят у него дела с родней и происхождением, с имуществом отца, и что он сам везет домой из чужих земель.

— А кроме того, в Геинге есть земли, которые должны отойти в наследство моей матери, но про них мне немногое известно. Неизвестно мне и то, чем теперь владеет моя родня и кто из них еще жив. Ибо за семь лет дома могло случиться многое.

— Ожерелье, подаренное тобой, — это дар человека владетельного, — сказал король Харальд. — И мне ты оказал не одну добру услугу, которых я не забуду. Но жениться на дочери конунга данов это высшее, к чему может стремиться человек; никто еще не приходил ко мне по такому делу, не имея за душой куда большего, чем сейчас перечислил. А к тому же между тобой и двором твоего стоит еще твой брат. Если он еще жив и имеет сыновей, как же рассчитываешь прокормить мою дочь? Я уже начинаю понемногу стареть, хотя может быть, по мне и не скажешь, и весьма желал бы, чтобы мои дочери вышли замуж хорошо, покуда я сам еще могу это устроить. Ибо Свейн много для них делать не станет, когда мое время окончится.

Орм признал, что и вправду мало что может предложить, сватаясь к такой невесте.

— Но вполне может быть и так, что все наследство станет моим когда я вернусь. Мой отец начал стариться еще семь лет назад, брат же мой Одд отправлялся в Ирландию каждое лето и не имел охоты сидеть дома. А я слыхал, что теперь для нашего народа времена тяжелые, с тех пор как там власть у короля Бриана.

Король Харальд кивнул, сказав, что Бриан расправился со многими данами в Ирландии и со многими мореходами у ее побережий, и притом иногда весьма кстати, поскольку среди них немало было таких, что досаждали и в Дании.

— Но у этого Бриана, конунга в Мунстере, — продолжал он, — от стольких побед уже разум помутился, ибо он требует дань не только с короля Олофа в Корке, который мне друг, но и с короля Сигтрюгга в Дублине, который мне родич. Негоже так зазнаваться конунгу иров; будет время, я пошлю флот к ним на остров, чтобы малость остудить его пыл. Хорошо было бы схватить его и привезти сюда и поставить связанным в палатах у дверей, не только на потеху моим людям на пиру, но и для наставления его самого в христианском смирении и в назидание всем прочим королям. Ибо мне всегда казалось, что конунга данов надлежит почитать выше прочих королей.

— Я уверен, что ты величайший из королей, — сказал Орм. — И даже среди андалусцев и чернокожих людей из Блаланда есть такие, которым ведомо и твое имя, и твои подвиги.

— Эти твои слова хороши, — сказал король Харальд. — Но в ином выказываешь ты мне мало почтения, прося у меня одну из моих самых красивых дочерей и даже не зная, как у тебя обстоит с наследством и имуществом. Но все же это я не ставлю тебе в вину, по твоей молодости и опрометчивости. И на твою просьбу не отвечу теперь ни да, ни нет; решение же мое таково: приезжай сюда снова осенью, когда я вернусь, а у тебя будут уже более верные сведения о твоих обстоятельствах; и если тогда я сочту твое богатство достаточным, ты получишь дочь, ради дружбы, что я к тебе питаю, а в ином случае ты всегда получишь достойное место в моей дружине. И тогда этим тебе придется довольствоваться.

Ильва огорчилась, когда Орм рассказал ей о разговоре, слезы выступили у нее на глазах, и она крикнула, что выдерет старику бороду за его жадность и упрямство и после сразу же воспользуется советом Токе. Но придя в себя, она сочла лучшим все же отказаться от этого плана.

— Его гнева я не боюсь, — сказала она, — даже когда он заревет, как тур, и швырнет в меня пивной кружкой, ибо я куда проворнее и он в меня покуда ни разу не попал, а такая ярость проходит быстро. Но он такой, что ежели кто ему перечит в том, что он задумал, то тут он злопамятен и не упустит случая отомстить. Потому умнее будет не дразнить его, не то он озлобится на нас обоих и выдаст меня за первого попавшегося из своих людей, просто чтобы сделать назло и показать, у кого власть. Но знай, Орм, что я не желаю себе никого кроме тебя; и по мне, тебе стоит ждать до осени, хоть это и долго. Если меня не отдадут тебе и тогда, то больше я ждать не стану, последую за тобой, куда ты пожелаешь.

— Теперь мне куда лучше, когда ты так сказала, — сказал Орм.

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.005 сек.)