Пелена с глаз

Несколько минут угодившие в капкан взломщики вели себя совершенно естественным и предсказуемым образом – стучали кулаками в непроницаемую перегородку, пытались нащупать пальцами шов в стене, искали какую-нибудь кнопку или рычаг. Потом Фандорин предоставил метаться напарнику, а сам сел по-турецки на пол.

– Б-бесполезно, – сказал он ровным голосом. – Никакого рычага здесь нет.

– Но ведь как-то дверь закрылась! В кабинет никто не входил, мы услышали бы – я запер задвижку!

Эраст Петрович объяснил:

– Часовой механизм. Установлен на д-двадцать минут. Я читал про такие двери. Они применяются в больших банковских сейфах и блиндированных хранилищах – там, где добычу так быстро не вынесешь. Лишь хозяин знает, сколько у него времени до того, как сработает пружина, взломщик же попадается. Угомонитесь, Асагава. Мы отсюда не выйдем.

Инспектор сел рядом, в самом углу.

– Ничего, – бодро сказал он. – Посидим до утра, а там пускай арестовывают. Нам есть что предъявить властям.

– Никто нас арестовывать не будет. Утром Суга придёт на службу, по беспорядку в кабинете догадается, что здесь были незваные гости. По стулу под распятием поймёт, что в мышеловке добыча. И оставит нас тут околевать от жажды. Должен признаться, я всегда боялся такой смерти…

Сказано, впрочем, было без особенного чувства. Видимо, отравленность сердца и мозга успели сказаться и на инстинкте самосохранения. От жажды так от жажды, вяло подумал Эраст Петрович. Какая, в сущности, разница?

Фатализм – штука заразительная. Асагава посмотрел на тускнеющий огонёк в своей лампе и задумчиво произнёс:

– Не бойтесь. От жажды умереть мы не успеем. Задохнёмся. Ещё раньше, чем явится Суга. Воздуха здесь часа на четыре.

Некоторое время посидели молча, думая каждый о своём. Эраст Петрович, к примеру, о странном. Ему вдруг пришло в голову, что ничего этого, может быть, на самом деле нет. События последних десяти дней были слишком невероятны, а он сам вёл себя слишком уж нелепым манером – дикость и бред. То ли затянувшийся сон, то ли посмертные химеры. Ведь никто толком не знает, что происходит с душой человека, когда она разлучается с телом. Что если в ней идут некие фантомные процессы, как во время сновидений? Ничего не было: ни беготни за безликим убийцей, ни павильона над ночным прудом. На самом деле жизнь оборвалась в тот миг, когда в лицо беспомощному Эрасту Петровичу уставилась своими бусинками серо-коричневая мамуси. Или того раньше – когда он вошёл к себе в спальню и увидел улыбчивого старичка-японца…

Чушь, сказал себе титулярный советник, передёрнувшись.

Дёрнулся и Асагава, мысли которого, видно, тоже свернули куда-то не туда.

– Нечего рассиживаться, – сказал японец поднимаясь. – Мы ещё не выполнили свой долг.

– А что мы можем сделать?

– Вырвать у Суги его жало. Уничтожить архив.

Инспектор снял с полки несколько папок, отнёс к себе в угол и принялся рвать листки на мелкие-мелкие кусочки.

– Лучше бы, конечно, сжечь, да слишком мало кислорода, – озабоченно пробормотал он.

Титулярный советник посидел ещё немножко, потом стал помогать. Брал папку, передавал Асагаве, а тот методично делал свою разрушительную работу. Трещала бумага, в углу постепенно росла груда мусора.

Становилось душно. На лбу у вице-консула выступили капельки пота.

– Не нравится мне умирать от удушья, – сказал он. – Лучше пулю в висок.

– Да? – задумался Асагава. – А я лучше задохнусь. Стреляться – это не по-японски. Слишком шумно, и не успеешь прочувствовать, что умираешь…

– В том-то, очевидно, и заключается основное различие между европейской и японской к-культурой… – глубокомысленно начал титулярный советник, но интереснейшей дискуссии не суждено было продолжиться.

Где-то наверху раздался тихий свист, и в газовых рожках, колыхнувшись, вспыхнули голубоватые язычки пламени. В потайной комнатке стало светло.

Эраст Петрович обернулся, задрал голову и увидел, как под потолком в стене открылось малюсенькое окошко. Из него на титулярного советника уставился раскосый глаз.

Донёсся приглушённый смешок, и знакомый голос сказал по-английски:

– Вот это сюрприз. Ждал кого угодно, но только не господина дипломата. Я знал, Фандорин-сан, что вы человек ловкий и предприимчивый, но это уж…

Суга! Но откуда он узнал?

Вице-консул молчал, лишь жадно вдыхал воздух, проникавший в тесное помещение через узкое отверстие.

– Кто вам рассказал о тайнике? – продолжил интендант полиции, не дождавшись ответа. – О его существовании кроме меня знали только инженер Шмидт, двое каменщиков и один плотник. Но они все утонули… Нет, я положительно заинтригован!

Главное – не скоситься в угол, где затаился Асагава, сказал себе Эраст Петрович. Суга его не видит, уверен, что я здесь один.

И ещё мысленно пожалел, что не взял у Доронина несколько уроков баттодзюцу, искусства выхватывать оружие. Сейчас бы молниеносным движением выдернуть «герсталь», да всадить злодею пулю в переносицу. С открытым окошком до утра не задохнулись бы, а утром пришли бы люди и освободили пленников из капкана.

– А вы? Как вы-то узнали, что я здесь? – спросил Фандорин, чтобы отвлечь внимание интенданта, сам же убрал руки за спину и слегка потянулся, вроде как плечи затекли. Пальцами нащупал плоскую кобуру.

Боковым зрением отметил движение в углу – кажется, инспектор тоже доставал оружие. Да что проку? Оттуда в окошко ему не попасть, а при малейшем подозрительном шорохе Суга спрячется.

– Казённая квартира начальника полиции находится по соседству. Сработал сигнал, – охотно, даже горделиво объяснил Суга. – У нас хоть и Азия, но за новинками прогресса стараемся следить. Я удовлетворил ваше любопытство, теперь вы удовлетворите моё.

– С удовольствием, – улыбнулся титулярный советник и выстрелил.

Палил с бедра, не тратя времени на прицел, но реакция у интенданта была отменной – окошко опустело, и невероятно удачливый выстрел (не в стену, а точно в отверстие) пропал зря.

У Эраста Петровича заложило уши от грохота. Он похлопал себя ладонью по левой стороне головы, потом по правой. Звон сделался тише, и донёсся голос Суги:

–…чего-то в этом роде и был настороже. Если будете вести себя невежливо и не отвечать на вопросы, сейчас закрою заслонку и вернусь через пару дней, забрать труп.

Асагава бесшумно поднялся, прижался спиной к стеллажу. Револьвер держал наготове, но теперь Суга не подставится, это было ясно.

– Приходите, приходите. – Эраст Петрович прижал палец к губам. – Заберите моё бренное тело. И не забудьте клей. Вам придётся провести несколько лет, склеивая десять тысяч бумажных к-клочков – ваши драгоценные досье. Я пока успел изорвать лишь содержимое семи папок, а их тут по меньшей мере сотни две.

Молчание. Кажется, интендант задумался.

Инспектор показал жестами: поднимите меня, чтоб я достал до окошка. Фандорин пожал плечами, не очень веря в эту затею, но в конце концов почему не попробовать?

Ухватился за стеллаж, рванул. На пол с грохотом посыпались папки, и, воспользовавшись шумом, вице-консул подхватил Асагаву за талию, рывком поднял на вытянутые руки, прижал животом к стене – чтоб легче было держать. Не столь уж японец оказался и тяжёл, фунтов полтораста, а Фандорин ежеутренне отжимал по сорок раз две чугунные сотенные гири.

– Что вы там делаете? – крикнул Суга.

– Опрокинул полки. Почти случайно! – И тихо инспектору. – Осторожней! Чтоб не заметил.

Через несколько секунд Асагава хлопнул товарища по плечу – спускай, мол.

– Не выйдет, – шепнул он, ступив ногами на пол. – Окошко слишком мало. Или заглянуть, или просунуть ствол. Одновременно невозможно.

– Фандорин! Мои условия таковы, – объявил интендант. Кажется, он стоял под самой стеной, так что увидеть его Асагаве все равно бы не удалось. – К полкам вы больше не прикасаетесь. Называете мне имя того, кто рассказал вам об архиве. После этого я вас выпущу. Разумеется, предварительно обыскав – чтоб не прихватили чего-нибудь на память. И, первым же пароходом, прочь из Японии. Если, конечно, не желаете переселиться на Иностранное кладбище в Йокогаме.

– Врёт, – шепнул инспектор. – Живым не выпустит.

– Условия честные! – крикнул Фандорин. – Имя я вам назову. Но и только.

– Ладно! Кто сказал вам об архиве?

– Ниндзя из клана Момоти!

Судя по наступившему молчанию, Суга был потрясён. А значит, поверил.

– Как вы на них вышли? – спросил интендант после полуминутной паузы.

– Этого я вам не скажу. Мы договаривались лишь об имени. Выпускайте!

Не глядя взял первую попавшуюся папку, вынул оттуда несколько листков и стал рвать, подняв руки поближе к отверстию.

– Хорошо! Уговор есть уговор. Кидайте сюда ваше оружие!

Асагава кивнул и распластался у стены – там, где должна была открыться дверь.

Приподнявшись на цыпочках, Фандорин бросил «герсталь» в отдушину.

В окошке потемнело – вновь появился глаз. Внимательно осмотрел Фандорина.

Тот стоял напружинившись, готовый отскочить в мёртвую зону, если вместо глаза в квадрате появится дуло.

– Раздевайтесь, – велел Суга. – Совсем. Догола.

– Это ещё зачем?

– Хочу убедиться, что у вас не припрятано ещё какого-нибудь оружия.

Видя, что Асагава осторожно, двумя пальцами взводит курок, Фандорин быстро сказал:

– Только не вздумайте стрелять. Пока изготовитесь, я отпрыгну в сторону. И тогда уговору конец.

– Слово чести, – пообещал интендант.

Разумеется, солгал, но слова Фандорина предназначались не ему, а инспектору, и тот понял – сделал успокоительный жест: не буду.

Раздевался титулярный советник медленно, демонстрируя глазу каждый предмет своего туалета и затем бросая его на пол. Наконец, остался в наряде Адама.

– Хорошо сложены, – одобрил Суга. – Только живот слишком впалый. Хара у мужчины должна быть поплотнее. Теперь повернитесь спиной и поднимите руки.

– Чтоб вы прострелили мне затылок? Ну уж нет.

– Ладно. Одежду под мышку. В другую руку штиблеты. Как открою дверь, медленно выходите.

Хитрая дверь отпрыгнула. Открылся проем.

– Живьём, – одними губами прошелестел Эраст Петрович, проходя мимо Асагавы.

В кабинете горел яркий, слегка подрагивающий свет. Суга стоял на том самом стуле, который давеча приставил к стене вице-консул. В руке у интенданта чернел большой револьвер (кажется, шведский «хагстрем»), фандоринский «герсталь» лежал на столе.

«ГОЛЫЙ ВИЦЕ-КОНСУЛ ЗАСТРЕЛЕН В КАБИНЕТЕ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИЦИИ», мелькнуло в голове дипломата.

Ерунда, стрелять он не станет. Здесь не герметическое помещение, где стены гасят звук. Услышат дежурные, прибегут. Зачем ему? Но живым отсюда, конечно, выпускать не собирается.

Не останавливаясь, лишь коротко взглянув на интенданта, Фандорин прямиком направился к выходу.

– Куда это вы? – удивился Суга, спрыгивая на пол. – Так и пойдёте голышом по управлению? Оденьтесь. И потом, вас не выпустят. Я провожу.

Револьвер начальник полиции спрятал, показал пустые ладони. Мол, слово своё держу.

Собственно, в намерения титулярного советника и не входило разгуливать по коридорам в чем мать родила. Смысл манёвра заключался в ином: увести интенданта подальше от тайника, а главное – вынудить повернуться к нему спиной.

Сработало!

Суга смотрел, как вице-консул натягивает свой мефистофельский наряд, а между тем из дверцы бесшумно вынырнул Асагава и взял генерала на мушку.

«Как же этот ловкач собирается меня убивать? – гадал Эраст Петрович, надевая гимнастическую туфлю. – Нужно ведь, чтобы на паркете не осталось крови».

– Интересный вы человек, мистер Фандорин, – рокотал Суга, добродушно посмеиваясь в подкрученные усы. – Вы мне даже нравитесь. Мне кажется, у нас немало общего. Оба любим нарушать правила. Как знать, может быть когда-нибудь судьба сведёт нас вновь, и необязательно в качестве оппонентов. Сейчас у России и Японии, вероятно, начнётся период охлаждения отношений, но лет эдак через пятнадцать-двадцать всё переменится. Мы станем великой державой, ваше правительство поймёт, что нами невозможно манипулировать, с нами нужно дружить. И тогда…

Забалтывает, понял Фандорин, приметив, что интендант как бы ненароком приближается к нему. Руки небрежно согнуты в локтях, ладони выставлены вперёд – как бы для жестикуляции.

Вон оно что. Убьёт без всякой крови. С помощью дзюдзюцу или какого-нибудь иного дзюцу.

Спокойно глядя в лицо противнику, титулярный советник принял оборонительную позицию, которой его научил Маса: одно полусогнутое колено выдвинул вперёд, руки выставил перед собой. В глазах Суги блеснула весёлая искорка.

– С вами приятно иметь дело, – усмехнулся он и уже не прячась изготовился к схватке.

Левая ладонь повёрнута кверху, правая рука, согнутая в локте, отведена за спину, одна ступня оторвана от пола – просто танцующий Шива. «Это что ещё за дзюцу на мою голову?» – вздохнул вице-консул.

– Посмотрим, каковы вы в единоборстве, – уютно промурлыкал полицейский генерал.

Но до единоборства, слава Богу, не дошло.

Выбрав момент, Асагава в два прыжка подлетел к интенданту и стукнул его рукояткой по шее. Наблюдать за спорой, виртуозной работой потомственного ёрики было одно удовольствие. Упасть обмякшему телу он не дал – подволок к креслу, усадил. Одним движением вытянул обмотанную вокруг пояса верёвку, быстро привязал запястья Суги к подлокотникам, щиколотки к ножкам, в рот засунул мундштук – знакомый Фандорину хами. Не прошло и двадцати секунд, а супостат уже был спеленут по всей японской полицейской науке.

Пока интендант хлопал глазами, приходя в чувство, победители совещались, как быть дальше. Звать дежурного офицера или лучше дождаться дня, когда в здании будет много чиновников. Вдруг дежурный – человек Суги?

Дискуссию прервало мычание, донёсшееся из кресла. Генерал очнулся и мотал головой, явно хотел что-то сказать.

– Ну, хами я вынимать не стану, – сказал Асагава. – Лучше сделаем вот как. – Правую руку пленника прикрутил за локоть, зато развязал запястье. Сунул интенданту листок бумаги, обмакнул в чернильницу ручку.

– Пишите.

Суга, скрипя пером и разбрызгивая чёрные капли, размашисто накалякал что-то сверху вниз.

– «Дайте умереть», – перевёл инспектор. – Ещё чего. Подлый предатель! Ты хлебнёшь позора сполна, и твоя отрубленная голова будет торчать на шесте.

Эраст Петрович был настроен миролюбивей, хоть и ненамного.

– Схема, – напомнил он. – Пусть скажет, кто там обозначен главным кружком, и тогда умирает себе на здоровье, если ему охота. Захочет – убьёт себя и в тюрьме, вы не сможете ему помешать. Разобьёт голову об стенку, как Сухорукий, либо при первом же допросе откусит себе язык, как Горбун.

Засопев, Асагава нехотя отправился за схемой. Вернулся, сунул интенданту под нос загадочный листок.

– Скажешь, кто был во главе заговора, – позволю умереть. Прямо сейчас. Согласен?

Не сразу, далеко не сразу Суга кивнул.

– Это схема заговора?

Пауза. Кивок.

– Пиши имена.

И он написал. По-английски:

– «Just one name».

При этом посмотрел на Фандорина – уговор получался тот же, лишь роли переменились.

Чувствуя, что, если нажимать дальше, сделка может сорваться, Эраст Петрович сказал:

– Ладно. Но самое главное.

На несколько секунд интендант закрыл глаза – видно, готовился. То ли к предательству, то ли к смерти. А верней всего, и к тому, и к другому.

Решительно сжал ручку, обмакнул в поднесённую чернильницу и стал медленно выводить букву за буквой – на сей раз не иероглифами и не латиницей, а катаканой, слоговой азбукой, которую Фандорин уже умел разбирать.

«Бу», прочёл он. Потом «ру», «ко», «ку», «су».

Бу-ру-ко-ку-су?

Булкокс!

Ну конечно!

Всё сразу встало на свои места, с глаз титулярного советника словно упала пелена.

Ты правда хочешь,

Чтоб однажды пелена

Упала с глаз?

Поиск по сайту: