АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Страница двадцать семь

Читайте также:
  1. E. Реєстрації змін вологості повітря. 1 страница
  2. E. Реєстрації змін вологості повітря. 10 страница
  3. E. Реєстрації змін вологості повітря. 11 страница
  4. E. Реєстрації змін вологості повітря. 12 страница
  5. E. Реєстрації змін вологості повітря. 13 страница
  6. E. Реєстрації змін вологості повітря. 14 страница
  7. E. Реєстрації змін вологості повітря. 15 страница
  8. E. Реєстрації змін вологості повітря. 16 страница
  9. E. Реєстрації змін вологості повітря. 17 страница
  10. E. Реєстрації змін вологості повітря. 18 страница
  11. E. Реєстрації змін вологості повітря. 19 страница
  12. E. Реєстрації змін вологості повітря. 2 страница


Последнее о чем вспомнил Оливер, было погружение. Теперь он кувырком опускался на дно моря. Два угря обвивали и извивались друг с другом, когда они соприкасались, воду рассекал заряд электричества.
Легкие Оливера горели, они были готовы разорваться, и он задавался вопросом, так ли должна выглядеть смерть, не от руки мошенника, который похитил Серафиму, а совершенно банально — утонуть в море.
Внезапно он вспомнил о компасе, который висел вокруг его шеи. "Домой" — сказала его мать. Компас спасет его. Он на ощупь двигался вдоль кожаного шнурка и из последних сил пытался отыскать подвеску, но тогда он был сорван с его шеи.
— Неееттт! — кричит он, и его легкие наполнились водой. Он закрыл глаза и приготовился к худшему.
Пальцы проскользнули под его воротник. Мягкий рот прижался к его, и он почувствовал дрожь внутри груди.
— Серафима, — пробормотал Оливер и был при этом озадачен тем, что может разговаривать и дышать. Когда он, моргая, открыл глаза, в его руках лежала женщина.
Она обладала голубой кожей покрытой чешуей.
Ее волосы, черные, ужасно спутанные, подняты наверх и были переплетены с морской травой на макушки и ниспадали на спину за острыми прозрачными ушами.
На ее щеках поднимались и опускались пары жабр, а ее худая грудная клетка переходила в мускулистый, медно-золотого цвета хвост. У нее совершенно не было носа, а только глубоко посаженные ноздри, которые красовались над беззубой улыбке.
— Кто такая Серафима? — спрашивает девушка, и при этом ее ясные, голубые глаза сверкают. — Я — Марина.
В ужасе Оливер начал извиваться, пытаясь вырваться из ее объятий.
— Сестра, — произнес другой женский голос. — Он не принадлежит одной тебе.
Когда Оливер обернулся, он увидел вторую морскую нимфу, которая одевала компас его отца вокруг шеи. И в этот момент он услышал третий женский голос.
— О, да, мы ждали его.
Оливер умудрился уклониться от молниеносного хвоста Марины, в то время как морские нимфы превращались в шипящего угря цвета бронзы, который обвился вокруг верхней части его туловища, обездвижив его, и подтянул ближе к ней.
— Скажи моим сестрам, что ты здесь из-за меня, из-за Онжины, — ворковала она. Он попытался схватить компас на ее шее, но она целовала его так страстно, что он снова потерял сознание.
Рука с перепонками между пальцами ударила Оливера по лицу и расцарапала ему щеку длинными, острыми когтями. Третья морская нимфа дернула его к себя и начала качать его в своих длинных руках.
— Почему ты должен быть заинтересован в ней, — шелестела ему в ухо, — если ты можешь быть со мной, с Кери?
— Мои дамы, — сказал Оливер, и сердце подскочило прямо к его горлу. — Очень трудно выбирать между тремя такими красотками.
Если бы он смог освободиться из ее когтей, чтобы прояснить голову, он смог бы забрать свой компас.
И как только это ему удалось, он смог бы ускользнуть и нашел бы Фрампа и Сокса. Он немного удалился, так что он бросил взгляд на его спасительниц и одарил их сияющей улыбкой.
Черные волосы Марины парили как предметы в воде, пока ее глаза снова принимали темно черный цвет.
Ее стройная шея была увешана жемчужинами и раковинами, а ее сверкающий хвост качался под воздействием течения. Ондина и Кери парили в воде за ней. Когда одна из них хотела схватить Оливера снова, Марина ударила ее по руке и очень громко зашипела, так что вода вокруг него завертелась.
— Тогда ты мог бы остаться на ужин, — сказала Кери.
"А если я буду ужином?" — подумал Оливер. — С большим удовольствием, — ответил он.
Ее грива обхватила его вокруг запястий, Ондина и Кери взяли его на буксир. Марина приподняла его подбородок и еще раз поцеловала. Поцелуй пах рыбой и имел вкус рыбы, но он набрал в воздух по больше кислорода.
Они добрались до глубокой пещеры, вход которой был закрыт сталагмитами. Оливер порезал о них ноги, когда морские нимфы тащили его вовнутрь пещеры. Кровь струилась из его икры, и он вздрогнул.
Кровь извивалась в воде как красный дым, прежде чем Оливер успел вскрикнуть от боли, он заметил быстрое движение: огромная, серая акула неслась к нему.
Ондина намотала волосы на запястье и повернулась к акуле, глаза красного цвета вспыхнули, и все чешуйки на ее теле приподнялись. Развернув веером жабры, она издала крик, после чего все рыбы поблизости бросились бежать.
Когда акула развернулась и поплыла прочь, чешуйки Ондины снова опустились, и сияние ее глаз ослабело, теперь они снова были спокойными и темно- фиолетовыми.
— Идем, — прошептала она, и одно мгновение Оливер смотрел на это существо, которое влекло его за собой против его воли, совершенно безмолвно.
В центре пещеры находился огромный каменный стол, или, возможно, это мог быть алтарь, на котором Оливера собирались принести в жертву. В дальней части была круглая дверь из крепкого дерева, ведущая в другое помещение; с другой стороны стоял наполовину закопанный сундук с золотом, закрытый на висячий замок.
Оливер посмотрел сначала на дверь, затем на сундук. Возможно, этих сокровищ хватит, чтобы выкупить Серафиму у похитителя. Но также возможно, что он никогда не выйдет живым отсюда.
— Празднуем свадьбу, — выкрикнула Марина. — И я — невеста!
— Нет, сестренка, — воскликнула Ондин. — Слишком рано радуешься.
— Вы обе должны отступиться, — вмешивается Кери. — Теперь моя очередь.
"Теперь?" — подумал Оливер. Сколько еще мужчин из его королевства уже пали этих злых нимф и нашли здесь свою погибель? Он должен выбраться отсюда снаружи, и как можно быстрее, так как он начинал снова видеть звездочки.
Кери обвила свои длинные пальцы вокруг его шеи и страстно поцеловала его в губы. — Видишь, мой любимый, — она еле дышала. — Ты нуждаешься во мне так же сильно, как и я в тебе.
Если это была любовь, вероятно, она не стоила таких усилий. Оливер вырос с матерью, которая потеряла любимого, и рана в ее сердце так и не зажила. Эти морские нимфы тоже страдали от любви, но от какого-то другого вида.
— Я едва ли соответствующе одет для свадьбы, — возразил Оливер.
— У нас есть кое-чо подходящее для тебя, — сказала Ондина. Она поплыла к двери из дерева и отодвинула засов.
Когда дверь распахнулась, за ней оказалась гора скелетов, их были сотни, они беспорядочно плавали, на некоторых все еще висели гниющие куски мяса. Объятый ужасом Оливер закричал и отступил назад, уткнувшись спиной в Кери, которая погладила его по волосам и поцеловала в макушку.
— Не будь таким нерешительным, — сказала она и подтолкнула его вперед.
Морские нимфы плавали вокруг одного из тел, на котором было одето белое, вышитое золотом королевское выходное платье. Тем не менее, Оливеру было все равно, насколько великолепным оно было. Взгляд прилип к лицу мертвеца, в чертах которого застыл ужас.
— Я думаю, — сказала Марина. — Это должно подойти.
Кери позади нее вскрикнула. — Отдай его! — кричала она. — Оно принадлежит мне, — когда Оливер развернулся, он увидел, что она с Ондиной ругались из-за куска ткани. При этом обе морские нимфы изорвали ногтями тонкий материал в лоскуты.
— Дорогие дамы, — сказал Оливер. — Я не люблю никого из вас.
Морские нимфы вокруг подскочили, ее глаза сверкали одинаковым красным цветом. — Как ты можешь так говорить, — шипела Ондина.
Марина скрестила руки. — Ты думаешь, что слишком хорош для нас?
— Нет, — возразил Оливер. — Я просто думаю, что вы тоже не любите меня. Однако, разве не об этом должна идти речь в настоящем романе? Найти свою родную душу? Кого-то о ком мечтаешь по ночам? Кого-то, имя, которого слетает по утрам с губ?
"Серафима," — подумал Оливер.
— Я — не ваша судьба. А просто кто-то, кто случайно свалился в море.
Марина пожимает плечами. — Супруги — два сапога пара, — возразила она. — Мы не можем позволить себе быть разборчивыми.
— А если я пообещаю каждой из вас верного супруга? Одного, который будет ценить ваше общество настолько, что никогда не покинет вас?
Глаза Кери загорелись зеленым от любопытства. — Как ты хочешь найти таких мужчин?
— Ну, — начал Оливер. — Сначала мне нужен мой компас.
Морские нимфы образовали круг и начали шептаться, подняв при этом маленький вихрь.
— Мы должны быть уверены, что ты говоришь правду, — объявила Марина.
— У вас есть мое слово, — поклялся Оливер. Ему вдруг стало не хватать кислорода. Что бы не происходило, надо действовать быстро.
— Нам нужно что-то более ценное, — волосы Кери обвились вокруг его груди и притянули к огромной розовой ракушке, в которой лежали тысячи ключей. Некоторые заржавели, другие были покрыты водорослями. Другие же блестели, как будто они попали в море только сегодня утром.
— Откровенность такая же редкость, как мужчина, который может дышать под водой, — сказала Ондина. — Выбирай ключ.
Оливер схватил раковину и некоторое время позволял ключам скользить по его пальцам, в надежде, что один из ключей обжег бы его ладонь.
Он был вынужден бороться с бессилием. — Что произойдет, если я выберу правильный? — пропыхтел он.
— Тогда ты говоришь правду, получишь все сокровища из сундука, и мы вернем тебе твой компас, чтобы ты смог найти для каждого из нас спутника.
— А если я вытяну неправильный?
Кери пожала плечами. — Колдовство кислорода потеряет силу. И ты утонешь.
Как, разразись небеса, он должен найти правильный ключ? Ошибочное решение стало бы его последним. Оливер моргнул, стараясь подавить панику.
— Давай уже, — шипит Ондина и наклоняется над раковиной. — Мы не можем потратить на это весь день, — рассердившись, она переворачивает ракушку и разбросала ключи у ног Оливера.
Практически потеряв сознание, Оливер заметил крохотное мерцание, вероятно, это был солнечный луч, косо упавший в море. Во всяком случае, он привлек внимание Оливера к компасу отца, который висел вокруг шеи Ондины.
Он видел, как стрелка двигалась, очень легко, до тех пор, пока не повернула направо.
Наконец, стрелка указывала на ключ, который лежал, немного, в стороне от других.
"Он знает дорогу домой," — сказала его мать.
Оливер наклонился вперед и схватил ключ. Перед глазами уже начинало темнеть, когда он вставил его в замок на сундуке.
Он вошел очень легко и без труда открыл замок. Из сундука вылетело черное облако чернил.
В сундуке не было ни золота, ни драгоценностей, ничего, что можно было бы назвать сокровищем.
Морские нимфы показывали ему один предмет за другим.
Огнетушитель.
Мегафон.
Зуб акулы.
Оливер моргал в удивлении. — Но это же никакие не сокровища, — произнес он с трудом.
— Сокровище тогда становится сокровищем, — отвечала Марина, — если ты считаешь его таковым, если нуждаешься в нем больше всего на свете, — она протянула руку к Ондине, сняла компас с шеи сестры и сунула его в руку Оливеру.
Оливер задумался над ее словами. И в тот момент, когда он потерял сознание, он понял, что это был лучший совет в отношении любви, который он мог получить.

 

Глава 8

Оливер


О Делайле Макфи мне известно следующее: Она грызет ногти, когда нервничает.
Она фальшиво поет. Она так странно подчеркивает некоторые слова своим необычным акцентом, хотя, может быть, это я произношу их не правильно.
У нее невероятно завораживающие глаза, как будто ей совсем не нужны слова, потому, что все что она чувствует, написано в ее глазах
— Ты меня не слушаешь, — жалуется Делайла.

 


После нескольких часов разлуки мы, наконец, снова вместе. Ее немного трудно понимать, потому что из этого чудоящика, который она называет радио, гремит музыка, так она надеется, что ее мать нас не услышит, если мы будем громко разговаривать.
За плечами Делайлы видна знакомая обстановка ее спальни— розовые стены, розовые абажуры, все розовое.
Краем глаза я вижу плюшевую подушку, отделанную бахромой. И конечно же она тоже розовая.
— Потому что ты приводишь меня в замешательство—, отвечаю я.
— Я же просто здесь сижу и разговариваю с тобой!
— Вот именно, — отвечаю я и улыбаюсь.
Мне нравится, что она краснеет, когда я ей вот так улыбаюсь. Тоже самое происходит, когда я улыбаюсь Серафиме, но у нее это получается далеко не так очаровательно. Интересно, правда?
Я наблюдаю за ресницами Делайлы, которые отбрасывают тени на ее щеки. В то время как она болтает сама с собой, я думаю о том, какого цвета ее волосы — полированной древесины или скорее молочного шоколада.
— Я хорошо понимаю, что ты чувствуешь себя запертым, — говорит Делайла. — Но лучше быть взаперти, но живым— что бы это не означало в книжном мире— чем свободным, но мертвым.
Определенно древесина или может быть орех.
— Если даже такое простое существо как паук не может выбраться из книги, то, как это может получиться у человека? И что если я заберу тебя из книги, а ты окажешься всего лишь... словом?
Она встает с кровати и начинает ходить с книгой взад вперед по комнате.
С этого ракурса я могу лучше разглядеть помещение сзади нее: зеркало, в раму которого воткнуты фотографии Делайлы и той девушки, с которой она разговаривала сегодня, Делайлы на вершине горы с широко распростертыми руками, Делайлы и ее матери, корчащих гримасы.
Если я когда-нибудь выберусь из этой книги, то первое что я сделаю, это стащу одну из этих фотографий, чтобы всегда иметь ее при себе.
И я еще кое- что я могу сейчас разглядеть: ее странную одежду, своего рода голубые брюки с различными прорезями и дырками, показывающими всю ее фигуру. Вещь так ее облегает, что кажется, как-будто на ней практически ничего не надето.
— Почему ты не надела платье? - вырвалось у меня.
Делайла останавливается и смотрит мне в лицо.
— Что ты сказал? Это что еще такое?
— Твое облачение неприлично!
Она фыркает. — Это намного приличней того, что носят девушки в моей школе. Расслабься Оливер, это всего лишь джинсы.
Я уже видел читателей в странных одеяниях, но они, как правило, так близко наклоняются над страницей, что я до сих пор не замечал различий между моей и их одеждой. У Делайлы же они явно бросаются в глаза.
— Как я уже сказала, я бы и правда рада тебе помочь. Но я весь день раздумывала о тебе- поверь, я только о тебе и думала...
Услышав это, я ухмыляюсь.
— И я пришла к выводу, что не прощу себе, если тебя из- за этого убью.
Я вскинул голову.
— Убить меня? На кой черт тебе это делать?
— Оливер, ты вообще слушал? Я не могу рисковать, чтобы с тобой произошло тоже самое, что и с пауком. Она садится и пристально смотрит на колени.
— Я же только что нашел тебя. Я не могу потерять тебя снова.
В сказке мне вообще никогда не приходила мысль о смерти. Я знаю, что морские нимфы не дадут мне утонуть. Знаю, что всегда одолею дракона. Знаю, что побеждаю каждый раз над Раскуллио.
Но в этом другом мире все совершенно не так. Там нет второго шанса. Там смерть — это что-то реальное.
Понимание, что я лучше бы умер, чем, вероятно, никогда по настоящему не поцелую Делайлу МакФи, врывается в меня как удар.
Возможно, я никогда не умирал в сказке потому, что никогда не имел чего-то, ради чего стоило бы умереть.
— Нам просто нужно придумать другой способ побега, — предлагаю я. — Определенно есть другой путь.
Я слышу, как мама Делайлы кричит ее имя, и внезапно книга захлопывается. В надежде, что Делайла сейчас вернется, я жду некоторое время.
Она делает это и открывает книгу снова на сорок третьей странице.
— Мне очень жаль, — объясняет она. Она проносится через комнату и хватает рюкзак, в который запихивает полотенце. — Мне нужно на тренировку по плаванию.
— Я уверен, ты скоро выучишь хитрый прием, — отвечаю я. — У меня это так было.
— Я уже могу плавать, — возражает Делайла. — Так называется вид спорта, и он доставляет удовольствие.
Но если в комплексном плавании всегда оказываться последней как я, это дается немного сложно, получать
от этого удовольствие.
— Почему тогда ты делаешь это?
— Моя мама считает, что это поможет мне лучше интегрироваться.
— Скажи ей просто, что хотела бы прекратить тренироваться.
Она останавливается и смотрит на меня. — Почему ты не говоришь своей маме твое мнение, если она осложняет твою жизнь?
— Это совершенно другое. Я так написан.
— В одном ты можешь мне поверить, — говорит Делайла. — Быть подростком не очень сильно отличается от того, чтобы быть частью истории, которую выдумал кто-то другой. Всегда есть кто-нибудь, кто считает, что знает все лучше чем ты.
Я дарю ей мою очаровывающую улыбку.
— Ты могла бы вместо этого остаться со мной.
— Я бы хотела, — вздыхает Делайла. — Но этого не произойдет.


— Тогда возьми меня с собой.
— Книги и вода не совместимы.
— ДЕЛАЙЛА! — снова с заднего плана гремит голос ее матери.
И так она закрывает книгу, на этот раз более аккуратно, и покидает меня.
Я сажусь в углу сорок третьей страницы и сразу же начинаю скучать по ней, когда королева Морин проходит через край страницы. Так происходит, если книгу закрыли,
каждый из нас может гулять везде, нет никакого личного пространства. — Ой, мне ужасно жаль! — говорит она и разворачивается, чтобы уйти. — Я не знала, что кто-то есть на этой странице!
— Нет, нет, — говорю я и встаю. — Все в порядке.
Королева Морин, конечно, не моя настоящая мама. Собственно, автор, написав эту историю, подарила всем нам жизнь. Но, как известно два актера, которые давно играют роль, Морин и я понимаем очень хорошо друг друга и идентифицируем нас с нашими персонажами, что она уже почти исполняет роль моей матери за пределами этой книги.
Мне нравится, что она всегда, когда она в настроении печь, приносит для меня из кухни замка имбирное печенье. И время от времени я прихожу к ней за советом, если поспорил с Фрампом или Серафима сотворила себе иллюзию так, что преследует меня постоянно в наше свободное время. Я ценю советы Морин.

Я считаю, что так мой персонаж смешивается с настоящим я.
— У тебя есть немного времени? — спрашиваю я.
— Конечно, — она подходит ко мне и садится рядом со мной на маленькую скалистую глыбу. — Ты выглядишь так, как будто хочешь разбежаться и врезаться в стену.
Я извергаю воздух. — Я просто ужасно разочарован.
— Кто же тебе так насолил? — спрашивает она и поднимает при этом одну бровь.
— Если мы только выдуманные, наши чувства вообще могут быть настоящими?
— Ах, дорогой! — начинает Маурин. — Так кого- то сегодня потянуло на философские темы...
— Я серьезно, — перебиваю я ее. — Откуда я должен знать, что должен испытывать, когда люблю?
— Ох, ты боже, пожалуйста, не говори мне, что ты втрескался в эту нелепую принцессу...
— В Серафиму? — дрожу я. — Нет.
Глаза Морин начинают светиться. — Это Эмбер верно? Я видела, как она украдкой пожирала тебя своими крохотными глазками.
— Я не влюблен в фею...
— Ну не в Кук же?
— Кук? Она в два раза старше меня...
Морин хмурит лоб. — Одна из морских нимф? Я должна предупредить, ваши свидания будут довольно мокрыми...
— Она не из книги, — отвечаю я.
Морин удивленно моргает. — Ага. Ну, тогда, мой мальчик, я не могу тебе с этим помочь.
— Она не похожа ни на кого из тех, кого я знаю. Я скучаю по ней, если ее нет рядом. А если она открывает книгу, и я вижу ее лицо, едва могу открыть рот, не говоря уже о том, что мой текст обрушивается на меня. — Я пытаюсь попробовать слова на вкус. — Мне кажется, я влюблен в нее. Но как я могу быть в этом уверен? Единственная любовь, которую я знаю, была написана для меня.
— О, дорогой мой, именно это и есть любовь.
Сила, которая больше нас с тобой и которая заставляет нас тянуться к совершенно особенному человеку.
Морин говорит так, как будто точно знает, о чем идет речь. Как будто она сама пережила то, что я чувствую теперь.
— Я думаю, ты правда любила Мориса, — говорю я.
Она смеется.
— Сокровище мое, он не больше чем воспоминание.
Я прижимаю пальцы к вискам. Все так запутанно, что реально, что на самом деле фикция?
В сказке я влюбляюсь в Серафиму, но то, что я испытываю рядом с ней, совершенно не похоже на те чувства, когда рядом Делайла.
С Серафимой я делаю вид, как будто влюблен. С Делайлой все по новому, в цветных тонах и непредсказуемо. — Откуда ты тогда знаешь, что такое любовь?
— Из историй, которые написаны о любви, рассказанные людьми, которую он испытали. В пещере Раскуллио есть пещера с огромным количеством книг
о персонажах, которых нет в нашей истории, но все равно они похожи друг на друга.
Ромео и Джульетта, Красавица и Чудовище, Хитклифф и Кэтрин.
— Кто они такие?
Морин пожимает плечами. — Я не знаю, на наш автор написала их имена на нашей книге, которые стоят на иллюстрации на тридцать шестой странице. Пару из них я прочитала, в свободное время. Ты знаешь, что все, что возникает в голове у автора, может осуществиться в книге, даже если это совершенно не настоящая история.
Это верно. Мир, в котором мы живем, выходит за границы сказки, она такая же большая как фантазия женщины, которая сотворила нас. Поэтому Фрамп и я могу играть в шахматы, а капитан Краббе охотно выдумывает кроссворды.
Как будто автор, придумала помещение в которых мы живем, очень точно и нарисовала вплоть до мельчайших подробностей. Кухня замка, например, полностью оснащена зерном, мукой и посудой, даже если Кук в сказке
в действительности не печет. Поэтому Морин проводит свое свободное время с кулинарными книгами и готовит для нас пироги, паштет и кексы.
— Могу я еще кое, что у тебя спросить? — я поворачиваюсь к Морин. — Морис для тебя просто воспоминание, это я знаю. Но все таки он отправился туда,чтобы спасти тебя, и в результате, навсегда покинул тебя. Стоит ли на самом деле умереть ради того, кого любишь?



Она раздумывает некоторое время над этим. — Это не правильный вопрос, Оливер. Ты должен спросить себя, можешь ли ты без нее жить?
Фрумп созвал всех сказочных персонажей на встречу, поэтому мы все собрались на последней странице истории, на пляже вечности. Он стоит на задних лапах на древесном пне и обращается к толпе.
— Друзья, в последнее время я обратил внимание на то, — начинает он-он и правда самый лучший оратор из всех нас, — что мы не справляемся с работой.
— Не справляться — это моя работа, — замечает дракон Пиро, который надо признать здорово выглядит со своими новенькими огненно-красными резинками на брекетах верхней челюсти.
— Так написано на странице 40.
— Я имею в виду в переносном смысле, — говорит Фрумп. — Большинство из нас почти не появляются, потому что читатель видимо зафиксирован на какой-то определенной странице.

Я цепенею сидя на своем месте, прислонившись спиной к пальме.
— А именно на странице 43, — добавляет Фрумп и переводит взгляд на меня.
Я прыскаю со смеху.
— Н-да, — выпаливаю я,— в этом нужно разобраться.
— Оливер, ты можешь представить себе какую-нибудь причину, по которой читатель игнорирует остальную часть истории?
— Это, наверное, просто совпадение, — запинаюсь я. — Может она просто интересуется скалолазанием?
— Она?, — спрашивает Раскуллио и наморщив лоб делает шаг вперед.— Откуда ты знаешь, что это Она?
Я тяжело глотаю. — Я сказал "она"? Это было просто предположение, — объясняю я, пожав плечами.
— В конце концов, нашу книгу читают в основном маленькие девочки.
— Именно к этому я и веду, — объясняет Фрамп.
— Поэтому я думаю, мы должны предпринять какие-то действия. Когда книга откроется в следующий раз, мы покажемся читателю на глаза.
— Ну, тогда удачи с этим, — бормочу я.
— Что это значит, Оливер?
Я откашливаюсь. — У меня просто першит в горле.
— Итак, как сказано, морские нимфы, становитесь страшными! Детям должны сниться кошмарные сны! А, тролли, кидайте Оливера на землю, когда он будет пересекать мост. И Раскуллио, если ты подвесишь Оливера в двадцати метрах над землей...
— Эй, подожди-ка! — перебиваю я его. — Почему меня?
— У тебя, кажется, все просто великолепно, — жалуется Серафима. — В то время как я не произнесла ни единого слова уже несколько дней...
— Серебристая полоса на горизонте, — тихо говорю я.
— Вы совершенно правы, — соглашается усердно Фрамп, но это скорее похоже на лай. — Кто— то как вы, принцесса, с таким прекрасным голосом, должны говорить так часто...
Но он мог бы сэкономить на лести. Серафима обращается с Фрампом как с воздухом, и просто садится рядом со мной на песок. Затем, перебирая пальцами, поднимается по моей руке так, что сне становится щекотно.
— Олли, — мурлыкает она. — Мне правда не хватает тебя. Что если мы пойдем на страницу шестьдесят и еще раз прорепетируем наш поцелуй.
— Эм, я обещал Морин помочь на кухне, — отвечаю я.
Она вздыхает. — Как хочешь, — а затем смотрит на Фрампа. — Так мы закончили? Я должна немного вздремнуть. Мне нужен сон для красоты.
— Если вы позволите мне заметить, миледи, ничто не может сделать вас еще прекраснее, чем вы сейчас, — возражает Фрамп.
Кери, морская нимфа, закатывает глаза.
— Боже мой, Фрамп, меня уже тошнит, — одна из больших ироний в книге заключается в том, что морские нимфы в настоящей жизни не заинтересованы в мужчинах.
— Хорошо! — лает Фрамп. — Мы все знаем, что нужно делать, чтобы привлечь читателя. Я рекомендую вам усерднее упражняться в свободное время, чтобы мы появились в самой лучшей форме, когда история начнется в следующий раз.
Проворно он спрыгивает с деревянного пня, пока толпа растекается. — О, принцесса? Принцесса Серафима? Если вам нужен кто-нибудь, чтобы сыграть роль Оливера на шестидесятой странице, это доставило мне огромное удовольствие...
Она разворачивается и направляет палец на него.
— Полегче! Бравый парень.
С поджатым хвостом Фрамп передвигается рысью по морскому берегу. Когда я хочу последовать за ним, чтобы развеселить его, или хотя бы привести к тому,
чтобы попытаться выбить из его головы смешную влюбленность в женщину с умственными способностями кирпича, капитан Краббе хлопает меня по плечу.
— Аллоха, Олливер. Я правильно расслышал, что Морин снова пошла на кухню?
Могу я надеяться на ананасовый пирог?
Я с удовольствием порезал бы его на кусочки.
Он вытаскивает шпагу из ножен. Стальное лезвие блестит, но его улыбка сияет ярче. Наверное, так как он каждый день использует шелковую нить.
Шелковую нить для ежедневного использования.
Крепкие брекеты для дракона.
Пират, который подрабатывает как челюстной
ортопед.
Я бросаю взгляд, на капитана Краббе и мне становится ясно, что этот человек, возможно, смог бы понять, почему я непременно хочу выбраться из этой сказки. — Капитан говорю я. — Как насчет небольшой прогулки?
— Выбраться из сказки? — спрашивает капитан Краббе и внезапно останавливается. Феи, которые сопровождали нас, роятся вокруг лица как комары. — Я никогда не смог бы!
— Но только представьте себе, где-то в другом мире, у ас, вероятно, была бы собственная практика для челюстно-лицевой хирургии. Вы могли бы весь день заниматься установкой брекетов и никогда не должны были бы прерывать вашу работу, чтобы атаковать или стрелять из пушки! — я одариваю его, своей самой широкой улыбкой, преисполненную больших надежд улыбку.
Одно мгновение, кажется, он обдумывает эту возможность. Затем говорит:
— А ты знаешь, твой левый клык выглядит немного косым. Это можно было бы устранить...
Я вздыхаю разочаровано. — А если бы я сказал вам, что я установил... контакт с внешним миром?
Глинт складывает свои крохотные ручки.
— Звучит так, как будто кто-то наконец-то может насладиться своей мечтой...
Я отмахиваюсь от нее. — Кто вообще спрашивал тебя о твоем мнении?
— Не обращай на него внимание, — шепчет Спаркс. — Он сегодня, очевидно, встал с утра с левой королевской ноги.
Я сжимаю кулаки. — НЕ МОГЛИ БЫ ВЫ ВСЕ МЕНЯ СЕЙЧАС ПРОСТО В ПОКОЕ
ОСТАВИТЬ?
— Я нет, щебечет Эмбер.
— И вправду нет!— поддерживает Глинт.
Спаркс вытягивает подбородок. — Пойдемте, дамы. Мы замечаем, когда нам не рады.
Они исчезают в чаще волшебного леса, следом за капитаном Краббе.
— Вы нет, — кричу я. — Вы можете остаться.


— Слушаюсь! — Он снова подходит ко мне. — Послушай парень, даже если то, что ты сказал, было бы возможным... Я здесь не несчастлив.
— Но как такое возможно? Вы снова и снова делаете то же самое, как будто ваша собственная воля, ваши собственные мысли вообще не в счет.
Он пожимает плечами. — Может я делаю всегда одно и тоже Оливер, но я делаю это с удовольствием. Я могу быть одновременно и актером и челюстно-лицевым хирургом. Капитан Краббе смотрит мне в лицо. — Почему ты концентрируешься на том чего у тебя нет, а не на том, что у тебя есть?
— Огромная куча неудовлетворенности и разочарования? — соплю я.
— Я думал скорее о удивительно красивой девушке в твоих руках, каждый раз, когда читают историю. Верная соратница, которая ради тебя была бы готова на все. Капитан Краббе медлит. — Кроме того, у нее абсолютно здоровые десны.
— Но...
— Мне очень жаль, парень. Но иногда дорога к счастью гораздо проще, чем кажется, — улыбается пират. — Поэтому никогда не разочаровывайся, — весело кивая, он шагает по лесной дороге прочь. — Должно быть, пошел назад к кораблю. Между тем Велли и Скаттл, наверное, зажгли камбуз.
Прислонившись к стволу старого, потрепанного дуба, я смотрю ему в след. Мог ли капитан быть правым? Если бы я вообще никогда не говорил с Делайлой, понял бы я вообще, что мне чего-то не хватает?
Точно. Я сяду на сорок третьей странице и буду ждать, пока она не вернется ко мне, и тогда я скажу ей, что она права, что это просто невозможно. Что я не смогу ускользнуть со страниц этой книги. Я скажу ей, что...
— Рооомм! — я падаю на землю, и некоторое время вижу только лишь звездочки. Затем думаю, что феи отстали, но тогда слышу четкий, отчетливый и резкий голос позади меня.
— Я не могу ждать весь день...
Я хмурю лоб. Эту строчку говорит Раскуллио на сорок пятой странице, на том месте, где я взбираюсь по скале и влезаю на башню, в которой заточена Серафима. Когда я слышу фразу, я прыгаю с кинжалом наготове.
Только это не сорок пятая страница.
Я перекатываюсь на живот и, подняв взгляд, вижу Раскуллио, который размахивает рыболовной сетью пиратов, которая завязана на конце в петлю. Ярко-оранжевая с черными пятнами бабочка порхает почти вокруг него.
— А теперь? — рычит он.
Еще одна строчка. Со страницы пятьдесят восемь, где он держит меч у моего горла.
Я поднимаюсь на ноги и стряхиваю грязь с коленей. — Что ты там делаешь, ради всего святого?
Озадачено он смотрит на меня, а бабочка исчезает в заколдованном лесу. — Я как раз планировал, убить двух зайцев одним выстрелом: разучу текст, как предложил Фрамп, и наконец, поймаю эту углокрыльницу для коллекции.
— Выздоравливай.
— Ты— кретин. Это вид бабочки, — объясняет Раскуллио. — Она улетела, благодаря твоему вмешательству.
Мне бросается в глаза, что капитан Краббе и я бежали вперед, не разбирая дороги и теперь я нахожусь недалеко от убежища Раскуллио: маленькой, темной хижины, которая построена непосредственно в стене пещеры и освещена сотней сальных свечей.
Я думаю о том, что королева Морин рассказала мне, о множестве любовных историй на его книжных полках. — Ты знаешь, мне кажется, я еще никогда не видела всю твою коллекцию. Я имею в виду бабочек.
Лицо Раскуллио освещается. — Оливер! Не скрытый ли ты энтомолог?
— Я? — говорю я. — Да! Как будто! — я совершенно не понимаю, что такое энтомолог, и надеюсь, что не сказал только что Раскуллио о том, что люблю принимать ванну с чесноком или носить женскую одежду.
— Ну, тогда пошли со мной! Никто не знает, сколько осталось времени до того, как книгу снова откроют, — Раскуллио перекидывает сеть через плечо и быстрым шагом направляется в сторону леса.
Я бегу следом за ним. — Ты не знаешь случайно, сколько видов бабочек существует?
— Ну конечно, — отвечает он. Здесь существует пятьсот шестьдесят один. Дома у меня есть книга, в которой описан каждый вид.
— Пф, — я делаю вид, как будто мне сначала нужно переварить информацию. — И сколько различных видов бабочек ты уже поймал?
Мне кажется, или он краснеет?
— На сегодняшний момент сорок восемь. Однако, мне приходится ограничиться шестьюдесятью страницами этой книги.


Между тем мы подошли к гнилой двери его хижины. — А если бы я тебе сказал, что ты смог бы поймать все остальные пятьсот тринадцать видов?
Раскуллио останавливается, задержав руку на дверной ручке.
— Ты знаешь, выходить на прогулку с людьми не такой уж тонкий вид.
— Я и не делаю этого, Раскуллио, я мог бы поклясться.
Я следую за ним в его пещеру. Конечно, я бывал здесь бесчисленное количество раз, но я все еще ее немного жутким. Стены на ощупь кажутся сырыми, и от земли покрытой мхом поднимается пар.
В углу стоит загруженный письменный стол, который сделан из звериных костей и проеденной червями древесиной. Единственный естественный свет проникает через выдолбленную в стене скалы дырку и падает на мольберт, на котором натянут большой холст, наполовину готовый портрет королевы Морин, когда она была еще молодой девушкой, в которую, по истории, влюбляется несчастный Раскуллио, прежде чем он превращается в злодея.
В небольшом помещении находится еще полдюжины очередных ее картин, и к тому же несколько с изображением огнедышащих драконов.
— Следующее, — говорю я и заканчиваю на этом наблюдение. — Я думаю, что должен существовать своего рода портал. Путь, чтобы перейти из сказки в реальный мир. И в реальном мире, Раскуллио, ты мог бы каждый день проводить за охотой на бабочек, как это возможно только в самых заветных мечтах.
— Почему я должен это делать? — говорит он. — Тоже самое я мог бы и здесь делать.
— Но ты сказал, есть только пятьсот шестьдесят один вид...
— До сих пор, — возражает Раскуллио. Он теснит меня в сторону и хватает своей костлявой рукой картину за моей спиной, которую я не замечал до сих пор. Хатем берет наполовину готовый портрет Морин, и заменяет его новой картиной.
Это превосходная копия помещения, в котором мы стоит. На ней стоит мольберт.
И на мольберте стоит превосходная копия этого помещения. И так далее и так далее. Пристальный взгляд на картину вызывает головокружение, такое чувство, будто окно, открылось перед моими глазами.
— Вау, — говорю я пораженно. — Вероятно, тебе стоит повесить свою карьеру злодея на гвоздь и вместо этого стать художником.
— Посмотри сюда и научись кое-чему, мой друг, — говорит Раскуллио. Он берет свою палитру и погружает кисть в малиновый цвет.
Затем рисует тщательными, тонкими чертами великолепную бабочку на холсте, которая непосредственно парит над письменным столом. С несколькими желтыми и черными точками, затем делает последнюю штриховку, затем отступает, чтобы рассмотреть произведение.
— Вуаля, — говорит он, и я становлюсь свидетелем, как бабочка постепенно исчезает с полотна.
И как она снова появляется на расстоянии десяти сантиметров от моего носа, прежде чем она вылетает через дырку в стене скалы.
— Так создаются пятьсот шестьдесят два вида, — замечает Раскуллио.
В предисловии сказки мы узнаем, как Раскуллио сделал так, чтобы дракон погрузил королевство в страх и ужас и убивает короля Мориса.
Вместо того, чтобы отправиться на охоту на дракона, где эти животные живут согласно сказаниям, он сотворил одного из них с помощью магического холста. Все, что он на нем рисует, выбирается оттуда, становясь живым, как ты и я.
Я не могу понять, как мог забыть об этом?
— Подожди-ка, — говорю я ошарашено. — Ты можешь сотворить все что захочешь, всего лишь нарисовав это, даже если никто не читает книгу?
Вместо ответа он берет другую кисть и рисует дымящийся бокал на письменном столе картины. И в тот же момент он появляется в его руке.
— Чаю? — предлагает он мне.
— Раскуллио, это великолепно. Это даже больше чем великолепно. В самом деле, ты можешь все, что захочешь, принести в историю?
— Выглядит так, — соглашается он. — Я не знаю, почему это работает, если книгу не читают в это время. Или почему я могу оживить что-то еще кроме Пиро на своих рисунках. Но я должен согласиться, что это довольно практично.
— Ты рисуешь еще что-то кроме бабочек?
Раскуллио смотрит в пол. — Последнюю неделю мне очень хотелось шоколадный пудинг с ягодами, так что я нарисовал полную миску, и ел до тех пор, пока я почти не лопнул.
— Если ты можешь что-то принести в сказку, — говорю я медленно, пока я размышляю, — это значит, что ты можешь и вытащить отсюда?
Он открывает рот и собирается ответить, но лихорадочный голос Фрампа перебивает его, который звучит как из громкоговорителя.
— Все по местам! Книга открывается!
Мы видим слабый свет на краю, люди! И не забудьте: будьте готовы выступить оскороносно!
И тогда внезапно меня тянет обратно, и я лечу кувырком, до тех пор пока я не приземляюсь как кошка на странице сорок три, где я цепляюсь за отвесную скалу.

 

Глава 9

Делайла.


Во время тренировки по плаванию я как всегда оказываюсь последней, кто выходит из раздевалки. Меня ожидает час пытки, поэтому я особо не тороплюсь.
Все равно, какой сталь плавания, из двадцати пяти пловчих я всегда финишировала двадцать пятой. Тренер вздрагивает каждый раз, когда зовет меня приготовиться к старту.
Но сегодня у меня совершенно другое чувство.
Возможно, это из-за разговора с Оливером, во всяком случае, я думаю, что сегодня, возможно, не буду последней во время наших псевдо-соревнованиях.
И все-таки кажется ли это достаточно убедительным, что я могу совершить невозможное, ну, а почему я не должна верить в это?
— Девочки, по местам! — кричит тренер, и плыву к крайней правой дорожке и цепляюсь за край бассейна, чтобы приготовиться для плавания на спине.
Пока надеваю плавательные очки и проверяю местонахождение шапочки, я бросаю взгляд на ряд моих коллег из команды. Мое место рядом с Холли Бишоп, которая заняла третье место в плавании на спине в региональных соревнованиях. Жестко.
На следующих дорожках находятся несколько новичков, и с самого краю Элли МакЭндрю, черлидер, которая, как мне кажется, посещает тренировку по плаванию, чтобы показаться в купальнике и пофлиртовать с парнями из юношеской команды.
Звучит электронный сигнал, я ныряю, отталкиваюсь от стены и извиваюсь под водой, преодолевая первые метры.
С самого начала я чувствую себя по другому, как будто я была морским животным, морской нимфой, как в книге Оливера, с настолько мощным хвостом, что я могла бы обогнать лодку, не говоря уже о Холли Бишоп. Я выныриваю на поверхность, смотря на люминесцентные лампы плавательного зала, и скольжу как слепая по волнам.
Я — машина. Я непобедима.
Когда я снова выныриваю после разворота, то слышу,
как мои конкуренты выкрикивают проклятия, и тренер выкрикивает мое имя. Итак, я смогла оторваться, все растеряны, что у Делайлы Макфи наконец наступил большой день.
Теперь я в любой момент могу почувствовать целевой удар, от которого остановится мое время, и объявят мою победу. Вода подо мной кружится, и мои руки упираются во что- то жесткое за моей спиной...
— Аааууу!
Когда я разворачиваюсь, разбрызгивая брызги и срываю очки с лица, я вижу Олли МакЭндрю, которая держится за нос. Кровь потоком бежит в бассейн. — Ты жульничаешь? — кричит она.
Я пристально смотрю на нее в ужасе, затем смотрю на девушек, которые вытаскивают Олли из воды. — Всем вылезти из воды, — шумит тренер. — Загрязнено телесной жидкостью.
— Ээ... Мне очень жаль, — заикаюсь я и задаюсь вопросом, что Олли МакЭндрю делала на моей дорожке. Но тогда осматриваюсь.
Как-то я умудрилась пересечь пять дорожек до совсем левой к Олии. И моим убийственным ударом со спины я, наверное, сломала ей нос.
— Как прошла тренировка? — спрашивает мама, когда я влезаю на пасажирское сидение.
— Я заканчиваю с плаванием, высшей школой, с жизнью, в общем.
— Что случилось?
— Я не хотела, бы говорить об этом, — мой мобильный пискнул. Джулс прислала сообщение, но у меня нет желания сообщать ей о моей новой катастрофе. Она узнает об этом так или иначе в понедельник в школе, где меня будут задевать хуже, чем прежде.
Моя мама смотрит на меня со стороны. — Ну да, что бы это ни было, определенно двойной шоколадный молочный коктейль из ресторана Ридгели сможет немного сгладить ситуацию. Давай поедим там.
Я знаю, что это значит очень много для моей мамы. Мы не часто едим не дома. Мы не можем позволить себе это. — Спасибо, — бормочу я. — Но мне больше хочется домой.
— Делайла, — говорит мама, нахмурив лоб.
— С тобой правда все в порядке?
— Все отлично, мама. У меня просто... целая куча домашнего задания.
На оставшемся обратном пути я успешно избегаю любой беседы. Когда мы останавливаемся на въезде, я сразу несусь в дом и поднимаюсь в свою комнату. Книга все еще лежит на кровати, где я ее положила.


Я открываю ее на сорок третьей странице, где она открывается практически самостоятельно, корешок книги, наверное, уже переломился на ней, и нахожу Оливера у подножия скалы. Он одаривает меня сияющей улыбкой. — Тренировка по плаванию была прекрасной?
До конца урока плавания я взяла себя в руки. И в раздевалке, где все шушукались и ядовито сверкали глазами, и во время десятиминутной поездки домой.
Но сейчас, перед Оливером, я теряю самообладание и начинаю плакать. При этом слезы капают на страницу. Одна слезинка приземляется Оливеру на голову и разрывается как водяная бомба. Он промокает насквозь.
— Извини, — соплю я.— У меня был ужасный вечер.
— Может, я могу тебя ободрить? — говорит Оливер. "Уже то, что ты здесь подбадривает меня," — думаю я и понимаю, что после истории с носом Элли Макэндрюс, Оливер был единственным человеком, которого я хотела видеть.
Разве только Оливер, в сущности, не человек.
Я вытираю глаза. — Я чуть не утопила самую популярную девушку в школе, ту самую, которой я раздробила коленную чашечку в прошлом году. Когда я в понедельник утром приду в школу, меня все будут ненавидеть.
— Я не буду тебя ненавидеть, — утешает меня Оливер.
Я робко улыбаюсь. — Спасибо. Но, к сожалению, ты не ходишь в мою школу.
— Но я мог бы, может даже раньше, чем ты думаешь...
У меня округляются глаза, когда я начинаю понимать, о чем он говорит. — Ты нашел другой путь наружу? Мне больше нравится говорить о проблемах Оливера, чем о моих собственных.
— По крайней мере, я нашел своего рода портал. Я был у Раскуллио. Он одаренный художник!
— Художник? Я думала он злодей!
— Нет, — говорит Оливер. — Разве ты забыла? Я же рассказывал тебе, что это только его роль в сказке. В любом случае он кое— что открыл. Если он нарисует предмет на специальном экране, на котором изображена его пещера...
тогда этот предмет по мановению волшебства становится реальным.
— Таким образом, он создал Пиро, дракона.
— Именно. Но, видимо, это работает даже, если историю никто не читает.
Я трясу головой. — Но чем это может быть нам полезно?
Раскуллио не живет же здесь. Он не может просто нарисовать тебя в этом мире.
— Верно, но я думаю, он смог бы закрасить меня в этом мире.
Я думаю некоторое мгновение об этом. — Это не сработает. Ты просто появишься где-нибудь еще в этой истории. Как клон.
— Пшеничная лепешка?
— Нет, кл... ах, не важно, — взволновано я встаю с кровати и бегаю по комнате взад и вперед.
— Если бы была возможность создать картину моего мира в пещере Паскуллио, тогда, вероятно, пошло бы...
— Я подумала, что для тебя это будет хоть каким-то утешением...
Я оборачиваюсь на звук голоса, моя мама стоит в дверном проеме. Она принесла мне стакан молока и тост с сыром. Мама осматривает комнату.
— С кем ты собственного говорила, Делайла?
— C моим... с одним другом.
Моя мама снова осматривается вокруг. — Но здесь, же никого...
— Я говорю с Оливером по телефону, — говорю я быстро. — О свободном речевом учреждении. Правильно, Оливер, или? — конечно он не ответил, и я почувствовала, что становлюсь красной. — Связь довольно плохая.
Моя мама поднимает бровь. — Юноша? — говорит она одними губами.
Я киваю.
Она поднимает пальцы и уходит, оставив поднос.
— Это было близко, — говорю я и вздыхаю.
Он ухмыляется. — Что на ужин?

— Могли бы мы оставаться серьезными? — прошу я его. — Я думаю, что ты брал уроки рисования?
Оливер улыбается. — Это же только для принцесс, — возражает он.
— Ах так? Расскажи об этом Микеланджело. Предположим, что кто-то перекрасил бы магический холст так, чтобы на нем больше не была бы изображена пещера Раскуллио...
а вместо этого моя комната. И тогда ты случайно нарисуешь себя там. Если следовать логике ты должен, собственно...
—...появиться в твоей комнате!
Глаза Оливера светятся. — Делайла, ты невероятна!
Когда он это говорит, у меня пробегает мороз по позвоночнику. Что бы произошло, если бы он сейчас здесь и сидел бы на моей кровати? Он бы пихнул меня? Или обнял?
Или поцеловал?
От этих мыслей мои щеки горят как огонь. Я прижимаю к ним ладони, чтобы Оливер не видел их.
— О, я поставил тебя в неловкое положение, — говорит он. — Ну, прекрасно. Ты не невероятная. Ты
совершенно нормальная. 0815 *. Вообще не стоит обсуждать. (*набор цифр обозначает в разговорной речи, что данная вещь не является особенной)
— Закрой рот, — говорю я, но при этом ухмыляюсь.
— Я хотела бы кое-что попробовать. Твой кинжал с тобой?



— Конечно, — подтверждает Оливер. Он вытаскивает его из-за пояса. — Зачем?
— Начерти для меня одну картинку. На скале.
Он моргает. — Прямо сейчас?
— Нет, в следующий четверг.
— О, хорошо, — Оливер собирается убрать кинжал обратно.
— Это была шутка! Конечно, прямо сейчас!
Мне кажется или он стал слегка бледным? — Ну, хорошо, — бормочет Оливер. — Портрет, — медленно он направляет кончик кинжала на гранит. — Твой, — он делает шаг вперед и загораживает мне вид, когда начинает работать с камнем. Дважды он оглядывается через плечо, чтобы посмотреть на мое лицо.
Я думаю обо всех этих чудесных картинах, которые висят в помещениях выставок по всему миру,
на полотнах очаровательные музы: Мона Лиза, Венера Милоская, Девочка с жемчужной сережкой.
— Вуаля, — объявляет Оливер и отходит в сторону.
На камне выцарапана фигура с ошибочными пропорциями, выпученными глазами, спутанными волосами и черта внизу представляет собой рот. В глазах Оливера я выгляжу как кукольная фигура.
— Не плохо, правда? — спрашивает он. — Хотя я, вероятно, не на сто процентов смог изобразить твой нос...
Не удивительно. Он нарисовал его в виде треугольника.
Я медлю. — Не обижайся на меня за это, Оливер, но ты, наверное, не тот, кто подходит для того, чтобы нарисовать картину моей комнаты.
Он рассматривает мой портрет, нахмурив лоб, а затем улыбается. — Может быть, — предполагает Оливер, — но я знаю идеального кандидата для этого.

 

Глава 10

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.011 сек.)