Одиннадцатый сеанс 12 страница

Хозяин пиццерии, сорокалетний здоровяк, подошел к нашему столику, чтобы устроить небольшой спектакль. Знаете, такие театральные сцены типа: «А где же ваши женихи? Как, нет? Ни за что не поверю, что такие красотки – и без кавалеров!» Он спел в нашу честь песню под гитару.

Фолли улыбается.

– Явный аферист, но по-своему симпатичный. Из тех, кто не прочь поводить людей за нос и развесить у них на ушах лапшу. В итоге он таки прикупил две пиццерии, табачный киоск и «феррари».

– Интересный тип.

– Он принялся петь, опустившись рядом со мной на колено, а эти дурочки толкали друг друга локтями: «Ты его зацепила, ты его зацепила». И я чувствовала себя польщенной.

– Да он просто жалкий комедиант! – смеется Фолли.

– Доктор, вы меня удивляете. Вы же знаете, что я коллекционирую редкие экземпляры! Но вернемся к нашей истории. Этот тип, Антонио, тут же попросил у меня номер телефона и не преминул похвастаться своим – последняя модель «Nokia» (он называл ее «Ногия»), которая еще не появилась в Италии.

– Метил точно в цель!

– Вот именно. Он считал само собой разумеющимся, что я соглашусь встречаться с ним. На следующий день он позвонил, пригласил на ужин и заехал за мной на «феррари». Не буду рассказывать, как мы стояли на светофоре, а он газовал, подмигивая пассажирам других авто. Ужинали мы в его ресторане, романтикой и не пахло, потому что официанты, которые нас обслуживали, изо всех сил старались сохранить серьезность, а он по привычке следил за всеми столиками, подгонял официантов, а пару раз сам вставал, чтобы принести клиентам счет.

В тот же вечер он подарил мне сотовый телефон, никаких отказов слышать не хотел, я должна принять подарок, и точка. Чуть позже состоялась наша официальная помолвка, и я сказала себе, что есть вещи и похуже, чем такой подарок.

У Антонио был друг, очень своеобразный тип – толстый, лысый, молчаливый, ходил за ним словно тень. Вероятно, это должно было насторожить меня, но я никогда не встречалась с владельцем пиццерии, поэтому наивно полагала, что руководство этими заведениями требует круглосуточного решения разных вопросов. Разговаривали они всегда очень тихо и частенько передавали друг другу деньги. Я считала этого типа администратором.

Антонио был очень предприимчивый, у него всегда находились какие-то дела, прогулка на катере с друзьями, выходные в горах. Мы никогда не оставались одни, вокруг всегда было минимум человек десять. Представляете, у него дома был плазменный телевизор размером во всю стену и диван, на котором могли свободно разместиться два десятка гостей.

Как-то раз он попросил меня одолжить ему двести пятьдесят евро, потому что у него

украли банковскую карту. Я дала деньги, но дни шли, а возвращать долг он не собирался. Ситуация была достаточно щекотливой, он тратил деньги направо и налево, и требовать с него долг могло показаться с моей стороны скупердяйством. Правда, он гонял на «феррари», а я ездила на велосипеде и работала в колл-центре.

Через пару недель он снова попросил денег, и я снова, страшно смущаясь, дала, полагая, что потом он вернет всю сумму сразу. Только на третий раз я осмелилась сказать ему, что денег у меня больше нет и что я надеюсь получить с него долг, так как буквально осталась без средств к существованию.

– И как он это воспринял?

– Разрази меня гром! Ругался почем зря, сказал, что я жадная, мелочная, что мне должно быть стыдно и так далее. Достал пачку купюр и бросил мне в лицо. – Мне стало так обидно, что я заплакала.

– А что с деньгами?

– Он извинился, я сказала, что мне очень стыдно, а он сказал, что хотел бы еще какое-то время попользоваться моими деньгами, пока у него что-то там не разблокируется. За два месяца я отдала ему в общей сложности три тысячи евро.

– Кьяра! Надеюсь, вы ничего не подписывали?

– По правде говоря, чуть было не подписала. Он хотел сделать меня одним из учредителей нового проекта, который, по его словам, будет иметь огромный успех: мегамойка и автозаправка со стриптизершами. Я могла бы стать управляющей, если бы согласилась заложить бабушкин дом.

– Неужели вы…

– Нет, карабинеры нагрянули как раз в разгар финала Лиги чемпионов, когда «Милан» разгромил «Ювентус» со счетом три – два, гол со штрафного забил Шевченко. Я испытывала жалость, кажется, теперь я понимаю, почему сразу его не бросила.

– Потому что он напоминал вам отца?

– Я поражена, доктор Фолли, вы делаете огромные успехи!

– Спасибо, вы очень любезны.

Выходя после сеанса, оглядываюсь по сторонам – боюсь, что за мной следят.

После телефонного разговора с Барбарой я с минуты на минуту жду публичного наказания, оскорбительного и садистского, типа вывешенной в Facebook моей фотки в пятнадцатилетнем возрасте, с грудью четвертого размера, и подписью: «Не знакомьте ваших парней с этой женщиной».

В последнее время мне частенько встречается синий «фиат-пунто».

Возможно, это просто совпадение, но поскольку поток звонков и эсэмэсок от Андреа не прекращается, у меня закралось подозрение, что без него не обошлось.

Кажется, все в порядке, но тут консьерж за моей спиной во все горло затягивает: «В НЕГО ВЛЮБИЛАСЯ ТЫ ЗРЯ-А-А-А!» Еще немного – и меня хватит инфаркт; оборачиваясь, выбегаю из подъезда на улицу.

Иду в студию к Паоло, в последнее время я часто у него бываю – времени свободного навалом.

Сложно смириться с мыслью, что я больше не работаю у Андреа, откровенно говоря, я даже еще не написала заявление об уходе, просто взяла две недели отпуска. Знаю, что это называется сидеть между двух стульев и что доктор Фолли не одобрил бы, но нужно как-то преодолеть разочарование.

По опыту знаю, что куда более сложные ситуации со временем теряют трагический ореол. Вероятно, это происходит потому, что из памяти стираются наиболее унизительные подробности.

Теперь сцена в офисе мне представляется иначе: перед глазами встает Андреа, та девушка, стоя перед ним на коленях, пришивает к его брюкам пуговицу. Я так и слышу, как Андреа говорит: «Интересно, что скажут, если увидят нас в таком виде… Ой, Кьяра, это совсем не то, что ты думаешь!»Да, доктор Фолли, я знаю, что это называется отрицанием, знаю!

В студии у Паоло сидит Катерина. Паоло старается вести себя, как подобает внимательному жениху, но выражение его лица идет вразрез с благими намерениями, и результат, как говорится, «не синхронизирован». Так что в итоге именно Катерина передвигает тяжелое оборудование, регулирует кондиционеры и напоминает Паоло, что он должен выпить свои таблетки.

Спрашиваю, кого мы ждем, он отвечает, что это сюрприз. Расставляю пузырьки и баночки, мое воображение рисует, что вот-вот сюда войдет Эштон Катчер, и в этот момент на пороге появляется Барбара.

Вся жизнь проносится у меня перед глазами. Над верхней губой выступают капельки пота и выдают тот слепой ужас, который я ощущаю каждой клеточкой своего тела.

Улыбка у Барбары ледяная, я бы даже сказала дьявольская, и странные огоньки в глазах.

– Привет, – лепечу я, – какими судьбами?

– Нужны фотографии, мой агент попросил принести новые, для рекламы, – говорит она со смешанным чувством удовлетворения и презрения, глядя мне прямо в глаза, отчего поджилки у меня трясутся.

Прямо дон Корлеоне, готовый поцеловать оступившегося юнца.

– Хорошо, – отвечаю с минимальным воодушевлением, предусмотренным в подобных ситуациях.

Паоло рассыпается в витиеватых комплиментах, будто к нему пожаловала Наоми Кэмпбелл. Барбара обрывает его, садится в кресло, закрывает глаза и зловеще шепчет:

– Ну давай, посмотрим, на что ты способна.

Руки у меня дрожат, и так сильно, что она, пожалуй, может подать против меня иск за размазанный контур губ.

Начинаю наносить тонкой губкой тональный крем, глаза у Барбары закрыты, но ненависть из нее так и хлещет.

– Думаешь, ты тут самая хитрая, да? – спрашивает Барбара, внезапно открыв глаза.

– Нет… – От неожиданности я отступаю назад.

– Строишь из себя Белоснежку и думаешь, что тебе все можно, да?

– Я? Белоснежку? – растерянно переспрашиваю, стараясь ни в коем случае не проявлять иронию или сарказм и не провоцировать ее.

– Ты, со своей напускной скромностью, всегда, даже в детстве, добивалась своего. Но я- то думала, ты не будешь обманывать подруг, особенно тех, кто помог тебе стать человеком, преодолеть комплекс неполноценности и хроническую неуверенность в себе.

– Но…

– Не перебивай, когда я говорю! – холодно обрывает Барбара. – Оказалось, я пригрела на груди змею! А я-то старалась быть рядом с тобой, ведь у тебя никогда не было ни друзей, ни подруг. Но теперь-то понятно – ты всегда мне завидовала, всегда хотела быть мною, ты, со

своими огромными сиськами, с этой нелепой прической. Сначала я не верила, но теперь мне все ясно: это ты растрезвонила вокруг, что я подправила себе скулы и купила диплом, кто же еще? Я была слепа, потому что доверяла тебе, но теперь-то я вижу, какая ты коварная!

Стою и не могу пошевелиться – так меня потряс этот абсурд.

– Барбара, ты не всерьез все это говоришь, правда?

– Не всерьез?! Ты всегда хотела того, чего была лишена: заботливый отец, деньги, красота, маленькая грудь, друзья, поклонники, карьера. Ты всегда старалась мне подражать. Скажу правду, ты вызывала у меня приливы нежности – всегда одна, всегда такая растерянная, я брала тебя с собой, чтобы ты немного развеялась. Ты вечная неудачница, природа и так тебя обделила. А ты сосала мою кровь и все это время плела за моей спиной интриги, пока окончательно не добила меня.

– Барбара, ты вообще понимаешь, что говоришь? Твои обвинения полная нелепость, но, кроме того, они достаточно серьезны.

– Я разоблачила тебя, Кьяра, но теперь хочу, чтобы ты заплатила за все сполна. Ты не могла пережить, что Риккардо влюблен в меня, и стала рассказывать ему всякий бред, лишь бы он меня бросил. Тебе это удалось! Ну так наслаждайся этой ничтожной победой, потому что это последнее, что ты от меня получишь, дарю. А теперь заканчивай свое дело, да поживее, у меня много работы.

– Нет, Барбара, успокойся, прекрати. Ты прекрасно знаешь, что это не так, мы всегда с тобой дружили, у меня и в мыслях не было тебя обидеть. У Риккардо своя голова на плечах, он сам выбирает. Откуда мне знать, может, ты для него слишком хороша, об этом ты не подумала?

– Естественно, слишком хороша, но, если бы ты не приложила руку, он бы от меня так просто не отделался.

Входит Паоло, посмотреть, как у нас идут дела.

– Давай, Кьяра, поторопись. Вам бы только языком болтать! Знаю, знаю, вам всегда есть что рассказать друг другу, но у меня еще куча дел! – сухо говорит Паоло, скрестив руки на груди.

– Я сказала ей все, – говорит Барбара, уничтожая меня смертоносным взглядом. Она встает и идет на съемочную площадку.

Я не могу вымолвить ни слова, щеки горят, чувствую ужасное смущение. Понимаю, что все это несправедливо.Но вместе с тем нет дыма без огня.

Дома жду Риккардо, чтобы поговорить с ним, но он возвращается раздосадованный.

– Там, за дверью, еще один букет. Этот женатый мерзавец никак не может оставить тебя в покое? А я говорил тебе, что так оно и будет! Ты проспорила мне пиццу!

Если б он знал, как давно он ее выиграл…

– Сама не пойму, почему он так настойчив, – бессовестно вру я.

– Это и ежу понятно: ты уволилась и ускользаешь от него, вот он и старается изо всех сил, чтобы тебя вернуть. Ты уже сказала ему о нас с тобой, правда?

– Ну конечно, – снова вру я.

– Тогда до него в итоге дойдет. Стоит дать отпор этим наглецам, и они ослабят хватку.

В конце концов, они просто трусы.

Ну, трусость – это как раз мой случай.

– Кстати, Барбара хочет убить меня, потому что ты ее бросил.

– По-моему, она из тех, кто считает, что все ей должны и что цель оправдывает

средства. Ты знала, что она пишет левой рукой, потому что думает, что это круто?

– Да, она стала левшой после того, как узнала, что Джулия Робертс и Том Круз – левши. Что же мне делать? Может, ты с ней поговоришь? Она уверена, что это я во всем виновата, а ты – безвольный болван, делаешь то, что тебе укажут. Она считает меня хищницей, думает, это я тебя соблазнила и заставила ее бросить.

– Женщины всегда думают, что виновата соперница, и они правы. Потому что прекрасно знают, как соблазнить мужчину. Вы заставляете нас поверить в то, что мы – охотники, хотя на самом деле выбираете вы, с самого начала. И потом, я тебе уже говорил: она взяла инициативу в свои руки, я только шел у нее на поводу.

– Что ты хочешь этим сказать? Что я всегда мечтала тебя заполучить, но ждала, пока ты увлечешься Барбарой? Слишком сложно!

– Вот именно! Как раз так вы и рассуждаете: я стал тебе интересен только тогда, когда стал встречаться с твоей подругой. Раньше ты меня и взглядом не удостаивала. Так что в этом Барбара права: ты увела меня у нее из-под носа, тем самым отомстив ей за годы унижений, – говорит он с довольным видом, открывая банку кока-колы. – Хотя думаю, что… у тебя давно были ко мне какие-то чувства, но ты этого не сознавала. – По лицу Риккардо расползается самодовольная улыбка.

– Какое самомнение! Тебе не кажется, что ты себя переоцениваешь? Почему, интересно знать, ты считаешь себя таким неотразимым?

– Да потому, что за меня борются прекраснейшие из женщин! Это великолепно, это поднимает мою самооценку. Прошу вас, продолжайте в том же духе, – смеется он.

Бросаю в него полотенце, но он отклоняется, и полотенце пролетает мимо. Риккардо встает, подходит ко мне, берет меня за талию.

– А может, ей просто удобно думать, что ты виновата. Просто ей нужен был повод, чтобы поссориться с тобой, ведь в глубине души она всегда тебе завидовала.

– Мне? Чему же здесь завидовать? Разве у меня есть что-то, чему она может позавидовать?

– О, конечно есть, и она это знает, – шепчет мне на ухо Риккардо, покрывая поцелуями мою шею и уши. – Ты красивая… умная… ироничная… добрая… веселая… у тебя шелковистая кожа… ты пахнешь ванилью, и… ты чертовски сексапильна… – Он проводит по моей руке кончиками пальцев. – Думаю, ты просто ведьма, потому что я от тебя без ума… Не иначе как ты меня околдовала… – бормочет он, нежно целуя меня в губы.

Чувствую, как сильно колотится его сердце, дыхание становится тяжелым, а пальцы забираются мне под блузку и мягко скользят по спине.

Его щетина покалывает мою щеку, от его запаха голова становится легкой, ноги слабеют, а по телу пробегает дрожь.

Прислоняюсь к стене – надеюсь, он поймет, что дальше заходить я не намерена.

Вот уже почти неделя, как мы решили быть вместе, а я не позволяю ничего, кроме невинных ласк и поцелуев. В журналах для тинейджеров это называется петтинг.

Меня тошнит от секса и его производных: щедрые обещания во время прелюдии и полное равнодушие после. Слишком долго я позволяла пользоваться собой.

– Все в порядке, Кьяра? Всякий раз, когда я тебя обнимаю, мне кажется, что ты хочешь отстраниться. Если бы я не был тонким знатоком женской натуры, я бы мог подумать, что тебе это неприятно, но думаю, это не так.

– Извини, Риккардо, просто сейчас чувствую себя неважно, я очень устала… Все эти

события: увольнение, ссора с Барбарой, Сарины перемены… мне кажется, я попала в другое измерение.

– Я тебя понимаю, – кротко говорит Риккардо, целуя меня в лоб и закуривая. – Увольнение – лучшее, что ты сделала. Я ведь советовал тебе уволиться сразу после той истории в Портофино. Но я знаю, что ты человек ответственный и не хотела подставлять своего бывшего, хотя, по-моему, этот козел не заслуживает никакого снисхождения.

– Ну да, нужно было время, чтобы передать все дела новой сотруднице. Плету очередную ложь во спасение, и тут на пороге кухни появляется Сара:

– ЭТО ТЫ СКАЗАЛА МАМЕ, ЧТО ЛОРЕНЦО МЕНЯ БРОСИЛ?

Вот еще одна любительница все переиначить на свой лад.

– Ты забыла, это ты бросила Лоренцо.

– В первый раз – да, это была проверка, но окончательно бросил меня он.

– Я ничего не говорила маме.

– Тогда почему она позвонила и сказала, что хочет прийти к нам на ужин?

– Из этого ты заключаешь, что она все знает про тебя и Лоренцо?!

– Иначе она бы не пришла. Она чувствует запах драмы и хочет удостовериться!

– Может, она просто хочет поужинать вместе с нами!

– Значит, ты ей звонила. Тебе совершенно нельзя доверять! И выходит.

Увы, никто мне больше не доверяет.

– Я сегодня иду играть с ребятами, придешь послушать? Мне было бы приятно.

– Нет, Риккардо, сегодня не могу.

– А чем ты занята – ни работы, ни друзей, ни родственников! – смеется он. Боже, он в чем-то прав, ужасная перспектива.

– Да, вот именно, хочу остаться дома и подумать о будущем.

Риккардо уходит, а я бросаюсь читать записку, прицепленную к букету: «Я понял, что не могу без тебя. У меня никогда не было такой, как ты. Ты – моя единственная».

Как же, одной-единственной не было никогда. Только группами, как минимум по пять. Засовываю цветы в ту же вазу, где стоят прежние, и даже не меняю воду.

Подхожу к окну и снова замечаю припаркованный на углу синий «пунто». Если это частный детектив, то сыщик из него совершенно никудышный.

Снова звонит мой мобильный. Это Андреа.

– Алло, – пытаюсь говорить нейтральным тоном, но эмоции трудно скрыть.

– Кьяра… – доносится его далекий взволнованный голос. – Кьяра, шери! – Рыдания прерывают слова. – Кьяра, любимая… я так скучаю… я больше не могу.

Я не знаю, что сказать. Он плачет как ребенок. Противный, капризный, но все-таки ребенок.

– Андреа, пожалуйста… хватит.

– Нет, не говори со мной так, не бросай меня. Я сделал глупость, это правда, я не хотел… я бы что угодно отдал, лишь бы тебя вернуть. Пойми, она для меня ничего не значит, это была минутная слабость.

– Андреа, ты должен признать, что у тебя проблема. Мне не нужен мужчина, который расстегивает ширинку, едва завидев женщину.

– Ты права, Кьяра, это болезнь. Если хочешь, я пойду лечиться, но прошу, не уходи, умоляю… – И он снова рыдает; его слезы раздирают мне душу.

– Андреа, перестань, успокойся…

– Кьяра, я люблю тебя… Мне никто не нужен, только ты. Ради тебя я подал на развод, ты же знаешь.

– Нет, не ради меня, развестись хочет твоя жена, потому что ты постоянно ей изменяешь.

– Кьяра, я не смогу жить без тебя, мне конец. Я должен тебя увидеть, умоляю, хотя бы один раз, только один.

– Андреа… я сейчас не одна, – решаю бросить гранату. И тишина.

– Кто он? – холодно интересуется Андреа.

– Не важно.

– Скажи, кто он, я хочу знать.

Перед напором адвокатской речи никто не может устоять.

– Ты его не знаешь.

– Я хочу знать имя.

Чувствую, как он пошатнулся, – я утекаю сквозь пальцы, как песок, он ничем не может меня удержать, и это придает мне силы.

– Все, Андреа, хватит. Прекратим этот разговор. Нам больше нечего сказать друг другу.

Я сама себе удивляюсь, даже привстаю, чтобы посмотреться в зеркало, – надо же, гоню прочь мужчину, из-за которого столько страдала!

Надо бы заснять исторический момент!

– Нет, Кьяра, не отключайся! – умоляет он, меняя тон. – Кьяра, если ты счастлива, если ты нашла того мужчину, который тебе нужен, я навсегда исчезну из твоей жизни, клянусь. Если именно о нем ты мечтала, ты никогда больше обо мне не услышишь, только скажи. Скажи сейчас.

Колеблюсь секунду, другую, третью.

Оцепенение на меня нашло из-за фразы «Навсегда исчезну». И он это знает.

На следующее утро просыпаюсь оттого, что в мою комнату широким шагом входит Сара.

– Давай вставай! Ты все равно бездельничаешь, помоги мне в одном деле. Смотрю на сестру испепеляющим взглядом.

– Я придумала, как узнать, на ком женится Лоренцо.

– Ну-ну, послушаем, – отвечаю я, нацепляя очки.

– Ты отправишь ему мейл, прикинешься, что узнала его адрес у одного общего знакомого. Напишешь, что он тебе очень нравится и ты хотела бы встречаться с ним.

– Гениальная мысль, Сара! Наверное, ты всю ночь не спала, придумывала эту чушь!

– Я уже зарегистрировала почтовый ящик и написала письмо, теперь ты должна продолжить.

– Еще чего! Почему это – должна?

– Потому что я за себя не ручаюсь, только все испорчу. Так что ты поменяй пароль, и вперед. Ты же умеешь, ты у нас дипломатичная…

– Теперь это называется дипломатия? Обычно ты называла это идиотизмом!

– Ну пожалуйста, ну что тебе стоит? Отправишь два-три письма, он ответит тебе, что очень польщен, но не может с тобой встречаться, потому что скоро женится, а ты попытаешься выведать у него как можно больше информации.

– Ты с ума сошла.

– Пожалуйста, любимая сестричка, ты поможешь мне, правда?

– Гайя Луна на моем месте вызвала бы санитаров из психушки.

– Иди сюда, я тебе покажу!

Сара включает компьютер, открывает почтовый ящик и показывает мне письмо.

– Почему меня зовут Адзурра?

– Потому что имя редкое, но не выглядит придуманным.

– Например, Анна – самое распространенное в мире женское имя – тоже не выглядит придуманным.– Так надо, должно сработать. Читай!

...

Дорогой Лоренцо.

Ты удивишься этому письму, но я не знала, как с тобой связаться, потому что я очень скромная и боюсь, что если попробую заговорить с тобой, то покраснею как помидор.

Твой рабочий адрес мне дал один наш общий знакомый, так что ты можешь просто пометить это письмо как спам, и будешь прав – наверное, я бы так и сделала!

Вот, собственно, и все, я хотела передать тебе привет и дать о себе знать. Конечно, если у тебя кто-то есть, смело отправляй это письмо в корзину.

Обнимаю, Адзурра.

– Поздравляю! – хлопаю в ладоши. – Для достоверности придумала какого-то друга, все очень лаконично и достаточно туманно, должно возбуждать интерес… Молодец, подожди- ка, пусть Риккардо прочитает!

Риккардо заходит в мою комнату босиком, в трусах-боксерах. Жует булку. Какой он милый ранним утром – сонный, растрепанный.

Ничего не объясняя, указываю на экран:

– Что бы ты подумал, если б получил нечто подобное?

– Если девушка говорит, что она «краснеет как помидор», скорее всего, она немного старомодна, но некоторым это нравится.

– Какая разница, нравится – не нравится, он должен ей поверить, – встревает Сара.

– Это что, приманка?

– Вроде того.

– Вы меня пугаете, обе. Нет, скорее так: вы, женщины, меня пугаете. Мужчина в жизни бы до такого не додумался. Вы просто больные, – ворчит Риккардо, выходя из комнаты.

– Отправляю?

– Отправляй! Щелк.

Смотрим друг на друга.

– Интересно, он уже получил? – спрашивает Сара.

– Да, но вряд ли прочитал.

– А как я узнаю, когда он прочитает?

– Когда ответит, узнаешь.

– Боже, я не смогу, это была ужасная идея.

– Да, согласна. А сейчас одевайся и шагай на работу воспитывать детишек. Научи их остерегаться таких, как ты. Давай поторапливайся.

– А ты будешь проверять почту каждый пять минут, правда? Если он ответит, ты сразу мне позвонишь!

– Ладно, – нехотя обещаю я.

– НЕТ, ТЫ ДОЛЖНА ПОКЛЯСТЬСЯ!

– Да клянусь, вот привязалась!

После ухода Сары забегает Риккардо.

Теперь на нем рубашка и галстук, пиджак небрежно висит на плече, он улыбается мне своей неповторимой хитроватой улыбкой.

– Как дела, тебе лучше? Не будешь меня больше пугать? – Он гладит меня по щеке.

– Нет, начну, пожалуй, искать работу.

– Отлично, если что-то узнаю, я тебе позвоню. Он целует меня в губы и уходит.

Ровно в девять звонит мой мобильный телефон, определяется номер адвокатского бюро Андреа.

Сухо отвечаю.

– Здравствуйте, Кьяра. Это доктор Салюцци. Побеспокоил? Тут же вытягиваюсь по стойке «смирно».

– Нет, что вы, слушаю вас.

– Пьератти сказал, что вы взяли отпуск, а потом решили подыскивать другую работу. Только этого не хватало, он разболтал партнерам.

– В общем, я пока не знаю, что буду делать. Я работаю у вас уже давно и стала задумываться о своем будущем… – неуверенно выдавливаю я.

– Конечно, вы абсолютно правы. Однако прежде, чем вы примете какое-то решение, позвольте сказать вам, что мы довольны вашей работой и будет очень жаль, если вы решите покинуть бюро. Поэтому мы хотели бы предложить вам бессрочный контракт на полный рабочий день.

Сглатываю слюну.

Бессрочный контракт? На полный рабочий день? В жизни таких не встречала, я думала, их больше не существует, что все это выдумки профсоюзов.

Разве можно отказаться от работы на таких фантастических условиях?

– Доктор Салюцци… спасибо. Просто не знаю, что сказать… вы меня удивили…

– Подумайте и сообщите нам. Только не очень долго, иначе нам придется искать кого- то на ваше место.

– Доктор Салюцци, подождите. Я уже подумала. Было бы неблагодарно с моей стороны отказаться от такого любезного предложения.

– Вот и хорошо, тогда отдыхайте, а когда вернетесь, подпишете новый договор.

Прекрасно. Ничего не остается, как скрывать это от Риккардо на протяжении следующих двадцати лет.

Решаю пойти купить газеты с предложениями работы – сделаю вид, что все просмотрела, помечу красным маркером. Неожиданно ко мне возвращается хорошее настроение, ощущение эйфории оттого, что, кажется, все наладилось: у меня есть настоящая работа, симпатичный парень, прекрасный психотерапевт, бывший любовник, который

путается под ногами, мама, которая… сестра, которая… подруга, которая… Хорошо, нельзя же требовать от жизни все и сразу.

Выхожу на улицу, синий «пунто» куда-то исчез, – значит, меня не преследуют, и это тоже хорошая новость.

Возвращаюсь домой с покупками, включаю компьютер. Захожу в свою новую почту и вижу там ответ.

...

Дорогая Адзурра.

Твое письмо для меня было, конечно же, приятной неожиданностью. Думаю, что я понял, кто ты такая, но обещаю ничего не говорить нашему общему знакомому, пусть это будет наш маленький секрет.

Я очень ценю то, что ты сделала первый шаг, и я уверен, что ты совсем не такая робкая, как тебе кажется. Нужно обладать известной смелостью, чтобы написать незнакомому парню!

В настоящее время у меня никого нет, поэтому, если хочешь, можешь писать мне. Я буду рад.

Обнимаю, Лоренцо. Черт, черт!

И что теперь сказать моей сестре?

Двенадцатый сеанс

– В общем, сейчас у меня платонический роман с Риккардо, Андреа думает, что я к нему скоро вернусь, а сестра ждет ответа от Лоренцо, в то время как Адзурра развивает с ним

«эпистолярные» отношения.

– Вам никогда не приходило в голову попробовать себя в роли сценаристки?

– Прошу вас, помогите… Я совсем запуталась!

– У вас есть склонность придумывать истории, но вы делаете это с благими намерениями, чтобы защитить людей, которых любите. Ваши выдумки, взятые по отдельности, никому не причиняют зла, но, взятые вместе, сплетаются в запутанный клубок лжи и делают жизнь невыносимой. Если, по-вашему, правда может ранить человека, вы предпочитаете подсластить пилюлю и потому не хотите рассказывать Риккардо про Андреа, а Андреа – про Риккардо, сестре – про ее бывшего, Барбаре – про Риккардо, а мне – про все их, вместе взятых! Ваша жизнь усложняется день ото дня, вы понимаете это?

– Да, то есть нет. В общем, до меня это доходит, когда меня бросает в пот оттого, что я не могу вспомнить, что и кому говорила.

– Вы всегда так поступали?

– Насколько я знаю, да… Я всегда стараюсь поступать с другими так, как хочу, чтобы поступали со мной, но не потому, что считаю себя супердобродетельной, а лишь потому, что другие очень часто причиняли мне боль и не обращали на это внимания. Мне становится плохо от одной мысли о том, что я могу стать для кого-то источником страданий.

– Но в итоге получается, что вы всех невольно раните.

– Совершенно непреднамеренно! Как это говорится? Чего глаз не видит, о том сердце не болит. Пока Риккардо не узнает, что я возвращаюсь в контору Андреа, он не будет

страдать. Пока Сара не узнает, что ее жених так быстро утешился, она тоже не будет страдать. Точно так же и Андреа со своей извращенной любовью.

– Вы не могли бы рассказать мне о вашем отце? Это может помочь нам понять, почему вы все время попадаете в такие ситуации.

– Что бы вы хотели узнать? – ерзаю на стуле.

– Ваши самые яркие воспоминания.

– Вот, например…

Отвечаю не сразу, мысли путаются, нет ни одного яркого воспоминания, ни лиц, ни событий. Только какой-то шум, приглушенные голоса, звук закрываемых дверей и плача.

– Мы с Сарой всегда смотрели на вешалку: если там висит шляпа, значит, отец дома.

По правде говоря, шляпу мы почти никогда не видели, но, когда она оказывалась на вешалке, для нас наступал праздник, пусть мы сидели у него на коленях всего-то пять минут, по очереди, а он в это время смотрел футбол и ел яичницу.

Помню свой день рождения, мне исполнилось пять лет. Папа обещал, что придет и сводит меня покататься на карусели, купит мороженое. Я была так счастлива, что начала одеваться за два часа до условленного времени. Упросила маму выдать мне лакированные туфельки и красную гофрированную юбку. Мама заплела мне косички, и я села ждать. Я сидела на стульчике тихо, неподвижно и держала на коленях корзиночку. Дети, если захотят, могут ждать до бесконечности, знаете?

Поиск по сайту: