АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Четырнадцатый сеанс

Читайте также:
  1. Восемнадцатый сеанс
  2. Двадцать первый сеанс
  3. Девятнадцатый сеанс
  4. Как подготовить пациента к сеансу
  5. Начинать и заканчивать сеанс необходимо поглаживанием.
  6. Одиннадцатый сеанс 1 страница
  7. Одиннадцатый сеанс 10 страница
  8. Одиннадцатый сеанс 11 страница
  9. Одиннадцатый сеанс 12 страница
  10. Одиннадцатый сеанс 13 страница
  11. Одиннадцатый сеанс 14 страница
  12. Одиннадцатый сеанс 2 страница

 

– Вы уверены, что Барбара беременна?

– Она так говорит, не могу же я проверить.

– А Риккардо?

– Риккардо злится. Говорит, что это невозможно, что он был осторожен, они предохранялись. Целыми днями ругаются по телефону. Он хочет поговорить с ее гинекологом, она возражает и твердит, что он должен взять на себя ответственность.


Барбара – твердый орешек, только она еще не поняла, с кем имеет дело. Она пустила в ход тяжелую артиллерию, но не на того напала.

– А как ваши отношения с Риккардо?

– Остыли. Он молчит, ходит грустный. Чувствует себя в западне. Мы отдалились друг от друга, эта новость нас шокировала, мы не знаем, как быть. Я не хочу оставлять его одного, но, с другой стороны, не знаю, чем помочь ему, не могу выбросить из головы тот факт, что она ждет от него ребенка. Это несправедливо и, более того, абсурдно.

– Вы сердитесь… Я вас понимаю.

– Я не сержусь – я в бешенстве! Злая на всех: на судьбу, на Бога, на презервативы

«Durex», но в первую очередь на себя!

– Почему? Вы-то тут при чем?

– Это я подстроила их встречу, вы помните? Это я рассказала Барбаре, что Риккардо ею увлекся, я дала ей номер его телефона. Видите, что из этого вышло? Я наказана за все глупости, которые когда-либо сказала или сделала в жизни, так мне и надо! Я нашла чудесного парня, открытого и честного, к тому же он влюблен в меня, и сама же бросила его в объятия другой. Я ПРОСТО ДУРА!

– Кьяра, в том, что Барбара беременна, вы не виноваты. Они были знакомы, все могло произойти и без вашего участия.

– Ох, но я-то постаралась, разве не так? Оставалось только подоткнуть им одеяло и почитать сказку на ночь!

– Давайте подождем новых известий, а потом решим, что делать, ладно? Посмотрим, как будут разворачиваться события. Мы знаем Барбару и знаем, что ради своей прихоти она готова на все. А вдруг окажется, что это ошибка, что Риккардо ни при чем? Давайте не будем торопиться с выводами.

– Никогда себе этого не прощу, я сломала ему жизнь.

– Послушайте, вы реагируете, как родители, которые казнят себя за то, что купили ребенку мопед, а ребенок попал в аварию. Люди сами делают свой выбор и отвечают за последствия. Не будем забывать, что существует такое понятие, как судьба, и никто из нас не может ни предвидеть ее, ни повлиять на нее.

– Что же мне теперь делать? Начинать шить распашонки?

– Будьте с ним рядом. Риккардо сейчас нуждается в вашей поддержке.

Как все просто! Когда ты узнаешь, что твой парень (с которым ты чуть-чуть не провела незабываемую ночь любви) сделал ребенка твоей бывшей лучшей подруге, как минимум начинаешь думать, что кто-то где-то там просто глумится над тобой.

Тем временем офис, кажется, превращается в ашрам.

Еще немного – и Андреа начнет ходить босиком и петь ведические гимны.

Он стал самым тихим и миролюбивым адвокатом в мире, больше не носит галстук и отращивает волосы. Вчера, например, ему удалось отговорить две пары от развода, чему он ужасно радовался.

Партнеры Салюцци и Ферранте вот-вот надают ему тумаков.

Теперь по утрам Андреа приносит мне аюрведическую настойку и полчаса рассказывает о своих снах, об успехах, которые он делает под руководством психолога на пути самосовершенствования, и прочитанных книгах. Последнее его открытие – Кришнамурти.

Я бы сказала, что он слетел с катушек, хотя меня восхищают люди, решившие


кардинально изменить свою жизнь, потому что они чувствуют гигантскую пропасть между привычным образом жизни и своей внутренней сущностью.

Думаю, что если ты с детства мечтал стать садовником, но работаешь бухгалтером, возможно, рано или поздно какая-то часть тебя, которая, казалось бы, глубоко запрятана, нахально вылезет наружу и будет требовать, чтобы ее выслушали, невзирая на то, чем ты в данный момент занят.

Поэтому я понимаю адвоката, который ходит босиком, и служащего банка, который неожиданно начинает рисовать.

Я спрашиваю себя: неужели мы созданы для жизни, столь далекой от нашей природы, – жизни такой обусловленной, такой искусственной и обременительной, в которой лишения всегда преобладают над личным удовольствием?

Правда, должна признаться, работать с «гуру» приятнее: все идет своим чередом, только никто не орет целый день у тебя за спиной и не думает, что, если ты отлучилась на пять минут в туалет, надо непременно вычесть из твоей зарплаты некоторую сумму за потерянное рабочее время.

Дома дела обстоят хуже.

Риккардо просто убит. Он никак не может взять в толк, что жизнь его со дня на день перевернется и от него ничего уже не зависит. Все планы полетели к чертям, а его будущее отныне неразрывно связано с женщиной, которую он ненавидит.

Даже Сара стала с Риккардо очень обходительной. – Мы обе тщательно выбираем темы для разговора с ним, избегая таких разделов, как дети, игра, родители, блондинки, шантаж. Наше общение становится все более сложным и бессмысленным. Мы так неестественно себя ведем, что Риккардо в нашем обществе совсем неуютно.

Когда смотрим телевизор, только и делаем, что покашливаем и щелкаем пультом, переключая каналы. Вчера, например, во время рекламы подгузников Сара просто выключила телевизор.

Теперь, когда я поздно возвращаюсь домой, мы редко бываем с Риккардо вместе. Я вижу, как он одинок, удручен, мне хотелось бы обнять его и сказать, что все будет хорошо, но я не могу не признать, что препятствие стало непреодолимым.

Я только закончила мыть посуду, как услышала, что пришел Риккардо. Был десятый час.

– Кьяра, я хотел бы с тобой поговорить. Вот так…

– Хорошо, я пока сварю кофе, – с наигранной веселостью говорю я. Риккардо садится за стол, закуривает.

Через минуту я услышу плохие новости. Мне хочется остановить время и ни о чем не узнать.

– Я исходил весь Милан вдоль и поперек, чтобы найти подходящее для нас двоих решение, но не нашел. Надо взглянуть правде в лицо. Через несколько месяцев у Барбары родится мой ребенок, и, нравится мне это или нет, я должен буду им заниматься. Моя жизнь изменится раз и навсегда. Я больше не смогу оставаться здесь, мне придется жить с ней, хоть сейчас это кажется мне кошмаром. – Глаза его блестят. – Не могу объяснить тебе, что я чувствую, настолько я потрясен. Я бессилен что-либо сделать.

– Давай посмотрим на ситуацию с другой стороны – не такой уж ты и бессильный, по крайней мере не импотент. – Я пытаюсь найти слова утешения, но выходит глупо.

– Знаешь, я хотел бы им быть! То есть хотел бы, чтоб в тот вечер у меня ничего не


получилось. Я очень люблю детей, я хотел бы много детей, но от женщины, которую люблю. А не от женщины, с которой у меня нет ничего общего. Представляешь, что значит – видеть ее каждый день? И понимать, что нечто очень важное для меня навсегда связало нас – меня и эту женщину, которую я ненавижу?

Киваю, не поднимая глаз.

– Ребенок, которого она ждет, – мой. В нем есть частичка меня, это то, что я оставлю в этом мире, понимаешь, насколько важно, чтобы мой ребенок родился от женщины, которую я сам выберу ему в матери? Понимаешь, почему я не хочу ребенка от нее? Дети не должны рождаться по прихоти, только потому, чтобы удержать мужчину, или потому, что капризная Барбара хочет себе новую игрушку. То, что она все решила за меня и вынуждает меня принять ее решение, – это неправильно, но выбора у меня нет.

Я буду бороться за то, чтобы ребенок не вырос таким, как Барбара. Мне придется иметь дело с ее семьей, придется все рассказать моим, заранее зная, что они будут страдать, потому что не смогут нянчить этого ребенка, как нянчили детей моих сестер, и потому что увидят, как я мучусь… В общем, Кьяра, зачем ходить вокруг да около, дело в том, что, если бы это случилось с нами, я был бы вне себя, да, но вне себя – от радости. Я заботился бы о твоем здоровье, бежал бы среди ночи покупать для тебя клубнику со сливками, ходил бы вместе с тобой к доктору, а в тот день, когда он должен был бы появиться на свет, был бы рядом с тобой и плакал бы, перерезая пуповину…

Меня охватывает волнение.

Слова Риккардо эхом отдаются в моей голове, я хотела бы запомнить их на всю жизнь, как самый лучший подарок.

Потому что я чувствую, я знаю, к чему он клонит.

– Поэтому, Кьяра, я не вправе просить тебя, чтобы ты оставалась со мной. Я не смог бы быть с тобой, зная, что ты ждешь ребенка от другого мужчины, даже если ты и не любишь его, – это было бы слишком. Ничего не поделаешь. Я – сбитый летчик, в последнюю очередь я хотел бы отказаться от тебя, но я вынужден так поступить.

Вот, он сказал это.

Я знала, я ждала все эти дни. Это правильно, я тоже не смогла бы вытерпеть принудительное вторжение Барбары в нашу жизнь.

Я бы сошла с ума.

– В общем, у нее получилось, – с горечью говорю я, – она хотела заполучить тебя любой ценой, и ей это удалось.

– Я никогда еще не чувствовал себя таким несчастным. Постоянно спрашиваю себя, как же привыкнуть к новой жизни.

– Ты уйдешь от нас? – В горле у меня стоит комок.

– Я бы никогда отсюда не ушел… Если ты не возражаешь, я подождал бы еще немного.

– Можешь оставаться здесь сколько хочешь. – Я подхожу к Риккардо и крепко обнимаю его, прижавшись щекой к его щеке.

Мы оба безмолвно рыдаем.

На следующее утро чувствую необходимость с кем-то поговорить, но дело в том, что я всегда первая ухожу на работу, а говорить с Сарой, когда Риккардо рядом, я не могу.

Сегодня вечером он должен встретиться с Барбарой, чтобы обсудить детали.

Нервы у меня напряжены, я волнуюсь, чувствую, как безнадежная тоска сжимает мое сердце.


Я ждала, пока не наступит удачный момент для близких отношений с Риккардо, ждала, пока окончательно не забуду Андреа, думала, что успеется, что у нас еще все впереди, и вот все кончилось.Теперь мы уже не узнаем, как все могло бы сложиться.

От Андреа не скрылось, что со мной что-то не так. Благодаря внезапно проявившейся в нем эмпатии он теперь сочувствует всему живому.

– С тобой все в порядке?

– Все отлично! – отвечаю я, уставившись в экран компьютера.

– Я тебе не верю, мне кажется, что ты плакала.

– Вчера вечером посмотрела грустный фильм.

– Что за фильм?

– Называется «Достала эта жизнь», слышал?

– Конечно, я его тысячу раз смотрел! Что-то не так с твоим парнем?

– Ты же знаешь, я не хочу говорить с тобой об этом.

– Хорошо. Во всяком случае, если хочешь небольшой совет, подходящую книжку или успокоительный отвар, знаешь, где меня найти.

Через десять минут мы сидим на ковре в его кабинете и беседуем о высоких материях.

– Ты закрыл на ключ, верно?

– Я стал более духовным, но не идиотом.

Странно, что я решилась рассказать Андреа о своих глубоко личных переживаниях, но мне кажется, что сейчас я говорю с совершенно другим человеком. Я чувствую, что он способен понять меня, а может, мне приятно осознавать, что он немного ревнует.

Все-таки месть, какая-никакая!

Я почти уверена, что доктор Фолли не одобрил бы этот шаг, но мы увидимся с ним только через три дня, поэтому у меня еще есть время наделать глупостей.

– Риккардо живет у нас с того дня, когда я сбежала из Портофино.

– Правда? – Андреа вопросительно смотрит на меня.

– Да, мы поддержали друг друга на этапе разрыва отношений. Он тоже только что расстался со своей девушкой. Постепенно между нами что-то родилось и стало усиливаться по мере того, как ты оказывался все большим дерьмом… Ты уже прошел эту фазу со своим психотерапевтом или по-прежнему все отрицаешь?

– Нет-нет, пожалуйста, можешь бушевать сколько угодно. – На его лице появляется такая мина, будто ему прищемили палец.

– Это что-то достигло пика в тот вечер, когда ты показал себя во всей красе той девице на ксероксе… Продолжать? Выдержишь?

– Думаю, да.

– В тот вечер мы решили быть вместе.

– Понятно…

– Мы только начали узнавать друг друга, нравиться друг другу, как… Барбара оказалась беременной от него.

– Прости, может, я отвлекся на минутку, кажется, я что-то пропустил.

– Нет. Еще до того, как мы решили быть вместе, я постаралась сделать все, чтобы он начал встречаться с Барбарой, моей подругой. Помнишь? Я тебе о ней рассказывала.

– Да, припоминаю, на заре наших отношений ты настаивала, чтобы я с ней встречался.

– Ну вот, жаль, что я не пошла до конца, надо было уговорить тебя во что бы то ни стало, все равно у нас с тобой ничего не получилось. В общем, они встречались неделю, а


потом, когда я и он решили быть вместе и он ее бросил, грянул гром.

– Ты уверена, что это его ребенок?

– Господи, почему все меня об этом спрашивают? Я-то почем знаю? Я что, свечку там держала?! Пусть сами разбираются.

– Не злись на меня. Это первое, о чем я подумал как мужчина.

– Мы все об этом подумали, но достоверно знает только она. Вчера вечером он решил, что мы должны расстаться, потому что она ждет от него ребенка.

Андреа размышляет, нахмурив лоб:

– Я пытаюсь представить себя на его месте. Не знаю, ребенок… сейчас, пожалуй, я мог бы рассмотреть такой вариант. Мне уже сорок три, еще немного, и начнется климакс.

– Проблема не в ребенке! Проблема в том, что ребенок не от того человека!

– Все-таки ему следовало быть более осторожным!

– Андреа, напомню тебе, что, когда мы начали встречаться, ты даже не умел пользоваться презервативом.

– При чем тут это? И потом, я тебе доверял…

– Интересно, а я с какой стати должна была тебе доверять? Вот так и подхватывают всякую заразу! Доверие не имеет ничего общего с сексуальными пристрастиями и венерическими заболеваниями!

– Хорошо, я усвоил урок… И что теперь?

– Сегодня вечером они встречаются, чтобы решить, как быть дальше, а я… мне очень плохо!

Мои глаза наполняются слезами.

Как мне не хочется расплакаться перед ним, но это неизбежно.– Может, съедим сегодня вечером обещанную пиццу? – Да, мне не хочется сидеть дома и ждать его.

Когда я возвращаюсь домой, Риккардо уже нет. На кухне записка: «Надеюсь, что скоро вернусь, но не жди меня, ложись спать. Целую, Р.».

Сминаю записку и бросаю в мусорную корзину. Сара заходит в мою комнату:

– Ну что, правда, что Барбара от него беременна?

– Кажется, так, – отвечаю, складывая одежду.

– Но это точно его ребенок?

– ВЫ ЧТО, СГОВОРИЛИСЬ ВСЕ? – резко оборачиваюсь я.

– А что я такого сказала? Я-то при чем? Уж и спросить нельзя!

– Тебе не кажется, ЧТО Я – НЕ СОВСЕМ ТОТ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ МОЖЕТ Т ОТВЕТИТЬ?!

– Извини! Но зачем так орать? Молча возвращаюсь к своему шкафу.

– Но… – продолжает Сара, – разве вы не решили… быть вместе?

– Ну и что?

– Как же она забеременела?

– БЛАГОДАРЯ ДУХУ СВЯТОМУ, САРА! ЧЕРТ! ОНИ НЕДЕЛЮ ВСТРЕЧАЛИ

ПОТОМУ ЧТО Я ТАК ХОТЕЛА! – У меня начинается истерика.

– Зачем?

– ЗАТЕМ, ЧТО ХОТЕЛА НАКАЗАТЬ ЕГО, ПОТОМУ ЧТО ОН СКАЗАЛ «ДАВ ОСТАНЕМСЯ ДРУЗЬЯМИ», ПОСЛЕ ТОГО КАК МЫ ПОЦЕЛОВАЛИСЬ НА КУХНЕ!


– И ты подстроила его встречу с этой гадюкой?

– НЕ НАПОМИНАЙ МНЕ ОБ ЭТОМ, НЕ ТО Я ТУТ ВСЕ РАЗНЕСУ!

– Кьяра, успокойся! Ты меня пугаешь!

– Ладно, все хорошо. – Я тяжело дышу. – Заслужила, что делать, придется смириться.

– Кажется, добровольное отречение от счастья – это какое-то семейное проклятие, правда?

– Если бы мы занимались самореализацией с таким же успехом, с каким разрушаем свою жизнь, из нас получились бы неплохие предпринимательницы!– Наверное, Гайя Луна так и поступила.

Я собираюсь, Андреа должен заехать за мной.

Он появляется точно в условленное время на белой «тойоте-ярис».

– А твой джип? – растерянно спрашиваю я.

– Продал, он мне не соответствует.

На Андреа белая рубашка навыпуск, линялые джинсы. С тех пор как я его знаю, впервые вижу его в джинсах.

– Представляешь, они на меня не налезали, а теперь – смотри… – Он поднимает рубашку и показывает плоский живот.

– Наверное, это из-за травяных отваров.

– А еще из-за того, что я бросил питаться в ресторанах. Чувствую себя, будто заново родился: у меня был очень высокий холестерин, доктор даже думал, что это подагра!

Андреа привозит меня в маленькую пиццерию в университетском квартале. Мы усаживаемся на деревянную скамью, заказываем пиво.

– Здесь готовят самую вкусную в Милане пиццу.

Если бы в тот вечер он привез меня сюда, а не в ресторан на озере, может, многое было бы иначе.

Достаю из сумки коробочку с кольцом:

– Держи, Андреа, давно хочу вернуть его тебе.

– Ты уверена? – немного помолчав, спрашивает он.

– Да. Оно твое, ты должен его взять. Подаришь человеку, с которым начнешь новую жизнь.

– Кажется, этот человек только что сбежал от меня.

– Ладно тебе, Андреа, если ты говоришь про меня, не думаю, что нас ожидало прекрасное будущее, твой развод в расчет не берем. Ты неисправимый бабник, а мое представление о семейной жизни – «пока смерть не разлучит нас», пусть я единственная еще в это верю. Поэтому я бы сказала, что так лучше для всех.

Скрепя сердце говорю эти слова. Он берет меня за руку:

– Ты не веришь, что я могу измениться?

– Не знаю, Андреа. Я бы очень хотела, но ты причинил мне столько боли…

В какой-то миг я думаю, что надо поверить ему, снова запрыгнуть в этот поезд и надеяться, что в этот раз он не сойдет с рельсов.

В голове быстро-быстро проносятся картины наших совокуплений на столе, на лестнице, на раковине, вот он дарит мне кольцо, вот он стремительно уезжает, вот я в Портофино, вот он меня игнорирует, унижает, умоляет вернуться, вот она входит в ванную, снова секс на скорую руку, снова обман, снова телефонные звонки, эсэмэски, снова


унижения, снова женщины…

И этого в самом деле я хочу?

Потом мне представляется, что Андреа, как Риккардо, порядочный, искренний, честный, внимательный… и я начинаю думать, что ответственный за распределение отдельных качеств различным индивидам, очевидно, бывает вечно пьян.

– Ну что? Думаешь, я недостоин последнего шанса? Кьяра, ты говорила, что любишь меня, значит, действительно все кончено? Все прошло за несколько дней?

– Нет, не за несколько дней. Точнее, за несколько измен.

– Ты права, мне нет оправданий, и прощения мне нет, я же говорил. Я знаю, что вел себя как последнее дерьмо, но я все осознал. Хочешь, дам телефон моего психотерапевта? Запиши, можешь спросить его сама. Я понял, что был агрессивным, оказывал на других давление, злоупотреблял своим положением и делал карьеру, которая позволила бы мне оправдать те жертвы, на которые ради меня шли мои родители. Я понял, что у меня проблемы с женщинами, что мне нужно систематически кого-то соблазнять, чтобы почувствовать свою силу, почувствовать вкус победы. Посмотри на меня. Правда, Кьяра, посмотри на меня – на мне рубашка с рынка и джинсы четырехлетней давности, я говорю тебе то, что не сказал бы и маме. Разве я не заслуживаю хоть капли доверия?

– Андреа, я больше не верю тебе. Я была так слепа, что стала посмешищем всей Ломбардии. Я долго держалась, исчерпав все лимиты добавочного времени, но теперь даже такая кретинка, как я, все понимает.

Андреа ничего на это не отвечает.

– Знаешь, почему мне так плохо? – говорит он серьезно. – Потому что у меня было столько возможностей, чтобы все исправить, а я этого не понимал. Только теперь, когда я тебя потерял, я увидел, что я собой представляю. Как жаль, что я не осознал этого раньше, я мог бы решительно изменить ход наших судеб.

– Наверное, ты должен был дойти до предела.

– Да, я тоже так думаю. Но я не хочу сдаваться. Где написано, что люди не могут измениться? Я пробую, и у меня получается: с каждым днем я становлюсь свободнее, спокойнее, конкуренция меня не волнует. Я обретаю путь к себе, поверь, скоро ты увидишь другого человека. Я снова завоюю тебя, начну все сначала и сделаю так, чтобы ты снова поверила мне. Вот увидишь, я постараюсь, чтобы ты простила все гадости, которые я сделал, и когда-нибудь мы расскажем эту историю нашим внукам. – Он улыбается слишком восторженно, как проповедник.

Я хотела бы поверить ему, но не могу. Сейчас не могу, потому что все время думаю о Риккардо. Я безумно по нему скучаю. Спрашиваю себя, о чем они сейчас говорят. Может, он передумал и внезапно почувствовал себя счастливым, гладит ее по животу, они вместе выбирают имя ребенку, а он глядит в ее бездонные голубые глаза и произносит: «Хорошо бы родилась девочка, такая же красивая, как ты».

– Кьяра, ты меня слушаешь? С тобой все в порядке?

– Да-да, конечно. А что?

– Ты скрежещешь зубами, наворачивая пиццу.

– Ах да… Со мной бывает, когда я голодна, а когда я голодна, я нервничаю, – говорю я, вытирая салфеткой рот. – Будет лучше, если ты отвезешь меня домой.

На обратном пути мы молчим, Андреа ставит компакт-диск с записью колоколов и бубенчиков.


Прощаясь, благодарю его, как благодарила бы таксиста.

– Мы можем хотя бы остаться друзьями?

– Идет, – улыбаюсь я.

– Пока. – Он целует мою руку.

Но не так, как раньше, – более интимно, более чувственно.

Или мне просто так показалось.Дома включаю компьютер и читаю письмо от Лоренцо.

 

...

Привет, Адзурра,

я читал и перечитывал твое письмо. Ты не представляешь, как оно меня взволновало.

Должно быть, ты очень чувствительная натура, ты много страдала.

Мои воспоминания причиняют мне такую боль, что, кажется, лучше умереть. Если бы я мог, я с удовольствием от них избавился бы.

Люди, которые нам дороги, входят в наше сердце и пускают там корни. Создают себе жилище, устраиваются и живут там годами, становясь частью тебя самого.

И если они в один прекрасный день вдруг решают переехать, они увозят с собой все, даже то, что им не принадлежало: веру, радость, оптимизм, желание жить. А ты остаешься один, измученный, опустошенный, ты больше не можешь идти вперед.

Я переживаю как раз такой период: плыву где-то посреди бегущего потока, а другого берега все еще не видно. Но надеюсь, что рано или поздно причалю к нему, и надеюсь, что на той стороне меня будет ждать кто-то похожий на тебя.

Крепко целую, Лоренцо.

В Риме таких называют «хлюпик»…

 

...

Привет, Лоренцо,

я прекрасно тебя понимаю. Я переплываю тот же «бурлящий поток» и чувствую, как меня с каждым днем все больше затягивают печаль и угрызения совести. Но я сама виновата, я сделала неверную ставку, проиграла и теперь расплачиваюсь сполна. Если у тебя есть хоть какая-то надежда и ты можешь вернуться назад и забрать то, что тебе причитается, действуй смелее, не то будет слишком поздно. Сделай это прямо сейчас, потому что гордыня разрушает жизнь и вынуждает тебя жить с непосильным грузом на сердце.

Подумай хорошо, подумай о своем будущем – с ней или без нее, – и если она нужна тебе, как жизнь, и ты еще можешь ее вернуть – сделай все возможное.

Впереди долгая жизнь, и прожить ее, постоянно задаваясь вопросом «что было бы, если…» – значит отравить ее грустью и тоской.

Обнимаю, искренне твоя, А.

Слышу, как открывается входная дверь, и сердце начинает тревожно колотиться. Иду встречать Риккардо.

Он прислонился к дверному косяку, смотрит на меня.

– Ну как?

– Она показала мне анализы. Беременна.


– Но ты уверен, что это твой ребенок? Вот и у меня вырвалось!

– Она говорит, никого другого у нее не было ни до, ни после меня. Я должен ей верить. Хоть мне и трудно это признать, но надо согласиться, что, если спишь с кем-то, риск есть всегда. Это может случиться, даже если предохраняешься, поэтому какой смысл устраивать сцену или настаивать на тесте ДНК? Она беременна, и все, мне придется взять на себя ответственность.

Вид у него печальный, усталый, и, что еще хуже, он чувствует себя в ловушке. Еще неделю назад мы целовались в ресторане в мерцающем свете свечи.

А сейчас – как чужие.

– Я могу что-нибудь для тебя сделать?

– Можешь повернуть время вспять? Мотаю головой.

– Значит, ничего ты для меня сделать не можешь.

Я чувствую такую злость, что готова заорать во все горло. Ненавижу это смирение, с которым Риккардо принимает удар.

– Ты говоришь, что даже если ребенок не твой, ты все равно его признаешь?

– Нет, но нельзя цепляться за это как за оправдание. Нельзя же сразу заключить, что это не мой ребенок и что она встречалась с другими. Я всегда верю людям, пока не будет весомых контраргументов.

– Прекрасно, это делает тебе честь. Но ты не знаешь Барбару: она готова на все. Ей ничего не стоит дать ложную клятву, чтобы убедить суд присяжных в своей правоте. Она же прирожденная актриса, дочь продюсера, да она буквально выросла на съемочной площадке. Может и заплакать, когда надо!

– Действительно, сейчас она много плакала, но мне показалось, что она такая хрупкая и беззащитная.

– Беззащитная, как скорпион! Она очень умело вычисляет у других слабые точки.

– В этом я не сомневаюсь. Мне придется это признать, и чем скорее, тем лучше. У меня вся жизнь впереди, чтобы узнать ее получше.

– Ты не можешь сдаться вот так, без борьбы! – гневно кричу я.

– Это не сражение, Кьяра. Это ребенок, которому я должен стать отцом. Мне надо, чтобы все именно так уложилось в голове, иначе будет трудно. Прошу тебя, если ты действительно хочешь мне помочь, постарайся пойти мне навстречу и поддержать меня. Если я дам волю злости, будет только хуже.

– Да, но…

– Пожалуйста! – Риккардо с грустным лицом умоляет меня. – Если ты меня любишь… Зря он мне это сказал…

– Ты даже не представляешь себе, как я тебя люблю, черт тебя подери! – в бешенстве отвечаю я. – Зря ты так, ты все испортил. Ты был единственным, кому я могла доверять, кто давал мне уверенность, рядом с кем я чувствовала себя почти красавицей. Видишь, что я была права, когда боялась? Правильно я думала, что любовь не приходит так просто, ее надо заслужить! Я не заслужила ее и на этот раз! Это моя судьба, и ей никогда не измениться, НИКОГДА! – Уткнувшись носом в его грудь, я рыдаю. – Зачем ты это сделал, зачем, зачем ты меня оставил…

Риккардо обнимает меня, и мы стоим в темном коридоре, прижавшись к стене, а наши


судьбы тем временем непоправимо расходятся.

Пятнадцатый сеанс

 

– Я не рассказывала вам про мою истерическую беременность?

– Вашу – что?

– Я встречалась с парнем, его звали Коррадо. Мы познакомились в горах, куда поехали на выходные с Барбарой и ее другом, чемпионом по горным лыжам. Это была их идея, Барбара считала, что мы прекрасно подходим друг другу… ну да, лохи, в общем, два сапога – пара!

– Полно вам, Кьяра… – Фолли не может сдержать улыбку.

– Ладно, представьте себе снежную королеву в белом облегающем горнолыжном костюме, солнечных очках и красных наушниках. Вместе с Большим Джимом она мастерски катается с гор, а позади, загребая снег, ковыляет пара инвалидов, одетых в обноски. Неловко ступая, они держатся за руки, чтобы не упасть.

– Не могу поверить.

– Уверяю вас. В нашей семье никто никогда не ездил в горы, поэтому экипировку мне дала мамина подруга. Это была очень убогая, давно вышедшая из моды одежда – подшлемник как у бандита, под красный стеганый комбинезон надевались плотные шерстяные чулки, разноцветный шарф. А Коррадо вообще без горнолыжного снаряжения: на нем было узкое пальто, джинсы, теплые ботинки на меху. У него даже не было перчаток.

Без преувеличения, мы походили на беженцев. Это была не любовь, это был союз проигравших.

Спустя несколько месяцев мне стало казаться, что он теряет ко мне интерес. Мы почти не виделись, звонил он крайне редко. А я уже увлеклась и, как обычно, увлекалась все больше, тогда как он начал от меня отдаляться.

Барбара вбила себе в голову, что мы – прекрасная пара, и постоянно твердила мне, что сразу это поняла. – Так что, когда я поделилась с ней своими сомнениями, она сказала, что есть способ вернуть мужчину – залететь. Именно так поступила ее мама, да и бабушка тоже.

– Пророческие слова…

– Барбара, она такая, все делает по расчету. Однако мы с Коррадо переспали всего-то пару раз, и, поскольку с тех пор встречались редко, осуществить этот план было достаточно сложно.

– Вы и в самом деле хотели бы родить от него ребенка?

– Об этом я не думала. Но тот факт, что даже какой-то неудачник меня бросил, сильно ранил мое самолюбие… В общем, я так много и так настойчиво об этом размышляла, что стала чувствовать по утрам тошноту и головокружение. Скажу вам больше: даже живот у меня надулся!

– Сила самовнушения.

– На все сто процентов! И когда я сказала ему, что жду ребенка, он ответил, что я сумасшедшая, что математически это невозможно, а он-то разбирался в математике. Я пробовала убедить его, но бесполезно. Он все равно меня бросил, и в тот же день закончилась и моя истерическая беременность.

– Хочется сказать «и слава богу»!

– Теперь-то я тоже так думаю. Но в тот момент я настолько себя убедила, что могла бы испытать и родовые схватки!


– Хорошо… Расскажите-ка мне, как успехи с выполнением домашнего задания? Вы сделали то, о чем мы договаривались?

– У меня есть оправдание.

– Никаких оправданий! Вы поговорили с сестрой?

– Нет.

– Не поговорили?

– Нет. Но вместо этого я сказала Андреа, что между нами все кончено.

– Третья шкатулка? Самая сложная? Вы меня удивляете!

– Ну да. Поскольку с Риккардо все кончено, теперь он стал моей навязчивой идеей. В общем, все оказалось слишком просто: я хочу только тех, кто от меня ускользает.

– Так уж мы устроены: всегда стремимся к тому человеку, который по каким-то причинам нас бросает. – Это уходит корнями в наше младенчество, в тот период жизни, когда мы не можем обойтись без посторонней помощи: минимальное отдаление материнской фигуры вызывает у нас панику. Со временем мы привыкаем к разлуке, но первое, что обычно чувствуем, когда любимый уходит, – страх, что умрем от любовной жажды.

– Вы поэт, доктор Фолли.

– Девочки в лицее тоже говорили мне об этом!

На следующий день в кабинете Андреа обнаружились две мои черно-белые фотографии: на одной я прислонилась к подоконнику в гостиничном номере в Портофино и смотрю вдаль, на другой сплю.

Когда я хорошо выхожу на фотографиях, мне кажется, что это не я, а кто-то другой.

Очевидно, Андреа сфотографировал меня на мобильный телефон, а я и не заметила.

А вот и он сам.

– Как, нравятся?

– Красивые.

– Ты на них просто фотомодель.

– Ладно, не преувеличивай. Просто хорошо получилась.

– Ты себя недооцениваешь, как обычно. А так нельзя. Надо верить в себя.

– Да, я знаю.

Как будто это можно сделать по команде: выбрать клавиши «Самоуважение – да/нет». У меня давно установлено «нет» по умолчанию, а «да» просто отключено. И уж конечно, последние события никак не способствуют изменению программы.

– Как Риккардо?

– Как обычно. Молчаливый и грустный.

– А Барбара?

– Мы с ней не разговаривали и, надеюсь, больше никогда не увидимся.

– Хочешь, пообедаем вместе?

– У меня полно работы, думаю, нет.

– Давай устроим пикник на лужайке, я приготовил бутерброды.

– Ты приготовил бутерброды?

– По правде говоря, мне их приготовили там, где готовят все необходимое для пикника, включая корзину. Ну как? Позагораем, зарядимся солнечной энергией.

– Ты начальник, тебе решать. Если Салюцци меня о чем-нибудь спросит, я все свалю на тебя.


– Салюцци сейчас с любовницей на катере, вряд ли он тут появится.

– У Салюцци есть любовница?

– Конечно есть! Молодая! Но я тебе ничего не говорил.

– А Ферранте?

– Ферранте – гей, это все знают!

– Хватит, больше не хочу ничего слышать! – закрываю уши.

Мы выходим на улицу, вижу, как Андреа снимает замок со старого велосипеда, прислоненного к столбу.

– Давай садись. – Андреа показывает на раму.

– Нет, Андреа… Моя задница здесь не поместится…

– Давай, вперед, на пикник нужно ехать на велосипеде. Смелее! Неловко усаживаюсь на раму.

– Жаль, что ты продал свой джип!

– Увидишь, как здорово, ветер развевает волосы, а ты любуешься пустынным городом. Я теперь каждое утро еду в контору на велосипеде.

Едем в парк Семпионе, располагаемся у пруда.

– Как будто мы в Нью-Йорке, тебе не кажется?

– Никогда там не была.

– Съездим как-нибудь.

– Когда? В следующей жизни?

– Нет, думаю, в этой. Стелем скатерть, садимся.

– Давай бери бутерброд, какой тебе нравится. Вегетарианские, чур, мои!

– Ты заделался вегетарианцем?

– Естественно. Я изгнал мясо со своего стола и тебе советую. Час от часу не легче. Что с ним происходит?

После обеда ложимся на траву в тени деревьев.

Наконец-то жара спадает, и вместе с ней идет на убыль лето, а я так ни разу и не искупалась в море.

Те проклятые выходные в Портофино не считаются.

Послеполуденный отдых под плеск воды и стрекотание цикад внезапно прерывается криком Андреа:

– О боже, Кьяра, мы заснули! Почти три часа, я опоздал! У меня встреча назначена на полтретьего!

На наших телефонах – куча неотвеченных звонков.

– Что же нам делать?

– Что-нибудь придумаю. Ты пока собери тут.

Мчимся к велосипеду, Андреа на бегу придумывает оправдания с такой легкостью, как я натягиваю джинсы.

Усаживаюсь на раму, стараясь сохранять равновесие, а Андреа во всю мочь крутит педали. Безуспешно пытаясь облегчить управление велосипедом, особенно на поворотах, ерзаю из стороны в сторону.

– Кьяра, прекрати, я ничего не вижу…

Не успел Андреа закончить фразу, как колесо велосипеда оказалось в желобке трамвайных рельсов. Мы кубарем пролетаем метров пять, обдирая коленки, локти, лицо и


руки, будто дети, которые только учатся кататься без поддержки взрослых.

Вокруг нас собираются люди, но, не обращая внимания на них, на боль во всем теле, мы хохочем, нас охватывает приступ неудержимого смеха.

– Боже мой, Андреа, не могу, умираю, я не могу!.. Ужасно смешно и ужасно больно.

Последний раз я так падала лет тридцать назад, но не помню, чтобы было так больно!

– Тогда у тебя центр тяжести был ниже и кости эластичнее, – смеется он, отряхивая порванные брюки. – Нужно заехать домой переодеться. Поймаем такси, тебе надо продезинфицировать подбородок и коленки!

Андреа свистит, и тут же останавливается машина.

– Я думала, что так бывает только в кино.

– Все зависит от того, как свистнуть. Решительный свист выдает в тебе делового человека, поэтому они сразу останавливаются. Свистишь неуверенно – так и будешь стоять на обочине.

Подъезжаем к его дому.

Симпатичная многоэтажка в аристократическом районе недалеко от проспекта Маджента: квартира для одинокого карьериста с утонченным вкусом – тумбочка у кровати, в ванной нет места для второй зубной щетки, будто тебе сообщают: «Вряд ли ты останешься здесь до утра, поэтому ничего себе, пожалуйста, не придумывай». Кожаные диваны, столик из стекла и кованого железа, стулья в духе Ле Корбюзье, сантехника черного цвета. Красиво, но холодно.

Отличный дом для Гайи Луны.

– Нравится? После ухода жены я немного переделал обстановку, но сейчас снова хочу поменять. Слишком стерильно, безлично, а мне хочется комфорта. Надо будет заказать камин.

Андреа дает мне вату и дезинфицирующее средство, сам идет переодеваться.

– Какой же я дурак, мы чуть не убились… – говорит он, без всякого смущения расхаживая по квартире в трусах. – У тебя все цело?

– Запястье болит и, кажется, опухло. Может, вывих? Андреа берет мою руку и осторожно ее ощупывает.

– Ты что-нибудь в этом понимаешь?

– В молодости играл в баскетбол… Перелома нет, но надо бы туго перебинтовать. Я отвезу тебя в травмопункт.

– Не надо, я не хочу в травмопункт! – возражаю я.

– Надо. Слушайся меня, я старше, – подмигивает он мне.

Меня все больше удивляют эти качества командира бойскаутов, которых раньше я у Андреа не замечала. Мне с ним хорошо, особенно с тех пор, как он бросил свои идиотские замашки и больше не пытается распластать меня на столе.

– Ты жил здесь с женой?

– Да, – отвечает Андреа, дезинфицируя рану на локте, – но, как видишь, от нее не осталось и следа.

– Сколько лет вы были женаты?

– Пять лет.

Ну да, и два года из этих пяти он спал со мной.

– Нам нужно было расстаться раньше, я всегда ей изменял, но возвращался. В конце концов ей это надоело и она ушла.


– Ты часто об этом думаешь?

Андреа останавливается у шкафа и смотрит на мое отражение в зеркале.

– Я чувствую, это был правильный выбор, – улыбается он с легким оттенком грусти. – Тяжелый, но правильный. Ладно, пошли.

Спускаемся в гараж за машиной, и через минуту мы уже в травмопункте.

Кажется, я знала другого человека. Подумать только, какую зависимость от него я ощущала совсем недавно… А сейчас чувствую себя совершенно спокойно.

Народу в травмопункте мало, но меня пропускают без очереди и просят подождать.

– Я забегу в офис и сразу вернусь.

– Нет-нет, не беспокойся, я что-нибудь почитаю, – показываю я на стопку старых журналов «Панорама».

– Как же мне не беспокоиться! Думаешь, я оставлю тебя здесь одну?

Через полтора часа симпатичный доктор принимается осматривать мое больное запястье.

Андреа звонил уже три раза, волнуется, что мне одиноко.

В первый раз он спел мне «You Are Not Alone» Майкла Джексона, во второй сымитировал телеведущего Бруно Веспу.

Мне перебинтовывают запястье, доктор говорит, что через неделю заживет. Андреа забирает меня и отвозит домой.

– Ты справишься?

– Андреа, не стоит так волноваться, это просто вывих!

– Ладно, жаль оставлять тебя одну.

– Я не одна, со мной сестра и… Риккардо.

При воспоминании о Риккардо мне становится грустно, и Андреа это замечает.

– Ну, ты же смелая! – Он берет меня за подбородок. Улыбаюсь и выхожу из машины.

Левой рукой с трудом поворачиваю в замке ключ. Сара, опередив меня, открывает дверь.

– ЧТО ЭТО С ТОБОЙ?

– Упала.

– Но как? Ты попала в аварию?

– Нет-нет, сама упала, на тротуаре. Риккардо тоже выходит посмотреть.

– Тебе больно? – участливо спрашивает он.

– Да нет, правда, ничего страшного. Я была в травмопункте, мне забинтовали запястье и дали больничный на неделю!

– А кто тебя отвез в травмопункт?

– Коллега.

– Почему же ты не позвонила? Мы могли бы приехать.

– Из-за такой ерунды? Совершенно не стоило, поверьте. Я посидела и подождала своей очереди, и все.

Риккардо и Сара очень обеспокоены, и, по правде говоря, мне приятно, что они за меня волнуются.

– Если вы не против, я пойду прилягу. Устала, да и запястье сильно болит.

– Конечно. Я приготовлю тебе постель, ты сама не сможешь, – говорит Сара.


– Хочешь чего-нибудь горячего? Заварить тебе ромашку, чтоб лучше спалось? – спрашивает Риккардо.

– Да, пожалуй, ромашку с сахаром, – жалобно прошу я.

Оба они, Сара и Риккардо, стоят в дверях моей комнаты и смотрят на меня так, будто я вернулась домой, принеся голову под мышкой.

– Ложусь спать… со мной все в порядке.

– Конечно. Тебе что-нибудь нужно?

– Если хотите посидеть со мной…

– Я хочу. Ты моя сестра, у меня преимущество, верно?

Сара заходит в комнату и тяжело опускается на мою кровать:

– Знаешь, что случилось?

– Нет, а что?

– Мне позвонил Лоренцо.

– Поэтому ты такая довольная!

– Я совсем не ожидала, столько времени прошло.

– И что он тебе сказал?

– Хотел узнать, как у меня дела, встречаюсь ли я с кем-нибудь и может ли он иногда мне звонить.

– Разве он не женится?

– Он ничего об этом не сказал, а я не спросила.

– Хорошая новость, Сара, – зеваю я. – Но… цыплят по осени считают.

– Хм, и только? Больше ничего не хочешь мне сказать? Отвечаешь пословицами?

– А что я могу тебе сказать? Не будем терять надежды, но без лишнего оптимизма.

– Тебе, случайно, морфий не кололи?

– Нет, просто я устала, ты не могла бы…

– Ладно, спи. Завтра останешься дома, да?

– Да, отдохну немного.

– Везет! Я позову Риккардо.

Через секунду появляется Риккардо, садится на кровать.

– Больно?

– Только если пошевелить рукой.

– Ты правда упала прямо на тротуаре?

– Правда, – резко отвечаю я, – почему ты спрашиваешь?

– Ну, так… спрашиваю. Может, на тебя напали, ограбили, а ты не хочешь говорить.

– Нет, я сама. Молчим.

– Барбара звонила сегодня?

– Да, – грустно отвечает он.

– И что… какие новости?

Мне так тяжело спрашивать его об этом. Когда я вижу Риккардо, у меня сжимается сердце, мне хочется обнять, поцеловать его, хочется сбежать с ним вместе куда-нибудь на необитаемый остров.

– Она плохо себя чувствовала. Звонила три раза, и три раза пришлось к ней ехать: сначала привез термальную воду, потом – гомеопатические леденцы и наконец книгу про роды в воде. Я смертельно устал, а она – как огурчик.


– Тебе не кажется, как бы это сказать, что она становится тебе ближе? Может, она даже нравится тебе чуть больше, чем раньше?

– Ты удивишься, но чем лучше я ее узнаю, тем чаще спрашиваю себя, как меня угораздило с ней встречаться? И кто, интересно, дал ей мой номер телефона? – Она не хочет мне говорить.

– Ну знаешь… у нее так много знакомых… это не сложно.

– Если бы она не позвонила тогда, я бы не стал с ней встречаться и ничего бы не случилось. Я-то ее не искал и не собирался.

Не напоминай мне об этом, пожалуйста, не надо!

– На твоем месте я не стала бы ничего выяснять. Какая разница? Ты только разозлишься еще больше, ведь так?

– Ты права. Действительно, что это меняет? Молчание.

– Ну, я пошел спать.

– Да, иди. Я тоже хочу спать.

Но все мое тело кричит об обратном.Жизнь иногда устраивает нам такие сюрпризы!

На следующее утро сестра приносит мне завтрак в постель и убегает на работу, потом несмело заходит Риккардо – узнать, не надо ли мне чего.

«Перестань быть со мной таким любезным, не надо, ты не должен так поступать».

– Как спала, хорошо?

– Отлично.

– Рука?

– В порядке, спасибо.

– Хочешь, я спущусь в киоск за газетой?

– Нет.

– Тогда я пошел.

Слышу, как закрывается дверь, утыкаюсь лицом в подушку и ору от злости. Так нельзя, это несправедливо, почему это случилось со мной?

Ближе к обеду звонит Андреа:

– Как ты сегодня?

– Хорошо. Запястье еще немного ноет, но ничего страшного.

– Хочешь, я заеду проведать тебя? Тебе что-нибудь нужно?

– Нет, спасибо. Я найду чем заняться – столько неоконченных дел.

– Я позвоню позднее, узнаю, как ты.

Боже, если бы я знала, что перебинтованное запястье вызовет такой интерес… Даже мама позвонила.

– Милая, Сара мне сказала, что ты повредила руку.

– Да ничего страшного, не волнуйся.

– Сегодня я иду к врачу, если хочешь, заеду к тебе.

– Давай, но только привези мне бумажных куколок с одежкой и расскажи сказку.Потом открываю почту и нахожу письмо от Лоренцо.

 

...

Дорогая Адзурра,

ты была права, нужно заставить свою гордость замолчать и попытаться вновь


обрести утраченную радость. Любыми средствами.

Я так рад, что познакомился с тобой, ты – необыкновенный человек, счастливым будет тот мужчина, который окажется рядом с тобой.

Если бы я не был влюблен в эту девушку, я хотел бы встретиться с тобой, и, я уверен, мы понравились бы друг другу. Я чувствую, что мы с тобой очень похожи, ты такая же эмоциональная и впечатлительная, как я. А девушка, которую я люблю, – резкая, упрямая и все время сердитая.

Я понимаю, можно подумать, что это просто кошмар, но ты не знаешь, какая она сильная, страстная, смелая, великодушная, умная и ласковая. Не знаю, как я смогу жить без нее.

Представь себе, она так беспокоится о маме и сестре! Если бы не она, даже не знаю, что с ними было бы.

Вот из-за этого мы и поссорились, а потом расстались. Пожелай мне удачи, она так нужна мне сейчас.

Пока, Адзурра. Желаю тебе всего наилучшего.

Что значит «если бы не она, даже не знаю, что с ними было бы»? Какая наглость!

 

...

Милейший Лоренцо,

я рада, что ты решил попробовать вернуться к ней.

Если она тебя любит так, как любишь ее ты, вас ждет счастливое совместное будущее.

Хочу дать тебе последний совет: даже если она, как ты говоришь, человек сильный и волевой, не давай ей сесть тебе на голову, не позволяй ей делать то, что ей вздумается, и относиться к тебе неуважительно. Возможно, она просто прикрывается мамой и сестрой, чтобы не принимать важных для себя решений, и перекладывает на других ответственность за это.

Насколько я поняла, она этим пользуется, и, пока ты будешь ей это позволять, она будет чувствовать себя совершенно свободно.

Я так говорю, потому что знаю похожего человека, который успокаивается только тогда, когда кто-то кричит громче ее.

Я тоже думаю, что мы с тобой поладили бы.

Ни пуха ни пера! Пусть все у тебя в жизни сложится хорошо. Обнимаю,

Кьяра.

Может, этим сумасбродам удастся в конце концов пожениться! Мама принесла пирожные.

Она веселая, улыбается.

Спрашиваю себя, неужели это тот самый человек, которого преследуют приступы паники?

– Как же ты упала? – спрашивает мама.

– Поскользнулась на банановой кожуре.

– А знаешь, что, когда мы поженились, твой отец сломал обе ноги, катаясь на лыжах?

– Обе?


– Ну да, и попал в больницу. Как-то раз я зашла к нему в палату и увидела медсестру на нем верхом… И знаешь, что он мне сказал?

– Что делает эта синьорина в нашей постели?

– Хуже. Он сказал: «Ты пришла как раз вовремя, эта синьорина заблудилась!» Смеемся.

– Но почему ты не бросила его сразу?

– Потому что такой уж он человек: кобель, если не сказать хуже. Таких, как он, только могила исправит. И потом, не так уж долго мы были женаты, у меня было время, чтобы начать новую жизнь. Это для вас все сложилось не очень удачно – единственный отец, который должен бы обеспечить вам стабильность и уверенность…

На мгновение чувствую потребность все рассказать ей про мою безвыходную ситуацию, мой любовный треугольник.

Но передумываю.

– А как Риккардо? Он все еще здесь, с вами?

– Да, все отлично, то есть… можно сказать… Барбара от него беременна.

– Барбара? Твоя лицейская подружка? – взволнованно спрашивает мама.

– Да, – отвечаю я, опустив глаза.

– Прекрасно! Еще один не может удержать в штанах свой член!

– Мама!!!

– Говорим о твоем отце, но ваше поколение ничем не лучше!

– Это была ошибка… – всхлипываю я.

– Я прекрасно это знаю, твоя Барбара никогда умом не отличалась. Она и в детстве такое говорила, что волосы вставали дыбом! В десять лет уже все знала о сексе. А я-то думала, что он за тобой ухаживает.

– Ухаживал, да, но потом… как снег на голову…

– Ухаживал за тобой, а спал с другой? Ну и тип! Кого-то он мне напоминает! Мама ужасно разозлилась.

– Нет, все было не совсем так. Он сначала с ней встречался, а потом со мной…

– Ничего мне не рассказывай, я прекрасно все знаю. У них всегда найдется оправдание, на все случаи жизни!

Слышу, как открывается входная дверь. Это Риккардо.

– Кьяра, все в порядке? – Он с улыбкой заходит в комнату, в руках несет мороженое. – Здравствуйте, Марта. Как дела? Прекрасно выглядите!

– Ну и подхалим! – кричит мама. – Да что у вас, мужиков, в голове, можно узнать? Неужели за вас всегда думают гормоны? Интересно, что ты собираешься делать? Ты представляешь себе, что значит поднимать ребенка? Знаешь, сколько это стоит? И где вы будете жить? У нее-то денег – куры не клюют, а ты? Ты что будешь делать? Пойдешь к ней на содержание?

Риккардо стоит в дверях, опустив голову, в одной руке держит мороженое. Сердце у меня сжимается.

– Мама, пожалуйста, ты не имеешь права так с ним разговаривать. Он сам прекрасно все знает.

– Я говорю с ним как мать! Он думает, что все знает, но он даже и близко не представляет, что его ждет! Бессонные ночи, ссоры, лишения! Тебе придется забыть о


свободе, можешь сказать «прощай» своей безответственности, наплевательству! Теперь-то ты не побежишь за каждой юбкой! Теперь у тебя есть ребенок, ты не можешь относиться к женщинам как к одноразовой посуде – попользовался и бросил. Отныне и навсегда тебе придется нести ответственность за этого ребенка, кормить его, менять ему подгузники каждые три часа!

– Мама, – встреваю я, – перестань с ним так разговаривать! Он пока еще не отец!

Риккардо не проронил ни слова. Стоит белый как полотно, не может оправиться от удара.

В отличие от нас, он не привык к невротическим сценам, когда все говорят все, что им взбредет в голову, а потом полгода извиняются и клянутся, что совсем не то хотели сказать.

– Я… я знаю, – бормочет он, – знаю, что моя жизнь изменится, но я не ухожу от ответственности. Если нужно, я даже женюсь. Я не из тех, кто удирает, и вообще… я никогда не бегал за каждой юбкой…

Он так задет, что даже не может ответить маме так, как она того заслуживает. Я поворачиваюсь к маме и смотрю ей прямо в глаза:

– Мама, немедленно попроси у него прощения. Его мама никогда бы не высказала ему все это. Она не предложила бы ему такой сценарий отцовства, как ты, – пожизненное заключение на каторге, никаких прав, одни обязанности. Она помогла бы ему, поддержала, дала бы добрый совет – то, чего мы, я и Сара, всегда ждали от тебя!

Мама молчит. Она не будет просить прощения, лучше проглотит горящую сигарету. Вот в кого Сара такая.

Я поворачиваюсь к Риккардо.

– Что еще за новости? Ты хочешь жениться? – спрашиваю таким голосом, как будто он сообщил, что хочет переплыть Атлантический океан на спине кита.

– Барбара меня просила, она говорит, что ее отец не хочет, чтобы ребенок был незаконнорожденным, и поэтому…

– Что с тобой, Риккардо? Тебе сделали лоботомию? А твои желания, они что, ничего не значат? У вас будет ребенок, хорошо, но твоя жизнь на этом не заканчивается, даже если тебя хотят убедить в обратном. – Я смотрю на маму. – Ты будешь хорошим отцом, я в этом не сомневаюсь. Ты не должен делать то, о чем она тебя просит, только потому, что чувствуешь себя виноватым. Напомню тебе, что ребенка вы сделали вдвоем.

Доктор Фолли, вы только посмотрите, как я осмелела, черт побери!

Риккардо благодарно улыбается мне. Кладет мороженое на стол, прощается с мамой, которая смотрит в одну точку на стене, и выходит из комнаты.

– Прекрасно, молодец, – говорю я, хлопая в ладоши. – Так ты преодолела свое прошлое? Так ты начала новую жизнь? Думаешь, так надо говорить с парнем, которому двадцать девять лет и который и так натерпелся?

– Он сломал себе жизнь, дурак. Хорошо еще, что он это понимает!

– Ладно, он действительно хорошо все понимает, но почему ты считаешь, что он сломал себе жизнь? Думаешь, все мужики такие, как папа? Вот Пьетро не сбежал, правда?

– У Пьетро никогда не было детей.

– Ну конечно, у него был рак простаты! Но он мог быть прекрасным отцом, да он и был им для нас! Всегда бодрый, всегда в хорошем настроении, он всегда поддерживал нас, советовал делать то, что у нас получается, никогда не был с нами суров, никогда нас не осуждал, только советовал. Почему ты никому не даешь надежду?


Жизнь может в любой момент измениться, если ты действительно этого хочешь, и люди тоже меняются.

Представляю себе Андреа: он едет на велосипеде и улыбается, здороваясь со всеми.

– Принеси мне, пожалуйста, воды. Что-то голова кружится.

– Конечно, мама! Сейчас принесу, а ты постарайся не умереть.

– Что ты несешь?! Как все просто…

На кухне Риккардо склонился над раковиной, умывается. Он снова плакал.

– Не слушай ее, она ничего против тебя не имеет, это она об отце.

– Да, я знаю. Не волнуйся, сейчас пройдет. Просто, когда ты говорила, я подумал о своей маме. Ты ее даже не знаешь, но она бы сказала то же самое, что и ты.

– Я знаю тебя, и я вижу, как ты ведешь себя в сложной ситуации. Ты сказал мне, что у тебя замечательные родители, а замечательные родители именно так бы и сказали. По крайней мере, мне так кажется. Думаешь, они меня удочерят?

Входная дверь хлопает с такой силой, что, кажется, срывается с петель. Сара в бешенстве влетает в кухню и тычет в меня пальцем. Заботы о покалеченной сестре как не бывало.

– Я УБЬЮ ТЕБЯ!

– Что я такого сделала? Я даже никуда не выходила!

– ЛОРЕНЦО СКАЗАЛ МНЕ, ЧТО ВЫ ПЕРЕПИСЫВАЛИСЬ!

– Это неправда!

– НЕ ЛГИ МНЕ, ПОТОМУ ЧТО Я МОГУ ЗАДУШИТЬ ТЕБЯ ВОТ ЭТИМИ РУКАМИ!

На крик прибегает мама, Риккардо встает между нами, чтобы Сара не сняла с меня скальп.

– МАМА! ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО СДЕЛАЛА ЭТА ДРЯНЬ? ОНА ПЕРЕПИСЫВАЛАС ЛОРЕНЦО, ПОДПИСЫВАЯСЬ ЧУЖИМ ИМЕНЕМ. ХОТЕЛА НАСТАВИТЬ МНЕ Р ЛИЦЕМЕРКА! НУ, Я ДО ТЕБЯ ДОБЕРУСЬ!

Сара вывертывается и подскакивает ко мне, а я прячусь за спину Риккардо.

– Напомню, что это была твоя идея – написать ему и подписаться Адзуррой!

– НО ТЫ САМА СКАЗАЛА МНЕ, ЧТО ОН НЕ ОТВЕТИЛ! ОБМАНЩИЦА!

– Сказала, потому что он ответил, что у него никого нет и жениться он не собирается. Я хотела понять, что за игру он ведет!

– ВРЕШЬ! И В ТОТ РАЗ, КОГДА Я ЗАСТУКАЛА ВАС В КОМНАТЕ, ТЫ УЖЕ ТОГ НА НЕГО НАЦЕЛИЛАСЬ!

– Даже если бы он был единственным на белом свете мужиком, я бы на него не запала! Мы бегаем вокруг стола, а Риккардо и мама наблюдают эту сцену.

– Они и в детстве так ругались, пару раз в неделю, но побеждала всегда Сара. Однажды она прищемила ей дверью палец, а еще как-то раз бросила прямо в глаз камень. Как-то они танцевали рок-н-ролл, и она ударила ее головой о мрамор, – рассказывает мама Риккардо.

– А мои сестры играли в полярников. Однажды они пытались сварить меня в кастрюле.

А еще играли в водолазов и чуть не утопили меня в ванне.

– Вот увидишь, что значит быть родителями…

– Спасибо, что напомнили.

Мы с Сарой изучаем друг друга, как питбули, из ноздрей валит пар.


– ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ Я БЫЛА СЧАСТЛИВА! – кричит Сара.

– Это ты не хочешь быть счастливой, Сара, как и все в этом семействе! Невероятно, но она останавливается.

Мы обе тяжело дышим: не хватает кислорода.

– Хорошо, это правда, я написала ему несколько писем, я хотела убедить его не делать ужасную ошибку, не бросать тебя. Он не хочет с тобой мириться, потому что гордый. Но ведь ты, как обычно, не веришь мне. Можешь почитать эти письма, он все у меня сохранились.

– Лоренцо тоже сказал, что ты нашла хорошие слова, но он прокричал мне это в окно, а я уже сорвалась и побежала сюда, чтобы как следует разукрасить тебе физиономию.

– Когда же ты будешь хоть немного мне доверять? – Я никогда тебя не предавала и не предам. Ты моя сестра, я с тобой целую жизнь прожила, делила с тобой и беды, и радости.

– А теперь обнимитесь, пожалуйста! – примирительно говорит Риккардо. – Хочется хоть иногда увидеть хороший конец.

Сара протягивает мне руки. Мы обнимаемся.

– Откуда ты узнала, что это я?– Последнее письмо ты подписала: Кьяра. Идиотка…


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.113 сек.)