 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ 4 страница
X
На рассвете его разбудил Копылов. - Вставай, пора собираться, ехать! Приказано ведь быть к шести часам. Начальник штаба только что побрился, вычистил сапоги и надел помятый,но чистый френч. Он, как видно, спешил: пухлые щеки в двух местах порезаныбритвой. Но во всем его облике была видна какая-то, ранее не свойственнаяему щеголеватая подтянутость. Григорий критически осмотрел его с ног до головы, подумал: "Ишь каквыщелкнулся! Не хочет к генералу явиться абы в чем!.." Словно следя за ходом его мыслей, Копылов сказал: - Неудобно являться неряхой. Советую и тебе привести себя в порядок. - Продерет и так! - пробормотал Григорий, дотягиваясь. - Так, говоришь,приказано быть к шести? Нам с тобой уж приказывать начинают? Копылов, посмеиваясь, пожал плечами: - Новое время - новые песни. По старшинству мы обязаны подчиниться.Фицхелауров - генерал, не ему же к нам ехать. - Оно-то так. К чему шли, к тому и пришли, - сказал Григорий и пошел кколодцу умываться. Хозяйка бегом бросилась в дом, вынесла чистый расшитый рушник, споклоном подала Григорию. Тот яростно потер концом рушникакирпично-красное, обожженное холодной водой лицо, сказал подошедшемуКопылову: - Оно-то так, только господам генералам надо бы вот о чем подумать:народ другой стал с революции, как, скажи, заново народился! А они всестарым аршином меряют. А аршин, того и гляди, сломается... Туговаты они наповоротах. Колесной мази бы им в мозги, чтобы скрипу не было! - Это ты насчет чего? - рассеянно спросил Копылов, сдувая с рукаваприставшую соринку. - А насчет того, что все у них на старинку сбивается. Я вот имеюофицерский чин с германской войны. Кровью его заслужил! А как попаду вофицерское общество - так вроде как из хаты на мороз выйду в однихподштанниках. Таким от них холодом на меня попрет, что аж всей спиной егочую! - Григорий бешено сверкнул глазами и незаметно для себя повысилголос. Копылов недовольно оглянулся по сторонам, шепнул: - Ты потише, ординарцы слушают. - Почему это так, спрашивается? - сбавив голос, продолжал Григорий. -Да потому, что я для них белая ворона. У них - руки, а у меня - от старыхмузлей - копыто! Они ногами шаркают, а я как ни повернусь - за всецепляюсь. От них личным мылом и разными бабьими притирками пахнет, а отменя конской мочой и потом. Они все ученые, а я с трудом церковную школукончил. Я им чужой от головы до пяток. Вот все это почему! И выйду я отних, и все мне сдается, будто у меня на лице паутина насела: щелоктно мне,и неприятно страшно, и все хочется пообчиститься. - Григорий бросил рушникна колодезный сруб, обломком костяной расчески причесал волосы. На смугломлице его резко белел не тронутый загаром лоб. - Не хотят они понять того,что все старое рухнулось к едреной бабушке! - уже тише сказал Григорий. -Они думают, что мы из другого теста деланные, что неученый человек, какойиз простых, вроде скотины. Они думают, что в военном деле я или такой, какя, меньше их понимаем. А кто у красных командирами? Буденный - офицер?Вахмистр, старой службы, а не он генералам генерального штаба вкалывал? Ане от него топали офицерские полки? Гусельщиков из казачьих генераловсамый боевой, заславный генерал, а не он этой зимой в одних исподниках изУсть-Хоперской ускакал? А знаешь, кто его нагнал на склизкое? Какой-томосковский слесарек - командир красного полка. Пленные потом говорили обнем. Это надо понимать! А мы, неученые офицеры, аль плохо водили казаков ввосстание? Много нам генералы помогали? - Помогали немало, - значительно ответил Копылов. - Ну, может, Кудинову и помогали, а я ходил без помочей и бил красных,чужих советов не слухаясь. - Так ты что же - науку в военном деле отрицаешь? - Нет, я науку не отрицаю. Но, брат, не она в войне главное. - А что же, Пантелеевич? - Дело, за какое в бой идешь... - Ну, это уж другой разговор... - Копылов, настороженно улыбаясь,сказал: - Само собой разумеется... Идея в этом деле - главное. Побеждаеттолько тот, кто твердо знает, за что он сражается, и верит в свое дело.Истина эта стара, как мир, и ты напрасно выдаешь ее за сделанное тобоюоткрытие. Я за старое, за доброе старое время. Будь иначе, я и пальцем быне ворохнул, чтобы идти куда-то и за что-то воевать. Все, кто с нами, -это люди, отстаивающие силой оружия свои старые привилегии, усмиряющиевзбунтовавшийся народ. В числе этих усмирителей и мы с тобой. Но я вотдавно к тебе приглядываюсь, Григорий Пантелеевич, и не могу тебя понять... - Потом поймешь. Давай ехать, - бросил Григорий и направился к сараю. Хозяюшка, караулившая каждое движение Григория, желая угодить ему,предложила: - Может, молочка бы выпили? - Спасибо, мамаша, времени нету молоки распивать. Как-нибудь потом. Прохор Зыков около сарая истово хлебал из чашки кислое молоко. Он иглазом не мигнул, глядя, как Григорий отвязывает коня. Рукавом рубахивытер губы, спросил: - Далеко поедешь? И мне с тобой? Григорий вскипел, с холодным бешенством сказал: - Ты, зараза, так и этак тебе в душу, службы не знаешь? Почему коньзанузданный стоит? Кто должен коня мне подать? Прорва чертова! Все жрешь,никак не нажрешься! А ну, брось ложку! Дисциплины не знаешь!.. Лядачертова! - И чего ты расходился? - обиженно бормотал Прохор, угнездившись вседле. - Орешь, а все зря... Тоже не велик в перьях! Что ж, мне иперекусить нельзя перед дорогой? Ну, чего шумишь-то? - А того, что ты с меня голову сымешь, требуха свиная! Как ты со мнойобращаешься? Зараз к генералу едем, так ты у меня гляди!.. А то привыкзапанибрата!.. Я тебе кто есть? Езжай пять шагов сзади! - приказалГригорий, выезжая из ворот. Прохор и трое остальных ординарцев приотстали, и Григорий, ехавшийрядом с Копыловым, продолжая начатый разговор, насмешливо спросил: - Ну так чего ты не поймешь? Может, я тебе растолкую? Не замечая насмешки в тоне и в форме вопроса, Копылов ответил: - А не пойму я твоей позиции в этом деле, вот что! С одной стороны, ты- борец за старое, а с другой - какое-то, извини меня за резкость,какое-то подобие большевика. - В чем это я - большевик? - Григорий нахмурился, рывком подвинулся вседле. - Я не говорю - большевик, а некое подобие большевика. - Один черт. В чем, спрашиваю? - А хотя бы и в разговорах об офицерском обществе, об отношении к тебе.Чего ты хочешь от этих людей? Чего ты вообще хочешь? - добродушно улыбаясьи поигрывая плеткой, допытывался Копылов. Он оглянулся на ординарцев,что-то оживленно обсуждавших, заговорил громче: - Тебя обижает то, что онине принимают тебя в свою среду как равноправного, что они относятся к тебесвысока. Но они правы со своей точки зрения, это надо понять. Правда, тыофицер, но офицер абсолютно случайный в среде офицерства. Даже носяофицерские погоны, ты остаешься, прости меня, неотесанным казаком. Ты незнаешь приличных манер, неправильно и грубо выражаешься, лишен всех технеобходимых качеств, которые присущи воспитанному человеку. Например:вместо того чтобы пользоваться носовым платком, как это делают всекультурные люди, ты сморкаешься при помощи двух пальцев, во время еды рукивытираешь то о голенища сапог, то о волосы, после умывания не брезгаешьвытереть лицо лошадиной попонкой, ногти на руках либо обкусываешь, либосрезаешь кончиком шашки. Или еще лучше: помнишь, зимой как-то в Каргинскойразговаривал ты при мне с одной интеллигентной женщиной, у которой мужаарестовали казаки, и в ее присутствии застегивал штаны... - Стало быть, было лучше, если б я штаны оставил расстегнутыми? - хмуроулыбаясь, спросил Григорий. Лошади их шли шагом бок о бок, и Григорий искоса посматривал наКопылова, на его добродушное лицо, и не без огорчения выслушивал егослова. - Не в этом дело! - досадливо морщась, воскликнул Копылов. - Но как тывообще мог принять женщину, будучи в одних брюках, босиком? Ты даже кителяна плечи не накинул, я это отлично помню! Все это, конечно, мелочи, но онихарактеризуют тебя как человека... Как тебе сказать... - Да уж говори как проще! - Ну, как человека крайне невежественного. А говоришь ты как? Ужас!Вместо квартира - фатера, вместо эвакуироваться - экуироваться, вместо какбудто - кубыть, вместо артиллерия - антилерия. И, как всякий безграмотныйчеловек, ты имеешь необъяснимое пристрастие к звучным иностранным словам,употребляешь их к месту и не к месту, искажаешь невероятно, а когда наштабных совещаниях при тебе произносятся такие слова из специфическивоенной терминологии, как дислокация, форсирование, диспозиция,концентрация и прочее, то ты смотришь на говорящего с восхищением и, я быдаже сказал, с завистью. - Ну уж это ты брешешь! - воскликнул Григорий, и веселое оживлениепрошло по его лицу. Гладя коня между ушей, почесывая ему под гривойшелковистую теплую кожу, он попросил: - Ну, валяй дальше, разделывайсвоего командира! - Слушай, чего ж разделывать-то? И так тебе должно быть ясно, что ты сэтой стороны неблагополучен. И после этого ты еще обижаешься, что офицерык тебе относятся не как к равному. В вопросах приличий и грамотности тыпросто пробка! - Копылов сказал нечаянно сорвавшееся оскорбительное словои испугался. Он знал, как несдержан бывает Григорий в гневе, и боялсявспышки, но, бросив на Григория мимолетный взгляд, тотчас успокоился:Григорий, откинувшись на седле, беззвучно хохотал, сияя из-под усовослепительным оскалом зубов. И так неожидан был для Копылова результат егослов, так заразителен смех Григория, что он сам рассмеялся, говоря: - Вотвидишь, другой, разумный, плакал бы от такого разноса, а ты ржешь... Ну,не чудак ли ты? - Так, говоришь, стало быть, пробка я? И черт с вами! - отсмеявшись,проговорил Григорий. - Не желаю учиться вашим обхождениям и приличиям. Мнеони возле быков будут ни к чему. А бог даст - жив буду, - мне же с быкамивозиться и не с ними же мне расшаркиваться и говорить: "Ах, подвиньтесь,лысый! Извините меня, рябый! Разрешите мне поправить на вас ярмо?Милостивый государь, господин бык, покорнейше прошу не заламыватьборозденного!" С ними надо покороче: цоб-цобэ, вот и вся бычинаядисклокация. - Не дисклокация, а дислокация! - поправил Копылов. - Ну, нехай дислокация. А вот в одном я с тобой не согласный. - В чем это? - В том, что я - пробка. Это я у вас - пробка, вот погоди, дай срок,перейду к красным, так у них я буду тяжелей свинца. Уж тогда непопадайтесь мне приличные и образованные дармоеды! Душу буду вынать прямос потрохом! - полушутя-полусерьезно сказал Григорий и тронул коня,переводя его сразу на крупную рысь. Утро над Обдоньем вставало в такой тонко выпряденной тишине, что каждыйзвук, даже нерезкий, рвал ее и будил отголоски. В степи властвовали однижаворонки да перепела, но в смежных хуторах стоял тот неумолчный негромкийроковитый шум, который обычно сопровождает передвижения крупных войсковыхчастей. Гремели на выбоинах колеса орудий и зарядных ящиков, возлеколодцев ржали кони, согласно, глухо и мягко гоцали шаги проходившихпластунских сотен, погромыхивали брички и хода обывательских подвод,подвозящих к линии фронта боеприпасы и снаряжение; возле походных кухоньсладко пахло разопревшим пшеном, мясным кондером, сдобренным лавровымлистом, и свежеиспеченным хлебом. Под самой Усть-Медведицкой трещала частая ружейная перестрелка, ленивои звучно бухали редкие орудийные выстрелы. Бой только что начинался. Генерал Фицхелауров завтракал, когда немолодой потасканного видаадъютант доложил: - Командир Первой повстанческой дивизии Мелехов и начальник штабадивизии Копылов. - Проси в мою комнату, - Фицхелауров большой жилистой рукой отодвинултарелку, заваленную яичной скорлупой, не спеша выпил стакан парного молокаи, аккуратно сложив салфетку, встал из-за стола. Саженного роста, старчески грузный и рыхлый, он казался неправдоподобнобольшим в этой крохотной казачьей горенке с покосившимися притолокамидверей и подслеповатыми окошками. На ходу поправляя стоячий воротникбезупречно сшитого мундира, гулко кашляя, генерал прошел в соседнююкомнату, коротко поклонился вставшим Копылову и Григорию и, не подаваяруки, жестом пригласил их к столу. Придерживая шашку, Григорий осторожно присел на краешек табурета,искоса глянул на Копылова. Фицхелауров тяжело опустился на хрустнувший под ним венский стул,согнул голенастые ноги, положив на колени крупные кисти рук, густым низкимбасом заговорил: - Я пригласил вас, господа офицеры, для того чтобы согласоватькое-какие вопросы... Повстанческая партизанщина кончилась! Ваши частиперестают существовать как самостоятельное целое, да целым они, по сути, ине были. Фикция. Они вливаются в Донскую армию. Мы переходим в планомерноенаступление, пора все это осознать и безоговорочно подчиняться приказамвысшего командования. Почему, извольте ответить, вчера ваш пехотный полкне поддержал наступления штурмового батальона? Почему полк отказался идтив атаку, несмотря на мое приказание? Кто командир вашей так называемойдивизии? - Я, - негромко ответил Григорий. - Потрудитесь ответить на вопрос! - Я только вчера прибыл в дивизию. - Где вы изволили быть? - Заезжал домой. - Командир дивизии во время боевых операций изволит гостить дома! Вдивизии - бардак! Распущенность! Безобразие! - Генеральский бас все громчегрохотал в тесной комнатушке; за дверями уже ходили на цыпочках ишептались, пересмеиваясь, адъютанты; щеки Копылова все больше и большебледнели, а Григорий, глядя на побагровевшее лицо генерала, на его сжатыеотечные кулаки, чувствовал, как и в нем самом просыпается неудержимаяярость. Фицхелауров с неожиданной легкостью вскочил, - ухватись за спинкустула, кричал: - У вас не воинская часть, а красногвардейский сброд!.. Отребье, а неказаки! Вам, господин Мелехов, не дивизией командовать, а денщикомслужить!.. Сапоги чистить! Слышите вы?! Почему не был выполнен приказ?!Митинга не провели? Не обсудили? Зарубите себе на носу: здесь вам нетоварищи, и большевицких порядков мы не позволим заводить!.. Непозволим!.. - Я попрошу вас не орать на меня! - глухо сказал Григорий и встал,отодвинув ногой табурет. - Что вы сказали?! - перегнувшись через стол, задыхаясь от волнения,прохрипел Фицхелауров. - Прошу на меня не орать! - громче повторил Григорий. - Вы вызвали насдля того, чтобы решать... - На секунду смолк, опустил глаза и, не отрываявзгляда от рук Фицхелаурова, сбавил голос почти до шепота: - Ежли вы, вашепревосходительство, опробуете тронуть меня хоть пальцем, - зарублю наместе! В комнате стало так тихо, что отчетливо слышалось прерывистое дыханиеФицхелаурова. С минуту стояла тишина. Чуть скрипнула дверь. В щелкузаглянул испуганный адъютант. Дверь так же осторожно закрылась. Григорийстоял, не снимая руки с эфеса шашки. У Копылова мелко дрожали колени,взгляд его блуждал где-то по стене. Фицхелауров тяжело опустился на стул,старчески покряхтел, буркнул: - Хорошенькое дело! - И уже совсем спокойно, но не Глядя на Григория: -Садитесь. Погорячились, и хватит. Теперь извольте слушать: приказываю вамнемедленно перебросить все конные части... Да садитесь же!.. Григорий присел, рукавом вытер обильный пот, внезапно проступивший налице. -...Так вот, все конные части немедленно перебросьте на юго-восточныйучасток и тотчас же идите в наступление. Правым флангом вы будетесоприкасаться со вторым батальоном войскового старшины Чумакова. - Дивизию я туда не поведу, - устало проговорил Григорий и полез вкарман шаровар за платком. Кружевной Натальиной утиркой еще раз вытер потсо лба, повторил: - Дивизию туда не поведу. - Это почему? - Перегруппировка займет много времени... - Это вас не касается. За исход операции отвечаю я. - Нет, касается, и отвечаете не только вы... - Вы отказываетесь выполнить мое приказание? - с видимым усилиемсдерживая себя, хрипло спросил Фицхелауров. - Да. - В таком случае потрудитесь сейчас же сдать командование дивизией!Теперь мне понятно, почему не был выполнен мой вчерашний приказ... - Это уж как вам угодно, только дивизию я не сдам. - Как прикажете вас понимать? - А так, как я сказал. - Григорий чуть заметно улыбнулся. - Я вас отстраняю от командования! - Фицхелауров повысил голос, итотчас же Григорий встал. - Я вам не подчиняюсь, ваше превосходительство! - А вы вообще-то кому-нибудь подчиняетесь? - Да, командующему повстанческими силами Кудинову подчиняюсь. А от васмне все это даже удивительно слухать... Пока мы с вами на равных правах.Вы командуете дивизией, и я тоже. И пока вы на меня не шумите... Вот кактолько переведут меня в сотенные командиры, тогда - пожалуйста. Нодраться... - Григорий поднял грязный указательный палец и, одновременно иулыбаясь, и бешено сверкая глазами, закончил: -...драться и тогда не дам! Фицхелауров встал, поправил душивший его воротник, с полупоклономсказал: - Нам больше не о чем разговаривать. Действуйте как хотите. О вашемповедении я немедленно сообщу в штаб армии, и, смею вас уверить,результаты не замедлят сказаться. Военно-полевой суд у нас пока действуетбезотказно. Григорий, не обращая внимания на отчаянные взгляды Копылова, нахлобучилфуражку, пошел к дверям, На пороге он остановился, сказал: - Вы сообчайте, куда следует, но меня не пужайте, я не из полохливых...И пока не трожьте меня. - Подумал и добавил: - А то боюсь, как бы вас моиказаки не потрепали... - Пинком отворил дверь, гремя шашкой, размашистозашагал в сенцы. На крыльце его догнал взволнованный Копылов. - Ты с ума сошел, Пантелеевич! - шепнул он, в отчаянии сжимая руки. - Коней! - зычно крикнул Григорий, комкая в руках плеть. Прохор подлетел к крыльцу чертом. Выехав за ворота, Григорий оглянулся: трое ординарцев, суетясь,помогали генералу Фицхелаурову взобраться на высоченного, подседланногонарядным седлом коня... С полверсты скакали молча. Копылов молчал, понимая, что Григорий нерасположен к разговору и спорить с ним сейчас небезопасно. НаконецГригорий не выдержал. - Чего молчишь? - резко спросил он. - Ты из-за чего ездил? Свидетелембыл? В молчанку играл? - Ну, брат, и номер же ты выкинул! - А он не выкинул? - Положим, и он не прав. Тон, каким он с нами разговаривал, прямо-такивозмутителен! - Да разве ж он с нами разговаривал? Он с самого начала заорал, как,окажи, ему шило в зад воткнули! - Однако и ты хорош! Неповиновение старшему по чину... в боевойобстановке, это, брат... - Ничего, не это! Вот жалко, что не намахнулся он на меня! Я б егопотянул клинком через лоб, ажник черепок бы его хрустнул! - Тебе и без этого добра не ждать, - с неудовольствием сказал Копылов иперевел коня на шаг. - По всему видно, что теперь они начнут дисциплинуподтягивать, держись! Лошади их, пофыркивая, отгоняя хвостами оводов, шли рядом. Григорийнасмешливо оглядел Копылова, спросил: - Ты из-за чего наряжался-то? Думал, небось, что тебя чаем угощатьбудут? К столу под белы руки поведут? Побрился, френч вычистил, сапогинаяснил... Я видал, как ты утирку слюнявил да пятнышки на коленях счищал! - Оставь, пожалуйста! - румянея, защищался Копылов. - Зря пропали твои труды! - издевался Григорий. - Не токмо чего, но и кручке тебя не подпустил. - С тобой и не этого можно было ожидать, - скороговоркой пробормоталКопылов и, сощурив глаза, изумленно-радостно воскликнул: - Смотри! Это -не наши. Союзники! Навстречу им по узкому проулку шестерная упряжка мулов везла английскоеорудие. Сбоку на рыжей куцехвостой лошади ехал англичанин-офицер. Ездовойпереднего выноса тоже был в английской форме, но с русской офицерскойкокардой на околыше фуражки и с погонами поручика. Не доезжая нескольких саженей до Григория, офицер приложил два пальца ккозырьку своего пробкового шлема, движением головы попросил посторониться.Проулок был так узок, что разминуться можно было, только поставив верховыхлошадей вплотную к каменной огороже. На щеках Григория заиграли желваки. Стиснув зубы, он ехал прямо наофицера. Тот удивленно поднял брови, чуть посторонился. Они с трудомразъехались, и то лишь тогда, когда англичанин положил правую ногу, тугообтянутую крагой, на лоснящийся, гладко вычищенный круп своей породистойкобылицы. Один из артиллерийской прислуги, русский офицер, судя по внешности,злобно оглядел Григория: - Кажется, вы могли бы посторониться! Неужто и здесь надо показыватьсвое невежество? - Ты проезжай да молчи, сучье вымя, а то я тебе посторонюсь!.. -вполголоса посоветовал Григорий. Офицер приподнялся на передке, обернулся назад, крикнул: - Господа! Задержите этого наглеца! Григорий, выразительно помахивая плетью, шагом пробирался по проулку.Усталые, пропыленные артиллеристы, сплошь безусые, молодые офицерики,озирали его недружелюбными взглядами, но никто не попытался задержать.Шестиорудийная батарея скрылась за поворотом, и Копылов, покусывая губы,подъехал к Григорию вплотную: - Дуришь, Григорий Пантелеевич! Как мальчишка ведешь себя! - Ты что, ко мне воспитателем приставлен? - огрызнулся Григорий. - Мне понятно, что ты озлился на Фицхелаурова, - пожимая плечами,говорил Копылов, - но при чем тут этот англичанин? Или тебе его шлем непонравился? - Мне он, тут, под Усть-Медведицей, что-то не понравился... ему бы егов другом месте носить... Две собаки грызутся - третья не мешайся, знаешь? - Ага! Ты, оказывается, против иностранного вмешательства? Но,по-моему, когда за горло берут - рад будешь любой помощи. - Ну ты и радуйся, а я бы им на нашу землю и ногой ступить не дозволил! - Ты у красных китайцев видел? - Ну? - Это не все равно? Тоже ведь чужеземная помощь. - Это ты зря! Китайцы к красным добровольцами шли. - А этих, по-твоему, силою сюда тянули? Григорий не нашелся, что ответить, долго ехал молча, мучительнораздумывая, потом сказал, и в голосе его зазвучала нескрываемая досада: - Вот вы, ученые люди, всегда так... Скидок наделаете, как зайцы наснегу! Я, брат, чую, что тут ты неправильно гутаришь, а вот припереть тебяне умею... Давай бросив об этом. Не путляй меня, я и без тебя запутанный! Копылов обиженно умолк, и больше до самой квартиры они неразговаривали. Один лишь снедаемый любопытством Прохор догнал было их,спросил: - Григорий Пантелевич, ваше благородие, скажи на милость, что это такоеза животная у кадетов под орудиями? Ухи у них, как у ослов, а остальнаясправа - натуральная лошадиная. На эту скотину аж глядеть неудобно... Чтоэто за черт, за порода, - объясни, пожалуйста, а то мы под деньгизаспорили... Минут пять ехал сзади, так и не дождался ответа, отстал и, когдапоравнялись с ним остальные ординарцы, шепотом сообщил: - Они, ребята, едут молчаком и сами, видать, диву даются и ни черта незнают, откуда такая пакость на белом свете берется...XI
Поиск по сайту: