Армия в начале революции

Революция застала армию в довольно неопределенном положении. Реформа 1788 года не успела принести своих плодов. Перераспределение военных округов не было закончено. Новая система централизации, которая должна была сменить старую систему, не только не успела окрепнуть, но не была введена даже вчерне. В армии царило недовольство приказом, запрещавшим «людям низкого происхождения» занимать офицерские должности. Солдаты волновались еще больше по поводу приказа, изданного тоже незадолго до революции и вводившего в армию бесчеловечную прусскую систему наказания.

Армия не привыкла вмешиваться в политику и мало ею интересовалась. Поэтому созыв Генеральных Штатов прошел почти незамеченным. Офицеры не принимали большого участия в выборах, а солдаты были лишены избирательных прав. Тем не менее в наказы, обращенные к Национальному Собранию, проникли и солдатские жалобы. В них нашли место многочисленные ходатайства об облегчении солдатской участи. Одни просили лучшего и более гигиеничного устройства казарм, улучшения санитарных условий, лучшей зимней одежды, лучшего питания. Другие об увеличение жалованья, о более строгом соблюдении сроков службы, о траве занимать гражданские должности во время отбывания

- 10 -

воинской повинности. Но больше всего было требований отмены унизительных телесных наказаний.

Уже при первых народных волнениях армия постепенно стала вовлекаться в поток революционного движения. В казармы начала проникать «пропаганда, особенно в Париже, где вожди народа об этом старались с самого начала. Плоды пропаганды сказались очень рано. 3-го июня 1789 года одиннадцать солдат Французской Гвардии были арестованы за то, что отказались стрелять в толпу. За это они попали в тюрьму и оттуда обратились к народу за помощью. Журналист Лустало, один из первых и самых пламенных трибунов революции, встал на стол в Пале-Рояле и прочел собравшимся просьбу солдат. Немедленно составилась толпа в несколько тысяч человек, которая двинулась в аббатство, где сидели заключенные, вышибла ворота и освободила арестованных. С этих пор на Французскую Гвардию при дворе стали смотреть довольно косо. И когда 12-го июля слух об отставке министра Неккера, с именем которого соединялись в народе большие надежды, начал вызывать возбуждение а Париже, Французская Гвардия была обезоружена л заперта в своих казармах под караулом немецких частей, служивших во французской армии. Их тоже освободило народное восстание. В тот же день, 12-го июля, другой трибун Камиль Демулэн, в том же Пале-Рояле, обратился к народу с речью, в которой предостерегал его против иностранных полков. «Граждане, - говорил он, - нельзя терять ни минуты. Отставка Неккера — сигнал к Варфоломеевской ночи для всех патриотов. Сегодня вечером вступят в город немецкие и швейцарские полки, чтобы задушить нас. У нас одно только спасение. К оружию граждане!» Речь Демулэна послужил сигналом. Толпа кинулась грабить оружейные магазины. На нее были пущены немецкие драгуны под командою принца Ламбеска. Услышав на улицах шум битвы, Французская

- 11 -

Гвардия вырвалась из своих казарм, захватив оружие, присоединилась к толпе и несколькими залпами рассеяла немецких кавалеристов. Положение изменилось. Главное командование не решилось двинуть войска против Французской Гвардии. Иностранные полки остались за стенами Парижа. Народ стал вооружаться беспрепятственно и 14-го июля захватил в Доме Инвалидов несколько десятков тысяч ружей и пушки. С помощью этого оружия, поддержанный солдатами Французской Гвардии, народ взял Бастилию. О настроении солдат можно судить по тому заявлению французских драгун, которое они сделали офицеру, ими командовавшему 14-го июля: «Теперь мы повинуемся вам, но когда придем в Версаль, скажите министрам, что если нас поведут против наших сограждан, то первый выстрел будет в вас».

Из этих фактов было ясно, что в борьбе с народом на войска полагаться было нельзя. События в Париже, роль солдат в этих событиях сейчас же сделались известными во всей стране. Результатом этого было то, что дисциплина всюду стала падать, за исключением, быть может, сильного отряда маркиза Булье. Отряд насчитывал 25 тысяч человек и стоял неподалеку от Парижа. Начальник его был одним из самых ярых роялистов. Он давно толкал короля на репрессии и был готов по первому сигналу вмешаться и разогнать Национальное Собрание. Во всех остальных частях дезертирство и отказ от подчинения делали все большие и большие успехи. К сентябрю месяцу 1789 года 16 тысяч солдат дезертировали из рядов войск и записались в Национальную гвардию. А к 1 октября 1790 года в рядах не хватало уже целых 30 тысяч человек. Умеренные деятели революции, которых было меньшинство, с грустью взирали на начинавшуюся военную анархию. Что касается крайних, то они эту анархию горячо приветствовали. Старая армия не пользовалась

- 12 -

благосклонностью «патриотов». В их глазах она была орудием деспотизма и очагом аристократической интриги. Если бы даже армия разложилась целиком и исчезла совсем, зло с их точки зрения было невелико. Они полагали, что в их руках имеется сила, готовая тотчас же возместить эту потерю. Этой силой они считали Национальную гвардию Ведомость, составленная в июне 1790 года, показывала колоссальную цифру в 2.571.700 граждан, носящих форму Национальной гвардии. Разумеется и форма, и люди в этой количестве значились только на бумаге. На самом деле число лиц, служивших в Национальной гвардии, было значительно меньше. Они были очень плохо организованы и еще хуже снабжены. В первые месяцы Национальная гвардия лишь поддерживала армию в ее борьбе с грабителями, которыми кишела страна, и помогала ей в охране хлебных обозов, направлявшихся в города. Левое крыло революционеров не могло не знать о том, что Национальная гвардия на деле гораздо слабее, чем это значилось в оффициальных докладах. Но они надеялись тем не менее, что в Национальной гвардии страна найдет кадры своих защитников, которые окажутся гораздо более надежными, чем старая армия. Национальное Собрание, однако, в своем большинстве, не хотело отказываться от мысли приспособить линейные войска к новым задачам, выдвинутым революцией. Декрет 1-го января 1791 года уничтожил особое название частей и упразднил разницу между французскими и иностранными Лодками. Полки получили свои номера. Отныне было только 104 номерных полка пехоты и соответственное количество полков других родов оружия. Чтобы увеличить состав и обеспечить постоянное дополнение линейных войск, декрет 2-го января того же года ввел добровольный набор 100 тысяч вспомогательных войск (auxiliaires), предназначенных к тому, чтобы пополнять ряды армии по мере необходимости.

- 13 -

Из этих ста тысяч, 25 тысяч были предназначены дли флота, а 75 тысяч для сухопутных войск. Эти 75 тысяч никогда не были набраны, или, говоря точнее, вместо них явились первые национальные волонтеры, или добровольцы (volontaires nationaux).

Между тем, брожение в армии становилось все сильнее. Со времени насильственного водворения короля в Тюльери поколебалась в армии верность присяге. Увлекательные лозунги «отечество» и «свобода» проникли в казармы. Среди солдат стало распространяться убеждение, что они служат не королю, а родине. Это начало приводить к все более частым столкновениям с офицерами, ибо офицеры были воспитаны на мысли, что они прежде всего обязаны подчиняться приказаниям короля, которому они принесли присягу. Национальное Собрание довольно благосклонно смотрело на распространение революционного духа в армии. В июне 1790 года оно отклонило предложение военного министра, который требовал санкции его мероприятий по усмирению многочисленных военных бунтов. Мало того, оно потребовало, чтобы каждый полк прислал свою депутацию на праздник федерации в годовщину взятия Бастилии 14 июня 1790 года. Не все командиры согласились подчиниться этому приказанию Собрания. Особенно много волнений то этому поводу было в частях, находившихся под командованием маркиза Булье, который категорически запретил своим солдатам выбирать депутации. Так как столкновения между солдатами и офицерами не прекращались, и офицеры обнаруживали мало склонности следовать приказаниям Национального Собрания, солдаты все чаще и чаще предъявляли требования, чтобы офицеры приняли присягу преданности нации. Дисциплина была расшатана в конец. Даже в частях маркиза Булье верными дисциплине оставались только швейцарские и немецкие полки. Во французских полках,

- 14 -

почти во всех без исключения, появились полковые комитеты, которые находились в тесной связи с членами левой Национального Собрания. Когда обрадовался Якобинский клуб, его члены особенно энергично стали проникать в казармы и брать на себя руководство полковыми комитетами. Против офицеров начались обвинения в утайке полковых сумм. Бунты на этой почве вспыхивали в Бресте, в Сарлуи, в Меце, в Марселе и других городах. Во всех этих бунтах бросаются в глаза две особенности, которых раньше в них не замечалось. Во-первых, солдаты действуют под организованным руководством своих комитетов, а во вторых, они подчиняются прямым инструкциям Якобинских клубов в Париже и в провинциях.

6-го августа 1790 года Национальное Собрание назначило инспекторов для рассмотрения солдатских жалоб. Но во многих случаях появление этих инспекторов послужило сигналом к новым военным бунтам. Особенно сильные волнения произошли в Нанси, где взбунтовались три полка: Королевский, Швейцарский и одет из кавалерийских. Чтобы оправиться с мятежом, против взбунтовавшихся солдат, были направлены швейцарские и немецкие полки из отряда Булье. Взбунтовавшиеся сдались только после трех часового упорного боя. В других полках беспорядки, хотя и не шли так далеко, тем не менее день за днем, шаг за шагом все больше и больше разрушали, дисциплину. Полки прогоняли своих офицеров, офицеры бежали из своих полков, дезорганизация грозила охватить всю армию. В 1791 году началась новая полоса в отношениях между солдатами и офицерами: пришло время «подозрения». Подстрекаемые якобинскими комиссарами, солдаты стали подозревать своих офицеров в связи с эмигрантами. Эти подозрения особенно усилились с момента бегства короля в Варен, когда он пытался пробраться к отряду маркиза Булье (21 июня 1791 года). С этих

— 15 —

пор положение офицеров в полках сделалось совершенно невыносимым: им приходилось терпеть всяческие унижения, выносить атмосферу подозрительности, открытую вражду, доходившую до самой настоящей опасности для жизни. Бегство из полков стало принимать все более широкие размеры. Когда командный состав убедился, что Людовик XVI сам хотел покинуть пределы Франции, их перестала удерживать присяга, данная ими королю и требовавшая их непрерывного пребывания три своих полках. Эмиграция офицерства, особенно высшего, лишила армию почти всего командного состава. А попытка короля покинуть пределы своей страны освободила всю армию от присяги в верности монарху. С момента бегства в Варен королевская армия постепенно превращается в армию революции.

Перед Национальным Собранием стала задача: возместить пробелы в офицерском составе, образовавшиеся вследствие дезертирства старых офицеров. Высшие офицерские должности, согласно новому декрету Национального Собрания, были частью замещены низшими офицерами, оставшимися верными долгу службы и не пожелавшими покинуть свои полки, отчасти сыновьями так называемых активных граждан, т. е. тех, кто имел право принимать участие в выборах в Национальное Собрание. Другой декрет объявил дезертирами всех офицеров, которые, не имея отпуска, покинули свои полки и не вернулись до 1-го мая 1791 года. Отношения между солдатами и офицерами не изменились и после того, как король принял присягу новой конституции в сентябре 1791 года. Разложение армии все продолжалось, а в конце года появился новый факт, которому суждено было окончательно преобразовать новую армию и сделать из нее орудие революционной защиты слухи о близкой войне. В конце концов, вся эта первая полоса истории старой армии в первое время революции привела к тому, что не затронутыми

- 16 -

разложением остались почти исключительно артиллерийские и инженерные части. Там офицерский состав почти не был затронут эмиграцией, ибо, как мы знаем, приказ об исключении «лиц низкого происхождения» из офицерского звания не касался этих частей. И потом служба в артиллерии и в инженерных войсках требовала специальных знаний; здесь меньше имели значения протекция и придворная милость, а самый характер службы устанавливал иные отношения между солдатами и командным составом, чем в пехоте и кавалерии. Кавалерия потеряла больше всего своих офицеров, ибо кавалерийские части и раньше были частями привиллегироваными и особенно привлекали к себе представителей высшего дворянства. В пехоте и в кавалерии офицерские чины стали замещаться постепенно, согласно декрету Национального Собрания, из числа тех офицеров, которые остались; и тех, которые были сыновьями активных граждан.

В конце 1791 года в стране стали появляться первые слухи о возможности войны с Австрией и с Пруссией. И Национальное Собрание, и армия должны были приготовиться к опасности, надвигавшейся на страну. Национальное Собрание начало с того, что провело новое разделение армии. 14-го декабря 1791 года войска восточного фронта были разделены на три армии: Северную, под начальством графа Рошамбо, Центральную под начальством маркиза Лафайета и Рейнскую под начальством Люкнера. Это были три первых армии революции. Солдаты были солдатами старой армии, офицерство в пехоте и в кавалерии было новое, в артиллерии и в инженерных войсках старое, высшее командование было все новое. И Рошамбо, и Лафайет оба принимали участие в войне Американских Соединенных Штатов за независимость и оба вернулись из Америки, покрытые славой борцов за свободу. Люкнер был старым немецким кавалерийским

- 17-

офицером, давно служившим во Франции. Он обнаруживал большую преданность революции, так же, как и два его товарища.

Поиск по сайту: