АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Польша XVI – первой половины XVII вв.: сословия и социальные группы

Читайте также:
  1. E) первой половине 1920-х гг.
  2. I. Семьи «группы риска»
  3. Na-катионирование воды первой ступени
  4. Ананиз семьи как института и малой группы.
  5. БЕСПЛАТНОЕ МЕСТО ДЛЯ РУКОВОДИТЕЛЯ ГРУППЫ В 15 ЧЕЛОВЕК
  6. Билет №21. Общая характеристика элементов IV а группы. Сопоставительная характеристика атомов, простых веществ, водородных и кислородных соединений элементов подгруппы углерода.
  7. Большие группы. Производство коллективных благ
  8. В каком количестве судей рассматриваются дела в суде первой инстанции
  9. В социальные слои
  10. Взаимодействие человека и группы в организации
  11. Внебюджетные социальные фонды.
  12. Вопрос №127. Под влиянием каких факторов происходило расчленение видов одомашненных животных на обособленные группы-породы?


В XV – XVIII вв. в Западной Европе сословные отношения стали постепенно уступать место иному типу социальных связей, для которых определяющим моментом был уже не правовой статус того или другого слоя, а его материальное могущество, экономическая роль, место и роль в системе производства. Это не значит, что традиционные сословные критерии потеряли свое значением но их влияние становилось все более ограниченным. Польша же вплоть до конца XVIII века оставалась страной, в которой сословные перегородки были главным фактором социальных отношений. Главной тенденцией их развития было не разложение сословных структур, а, напротив, их окостенение, взаимное отдаление и внутренняя консолидация сословий. В этом социальная эволюция общества Речи Посполитой противоположна тому, что мы наблюдаем на западе Европы. Иными словами, вместо социальной модернизации мы наблюдаем здесь консервацию средневековых начал общественной жизни.
Польские историки (например, Я. Мачишевский) предлагают следующую периодизацию эволюции социальных отношений в Речи Посполитой этого времени. Период между Нешавскими статутами (1454 г.) и Генриховыми артикулами (1573 г.;) характеризовался ростом влияния шляхты и был временем расцвета польской государственности. В 1573 – 1648 гг. могущество шляхты обернулось упадком горожан как сословия, началом разорения и деградации крестьянства, ослаблением государства, быстрым возрастанием роли магнатов в обществе и торжеством консервативных тенденций в культуре. Между 1648 и 1764 годами именно магнатерия определяет тонус общественной и политической жизни в Речи Посполитой, что влечет за собой нарастание анархии, катастрофическую децентрализацию, кризис основных институтов государственной власти; в культурном плане это время безраздельного господства католической реакции. На последние десятилетия XVIII века (1764 – 1795) приходится начало перестройки социальных отношений, оздоровление государства, регенерация культуры и ее приобщение к достижениям Просвещения.
При этом главной силой, определявшей направление, темп и характер социальных перемен оставалась деятельность и политика шляхты.

Шляхта Речи Посполитой в XVI - XVII вв.
Речь Посполитая вместе с Испанией принадлежала к тем регионам Европы, где дворянство было очень многочисленным и имело большой удельный вес в социальной структуре общества. В последней четверти XVI в. шляхта составляла 5,6% населения в Великой Польше, 4,6% в Малой Польше, 3,0% в Королевской Пруссии и целых 23,4% в Мазовии. Обыкновенно считается, что в целом 8-10% населения Речи Посполитой принадлежало к шляхте. Для сравнения укажем, что во Франции дворянство составляло 1% населения, в Англии 3,7% вместе с духовенством, в Испании 10%. Уже одни эти цифры заставляют обратить внимание на то, насколько своеобразна была польская шляхта и насколька трудно зачислить без оговорок всю ее массу в эксплуататорский класс.
Речь Посполитая, за исключением некоторых территорий, на которых в позднее средневековье и раннее новое время произошла как бы запоздавшая феодализация, не знала типичной для Запада иерархической лестницы, составленной из сеньоров и вассалов.
Внутри шляхты выделяют три слоя: магнатерию, среднюю и мелкую шляхту. Каковы критерии их взаимного обособления? Их определить весьма непросто, поскольку очень велики были региональные отличия. С одной стороны, в Великой Польше среди средней шляхты преобладали владельцы одной деревни, а магнатом считался тот у кого было 20 и больше деревень. С другой стороны, на юго-востоке Речи Посполитой, на Украине "средним" был владелец 5-10 деревень, а магнатские латифундии включали не только сотни деревень, но и десятки городов. Очень неопределенным является и понятие "мелкая шляхта". В нее входили и не только владельцы маленьких фольварков, но и те, кто имел лишь часть фольварка и деревни, или надел равный одному или нескольким крестьянским ланам, или вовсе не имел земли, довольствуясь принадлежностью к клиентеле того или другого магната. Таким образом, имущественный критерий недостаточен для описания не только внутренней стратификации шляхты, но и для обособления шляхты от других сословий.
Наряду с имущественным положением, громадное значение для статуса семьи или индивида внутри шляхетского сословия имела принадлежность к той или иной магнатско-шляхетской группировке, генеалогические и родственные связи, роль в сейме и на сеймике, связь с церковными кругами, обладание государственной или земской должностью. Все это делает условным разделение шляхты на сколько-нибудь четкие, взаимно обособленные социальные слои. Тем не менее глубокие различия в положении магната и провинциального безземельного шляхтича-"гречкосея" совершенно очевидны. В то же время и тот, и другой принадлежали к одному сословию. Что же их объединяло и интегрировало шляхту в целом?
Объединяющей и интегрирующей силой выступала не столько феодальная собственность на землю, сколько сложившиеся в Польше правовые и социокультурные институты и традиции. Прежде всего это та совокупность публично-правовых и частно-правовых привилегий, которыми было наделено шляхетское сословие независимо от социального и имущественного статуса его отдельных представителей. "Золотые вольности" обеспечивали шляхте как сословию не только монопольное право владеть землей, но и безусловное господство в церкви и государстве, доминирование в торговле, особые позиции в уголовном праве, неограниченную власть над крестьянином, фактическую независимость от королевской власти и право контролировать при помощи представительных институтов все действия органов высшего государственного управления, в том числе и самого монарха. Все это законодательно закреплялось в "шляхетском праве".
Другим критерием принадлежности к шляхетству было происхождение и определенный образ жизни. Радомский сейм 1505 г. ввел этот критерий даже в законодательство: “лишь тот может считаться шляхтичем, каждый из родителей которого шляхтич и происходит из шляхетской семьи. И он, и его родители должны проживать как прежде, так и в настоящее время – в своих имениях, градах, местечках или деревнях в соответствии с обычаем отчизны и привычкой шляхты, живя по уставам и законам, принятым среди шляхты нашего королевства". Эта норма прочно вошла в общественное сознание и юридическую практику Речи Посполитой в XVI – XVIII вв.
Наряду с сословными привилегиями, происхождением и особым образом жизни большое значение для интеграции шляхты как сословия имела и сама традиционная практика публичной жизни, создававшая иллюзию участия всей шляхты in согроге в управлении государством. Особенно важным это было для мелкой и беднейшей шляхты, которая не упускала случая подтвердить свое исконное шляхетство участием в выборах поветового чиновника, в съезде, в сеймике, в ежегодных военных смотрах, в посполитом рушении. Каждый шляхтич стремился иметь хотя бы самую маленькую, хотя бы и заведомо фиктивную, но признанную в общественном мнении должность (уряд). Эти должности были очень разнообразны и чаше всего не были сопряжены ни с какими реальными обязанностями, но тем не менее среди шляхты бытовало убеждение, что шляхтич без должности все равно что пес без хвоста.
Наконец, громадное значение и в глазах современников, и в реальной жизни имели родственные связи и такое специфическое выражение общности шляхты данной территории как соседство (это понятие было введено в польскую науку А. Зайончковским). Соседство - это та совокупность связей общения, которая объединяла территориально компактную группу дворянства. Реализовывалась эта связь преимущественно во взаимных визитах и совместном времяпрепровождении, влекущим за собой, разумеется, и установление родственных отношений. "Соседство" сочеталось, таким образом, с установлением более широких родственноклановых объединений, которые консолидировали шляхту.
Но и на этом не кончается перечень интегрирующих факторов в жизни польского шляхетства XVI – XVIII вв. Чрезвычайно существенной была субъективная сторона дела. Шляхетство было носителем особой субкультуры с присущими только ей представлениями о мире, специфической этикой, эстетикой, аксиологией и самосознанием. Эта субъективная исключительность ярко запечатлена в шляхетской ментальности. Шляхетство рассматривалось как некий особый, едва ли не божественный дар. Польский поэт XVI в. Николай Рей писал, что "истинное шляхетство – это какая то чудесная сила, гнездо добродетелей, славы, всякой значительности и всякого достоинства". Истинный шляхтич как бы генетически наследует весь возможный спектр достоинств и прежде всего prudentiam, temperantiam, fortitudinem, justitiam. Польскому шляхтичу был присущ сословный нарциссизм. Благородное происхождение придавало ему в собственных глазах как бы особо психофизиологическое состояние, которое делало его духом и телом отличным от плебея. Умственные и физические достоинства, добродетель и сила, свобода и ответственность находили в нем, как думали шляхетские идеологи, гармоническое соединение. Один из публицистов писал: "Польский шляхтич от природы обладает всеми талантами и добродетелями, и никто в целом мире не может с ним сравняться". Недостатки шляхтича – и те! - рассматривались как продолжение его достоинств, некий преизбыток сил и способностей, дарованных ему небесами.
Замкнулись ли сословные границы польской шляхты в XVI – XVII вв.? Тенденция к превращению шляхты в сословную касту, безусловно, существовала. Законодательство не раз пыталось установить крепкие и непроницаемые сословные перегородки. Однако сама многочисленность постановлений сеймов по этому вопросу показывает, насколько неэффективным оказывалось такое законодательство. В 1496 г. на Петроковском сейме горожанам было запрещено приобретать землю. В 1532 году этот запрет был подтвержден, и исключение было сделано только для Королевской Пруссии и нескольких крупнейших городов других польских земель. Конституции 1505, 1550, 1565, 1637, 1677 гг. запрещали шляхте под угрозой потери герба и связанных с ним привилегий селиться в городе, заниматься ремеслом, торговлей, принимать назначения на городские должности. Но уже во второй половине XVII в. этот запрет перестал действовать не только de facto, но, судя по всему, и de jure, хотя формально он был отменен лишь в 1775 г. Причиной неуважения к принятому закону было то, что переход шляхтича в город, угрожая ему потерей социального статуса, во-первых, сопровождался чаще всего улучшением материального положения; во-вторых, далеко не всегда заставлял расставаться с сословными привилегиями. Даже становясь горожанами по роду деятельности и месту проживания, шляхтич сохранял особые права и значительную часть "золотых вольностей".
Шляхта смешивалась с другими слоями населения также и в деревне. Сам сельский уклад жизни исключал изоляцию шляхты особенно мелкой и безземельной – от крестьянства, хотя в правовом отношении дистанция постоянно оставалась весьма велика.
Церковный приход был крепким интегрирующим звеном. Он включал фольварк как свою органичную часть, и в повседневной жизни не могло идти и речи об изоляции рядового шляхтича от крестьянина. Нередкими были и случаи социально и формально-правовой деградации шляхты, превращения ее не только реально, но и номинально в крестьян.
Но более характерна для межсословных отношений противоположная ситуация – проникновение крестьян и городских плебеев в ряды польского дворянства. Хотя в 1578 г. сейм попытался остановить процесс расширения рядов шляхты лишив короля права нобилитации плебеев, количество парвеню, видимо, не уменьшилось, хотя и росло вопреки законам. Поэтому сейм 1601 г. вынужден был вернуться к этому вопросу и принять специальное постановление "о новой шляхте", закрепив еще раз исключительно за сеймом прерогативу возводить и утверждать в шляхетстве. Однако в 1626 налоговый универсал сейма фактически признал статус "новой шляхты", возложив на нее дополнительные налоги.
Многочисленными были шляхетские мезальянсы, в которых шляхтич осчастливливал своим благородством дочь богатого или просто зажиточного купца, ремесленника или крестьянина. Ярким памятником, отразившим эти процессы, стала составленная Валерианом Некандой-Трепкой в первой половине XVII в. т.н. "Книга хамов" – перечень приблизительно 2400 фамилий, носители которых жульническим путем узурпировали шляхетство. Книга составлена автором в результате изучения судебных записей, гербовников, локальных хроник, просто собирания сплетен и слухов. И хотя не всякому конкретному известию "Книги хамов" можно доверять, историки признают, что в целом она верно отразила межсословную мобильность в польском обществе. К шляхетскому гербу вело много путей. Во-первых, взяв в услужение крестьянского сына, шляхтич мог по своей инициативе приставить к его прозвищу облагораживающее окончание -цкий или -ский; во-вторых, из алчности шляхта отдавала своих дочерей замуж за крестьян и те, в обход закона, начинали именовать себя дворянами; в-третьих, какой-нибудь смышленый плебей устраивался стряпчим в суд или канцелярию, изучал все уловки и крючки делопроизводства и потом тайком вписывал в земские книги и свое имя с обозначением "nobilis". В-третьих, и это был очень распространенный способ стать мещанином во дворянстве, можно было подкупить какого-нибудь пана, который обвинял плебея в узурпации шляхетства, а два других подкупленных свидетеля опровергали эту "клевету". Инициатор этой махинации в итоге бывал записан в судебные книги как шляхтич, подтвердивший свое дворянское достоинство. Были и другие, более или менее рафинированные способы пролезть в дворянство.
Наряду с такими незаконными уловками существовал и традиционный путь нобилитации за заслуги перед государством. Волна аноблирования, которая была характерна для Европы XVI – XVIII вв. не обошла стороной и Польшу. Особенно высокой она была во второй половине XVII и второй половине XVIII вв. В первом случае это было связано с борьбой против шведов; во втором – с общей переменой отношения к шляхетству. Если в первой половине XVII века произошло только 20 нобилитаций, то в период с 1669 по 1764 г. – 205, а за 31 год правления Станислава Августа Понятовского было произведено около 900 нобилитаций и частично восстановлено право короля на нобилитацию без санкции сейма.
В целом, польская шляхта так и не стала замкнутым сословием. Отсутствие феодальной иерархии внутри шляхты, единственный в своем роде статус в обществе и государстве, односословность сейма показывают, что само понятие сословие с его классическом смысле, видимо, не вполне адекватно отражает социальную природу польского шляхетства.

Шляхетская идеология "сарматизма"
Ощущение сословного превосходства было характерно для самосознания всего европейского дворянства в XVI – XVIII вв. И все-таки польская шляхта своим гонором, национальной мегаломанией и "сословным расизмом" (А. Зайончковский) выделялась на этом фоне. Специфическая идеология и образ жизни, система ценностей и жизненных установок, выросшая на почве сословного самосознания шляхты и того исключительного положения, какое она занимала в Речи Посполитой, обозначают как "сарматизм". Логическим центром идеологии сарматизма был этногенетический миф о происхождении польской шляхты от сарматов, завоевавших в незапамятные времена славянское население польских земель. К этому мифу приплетался ряд других, составивших вместе совершенно уникальный комплекс представлений, которые нашли отражение практически во всех проявлениях польской шляхетской культуры XVII - XVIII вв. Среди мифологем шляхетского социального самосознания – миф шляхетского равенства, особой шляхетской доблести и политической ответственности, миф о жизненной важности польского хлеба и польского шляхетского в фольварка для существования Западной Европы, миф об особом историческом призвании поляков как защитников Европы от турецкой опасности, миф о рыцарственности польского шляхтича и одновременно миф о шляхтиче как добродетельном земледельце.
Среди всех этих идей особо следует выделить представление о полном равенстве всех польских дворян. Оно имело громадное значение и для консолидации шляхетского сословия, и для политической жизни, и для дестабилизации польского государства. Этот миф выражался не только в сеймовых декларациях подобных той, какую оставил Ст. Ожеховский в середине XVI в. “Равенством поляки превзошли все иные королевства: нет в Польше никаких князей, ни графов, ни княжат. Весь народ и вся масса польского рыцарства включается в это слово "шляхта"“. Ему сопутствовал также особый стиль организации социальных связей и общения в шляхетской среде, принимавший иногда совершенно неожиданные формы. Например, магнат или просто богатый шляхтич мог подвергнуть телесному наказанию служащего у него собрата по сословию. Однако экзекуция осуществлялась крестьянами, и ради обережения достоинства шляхты был разработан целый ритуал ее битья. Шляхтича секли на специальном ковре, без брани, обращаясь к нему не на "ты", а "пан..." Или другой пример: дабы отразить существующую в обществе реальную иерархию и в то же время не ущемить ничьего достоинства, был принят особый церемониал жестов при встречах и прощаниях. Иерархия поцелуев (знак равенства!) нисходила от поцелуя в щеку, в плечо, в руку в локоть – к поцелую в живот и вплоть до падения ничком перед приветствуемым. Это все не мешало сохранять уверенность в прирожденном равенстве всех шляхтичей. Как только дело доходило до хотя бы мельчайших перемен в официальной идеологии или терминологии, шляхетские сеймики начинали кипеть и бурно протестовать. Так было, например, в 1699 году, когда шляхта обнаружила, что в сеймовые конституции 1690 г. по недосмотру проскользнуло выражение "меньшая шляхта", в чем было немедленно усмотрено покушение на шляхетскую aequalitas. Так было и в начале XVII века во время рокоша Зебржидовского, когда один из шляхетских полемистов узрел корень начавшегося кризиса в получении некоторыми магнатами графских титулов от Габсбургов или римских пап. Он ясно выразил присущую всей польской шляхте резкую неприязнь ко всякому титулованию, написав: "иностранные титулы противны польским законам и вредны шляхетскому сословию Польши и соединенных с нею земель. Такие титулы уничтожают равенство шляхетского сословия, каковое имеет первенство в Польше". Один из шляхтичей, принявший титул маркграфа и приобщенный к гербу мантуанских Гонзагов, навлек на себя вал негодования и ненависти: "Ты стремился к иноземным титулам, по своей амбиции пренебрегая шляхетским достоинством, и оскорбил его своими развратными желаниями, поставив итальянского пса выше десятка польских шляхтичей... Получив их, ты, иноземец, стал еще больше унижать шляхетство, попирая наш народ, его старые обычаи и законы".
Сарматская мифология усиливала наряду с сословным и родовое самосознание польской шляхты. XVI - XVII вв. принесли громадный интерес к генеалогии. Шляхтич бывал чрезвычайно горд, если находил упоминание о своем гербе или роде в "Истории славного Польского королевства" Яна Длугоша. Но и тот, кто не мог этим похвастаться, не унывал. В изобилии стали создаваться ложные и фантастические генеалогии. В первом своде генеалогических преданий у Б. Папроцкого было помещено описание гербов Ноя и его сыновей, прямыми наследниками которых (точнее, Яфета) были объявлены польские шляхтичи. Литовская шляхта ответила на это легендой о своем римском происхождении. Многие знатные роды шляхты занялись поиском пращуров в Древнем Риме, в библейских временах, и, наконец, даже среди строителей Вавилонской башни. Следует, однако, отметить, что этот генеалогический зуд был чем-то большим, чем простое увлечение. В XVI в. шляхетский герб стал знаком принадлежности не столько к роду, сколько к сословию. Генеалогическое сознание шляхты расширилось. Самый узкий его круг – семья, ближайшие родственники и предки. Самый широкий – "паны-братья" всей Польши и в какой-то степени Речи Посполитой. Генеалогические розыскания, сдобренные искренней верой в сарматский миф, становятся путем формирования не только сословного, но и национального самосознания. Таким образом, из сарматизма рождается представление о польском "народе-шляхте", в котором шляхта узурпирует права национального представительства.

Духовенство
Духовенство оставалось самым стабильным и наиболее ясно отделенным от других сословием. Оно охватывало менее 0,5% населения, насчитывало в XVI веке около 30 тыс. человек, но его политическое, культурное и экономическое значение было очень велико. Духовенство рекрутировалось из разных слоев, однако его высший слой подвергался прогрессирующей аристократизации. В 1496 – 1538 гг. был принят ряд сеймовых постановлений, которые закрепили за шляхтой монопольное право занимать высшие церковные должности (епископ, прелат, каноник, аббат). Много перемен в жизнь духовенства внесла Контрреформация и Католическая реформа.

Крестьянство
Сословный статус крестьянства в XVI – XVII вв., несомненно, ухудшался. Практически каждый сейм, начиная с 1436 г., принимал постановления об ограничении права крестьянского выхода и права посылать крестьянских детей в город, о поимке беглых, о прикреплении к земле так наз. люзных людей. Барщина получила законодательна санкцию. Другой стороной ухудшения сословного статуса крестьян было развитие вотчинного домениального суда: крестьян лишили права апеллировать к королевскому суду, в гродских и городских судах крестьянин мог выступать только в присутствии своего пана. Постепенно были ограничены права крестьян и на ту землю, которой они пользовались. Если раньше она была практически неотчуждаемой, то теперь землевладелец получил право отнимать у крестьянина часть надела, перевести его с одной территории на другую.
Ответом на все это были крестьянские побеги. Они вели к сохранению социальной мобильности крестьян и способствовали колонизации новых территорий. По приблизительным подсчетам, в XVI – XVII вв. около 10% крестьян постоянно находились "в бегах".
Внутри крестьянства с XVI века стали преобладать крепостные, хотя сохранялась и прослойка крестьян, плативших чинш. Главной тенденцией в изменении имущественного положения крестьян было уменьшения числа полнонадельных кметов, рост удельного веса малоземельных и безземельных крестьян – загродников, коморников, халупников.
Несмотря на ухудшение условий жизни и рост эксплуатации в XVI – XVII вв. в Польше не было широких крестьянских восстаний (казацкое движение – явление особого рода). Небольшое по масштабу восстание крестьян в Подляшье в 1592 г. и присоединение крестьян к религиозным движениям начала XVI века в Поморье (восстание в Самбии в 1525 г.) не меняют общей картины.

Горожане
XVI век – время продолжения роста городского населения, поскольку продолжалась локация новых городов. Во времена Стефана Батория в землях Короны было около 1000 городов, среди которых преобладали, конечно, маленькие, с одной-двумя тысячами жителей. Городское население Малой Польши составляло около 20% общей массы, в Великой Польше около 30%. Самым крупным городом был Гданьск, в котором жило около 50 тыс. человек. Краков, Познань, Торунь, Львов, Люблин и некоторые другие города насчитывали по 10-20 тыс. жителей. Внутренняя структура городского населения оставалась почти неизменной, поскольку Польша не переживала процессов, сходных с раннекапиталистической трансформацией городской жизни в Западной Европе.
Сословный же статусе горожан ухудшался в результате политической и хозяйственной экспансии шляхты. Последняя стремилась закрыть доступ горожанам в свои ряды и дискриминировать их в политической жизни. Поэтому сейм в 1496 году запретил мещанам приобретать землю, затем закрыл им доступ сначала к государственным а позже и к высшим церковным должностям. Наконец, горожане были лишены права быть представленными в сейме. Краковские послы, допущенные в сейм в 1505 г. в 1565 г. были лишены права голоса в любых вопросах, кроме городских. С 1569 г. с такими же полномочиями в сейм были допущены депутаты Вильно. Некоторые другие крупные города посылали в сейм своих наблюдателей. Кроме того, шляхта регламентировала цены на городских рынках, вводила дискриминационные торговые пошлины, ограничивала внешнеторговую деятельность купечества. Особенно заметным был диктат шляхты в маленьких городах и местечках.
Поэтому XVI век вопреки всем признакам внешнего благополучия стал временем начала деградации городского сословия в Речи Посполитой.

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 | 70 | 71 | 72 | 73 | 74 | 75 | 76 | 77 | 78 | 79 | 80 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.004 сек.)