ПОД ЗАЩИТОЙ МАТЕРИ

Мать и еще не рожденный ребенок. Семейное неблагополучие многообразно. Это не только ссоры, взаимное непонимание, пьян­ство родителей и т. д. Это и недостаток родительской любви к ребен­ку, причинами которого могут быть не только перечисленные фак­торы, но и многое другое.

На разных этапах жизни ребенка то одни, то другие факторы могут играть неблагоприятную роль, удельный вес их различен. И тут я бы хотел обратить внимание читателей на одно обстоятель­ство.

В ноябре 1986 года в Москве проходил семинар Всемирной организации здравоохранения, посвященный раннему развитию де­тей и влиянию на это развитие различных неблагоприятных фак­торов (главным образом недостатка материнской любви). 15 экс­пертов из разных стран мира вместе со своими советскими колле­гами обсуждали проблемы, старые, как мир. Казалось бы, испокон веков ясно, что для новорожденного самое главное и, пожалуй, единственное — это любят его или нет; когда мать берет ребенка на руки, когда она целует его, поет ему песенки, когда она играет с ним, она дает ребенку все те необходимые для развития его мозга стимулы, которые в конечном итоге превратят ребенка в психически полноценного человека; для больного ребенка или ребенка с повы­шенным риском заболеть какой-то хворью ласка и внимание ма­тери во много раз важнее, чем для ребенка здорового, без пато­логической наследственности. Несмотря на такие общеизвестные истины, на семинаре выяснилось, что многие гипотезы так и не доказаны, что многие аксиомы признают далеко не все специалисты; что ученые беспрерывно спорят чуть ли не по любому факту, кото­рый практический ум рядового человека принимает как абсолют­ную истину. Семинар показал, что для того, чтобы прийти к ка­ким-то общепризнанным выводам, нужно еще много работать, нуж­но объединить усилия ученых разных стран и направлений. Тогда многое встанет на свои места.

Но мы-то живем не в отдаленном будущем, а сейчас. И нам сей­час воспитывать детей. И сейчас преодолевать нарушения в их развитии. Так что же известно в наши дни? Что относительно бес­спорно? (Относительно, ибо на каждый аргумент можно выставить

такой же убедительный контраргумент, а по этой части ученые — большие мастера.)

Попробуем немного обобщить наиболее бесспорное.

Очень условно можно сказать, что в первые 2—3 года жизни ребенка для его гармоничного развития наибольшее значение имеет отношение к нему матери. В более позднем возрасте увели­чивается роль отца. Но отец и мать, составляющие семью, нераз­делимы. Ведь если во время беременности мать полна печальных переживаний, то происходит это в основном из-за неправильного поведения мужа. И даже в тех случаях, когда муж не был причиной душевных страданий будущей матери, от него зависит, сможет он ее успокоить или, наоборот, усугубит ее волнения. Поэтому поведение будущего отца может оказаться решающим. Представить детство без родителей и особенно без матери трудно: родители — непременные атрибуты всякого детства. Но если родителей нет или если они есть, но относятся к своему ребенку слишком холодно, равнодушно, враждебно? Что происходит в сердце ребенка?

В общем, признано, что для полноценного развития ребенка необходимо, чтобы он был окружен заботой, вниманием, лаской, чтобы на его — еще мало дифференцированные — органы чувств действовало соответствующее количество (и качество!) нужных ор­ганизму раздражителей, чтобы по мере усложнения детской психики усложнялся и нарастал объем информации.

Казалось бы, в наши дни подобные выводы не нуждаются в осо­бой пропаганде. Однако опыт педагогов, психологов, медиков пока­зывает, что, к сожалению, встречается еще очень много родителей, которые по разным причинам не дают ребенку нужного количества эмоциональной информации или, наоборот, заласкивают ребенка, помещают его в оранжерейные условия, лишают малейшей само­стоятельности, превращают сына или дочь в некое инфантильное существо. Крайности сходятся: мало любви — плохо, чересчур мно­го — тоже нехорошо.

Это важно особенно в последние десятилетия XX столетия, когда родители, с одной стороны, очень заняты и, как правило, мало времени проводят с ребенком, не могут достаточно долго на­ходиться с ним, зачастую откупаются от ребенка игрушками, маг­нитофонами и т. д., вместо того, чтобы по душам поговорить с сы­ном или дочерью, а с другой — резко возрастает число семей с одним ребенком, да еще рожденным, когда родители давно уже пе­реступили порог зрелого возраста. Семья с одним ребенком — са­мая типичная в наши дни среди служащих и интеллигенции. И тут возникает опасность, что не имеющий, как говорится, лишь птичь­его молока ребенок может превратиться в тирана семьи или в су­щество слабовольное, не способное самостоятельно добиться «мес­та под солнцем»,— ведь он привык, чтобы за него все делали его родители, в нем души не чающие. Именно из таких неустойчивых, лишенных бойцовских качеств, эгоцентричных субъектов и выраста­ют многие будущие алкоголики.

На упомянутом московском симпозиуме выступал врач из Ш хая Го Ди. Он остановился на проблеме, которой в Китае никог­да прежде не было. Обычно китайские семьи многодетны. В пос­ледние десятилетия в КНР стало активно пропагандироваться ог­раничение рождаемости. Чем меньше детей в семье, тем больше социальных льгот получает семья. Поэтому возникло много семей с одним ребенком (причем некоторые родители после рождения первого ребенка делают себе операции, предотвращающие после­дующее деторождение). Один-то один, но ему родители уделяют все то внимание, которое они бы, будь то раньше, равномерно распре­деляли между многими детьми. Вот и получилось, что одного-единственного ребенка окружают максимальной заботой, не дают ему шагу ступить без взрослых и т. д. Доктор Го Ди утверждает, что такое тепличное воспитание может сформировать эгоистичную, самовлюбленную личность, не способную бороться со своими кап­ризами и прихотями. Таких людей в Северной Америке и Европе сколько хочешь, а в Китае эта проблема только еще зарождается.

Ребенку нужна любовь. Проблема качества и количества роди­тельской любви, необходимой для гармоничного развития ребенка, выходит за пределы сугубо детского возраста, она имеет большое социальное значение. Крайности родительской любви могут иметь непредсказуемые отрицательные последствия для ребенка.

Недостаток эмоциональной информации нередко сочетается с недостатком сенсорной и социальной информации: наиболее за­метно это в детях, с раннего детства оторванных от полноценного людского общения. Разумеется, воспитание по типу легендарного Маугли регистрируется- очень редко, но это почти классическая модель, показывающая, к каким пагубным последствиям может привести изоляция от человеческого общества: человек становится человеком лишь среди себе подобных, человек вырастает гар­моничным, если его окружение гармонично и разнообразно, он будет эмоционален и отзывчив, если эмоциональность и отзывчивость будут в нем культивироваться. Ребенок доверчиво и открыто смотрит в будущее, будучи уверенным, что взрослые люди пода­рят ему все, что необходимо. Ребенок не виноват, если взрослые дают ему слишком мало или слишком много. А к каким последствиям это приводит — рассказывает эта книга.

Что такое полноценная родительская любовь? Это та любовь, которая в меру, гармонично удовлетворяет основные потребности ребенка. Но что такое мера? В каждом конкретном слу­чае имеется своя мера. Ребенок сухой, молчаливый, эмоционально приглушенный весьма равнодушен ко всякой любви, к любой жа­лости, в том числе к родительской. «В нем нет сердца»,— говорит мать. И сам ребенок, и его родители считают, что слишком много любви давать ему незачем: все равно не оценит, все равно она ему не нужна.

Другой ребенок — болезненный, с детства страдает заболеванием эндокринной системы, много времени проводит в больницах. Он

озабочен мыслью, будто он никому не нужен, будто его поджидают сплошные неудачи, будто он в тягость родителям. Напряженно наблюдает за ними: как они с ним разговаривают, как улыбаются... Боится, что родители к нему охладели. Тщательно анализирует каждый их жест, каждое родительское слово. Ему всякий раз мнит­ся, будто родители его разлюбили. С таким ребенком нужно быть очень внимательным. Он и любви требует больше, и заслуживает ее — тут мера иная, чем в предыдущем случае.

Итак, во всем нужна мера. То, что выходит за пределы, это либо явная аномалия, или нечто, находящееся на грани нормы и патологии. Степень же и формы последней разнообразны.

Первые шаги эмбриональной педагогики. 27 июня 1984 года в «Литературной газете» была помещена любопытная заметка. Вот ее полный текст.

«СЛУШАЯ БАХА... Если эксперимент в одной из клиник Маршфилда (штат Висконсин, США) пройдет успешно, то в этом городе через 20 лет будет много любителей классической музыки.

Произведения Баха, Бетховена, Брамса звучат в больничной палате усилен­ного ухода за младенцами, появившимися на свет преждевременно. Наряду с запи­сями обычных звуков и голосов членов семьи, к которым нормальный новорож­денный младенец привыкает в течение нескольких дней после рождения, музыка является частью лечения недоношенных детей.

Проведенные исследования показали, что дети развиваются и набирают вес быстрее, слушая записи с успокаивающей музыкой и голосами людей, с которыми они будут жить».

Таких сообщений все больше и больше.

Ученые даже предполагают, что в недалеком будущем появит­ся новая научная дисциплина — «эмбриональная педагогика», педагогика еще не родившегося ребенка. Для такого предположе­ния есть достаточные основания. Наблюдения и исследования ме­диков позволяют утверждать: есть связь между отношением мате­ри к своему будущему ребенку и психическим развитием младенца. Специалисты ряда стран считают даже, что возникновение и уж во всяком случае усугубление некоторых психических расстройств у ребенка обусловлено в большей или меньшей степени отрицатель­ным или холодным отношением матери.

В 60-е годы один известный детский врач — испанец Иерони-мо де Могарас — рассказал об интересных результатах, которые он получил, тщательно изучая три группы матерей. Первую груп­пу составили те, кто во время беременности испытывал страх за ее исход, так как прошлые закончились неудачно. Ко второй группе принадлежали женщины, отрицательно относившиеся к будущему младенцу, главным образом потому, что беременность наступила вопреки их желанию. Без отклонений, свойственных первым и вто­рым, проходил период беременности у женщин третьей группы, которые хотели ребенка.

И дети их росли здоровыми, чего никак нельзя было сказать о младенцах от двух первых групп матерей — они оказались очень

беспокойными, плохо спали и ели. Некоторые из них подолгу на­дрывно кричали, создавая в доме весьма нервозную обстановку. Ранний возраст их отличался невротическими отклонениями. Ко­нечно, было бы неправильно объяснить это только следствием то­го или иного отношения матери к будущему ребенку; тут может быть комплекс причин. Однако фактор родительского настроя ни­как нельзя сбрасывать со счетов.

В начале 80-х годов внимание многих ученых привлекла мо­нография Т. Верни «Скрытая жизнь ребенка до рождения». Хотя в этой книге не все достаточно доказательно, она представляет научный и практический интерес, особенно в той части, где речь идет о значении душевного состояния женщины во время беремен­ности. Томас Верни подчеркивает, что любящие и имеющие хороший эмоциональный контакт со своим ребенком матери рождают более уверенных в себе и более защищенных детей. Самую серьезную опасность для ребенка, пишет этот исследователь, несет не кратковре­менная реакция матери на какое-то конкретное событие, а дли­тельное эмоциональное состояние несчастья, тревожности или неуверенности в любви к младенцу. Тогда ребенок может постра­дать очень сильно. Томас Верни считает, что привязанность к не родившемуся еще ребенку — это лучший способ охраны его здо­ровья, н влияние этой привязанности не ограничивается периодом внутриутробного развития: в большей мере она определяет будущие отношения матери и ребенка. Все, что произойдет в дальнейшем, будет накладываться на пережитое в этот период.

Экспериментальных исследований проведено пока еще не так много, чтобы можно было делать категоричные выводы; тем не менее они заставляют задуматься над истоками гармоничного или аномального развития человека. Причем не только медиков и педагогов, но и общественность: широкий практический интерес представляют вопросы, связанные е проявлением у детей уже в ран­нем возрасте эмоциональной нестабильности, чрезмерной обидчи­вости, раздражительности, которые потом, без врачебной помощи, могут развиться в стойкие отклонения от норм психики.

Наиболее благоприятным периодом для образования хорошей эмоциональной связи между матерью и младенцем называют два последних месяца перед родами. Могут спросить: а что это вообще за связь, в чем она выражается? Такой вопрос обычно задают лишь мужчины, а также женщины, у которых никогда не было детей. Будущая же мать живет этой общностью, продолжением себя в другом существе, испытывает особое чувство ответственности за не­го и потому старается оберегать себя от различных опасностей. Она понимает: любая угроза ее здоровью, ее физическому и душев­ному состоянию есть прямая угроза младенцу. Например, при малей­шей опасности падения, столкновения мгновенно возникает реакция защиты прежде всего его, вспыхивает мысль: «Только бы ничего не случилось с тобой!» Плод развивается в осмысленном матерью состоянии защищенности.

Приголубить, приласкать. Матери, особенно те из них, у ко­торых несколько детей,рассказывают, какое ни с чем не сравнимое чувство умиротворения, нежности они испытывали, мысленно раз­говаривая с ребенком, которому только еще предстоит появиться на свет («Хорошо ли тебе? Неужели ты уже человечек, дорогой мой? Скоро я смогу тебя обнять...») Специалисты склонны видеть в таких вот скрытых от мира внутренних диалогах (ведь мать пытается мыслить за двоих), как и во всех благодатных эмоцио­нальных контактах, заряд на будущую обратную эмоциональную связь. Точнее, специалисты предполагают, что эта связь будет бо­лее вероятной, что в обстановке любви и ласки она станет креп­нуть, развиваться.

Было бы ошибкой делать отсюда вывод, будто у детей, к кото­рым до рождения матери относились холодно или отрицательно, с появлением на свет обязательно разовьется «антиродительский» комплекс. Видимо, просто способности к эмоциональным связям могут поначалу быть меньшими. Как ребенок станет развиваться дальше, зависит от многих факторов, и, конечно, не в последнюю очередь от отношения к нему родителей. Одно дело — нежелание его появления, а, нередко, совсем другое — проявление чувств к уже явившемуся на свет. Вот к этому лежащему перед тобой и очень нуждающемуся в тебе существу. И здесь могут проявиться уди­вительно стойкие чувства: кроме меня, никто тебя так не защитит, не обласкает, не убережет. Тут-то и может возникнуть беспредель­ная любовь.

Ну, а если она так и не возникла, или ребенок остался без ро­дителей — они его не признали, как говорят, бросили, не взяли из роддома? Что тогда?

Такие дети попадают в обстановку государственной, коллек­тивной заботы. Но только никогда не затихнет в них мысль о ро­дителях. Как бы сильны и действенны ни были усилия заменить ребенку родную семью, он все равно нуждается в ней. Из опыта знаю: воспитанники детских домов, не видев в лицо своих роди­телей, не представляя, кто они и что они, все равно их любят. И это поразительно прежде всего тем, что общество презирает детоотступ-ников, а дети остаются единственными в мире, кто сохраняет вер­ность им, этим недостойным людям. Знали бы эти родители, легко или нелегко расставшиеся с ребенком, как он их любит, тогда от­дали бы все блага мира за удивительнейшую преданность им и прокляли бы свое предательство.

Признаюсь, нам, детским врачам, не всегда удается найти путь к расплетению тугих узлов внутреннего состояния таких детей. Первое слово, которое произносят все дети мира,— «мама». Дети, воспитываемые в детских домах, начинают свое знакомство с миром с других слов, ведь некоторые мамы предали этих детей, про­меняв их на водку и разгул.

Сколько бы раз мне ни приходилось бывать в детских домах, кон­сультируя там пациентов, всегда сталкивался с одним и тем же об-

стоятельством: стоит кому-то оскорбить родителей (особенно мать) воспитанника, как тот загорается жаждой мщения и лезет в драку. А ведь знает, что человек, ради которого он идет на бой, вообще недостоин именоваться человеком.

20 июня 1986 года газета «Советская Россия» под рубрикой «Это наши дети» поместила статью В. Дмитриева «Если нет до­машнего очага», которая начинается такими словами: «Пишу вам потому, что вы поможете мне найти маму. Мама не сдавала меня в дом ребенка. Меня у нее украли и подбросили сюда. Она ведь всю жизнь меня ищет и найти не может. Вы мне и ей помогите най­ти нас...» Неровные строчки на листке из ученической тетради». Мать этого ребенка вела праздный и разгульный образ жизни и сдала ребенка еще в грудничковом возрасте сюда. У ребенка много психоневрологических нарушений, из-за этого его изъяли из обыч­ного дома- ребенка и перевели в специализированный. По закону дети с таким «букетом» психоневрологических нарушений не под­лежат усыновлению.

И тем не менее ребенок полон восторга перед своей мамой, даже смутно догадываясь, что его мать, может быть, совсем не тот человек. Вот у кого должны учиться взрослые верности, любви и доброте. Все здоровые дети рождаются талантливыми, добрыми и честными. Если бы дети — хочется мне пофантазировать — ни­когда не становились взрослыми, если бы они всегда оставались детьми и жили в мире, который им кажется самым лучшим, если бы они никогда не соприкасались с лживым, злобным, эгоистичным миром иных взрослых,— что было бы тогда? Хотя и знаю, что все это невозможно, что живое растет и меняется...

Много лет назад случайно я встретился с Александром Твар­довским. Зашел разговор о детской психике, о матерях. Он вспо­минал свою мать — недавно умершую — и как бы про себя, не об­ращаясь ни к кому, проронил: «Теперь без защиты остался». Здо­ровый, всемирно известный, пожилой уже человек — так сказал. Мать всегда защита, надежда и радость. Ощущение этого — в крови человека любого возраста. И как горестно, когда мать не соответствует этому своему предназначению.

Детская психика отличается обостренной ранимостью, опре­деленной беззащитностью и неспособностью противостоять влия­ниям окружающей среды. Родители должны быть воплощением добра, символом защиты и помощи. Таково одно из важнейших условий полноценности психического развития ребенка.

Бывает, матери недоумевают: ребенок окружен заботой, лас­кой, а отзывчивости в нем почему-то нет,— может быть, его пор­тит слишком сильная любовь? Эмоциональность и отзывчивость сами собой не придут, если не будут в нем культивироваться.

Большой вклад в изучение взаимоотношений грудного ребенка и матери внесли советские ученые Н. Л. Фигурин, М. П. Денисо­ва, М. Ю. Кистяковская, М. И. Лисина, Р. В. Тонкова-Ямполь-ская и другие. Много полезной научной информации получили и

зарубежные исследователи. В частности, весьма подробно изучал влияние дисгармоничных отношений матери и грудного ребенка в плане последствий этой дисгармонии для психики ребенка из­вестный педиатр из США Ален Рене Шпиц (1887—1974). Он ус­ловно делит первые полтора года жизни грудного ребенка на три периода.

Первый — безобъектный, который длится примерно до трех­месячного возраста; второй — предварительный (3—7 месяцев) и третий — период формирования образа объектов, заканчивающийся к полутора годам. Примерно с третьего месяца формируется образ матери, и в последующие месяцы отношения ее и ребенка являются определяющими для младенца. Эти отношения, конечно, неравно­ценны: мать получает немало качественно нового для своей пси­хики, малыш же получает буквально все. Описаны, в частности, «страхи восьмого месяца»: малыш начинает обнаруживать к этому периоду, что, помимо теплого и кормящего существа, в мире есть и другие лица. Они могут вызывать у него страх. Он начинает пла­кать, перестает есть, теряет в весе.

В зависимости от особенностей отношения матери у ребенка потом могут возникнуть те или иные формы нарушенного пове­дения. Исследователи, например, обращают особое внимание на последствия внезапного, неподготовленного отнятия малыша от гру­ди. В этом случае в отношениях порой наступает серьезный кри­зис, который может усугубиться вполне возможными переменами в поведении матери — она то ласкова и доброжелательна, то раздра­жительна и нетерпелива. Все перемены он переживает, конечно, обостренно и по-своему протестует. Обида не пройдет бесследно для характера, который только складывается, если мать не прило­жит максимум усилий для восстановления эмоциональных кон­тактов.

Недаром говорят, что в раннем возрасте закладывается все, что потом будет составлять суть человека, его личность. Тема для разговора — безграничная. Я остановлюсь только на одном ее аспекте: что и как закладывают в ребенке некоторые родители. Ведь то, что они заложили в раннем возрасте, на пороге жизни ре­бенка, может ощущаться долгие годы, если не всю жизнь малыша, потом школьника, подростка и, наконец, взрослого человека, и даже благополучие самой его семьи во многом зависит от того, как развивался ребенок в раннем детстве. Сколько раз приходилось сталкиваться с тем, что изуродованное ранее развитие ребенка да­вало о себе знать в школе и в еще более старшем возрасте, а иногда и всю жизнь человека. И нередко ни семья, ни школа, ни медики не могли уже радикально помочь. Человека нужно беречь всегда, но нельзя забывать, что старт жизни — важнейший период в его судьбе.

Еще до рождения ребенка мать и отец задумываются, как бу­дут его воспитывать, что прививать. И кто же в таких раздумьях не стремится представить себе будущего отпрыска умным, способным,

счастливым! Хорошие это чаяния, да только порой они заходят слишком далеко — строится воображаемая модель выдающейся лич­ности. Ребенку до появления на свет бывают запланированы ран­ние уроки французского или английского, а также, скажем, уроки игры на пианино и фигурное катание.

Не нужно быть большим знатоком человеческой природы, чтобы понять: биологические и социальные законы перепрыгнуть невоз­можно, психика развивается в определенной последовательности; любое насильственное ускорение этого развития без учета возмож­ностей конкретного ребенка очень часто приносит непоправимый вред. Возникает невроз, нарушается контактность, появляются дру­гие расстройства. Таков итог тщеславных родительских экспери­ментов.

Физическое и духовное здоровье ребенка, становление его личности зависят от прочности эмоционального, нравственного, интеллектуального фундамента, заложенного разумной и деятельной родительской любовью, сочувствованием, сопереживанием — тем сотрудничеством, которое педагоги называют взаимным воспита­нием чувства.

ОТВРАТИ ОТ СЕБЯ БЕДУ

«Субботние дети». Давно было отмечено, что дети, зачатые в пьяном виде, весьма отличаются от детей, зачатие которых прохо­дило без токсического действия алкоголя. В разных странах таким детям, рожденным с психическими отклонениями, вызванными пьянством родителей, давали различные названия: одно из них — «субботние дети». В субботу после окончания трудовой неделв родители (в основном отцы) напивались и в таком виде зачинали ребенка. Выяснилось, что для того, чтобы родился ребенок с какими-то отклонениями, вовсе не обязательно, чтобы отец был мертвецки пьян: играет отрицательную роль даже незначитель­ное опьянение.

Но как бы ни была высока роль отца в появлении таких де» тей, все же главная ответственность ложится на будущую мать. Даже от совсем, казалось бы, небольшой дозы алкоголя в организ­ме матери происходят очень важные изменения, результатом ко­торых может быть нарушение созревания плода.

13 декабря 1985 года газета «Известия» поместила беседу с известным московским педиатром, профессором В. А. Таболи-ным. Вячеслав Александрович утверждает, что «все последние годы были отмечены ростом женского алгоколизма. По наблюде­ниям врачей, пьют женщины и в период беременности. Ребенок от такой матери появляется на свет чаще всего раньше срока и с очень низким весом. У него все признаки алкогольного отравления и тяжелые поражения нервной системы, мозга (даже размеры голов­ного мозга меньше нормы). В течение нескольких дней эти ново-

рожденные выдыхают пары алкоголя. У них серьезные двигательные расстройства (иначе — параличи.— М. Б.). Этих детшиек трудно лечить, обычные дозы лекарств не помогают».

Вдумайтесь, читатели, в невероятные, немыслимые, чудовищные слова: «В течение нескольких дней эти новорожденные выдыхают пары алкоголя»!

И это в нашей стране, при всеобщей-то грамотности, при по­стоянных бодрых реляциях о стопроцентном охвате населения лек­циями на антиалкогольные темы! (Все приводимые в нашей книге сведения о распространимости пьянства в Советском Союзе и его последствиях касаются периода до лета 1985 года, т. е. до введе­ния Советским правительством строгих ограничений на производ­ство и продажу алкогольных напитков.)

Педиатры обнаруживают «свои» последствия пьянства матерей, невропатологи «свои», психиатры тоже регистрируют «свои» нару­шения (нередко разграничение сфер влияний представителей раз­ных профессий провести невозможно).

Какие это нарушения? Да фактически все, какие встречаются в природе. Вот, скажем, врожденное слабоумие (олигофрения по-латыни), имеющее три основные степени: дебильность (относи­тельно легкая степень), имбецильность (более выраженный интел­лектуальный дефект) и идиотия, когда имеется грубейшее недораз­витие психики.

Олигофрения может диагностироваться еще в дошкольном воз­расте. Поэтому во всех странах в XX столетии стала развиваться сеть дошкольных учреждений для детей-олигофренов, для детей с органическими поражениями головного мозга и т. д. В учреж­дениях для детей с относительно легкой степенью олигофрении с ними интенсивно занимаются, чтобы максимально развить интел­лектуальные ресурсы ребенка.

При дебильности страдают главным образом познавательные компоненты, нарушается абстрактно-логическое мышление, заметна неспособность ребенка находить связи между явлениями. Дебил может обладать хорошей памятью, но сообразительность его остав­ляет желать много лучшего. Поэтому такие дети с трудом справляются со школьной нагрузкой, они учатся во вспомогатель­ных школах, где обучение ведется по программе, доступной их слабому интеллекту.

Имбецилы же, как правило, необучаемы даже по такой про­грамме.

Идиоты обычно определяются в дома инвалидов, поскольку они не могут усвоить элементарных правил человеческого общежи­тия из-за отсутствия мышления и речи.

Правда, с годами олигофрены приобретают больше практиче­ских навыков, как бы умнеют, особенно если с ними интенсивно заниматься, но в любом случае они резко отстают в психическом развитии от сверстников и представляют собой унылое зрелище. Знали бы родители, чем закончится зачатие в состоянии опьяне-

ния, может, и образумились бы, да так уж устроены многие из них, что легкомысленно думают: «Мало ли что пишут врачи! У _Нас все будет нормально, нас эта беда минует».

А если не минует? Зачем подвергать себя такому риску?

Однако подвергают...

Испокон веков народная мудрость запрещала употребление алкоголя во время свадьбы и в первые месяцы брака. Это разум­ный, абсолютно верный закон. Только почему-то не все ему сле­дуют, наивно предполагая, что все обойдется. А вдруг не обой­дется? Ведь сколько горя принесут себе эти люди за мгновение беззаботного и безответственного наслаждения!

Если мать пьет. В середине XX столетия на четырех пьющих муж­чин приходилась одна пьющая женщина — так было зафиксирова­но статистикой США. В 1978 году эта же статистика обнаружила, что в США сколько пьющих мужчин, столько же пьющих женщин. По данным руководителя Всесоюзного центра по психотерапии профессора В. Е. Рожнова, к середине 80-х годов женский алкоголизм в нашей стране вырос примерно в 10 раз по сравнению с началом 70-х годов. Впрочем, чтобы определить соотношение числа пьющих женщин и мужчин в нашей стране, не нужно слишком углубляться в мудреные изыскания ученых — нужно подойти к нескольким винно-водочным магазинам и прикинуть, сколько стоит в очереди мужчин, а сколько женщин.

В Советском Союзе 1 миллион 170 тысяч врачей, значитель­ная часть из них занята лечением пьяниц и последствиями пьян­ства. Резкое сокращение в стране пьянства автоматически выс­вободит колоссальное число медицинских работников, и они смогут заниматься своим основным делом — лечить трезвых людей.

Испокон веков в воздействии на пьяниц сочетались два подхо­да: репрессии и лечение. В наши дни это сочетание оказалось ма­лоэффективным, да и вся история человечества учит тому же. Что же делать? По нашему мнению, главное — это резко сократить производство алкогольных напитков: ведь то, что продается, должно покупаться — иначе зачем же производить? Не со злоупотребле­нием алкогольными напитками надо бороться, а вообще с употребле­нием. А для этого нужно не производить эти напитки либо произ­водить в очень ограниченном количестве.

В тех случаях, когда матери являются хроническими алкоголич­ками, вероятность рождения умственно неполноценного ребенка резко возрастает. К тому же многие такие матери продолжают пить и в период беременности и кормления. Тут уж тем более не миновать беды.

Психиатр из Кишинева Лидия Степановна Куниковская зада­лась целью выяснить, кто же рождается от матерей, которые в пе­риод беременности не только употребляли алкоголь, но и напивались до чертиков (на языке врачей алкогольные галлюцинации такого рода именуются белой горячкой), а потом лечились от алкоголь­ного психоза. Практически у таких матерей не было полноценного

потомства, а процент детей-олигофренов, рожденных от них, увели­чивался во много-много раз. Большинство этих детей потом содержа­лись в домах инвалидов. Почти все из таких матерей обвиняли свою неустроенную жизнь, неудачи, плохих мужей и т. д. Что здесь первично, а что вторично, трудно сказать: пьянство нарушает се­мейную жизнь, а семейное неблагополучие приводит пьяниц к еще большему пьянству. Ясно одно: все в конечном итоге зависит от самой личности, от ее воли, здравого смысла, от ее ответственности. Но, к сожалению, алкоголизм разрушает волю, нравственность, разум. Поэтому такие женщины не задумываются над тем, кого они родят, а рожают они в основном ущербных сыновей и дочерей, содержание которых тяжким бременем ложится на плечи государ­ства, т. е. на нас с вами, читатели.

Когда такие матери приводят к психиатру своих несчастных детей, врача охватывает негодование: ну зачем они рожали этих уродов? Почему так легкомысленно отнеслись к будущему ребенку, заведомо зная о его печальном будущем?

Однако эти «матери» редко понимают раздражение медиков — им на все наплевать. Правда, встречались сильно пившие женщины, которые потом одумались, перестали пить, со временем у них появ­лялись вполне здоровые дети, но все же какие-то отклонения у таких детей иногда отмечались.

Олигофрения — не единственное следствие пьяного зачатия. Часто бывают и иные нарушения: врожденные деформации характе­ра, именуемые психопатиями, судорожные припадки с возможным в последующем развитием эпилептической болезни, различные виды отставания эмоционального и двигательного развития и т. д. И все это в данном случае — результат пьянства родителей.

Понятно, что если последствия пьянства наслаиваются на по­следствия патологии беременности и родов другого происхождения (например, наследственного), то состояние ребенка будет еще хуже.

Поражение плода из-за пьянства родителей называется на языке врачей алкогольным синдромом плода. Ему посвящено колоссаль­ное количество научной литературы. Алкогольный синдром плода вызывается главным образом пьянством матери и может проявляться как сразу же при рождении, так и спустя много лет. Иногда по наличию алкогольного синдрома плода врачи устанавливают тщательно скрываемый алкоголизм матери.

Врачи из Шотландии.изучили 40 детей, родившихся от матерей-алкоголичек. Двое новорожденных сразу же умерли от уродств, несовместимых с жизнью. У остальных зарегистрированы грубые при­знаки отставания в физическом и психическом развитии. Что же делать? Приучить родителей не пить — иного ответа быть не может. А как приучить? Вариантов тут много. Ясно одно: нужно хотя бы проинформировать будущих пап и мам, что может случиться с их ребенком, если он будет рожден от пьяного зачатия или в условиях хронического пьянства родителей.

Необходимо раз и навсегда покончить с пьянством, нужно не

ссориться с другими членами семьи, нужно беречь себя, ибо, обе­регая себя, мать оберегает и ребенка — еще не рожденного, но который имеет право родиться полноценным.

Как бывает досадно, когда родители лишают его этого есте­ственного права!

В февральском номере московского «Журнала невропатологии и психиатрии имени С. С. Корсакова» за 1986 год напечатана любо­пытная статья двух одесских психиатров — А. Н. Моховикова и Б. Г. Херсонского «Матери, страдающие алкоголизмом, и их потом­ство». Авторы изучили 87 женщин, лечившихся в стационаре по пово­ду болезненного пьянства. 75 из них имели 139 детей в возрасте от 1 до 33 лет. Одного ребенка имели 34 женщины, двух — 27, трех — 7, четырех — 5, две женщины имели по пять детей. 43% обследованных женщин имели больного алкоголизмом мужа, почти у всех остальных были крепко пьющие мужья или просто собутыльники, которых эти женщины называли мужьями. Таким образом, если женщина — пьяница, то почти всегда она имеет тоже пьющего мужа — непьющий возле нее не удержится.

Каково же состояние 139 детей, рожденных этими супругами? 60% из них психически здоровы, у 29% отмечены нарушения невротического уровня и нарушения поведения, у 11% имеются признаки психического недоразвития с симптомами алкогольной эмбриопатии (иначе — алкогольный синдром плода). Из этих послед­них у 19% была временная задержка психического развития, у 69% — олигофрения в степени дебильности и у 12% — имбециль-ность.

Но показывают ли эти цифры точные взаимоотношения между пьянством и болезнями потомства? Нет, конечно. Тут важно выяс­нить роль времени начала приема алкоголя, продолжительность его, реакцию матери на рождение урода и т. д. Понимая это, А. Н. Моховиков и Б. Г. Херсонский подошли более углубленно к анализу роли разных факторов. Выяснилось, что 69% женщин стали пьяницами спустя какое-то время после рождения детей. Понятно, что у них число психически здоровых детей было намного больше, чем у матерей, пивших и до рождения детей (3/4 здоровых в первой группе против 1/4 здоровых у вторых). 37% матерей-пьяниц родили детей с алкогольным синдромом плода.

Плоды преступного легкомыслия. Очень важно, что в ходе ис­следования не выявлено зависимости между стадией алкоголизма у матери и степенью выраженности и частотой психических рас­стройств у детей: спившиеся женщины с многолетним стажем пьян­ства и только начинающие пьяницы — все одинаково часто рожали уродов. Хорошо бы, если бы эту истину знали как можно больше женщин.

Родила женщина-пьяница ребенка с психической патологией — и что же дальше? Утихомиривается ли она после этого, понимает ли, что натворила? Как правило, понимает и немного утихомири­вается, но все это уже поздно — урод родился. Пьют поменьше,

но пьют — теперь уже «с горя», что родился неполноценный ребенок. (В прежние времена на Руси часто употребляли слово «урод». Хоть и резкое это слово, да верное, называющее все своим именем, и мы тоже не станем избегать его.) На социальное дно такие матери редко скатывались, зато характер их — и без того не мед — становился еще хуже. Поэтому они невротизировали и психотизиро-вали своих детей уже не столько за счет поражения плода, сколько за счет ненормальной, психотравмирующей обстановки дома. Вот как все сложно переплетается в жизни.

Очень часто люди беззаботно, безответственно относятся к тому, от кого рожать ребенка.

В роду женщины было много душевнобольных — преобладали люди с шизофре­нией (слово это предложено в 1911 году швейцарским ученым Эугеном Блейлером и означает «расщепление ума»,— о шизофрении мы расскажем ниже). Да и сама героиня нашего рассказа отличалась множеством странностей. В 25-легнем возрасте она вышла замуж за своего сверстника, которого из-за обилия чудачеств все знакомые называли «чокнутым». Этот человек с детства лечился по поводу шизо­френии и имел инвалидность третьей группы. Оба — муж и жена — были людьми гуманитарного склада, занимались философией, любили ошарашить окружающих чем-то сногсшибательным: то на курсы йоги ходили, то сыроедением увле­кались и т. д. Такими же были и их друзья.

В 28 лет героиня нашего печального повествования решила родить. Посо­ветовавшись с мужем, она решила рожать не от мужа (все же инвалид по душевному расстройству), а от его друга, хотя и большого оригинала, но наиболее одаренного из всех знакомых. Вдруг и ребенок будет таким же талантли­вым — подумала будущая мать.

Забеременев от выбранного ею и мужем мужчины, она родила. Беременность и роды протекали нормально, раннее развитие тоже было обычным. В три года в ребенке случился какой-то надлом: исчезла речь, застывал в одной позе, что-то неожиданно выкрикивал, кусал и щипал мать. Положили его в психиатрическую больницу. Диагноз не вызывал сомнений: детская шизофрения. Потом выяснилось, что биологический отец ребенка тоже страдал этой же болезнью.

В нашей стране существует сеть медико-генетических консуль­таций, в которых квалифицированные генетики отвечают на все вопросы, связанные с наследственностью.

У матери ребенка, жившей в Москве, где можно легче чем где бы то ни было получить совет от генетика, даже вопроса такого не возникало. О существовании медико-генетических консультаций она знала, но из-за своей безответственности не хотела туда обра­щаться. И родила заведомо больного ребенка, который и ей в тягость, и обществу.

Кто заставлял ее рожать его? Неужто она не понимала необхо­димости ограничить, смирить свои биологические инстинкты? Все понимала. Только относилась ко всему легкомысленно: авось про­несет. Не пронесло. Ребенок оказался в доме инвалидов.

Поиск по сайту: