Б.П. Вышеславцев: суверенитет ценностей и суверенитет личности

Весьма интересны размышления Б.П. Вышеславцева (1877-1954) в связи с рассматриваемой нами антиномией свободы. В духе Бердяева он пишет о двух свободах: «свободы в ничто», свободы безоснованности и свободы, обоснованной в добре и истине» (Этика преображенного Эроса. М., 1994, c. 193). Он соглашается с Бердяевым также в том, что в философии существует традиция игнорирования первой свободы. Это игнорирование, по мнению Вышеславцева, «влечет за собой прежде всего непонимание зла и некоторую оптимистическую наивность, так как игнорируется трудная проблема перехода от первой свободы ко второй, иначе говоря, центральная этическая проблема сублимации свободы» [там же]. Более того, по мнению Вышеславцева, «игнорирование свободы произвола может означать недооценку этой свободы в сравнении со второй, ее практическое отрицание и подавление во имя свободы в добре. Тогда мы получим деспотизм Великого Инквизитора, т.е. совершенное уничтожение всякой свободы во имя уничтожения субъективного произвола» (там же, c. 193-194).

В связи с этим Б.П. Вышеславцев формулирует «новую антиномию» свободы (новую, сравнительно с той, которую сформулировал И. Кант). Эта антиномия раскрывает, считает Вышеславцев, «противоречие в плане должного, раскрывает столкновение двух долженствований» [там же, c. 195], а именно: «полное подчинение должному есть недолжное; неподчинение должному есть нечто должное. Долженствование ценностей, обращаясь к человеку, должно быть абсолютным и ненарушимым; и вместе с тем оно не смеет и не должно быть абсолютным и ненарушимым … Ценности притязают на полную детерминизацию той самой личности, которая имеет ценность лишь как не детерминированная ими вполне. В религиозной формулировке это противоречие можно выразить так: Бог хочет, чтобы человек был его рабом, - Бог не хочет, чтобы человек был его рабом … Две суверенных инстанции сталкиваются здесь: суверенитет ценностей, суверенитет принципа, с одной стороны; и суверенитет «я», суверенитет свободной личности, с другой стороны» (там же, c. 196). Как же представляет себе Вышеславцев разрешение этой антиномии, являющейся, в сущности, антиномией автономии и теономии. Ведь, формулируя обсуждаемую антиномию, он прямо пишет: «Свобода произвола есть ценность, и она должна существовать. Она есть условие возможности вменения, заслуги, возможности доброй воли. Автомат добра, всецело теологически определенный Божеством, не имеет этической ценности; только свободная воля, могущая сказать «да» или «нет», имеет этическую ценность» (там же, c. 196). Решение этой антиномии, по Вышеславцеву, таково: «Позитивная свобода (свобода в добре), которая есть высшее и последнее определение свободы … содержит в себе не одно, а два определяющих начала: автономию лица и автономию принципа; между ними не антиномическое отношение, а отношение восполнения. И это потому, что ценности (принцип) не могут сами по себе ничего реально определять, детерминировать, они выражают лишь идеальный постулат, и требуется реальная воля, которая захочет взять на себя их осуществление; с другой стороны, реальная воля, свобода выбора, произвол – не может ничего идеально обусловить и определить, не может сделать добро злом, и наоборот. Свободная воля, чтобы выбирать, решать, ориентироваться, должна иметь перед собою порядок ценностей, который ей дан и в котором она ничего изменить не может» (там же). Таким образом, «долженствование не уничтожает свободу; испуг и бунт свободы – напрасен: от долженствования исходит только предложение – свободно избрать ценность». Та же мысль, - продолжает Вышеславцев, - может быть выражена в «религиозных терминах, как «призыв», «приглашение», исходящее от Божества, от высшей ценности и совершенства» (там же, c. 197). Ключом разрешения антиномии долженствования является, по Вышеславцеву, благодать. «В этом понятии, - считает он, - выражено то, что обусловленность, детерминация, исходящая от царства ценностей, имеет такую природу, которая не нарушает, а сохраняет в своей форме свободу выбора, произвол, автономию лица … Антиномия долженствования здесь решается посредством сублимации произвола: «свобода в истине» содержит в себе свободу произвола в преображенном виде» (там же, c. 199). Вышеславцев утверждает, что «антиномии свободы и трагизмы свободы» решаются при помощи сублимации «низшей человеческой воли посредством высшей, божественной» (там же, c. 200). Резюмируя, он пишет: «Бог хочет любви, а во всякой любви есть свободное избрание, во всякой любви есть сочетание двух воль и двух свобод. «Да будет воля Твоя» есть выражение любви к Отцу, к высшему и ценному, Тому, Кто стоит надо мною и потому может сублимировать мою волю. Если ничего и никого нет надо мною, тогда сублимация невозможна. Если надо мною абсолютная власть, императив, закон – тогда сублимация тоже невозможна, ибо свобода не покоряется диктатуре «категорического императива». Отношение Бого-Сыновства есть единственный адекватный символ сублимации: «свыше» от Отца, от иерархически высшего исходит призыв. Сын отвечает на этот «призыв» свободной любовью» (там же).

Поиск по сайту: