АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Сцена четвертая

Читайте также:
  1. Анализ игр, сценариев и ролей
  2. Возможный крестовый поход. Сценарий
  3. ГЛАВА XLIX. АНАЛИЗ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ. МЕТОД СЦЕНАРИЕВ
  4. Глава двадцать четвертая
  5. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
  6. Глава двадцать четвертая
  7. Глава двадцать четвертая
  8. Глава двадцать четвертая
  9. ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
  10. Глава тридцатать четвертая
  11. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
  12. Глава тридцать четвертая

Мартин МакДонах

 

 

ЛЕЙТЕНАНТ С ОСТРОВА ИНИШМОР

The Lieutenant of Inishmore. © Martin McDonagh. 2001

 

Перевод с английского Павла Руднева

 

Пьеса «Лейтенант с острова Инишмор» была впервые представлена на сцене Королевского Шекспировского театра в Стратфорде-на-Эвоне 11 апреля 2001 года. Режиссер Уилсон Майлем

 

Посвящается Кошечке

(1981-1995)

 

 

Действующие лица:

 

Донни, сорок пять лет. Отец Падрайка. С острова Инишмор[1]

Дейви, семнадцать лет. Слегка полноват, носит длинные волосы. С острова Инишмор

Падрайк, двадцать один год. Красив. С острова Инишмор

Мейрид, шестнадцать лет. Очень коротко пострижена, довольно мила. Сестра Дейви. С острова Инишмор

Джеймс, между двадцатью и тридцатью годами. Из Северной Ирландии[2]

Кристи, между тридцатью и сорока годами. Из Северной Ирландии

Брендан, двадцать лет. Из Северной Ирландии

Джоуи, двадцать лет. Из Северной Ирландии

 

Действие происходит на острове Инишмор, графство Гэлуэй, в 1993 году.


Сцена первая

 

Сельский дом на острове Инишмор, 1993 год. На авансцене - задняя стена дома и внутренний двор перед ней. В центре стены дверь, ведущая со двора в дом, слева и справа от нее окна. Слева, внутри дома, дверь в ванную, интерьер которой зрителю не виден, а немного правее, внутри дома, пустое пространство, обозначающее жилую комнату. На задней стене дома висят часы, обрамленные сентиментальной ручной вышивкой, на которой можно прочесть: «Home Sweet Home» [3]. Во дворе шкафчики справа и слева, на одном из них стоит телефон. Пара кресел у стены, между ними стол, на котором с самого начала представления лежит труп черного кота с основательно разбитой мордой – проще сказать, снесена половина черепа. Донни, хозяин дома, человек средних лет, и Дейви, его сосед семнадцати лет, немного полноватый, с длинными волосами, стоят и смотрят на труп животного.

 

Дейви. Как ты думаешь, Донни, он еще жив?

 

Пауза. Донни подымает за хвост бездыханный кошачий труп. Из головы кота вытекают и шлепаются о стол последние мозги бедняги. Донни внимательно смотрит на Дейви и кладет труп обратно.

 

Донни. Хм...

Дейви. Может, он в коме? Давай вызовем ветеринаров.

Донни. Этому ветеринары как мертвому припарки.

Дейви. Впарят ему какой-нибудь укол.

Донни. (пауза) Это тебе укол в жопу нужен, придурок!

 

Донни отступает назад и дает Дейви пенделя.

Дейви. (чуть не плача) Чего тебе надо?!

Донни. Сколько раз тебе говорили, не гонять на своем сраном велике с этой сраной горы!

Дейви. Я не трогал эту тварь, клянусь тебе! Он валялся на дороге, я его издалека увидел...

Донни. На дороге, блин, кривожопый ты урод...

Дейви. И на велике я не гонял, а ехал медленно! Смотрю, черная куча впереди, еще подумал, что за черт там...

Донни. Ага, а теперь послушай, как это было на самом деле. Только после того, как ты переехал эту кошатину, ты, наконец, тормознул педали, и чисто из любопытства вернулся посмотреть, кого же ты все-таки задавил.

Дейви. Нет, я его впереди себя увидел, и мне не нужно было возвращаться. Он валялся впереди!

Донни. Мчу куда хочу!

Дейви. Я вообще в тот момент уже слез с велика и катил его рядом. Потом я увидел Малыша Томаса. Разве я не должен был в этой ситуации сгрести в охапку эту кучу дерьма и тащить тебе показывать?

Донни. Во всех инструкциях черным по белому написано: нельзя дотрагиваться до жертвы преступления, пока к ней не подоспела профессиональная помощь. Любой дурак это знает.

Дейви. Прости, я не читал инструкций о том, как надо себя вести, когда видишь раздавленную кошку, Донни!

Донни. А надо было бы прочесть...

Дейви. Таких инструкций нет!

Донни....может быть, теперь Малыш Томас был бы с нами...

Дейви. Его могла раздавить машина, кстати.

Донни. Сегодня по этой дороге не ездили машины! Да и когда вообще это ты видел там хотя бы одну машину? Ты вообще единственный, кто ездит этой заброшенной дорогой! И почему? Потому что ты тупой ирландский придурок, у которого есть в жизни только одна забава – гонять с горы на мамкином велике и орать благим матом, потому что тебя дико возбуждает, когда ветер шевелит твою засаленную бабью гриву!

Дейви. Еще раз тронешь мои волосы, Донни Осборн, и я тут же уйду отсюда. А если я уйду, то отвечать за своего кота будешь ты. Один-одинешенек...

Донни. Это ты убил моего кота... Но это еще полбеды. Вся беда в том, что это не мой кот.

Дейви. Могу оказать тебе любезность. Буду отгонять назойливых мух от трупа.

Донни. Ах, ты мне будешь оказывать любезность, щенок! Мой кот попал между спиц твоего велика, и ему оторвало полбашки, и он еще мне будет оказывать любезность!

 

Дейви внимательно смотрит на Донни, затем резко открывает дверь в дом и исчезает за ней. Донни склоняется над трупом и печально поглаживает шерстку, затем садится в левое кресло, рассматривает кошачью кровь у себя на руке. Возвращается Дейви, тащит через порог велосипед своей матушки. Он розового цвета, с маленькими колесами и корзиной для поклажи на переднем колесе. Дейви подвозит велосипед к Донни и дает ему возможность его рассмотреть, подымает переднее колесо почти на уровень глаз Донни, медленно его прокручивает.

 

Дейви. Ну и где здесь кошачья бошка? А? Где его бошка?

Донни. (подавлен) Счистить кошачьи мозги с колеса – с этим даже такой урод, как ты, справится.

Дейви. На этом колесе нет даже намека. Ни пятнышка, ни царапинки. А, тем не менее, из бедного Малыша Томаса мозги по каплям сочатся.

Донни. Убери свой сраный велик от моего лица, Дейви. Сейчас же.

Дейви. Бедный Малыш Томас, этот велик, даже если бы хотел, не мог раздавить твою глупую бошку. Чтобы раздавить эту прелесть, нужно совсем съехать с катушек.

Донни. Убери свой сраный велик от моего лица, придурок, или я раздавлю твою прелестную бошку.

 

Дейви отвозит велосипед к входной двери.

 

Дейви. Тут могло быть все что угодно: большой камень, машина, собака. Ты же слышал, как выла собака.

Донни. Ага. А ты слышал рев машины.

Дейви. (пауза) А, может, ты слышал, как бросались камнями? Все зависит от того, насколько велик камень и с какого расстояния брошен. Бедный Малыш Томас! Я так любил его, так любил. Чего не могу сказать ни об одной кошке на острове. Для большинства наших котов я пожалею крошечной рыбешки. Они такие наглые. Особенно кот Мейрид. Дашь ему пинка, а он ухмыляется. А вот Малыш Томас был отзывчивым малым. Идешь мимо забора, там сидит Малыш Томас и тебе кланяется. (Пауза.) Больше нам кляняться некому. Упокой его душу, господи. Ушел от нас, только кучу мозгов на земле нам оставил. (Пауза.) Слушай, Донни, а он же у тебя недолго пожил? Ты, кажется, его совсем недавно взял.

Донни. Да не мой это кот, пойми, и в этом вся беда, как ты не можешь, придурок, понять! И ты ведь сам все прекрасно знаешь.

Дейви. Ничего я не знаю. А что такое?

Донни. Мне только на один год доверили этого засранца.

Дейви. Чей он, Донни?

Донни. А ты как думаешь?

Дейви. (пауза) Нет… Нет…

Донни. Что нет?

Дейви. (с ужасом в глазах) Только не он… только не твой…

Донни. Угу.

Дейви. Нет!

Донни. А чего бы я так расстраивался? Из-за этого засранца, что ли?

Дейви. Только не твой Падрайк.

Донни. Да нет, именно мой Падрайк.

Дейви. О, господи Иисусе, Донни! Только не Падрайк из ИНЛА[4]?

Донни. Думаешь, у меня есть какой-то другой Падрайк?

Дейви. И что, Малыш Томас – его?

Донни. С пяти лет у него жил. Пятнадцать лет был его единственным другом. Он оставил его мне, когда начал колесить по стране и все подряд взрывать. Он уже не мог ухаживать за ним так, как хотел бы. Я думаю, Малыш Томас был вообще единственным существом на белом свете, которое Падрайк обожал.

Дейви. Он любил его?

Донни. Конечно, любил.

Дейви. Да он же бешеный!

Донни. Э, нет... Когда он узнает об этом, вот тут он по-настоящему станет бешеным...

Дейви. А он уже и так сумасшедший. Долбанутый, торкнутый. Его так и зовут все: «Бешеный Падрайк».

Донни. Да, зовут.

Дейви. Это же его выгнали из ИРА[5], потому что для них он был слишком кровожаден.

Донни. Да, было такое. И он никогда не простит им этого.

Дейви. Ну, может быть, он все-таки сейчас, после такого славного рейда по Ирландии, хоть немного остыл?

Донни. Мне рассказывают, что, наоборот, стал еще более кровожадным. Я уже вижу его лицо в тот момент, когда до него дойдет новость. Но я вижу и твое лицо, когда Падрайк узнает, что виновен ты. Будь готов к тому, что он законопатит на тебе все дырки.

Дейви. (падает на колени) Пожалуйста, Донни, клянусь тебе, это был не я. Не говори ему обо мне, пожалуйста. Конечно, Падрайк убьет кого хочет, хотя бы за то, что тот рядом с ним... потеет. Даже повода не надо! Помнишь, он сделал калекой парня, который смеялся над его шарфом, который действительно был девчачьим. А этому парню, между прочим, было только двенадцать лет!

Донни. А его кузен, славный парень... Ему еще и двенадцати не было, когда Падрайк приковал его к инвалидной коляске!

Дейви. Умоляю, Донни, не говори ему про меня!

 

Донни встает с кресла и начинает ходить взад-вперед. Дейви встает с колен.

 

Донни. Если ты, Дейви, признáешься мне в том, что раздавил Малыша Томаса, то я не стану говорить. Но если ты будешь настаивать на своей невинности, мне придется сознаться Падрайку. У тебя есть два пути.

Дейви. Но это, блин, не честно, Донни!

Донни. А мне все равно, честно это или нечестно.

Дейви. Теперь мне понятно, что честнее было бы просто оставить Томаса валяться в грязи. Если черный кот пересек тебе дорогу – это, люди говорят, к беде. Но этот кот просто валялся на дороге, что он мог мне сделать? А, оказалось, мертвый, он еще больше мне горя принес. Ну, хорошо, я убил Малыша Томаса, если тебе угодно это знать.

Донни. Как ты его убил?

Дейви. Как? Тебе еще и это надо знать, старый хрен? Я врезался в него на велике, потом ударил его мотыгой по голове, а потом еще попрыгал на его трупе!

Донни. Ну все-таки я думаю, ты просто сбил его на велике. Для кота этого достаточно. Это хоть случайно произошло?

Дейви. Конечно, случайно. Совершенно случайно.

Донни. Ну... вот так честнее, если, конечно, это и в правду не специально.

Дейви. (пауза) Так ты не скажешь ему про меня?

Донни. Не скажу.

Дейви. Слава богу. (Пауза.) А когда ты ему расскажешь обо всем?

Донни. Сейчас буду звонить. На мобильный.

Дейви. Он будет в ярости.

Донни. Я скажу ему... Я скажу ему, что Малышу Томасу... нездоровится. Вот, что я скажу ему, пожалуй.

Дейви. Я думаю, что, когда он увидит, Донни, вытекшие мозги Томаса, он догадается, что коту несколько хуже, чем «нездоровится».

Донни. Я скажу ему так. «Ему нездоровится, но сейчас, сынок, нет никакого смысла стремглав нестись домой».

Дейви. Я с тобой, Донни...

Донни. Понимаешь? Я скажу ему, что сегодня он ни с того, ни с сего отказался от еды. А через неделю я скажу ему, что коту стало немного хуже. А еще через неделю я скажу ему, что он отошел в мир иной тихо, во сне.

Дейви. Мне кажется, это он легко воспримет.

Донни. Да, я постараюсь, чтобы он легко это перенес.

Дейви. Не надо выкладывать ему всю новость сразу. Надо по частям.

Донни. Потому что худшее, что можно сейчас себе представить, это Падрайк, который несется домой на всех парах к своей околевшей кошке!

Дейви. Донни, хуже этого нет ничего на этом свете.

Донни. Нет ничего хуже для тебя, придурок! Потому что это именно ты размозжил ему голову, и сам признался в этом!

Дейви пытается что-то сказать, но не может, давиться словами.

Донни. Чего?

Дейви. Ну да, да, это я, ублюдок... (бормочет) из-за этого говна...

Донни. Все, я звоню.

Дейви. (бормочет) Ну позвони, позвони, вот ведь сука, блин, нам же спокойнее...

Донни медлит, кусает нижнюю губу. Дейви подходит к двери и собирается вывезти велосипед из дома.

Дейви. Почему я такой терпимый, ума не приложу! Чтобы вот я так расстраивался по пустякам...

 

Донни снимает трубку и смотрит на кота.

 

Донни. Малыш Томас, бедняга... Если наш дружочек к нам заявится, мы совсем скоро точно так же, как и ты, лежать здесь будем. Знаешь, как он нас вздрючит? Нам будет вдвое хуже, чем тебе, Томас.

Дейви. Думаю, даже втрое. Или вчетверо.

Донни. Пиздуй уже домой, чертов кошкодер.

Дейви. Иду. Пожалуй, передавлю еще несколько кошек по дороге, потому что с сегодняшнего дня это мое хобби, мать вашу.

Донни. (рассеянно) Больше не надо никого давить, хватит.

 

Дейви вздыхает, подымает глаза к небу и вывозит велосипед. Донни медленно, печально набирает номер. Затемнение.

Сцена вторая

Заброшенный склад где-то в Северной Ирландии. Джеймс, обнаженный по пояс, весь в крови и избитый, висит вниз головой, подвешенный к потолку за голые, окровавленные ноги. Падрайк куражится подле него, умело управляясь с опасной бритвой. Его руки в крови. На груди Падрайка болтаются две пустые кобуры, два пистолета лежат рядом, на столе слева. Джеймс рыдает.

Падрайк. Джеймс? (Пауза.) Джеймс?

Джеймс. (всхлипывая) А?

Падрайк. Знаешь, что у нас дальше по расписанию?

Джеймс. Не знаю. Не хочу знать.

Падрайк. Понимаю, почему ты не хочешь знать, засранец. Бодрее, приятель, ты же слезы льешь как маленькая глупая девочка.

Джеймс. А что ты думаешь, еб твою мать, должен делать человек, у которого только что вырвали ногти?

Падрайк. (пауза) Не надо мне говорить «еб твою мать», Джеймс...

Джеймс. Прости, Падрайк...

Падрайк. А то иначе я посильнее тебя побеспокою. Пора уже перестать играть с тобой в бирюльки.

Джеймс. Вырывать ногти у людей – это ты называешь «играть в бирюльки»?

Падрайк. Да.

Джеймс. Буду знать. Оказывается, это называется «играть в бирюльки» - когда тянут ногти из живых людей.

Падрайк. Джеймс Хенли, прекрати ныть про свои вонючие ногти! Ты так вопишь, как будто я снял сейчас их все, а на самом деле я лишил тебя всего лишь двух ноготочков, самых-самых маленьких, крохотулечек... Если бы я еще большие ногти срезал, то я бы понял, но здесь... Ну что ты! Они же крошечные. Ты едва ли заметишь их отсутствие. И раз уж ты так беспокоишься о здоровье, то порадуйся за свои ноготки – в кои веки под ними нет вечного траура!

Джеймс. Ну хорошо, спасибо хоть за это. Ты просто спас меня.

Падрайк. Потом смотри дальше. Если бы я был настоящий злодей, я был снял по ногтю с каждой твоей ноги, но я сегодня добрый и вырвал два ногтя с одной лапки, чтобы ты, когда будешь убегать отсюда, хромал не на обе, а только на одну ногу. Если бы я поранил тебе две ножки, это было бы уже свинство. Ну а поскольку теперь вся боль у тебя сосредоточилась в одной ноге, то ты можешь легко взять в руки костыль или какую другую палочку и ковылять себе восвояси. Не уверен, что центральный госпиталь вот так просто раздает всех желающим костыли, но мне кажется, имеет смысл это проверить. Можешь позвонить им и спросить, а еще лучше сразу загляни туда, пусть они перевяжут рану и обезопасят ее от заражения. Я ведь сегодня с утра не дезинфицировал свою бритву. Извини, я как-то не привык. Да и нéзачем, на мой взгляд. Но я думаю, что они тебе помогут, они же суперпрофессионалы. Вколотят тебе укол от столбняка, тут уж извини, это надо для твоего же здоровья. Я вообще терпеть не могу уколы, ненавижу просто. Мне кажется, что в сто раз лучше порезаться бритвой, чем дать себя уколоть. Не знаю даже почему мне так кажется. Нет, ну конечно, лучше бы ни того, ни другого. Но тебе сегодня придется испытать на своей шкуре две неприятности разом. Правда, у тебя сегодня не самый удачный день? (Пауза.) Хотя… Я чего-то потерял нить рассуждений.

Джеймс. Ах боже мой, ты потерял нить. Эх! Болтал всякую фигню и сам запутался.

Падрайк. (пауза) Следующий пункт нашей программы. С каким соском ты бы сейчас охотнее расстался – правым или левым?

Джеймс. Нет, пожалуйста. Не надо!

Падрайк. Выбирай давай! Твой любимый сосок я не трону, будь спокоен, поработаю с другим. Срежу его тоненьким ножичком и, может статься, тебя же им покормлю. Но если ты не сможешь выбрать или будешь медлить, то тогда тебе придется распрощаться с двумя малышками сразу. Хотя прощаться с двумя сосками – это еще большая бессмыслица, чем прощаться с одним из них. По крайней мере, мне так кажется. На мой взгляд, это будет выглядеть как чистой воды безумие, и по твоей же глупости. Так что, знаешь, давай выбирай и поехали! Потому что, на самом деле, мало приятного в этом занятии – торчать тут с тобой на грязном складе и отрезать твои соски, дорогой Джеймс Хенли.

Джеймс. (плачет) Но я ничего не сделал, Падрайк, не надо мне соски отрезать...

Падрайк. О! Только вот не надо этих распросов «почему» да «как», Джеймс. Ты занимался грязным делом – продавал ирландским школьникам наркоту. Если бы ты продавал их только протестантам, я бы не сказал ни слова, а только похвалил бы тебя за это, но ты не разделял людей по вере, а всучал эту дрянь всем без разбора.

Джеймс. Я всего лишь продавал марихуану студентам технического колледжа, и то по оптовым расценкам...

Падрайк. Ага, и вся наша доблестная молодежь по твоей милости превращается в обкуренных праздношатающихся отморозков, которые только и умеют, что швыряться бутылками в полицейских!

Джеймс. Да сейчас вообще все траву курят!

Падрайк. Я не курю!

Джеймс. А надо бы! Тебе бы очень помогло!

Падрайк. Так, сколько можно повторять: ты выбрал?

Джеймс. Даже Пол Макартни считает, что продажу марихуаны надо легализовать. От нее вреда меньше, чем от алкоголя, и, по мнению Макартни, она лечит эпилепсию.

Падрайк. Тогда прощайся с обоими.

Джеймс. У него есть цифры, Падрайк!

 

Падрайк подскакивает к нему с бритвой.

 

Джеймс. Правый! Правый!

 

Падрайк оттягивает правый сосок Джеймса и заносит над ним бритву.

 

Падрайк. Сожми зубы, Джеймс. Сейчас будет больно.

Джеймс. (орет) Нет...

 

В этот самый момент мобильный телефон Падрайка начинает громко трезвонить в заднем кармане брюк.

 

Падрайк. Повеси тут пока, Джеймс.

 

Падрайк отвечает на звонок, отходит от Джеймса, которого трясет от страха. Он рыдает.

 

(говорит в трубку) Алло. Привет, ну как ты там, засранец? (Джеймсу.) Это мой папа звонит. (Пауза.) Все отлично, пап, отлично. Как там на Инишморе? Здорово. Здорово. Слушай, пап, я сейчас тут работаю, ты чего-то сказать хотел или так, поболтать? Я тут одного ублюдка пытаю, он наркоту детям продает. Ну я не буду по телефону все рассказывать...

Джеймс. (плача) Марихуану, Падрайк... Не наркоту!

Падрайк. Они все просто подонки, и главное, держатся так, словно бы они так не считают, а на самом-то деле знают всё про себя, что подлецы. Они думают, что нам благодетельствуют, представляешь? (Пауза.) Да нет, это я так, играюсь. Вот заложил бомбу в парочку фаст-фудов, а они, собаки, не сработали. (Пауза.) Ну слушай, фаст-фуды же не охраняют, как английские казармы! Ты думаешь, мне нужны твои советы – я сам прекрасно знаю, как расставлять бомбы! (Пауза.) Они довели меня просто. Этому кретину, которые делает нам бомбы, ему надо просто руки оторвать. Он алкоголик! Либо они взрываются до того, как ты их установишь, либо они не взрываются вовсе. Я ненавижу этих свиней из ИРА, но тут надо отдать им должное: они умеют делать отменную взрывчатку. (Пауза.) С чего это ИРА будет нам бомбы поставлять? Они им самим пригодятся. Парни когда-нибудь взорвут всю вселенную. Я устал от этого всего. Мечтаю отделиться и создать свою собственную террористическую группу. (Пауза.) Я знаю, что ИНЛА и так всегда была отделившейся, но никто не запрещал мне создавать отколовшуюся группировку от уже ранее отколовшейся. Отколовшаяся группировка – это лучший способ в мире отделиться от всех! Это значит, что ты наконец-то начинаешь думать своими мозгами. (шепчет) Я тут не один. Папа, я не могу болтать с тобой долго об отколовшихся группировках. (Джеймсу, крайне вежливо.) Я буду через минуту, Джеймс.

 

Джеймс вздрагивает.

 

Падрайк. Ты что звонишь мне просто так, пап?

 

Пауза. Лицо Падрайка внезапно мрачнеет, глаза наполняются слезами.

 

Ох. Что с Малышом Томасом? (Пауза.) Плохо? Насколько плохо? Ты носил его к врачу? (Пауза.) Как давно он отказывается от пищи, и почему ты мне не сообщил об этом раньше? (Пауза.) Ему все-таки не совсем плохо? Так ему все-таки плохо или ему не совсем плохо? Так все-таки как – так или сяк? Папа, все-таки есть большая разница между просто плохо и не совсем плохо. Ему не может быть одновременно и плохо, и не совсем плохо, черт тебя подери. (Рыдает.) И ты бы мне не звонил, если бы ему было не совсем плохо, вот что. Что вы натворили с моим Малышом Томасом, сраное вы мудачье? Ну-ка, дай ему трубку. Он спит? Накройте его одеяльцем и гладьте, гладьте нежнее. Позовите другого доктора и громко не разговаривайте возле него. Завтра утром я приплыву к вам на первом же катере, сукины вы дети. Чтоб вас там всех разорвало!

 

Падрайк бросает телефон на стол с такой силой, что он разламывается на куски, несколько раз стреляет по обломкам, затем садится и тихо плачет. Пауза.

 

Джеймс. Что-то случилось, Падрайк?

Падрайк. Моему коту плохо, Джеймс. Для меня это самое дорогое существо во всей вселенной.

Джеймс. А что с ним?

Падрайк. Не знаю еще. Он отказывается от пищи.

Джеймс. По-моему, нет смысла убиваться. Он всего лишь отказывается от еды. У него, вероятно, стригущий лишай.

Падрайк. Стригущий лишай? А это серьезно?

Джеймс. Да нет, ерунда. Надо купить в аптеке пилюли от лишая, вдавить их в кусочек сыра и дать коту. Запаха пилюль коты не любят, но если замаскировать их в сыре, то он скушает их, даже не заметив подмены. Он будет здоров как бык через день или два, максимум три. Главное, не переборщить с дозой. Надо внимательно прочесть инструкцию.

Падрайк. Откуда ты всё это знаешь? Про лишай.

Джеймс. У меня дома живет мой любимый котик, которого я люблю больше всех на свете. У него такое же было месяц назад.

Падрайк. Да? Невозможно себе представить, что у наркодилеров есть коты.

Джеймс. Наркодилеры – такие же люди, как и все остальные, Падрайк.

Падрайк. И как его зовут?

Джеймс. А?

Падрайк. Как его зовут?

Джеймс. А, Доминик. (Пауза.) Я клянусь тебе, Падрайк, что больше не буду продавать наркотики детям. Клянусь сердцем Доминика. Это святая клятва, Падрайк, для меня нет ничего более святого, чем Доминик.

Падрайк. (пауза) Ты что же, шутишь со мной, Джеймс?

Джеймс. Нет, я не шучу. Это слишком серьезные вещи.

 

Падрайк подходит к Джеймсу с бритвой и срезает веревку, на которой тот висит. Джеймс сокрушительно, как груда камней, сваливается на пол, затем пытается встать, еле-еле удерживаясь на своих окровавленных ногах. Падрайк прячет пистолеты в кобуру.

 

Падрайк. Как твои пальчики?

Джеймс. Превосходно, Падрайк.

Падрайк. Правда, теперь ты чувствуешь себя иначе? Ты как будто бы заслужил теперь право носить свои ноги.

Джеймс. О, да. И ноги, и руки тоже.

Падрайк. Есть деньги доехать до больницы? Тут автобус ходит.

Джеймс. Нету.

 

Падрайк дает сконфуженному Джеймсу мелочь.

 

Падрайк. Надо, чтобы они осмотрели твои раны. Не дай-то бог, заражение крови!

Джеймс. Как приятно, что ты обо мне заботишься.

Падрайк. Ну ладно, я полетел в графство Гэлуэй к моему котику.

 

Падрайк уходит.

 

Джеймс. (кричит) Я тебе желаю, чтобы твой кот встретил тебя веселым, здоровым и с улыбкой на лице, Падрайк!

 

Пауза. Где-то далеко громко хлопает дверь.

 

(плача) А еще лучше, чтобы он к тому времени сдох и его зарыли глубоко в землю, как последнюю собаку!

 

Затемнение.

 

Сцена третья

 

Сельская дорога. Дейви сосредоточенно, с любовью накачивает шины на велосипеде, который стоит перевернутый колесами вверх. Раздаются несколько выстрелов из ружья, одна пуля задевает щеку Дейви. Он тут же падает, прячется за велосипедом. Остальные пули рикошетят по различным его деталям.

 

Дейви. О господи, Мейрид, твою мать! Сука драная! Ты попала мне в щеку.

 

Выстрелы прекращаются. Дейви стонет.

Мейрид. (из-за кулис) Неужели в щеку?

Дейви. Ты же могла мне выбить глаз, дура!

Мейрид. (входя) Я как раз этого и хотела. Промахнулась.

 

Мейрид, шестнадцати лет или около того, худенькая, миловидная, коротко стриженная, в военных брюках, белой майке, черных очках. У нее в руках пневматическое ружье. Несколько раз ногой пинает велосипед Дейви, пока он потихонечку не сваливается в канаву. Дейви подымается, осторожно дотрагивается до своей окровавленной щеки.

 

Дейви. Оставь мой велик в покое, дура! Тебе не достаточно того, что ты мне щеку прострелила? Хватит его толкать. Иди своей дорогой.

Мейрид. Нет, не хватит! Не хватит за все твои преступления!

Дейви. Какие еще преступления, подруга моя нежная? Отвали от моего велика!

 

Он отталкивает Мейрид от велосипеда. Она падает на землю, медленно подымается, взводит ружье и подносит ствол к лицу Дейви.

 

(подымает руки) Я нечаянно, Мейрид, прости меня. Не надо! Я пожалуюсь маме.

Мейрид. Ну иди, жалуйся, только без глаза.

Дейви. Да что тебя так расстроило? Ты чего такая бешеная?

Мейрид. Меня свел с ума бедный кот, которого ты сегодня утром протаранил на смерть.

Дейви. О господи, никаких котов я сегодня не таранил. Откуда у тебя такие сведения?

Мейрид. По телевизору в новостях сказали!

Дейви. Не было этого в новостях! И что-то я не припомню, чтобы ты смотрела новости. Разве что, когда в Англии бомбу взрывают. Тебе же нужно на кем-нибудь позлорадствовать!

Мейрид. Птичка на ушко нашептала.

Дейви. А если она тебе нашептала неправду? Что я не ехал медленно по дороге, и что я не увидел мертвую кошку и что я не подобрал ее и не отнес к Донни, - если она все тебе нашептала не так, то эта твоя птичка - подлая грязная лгунья, и я скажу этой птичке все прямо в лицо. (Пауза.) Я все сказал, Мейрид. Я, между прочим, точно так же, как ты, переживаю за всех котов на белом свете, но это совсем не значит, что я теперь буду ходить по деревне и рассказывать каждому встречному о своих подвигах. А если бы я даже этим занялся, то вы бы меня сами назвали сраным пидарасом, а мне и так немало достается за то, что я ношу такую прическу, какую я люблю.

 

Мейрид опускает ружье и отходит от Дейви.

 

Дейви. Ты хотела лишить своего брата зрения из-за какой-то дохлой кошки.

Мейрид. Да. Без вопросов.

Дейви. И ты еще говоришь, что ты не сумасшедшая.

Мейрид. Я совсем не сумасшедшая.

Дейви. Я могу показать тебе десять одноглазных коров, которые это опровергнут.

Мейрид. Не надо мне рассказывать байки про коров! Это был политический протест!

Дейви. Против коров? Что же они натворили?

Мейрид. Протест против бесчеловечной торговли мясом. И ты это прекрасно знаешь.

Дейви. Я что-то не вижу логики. Как, выбивая глаза коровам, можно бороться против мясной торговли?

Мейрид. Конечно, не видишь, ты же тупой. Ты не можешь понять, что для торговцев мясом это серьезный ущерб. Нет никакого смысла гнать слепых коров на рынок, понял? Только себе в убыток. Потому что, кто же купит слепую корову?

Дейви. Никто.

Мейрид. Правильно, никто. Поэтому в предлагаемых обстоятельствах я воспринимала коров только как эффективную цель для политического протеста. Но с тех пор мои взгляды в корне поменялись, поэтому я уже больше не вижу в коровах эффективной цели.

Дейви. Ах ну да. Ты теперь целиком переключилась на брата и его велик.

Мейрид. Если они приносят вред котам, то да.

Дейви. Ну слушай, я не делал ничего плохого этому коту. Я даже попытался ему помочь, а также помочь Донни. И сейчас я тоже помогаю Донни, выполняю, между прочим, черт тебя побери, его задание. И если я его не выполню, то я – мертвец.

Мейрид. Какое еще задание?

Дейви. Надо облазить всю деревню и найти черного кота, похожего на Малыша Томаса. Потому что завтра рано утром, когда Падрайк покажется в деревне, мы вряд ли рискнем вручить ему в руки кота, у которого нет половины черепа.

Мейрид. Ну это понятно. Вы что же думаете, что Падрайк совсем идиот?

Дейви. Мы рассчитываем на то, что он хотя бы полудурок.

Мейрид бьет его с размаху прямо по окровавленной щеке.

Мейрид. Это чтобы ты не называл полудурком храброго сына Ирландии, понял, Дэвид?

Дейви. Больше не буду, Мейрид.

Мейрид. Падрайк в состоянии отличить своего кота от чужого. Неслучайно в двадцать один год он уже младший лейтенант.

Дейви. Да, младший лейтенант. В его представлении, наверное, ничего круче и не бывает. Сам себя назначил и рад.

Мейрид. У каждого кота своя собственная индивидуальность, уже не говоря о разнице цвета глаз и о способе мяукания. Вот, например, мой Сэр Роджер. Сэр Роджер - личность. Он не похож ни на одного кота – из тех, которых я знаю, по крайней мере...

Дейви. Ага, такой воображала, мерзкая тварь.

Мейрид. Никакой не воображала и никакая не тварь.

Дейви. Мерзкая, заносчивая тварь. Изодрал два моих комикса – причем нарочно...

Мейрид. Молодец, Сэр Роджер!

Дейви. Ой, не надо его защищать.

Мейрид. Я буду делать то, что я захочу.

Дейви. Слушай, кровь еще идет из щеки?

Мейрид. Да.

Дейви. (тихо) Сволочь какая.

 

Дейви снова устанавливает велосипед вверх колесами и продолжает накачивать шины. Мейрид ходит взад-вперед, крутит ружье на пальце и напевает песню «The Dying Rebel» [6].

Мейрид. (поет) «The last I met was a dying rebel…»[7]

Дейви. О господи, Мейрид, прекрати петь этот дурацкий гимн повстанцев-идиотов.

Мейрид. (поет) «Kneeling low I heard him say, God bless my home in dear Cork city, God bless the cause for which I die»[8].

Дейви. (поет, перекрывая ее последнюю строфу – из репертуара группы «Motorhead» [9]) «The ace of spades! The ace of spades!»[10]

 

Из правой кулисы на дорогу выходит Кристи, бандит из Северной Ирландии, в темном костюме, в повязке на один глаз, которой он явно бравирует. Останавливается рядом с Дейви и Майрид.

 

Кристи. Привет.

Дейви. Привет.

Кристи. Классное ружьишко.

Майрид. И хорошо стреляет.

Кристи. (Дейви) Слушай, парень, я тебе где-то видел.

Дейви. Не знаю. Может, видел, а, может, нет.

Кристи. По-моему, именно сегодня я тебя где-то видел. Запомнил твою девчачью гриву.

 

Дейви морщится.

Кристи. А это не ты, случаем, сегодня утром переехал кота на велике?

Дейви. Никакого кота я не переезжал!

 

Мейрид отступает, с суровым лицом, садится на камень у левой кулисы и строго осматривает Дейви с ног до головы. Дейви, видя это, заметно пугается.

 

Кристи. Так это не ты? Должно быть, я ошибся.

Дейви. Я подъехал к коту медленно, и когда увидел, что ему плохо, я взял его аккуратно и понес к моему приятелю, хозяину этого кота. Я очень хотел ему помочь, очень спешил.

Кристи. Да, думаю, хозяин расстроился.

Дейви. Очень расстроился. Дело в том, что кот на самом деле не его. Он принадлежит другому человеку.

Кристи. И тот тоже расстроился?

Дейви. Он будет здесь завтра, он уже едет домой. Только пока он думает, что его коту просто стало плохо. А на самом деле ему даже очень хорошо. Его уже похоронили на картофельном поле.

Кристи. Ай-ай-ай. А когда должен приехать этот парень?

Дейви. Хм... в двенадцать вроде. Ага, точно в двенадцать.

 

Кристи кивает головой и собирается скрыться в левой кулисе.

 

Кристи. Всего вам хорошего.

Дейви. Послушай, приятель. Скажи, пожалуйста, моей сестре, что ты ошибся. Я не трогал кота. Скажи, что ты видел, как я медленно подъезжал к коту, скажи, что ты видел именно это, если и вправду видел.

Кристи. (пауза) Видишь ли, я воспитывался в семье иезуитов. А главная заповедь иезуитов гласит: «Живи не по лжи». Конечно, часто бывает, что глаза подводят смотрящего. Особенно если у них есть только один глаз. Но в твоем случае я готов поклясться на Библии, что ты намеренно проехал по голове кота на огромной скорости, а затем еще вернулся, чтобы додавить прохвоста. И это был именно ты.

 

Кристи уходит в левую кулису. Мейрид передергивает затвор ружья.

 

Дейви. Я не...

 

Дейви убегает в правую кулису, закрывая лицо руками. Мейрид стреляет ему вслед, затем бьет ногой по велосипеду, стреляет по нему несколько раз. Свет медленно гаснет.

 

Мейрид. И это только начало, Дейви Клейвэн. Если ты еще не умер, то вскоре умрешь точно так же, как убитый тобою кот. Твое время подошло к концу, даю тебе честное слово!

 

Сцена четвертая

 

Ночь. Дом Донни. Донни стоит, потягивая из бутылочки потин [11]. Его руки перемазаны черной краской. Он наблюдает за тем, как Дейви красит рыжего кота гуталином. У него это получается скверно. Оба изрядно пьяны.

 

Донни. Он догадается.

Дейви. Ни фига.

Донни. (пауза) Догадается, точно тебе говорю.

Дейви. Я уже сделал пол-работы. Не надо меня критиковать за пол-работы, Донни.

 

Донни неровным шагом идет к креслу слева и бухается в него, откупоривает новую бутылку.

 

Дейви. И не соси ты эту бутылку!

Донни. Моя бутылка, хочу и сосу.

 

Дейви прерывается и берет себе тоже бутылку, затем возвращается к коту.

 

Донни. Как только он перешагнет порог, он тут же поймет, что это не его кот. Видно же, что этот - рыжий.

Дейви. Он уже не будет рыжим, когда я закончу. Он будет черным как негр.

Донни. Молчи! Тебе было сказано найти черного кота, а не рассказывать мне сейчас тут про негров.

 

Дейви подымает кота и показывает его.

 

Дейви. Если тебе не нравится кот, которого я принес, я возьму его обратно и пойду домой. Мы с ним не выносим критики в наш адрес.

Донни. Давай заканчивай, патлатый придурок. Глотку ему покрась. Глотка вся рыжая!

Дейви. (красит кота) Я пять миль прошел, чтобы найти черного кота. Моя сука-сестра разбила мой велик, но я все равно ни одного черного не встретил. Вернее, один был, но с ним игрались дети, а я еще не такой подлец, чтобы отбирать игрушку у детишек.

Донни. Да. Понятно. Трусливая скотина. Ну впрочем это давно было известно.

Дейви. Никакая я не трусливая скотина. У меня просто есть сердце, я не могу, чтобы из-за меня страдали маленькие обормоты. (бормочет) Тем более, что рядом были их мамаши.

Донни. Ну конечно, мамаши. Я посмотрю на того смельчака, который подойдет к ним и заявит: «Я сейчас кошку заберу у ваших малышей». Они устроят ему такое представление! Но ты все равно должен был дать им отпор и наплевать на этих сучек.

Дейви. Я не могу так поступать с женщинами. Даже во имя нашего спасения. Что бы ты сделал, если кто-то наплевал на твою мать, если бы она сейчас была жива?

Донни. Много раз я плевал на свою мать, когда она еще была жива. А когда она сдохла, я перестал плевать. Все равно не было никакого толка от этого.

Дейви. Зачем же ты плевал на свою матушку?

Донни. Она действовала мне на нервы.

Дейви. Теперь я начинаю понимать, в кого пошел твой бешеный Падрайк.

Донни. А еще у нее был кошмарный волосатый подбородок. (Пауза.) Ну-ка дай я попробую его покрасить, а то ты все плохо делаешь.

 

Донни встает, Дейви тут же занимает его место и начинает потягивать потин.

 

Дейви. Я думал еще пройтись гуталином. Пока это выглядит весьма приблизительно.

Донни. Вот скажи: если ты знал, что принесешь мне рыжего кота, ты бы мог, сволочь, хотя бы принести свой гуталин, а не тратить мой попусту.

Дейви. Ты чего это раскомандовался?

Донни. Ты обязан был подготовиться. Пока этот кот только наполовину черен, и если он, к примеру, оближет свою шерстку за ночь, наша проделка всплывет наружу, ясно тебе?

Дейви. (пауза) Кошки любят себя вылизывать. Даже не знаю, почему. Больше чем собаки, кстати. Что-то у них там в мозгах щелкает. Вот.

Донни. (насмешливо) Я тебе сейчас намажу бошку этим гуталином, сволочь ты эдакая. Закрой глаза, чтоб не щипало, а то еще разрыдаешься тут.

Дейви. Слушай, кот орет как младенец.

Донни. Откуда ты его достал вообще?

Дейви. Не знаю. Он, наверное, чей-то. Убежал из дома.

Донни. Смотри, у него ошейник с именем. Как тебя зовут, кися?

Дейви. Сэр Роджер.

Донни. Сэр Роджер. Смешное имя для кота.

Дейви. Ага. Нужно много ума иметь, чтобы так назвать кошку.

Донни. Слушай, надо бы снять с него ошейник, Дейви. Иначе он испортит нам всю игру.

Дейви. Да, надо. Иначе Падрайк догадается обо всем и будет ясно, что это не Малыш Томас. Сейчас ты говоришь умные вещи, Донни.

Донни. Знаю. Вообще-то я не нуждаюсь в том, чтобы ты меня оценивал.

 

Донни снимает с кота ошейник и бросает его в шкаф слева.

 

Дейви. (пауза) А давай скажем Падрайку, что Малыш Томас так болел, так болел, что стал рыжим!

Донни. Думаешь, это убедительно?

Дейви. И теперь еще его шерстка пахнет гуталином.

Донни. Думаешь, это сработает, Дейви?

Дейви. Нет.

Донни. А тогда хрен ли ты это говоришь, Дейви?

Дейви. Думаю, как спастись.

 

Донни морщится.

 

Дейви. Слушай, а это ты правду говорил про свою мать?

Донни. (улыбаясь) Немножко преувеличил.

Дейви. Я так и подумал.

Донни. Я только один раз ее ударил, и это было последнее, что было в ее жизни.

Дейви. Я так и подумал. Твоя мама не делала ничего такого, чтобы ты ее дубасил. Я люблю свою мамочку. Люблю ее больше жизни. Люблю ее больше всех на свете.

 

Донни выгребает остатки гуталина из банки. Кот перекрашен едва ли наполовину. Выглядит абсолютно идиотски.

 

Дейви. Мммм... Как я люблю запах гуталина...

Донни. Да, я тоже.

 

Оба с наслаждением принюхиваются к своим рукам.

 

Прям даже хочется его покушать.

Дейви. Ага. А ты пробовал?

Донни. В детстве, да.

Дейви. Я тоже. Он такой... сыроватый.

Донни. Ага. И стоило тебе только высунуть язык, как все быстро понимали, что ты натворил.

Дейви. Ага. И все смеялись.

Донни. Да. (пауза) Ну ладно, хватит...

 

Завершает полировать кота, берет его на руки и показывает Дейви.

 

Ну как, Дейви? Сойдет нам это с рук?

 

Дейви задумывается.

 

Дейви. Он приставит револьвер к нашим затылкам и выбьет наши крошечные мозги на хрен.

Донни. (смеясь) Точно!

 

Затемнение.

 

Сцена пятая

 

На дороге. Ночь. Кристи, Брендан и Джоуи - первые двое сидят вместе, а третий поодаль. Кристи ест бобы из банки. У всех северо-ирландский акцент.

 

Кристи. Иди сюда, поешь бобов.

Джоуи. Я не стану есть бобы с такими мудаками, как вы оба.

Брендан. О, опять наш сосунок повысил голос.

Джоуи. Я тебе не сосунок.

Кристи. Хватит задирать друг друга, придурки.

Брендан. Да он уже, похоже, обосрался перед делом.

Джоуи. Сам ты обосрался. Может, мне штаны снять, чтобы ты убедился?

Брендан. Нет, не надо.

Джоуи. Ничего я не обосрался. Я готов к схватке. И не важно, с сильным противником или слабым. Но вот чего я никогда не стану делать – так это выходить из себя, чтобы насолить своим приятелям. Я все равно в двадцать раз лучше всех вас вместе взятых. Не стану нападать на беззащитных, тем более на тех, кому вооружаться нечем. Потому что у них вместо рук – маленькие когтистые лапки.

Кристи. Понятно, Джоуи, никто из нас не рад тому, что мы должны сегодня совершить. Но не зачеркивать же нам наши планы! Один умный человек однажды сказал: «Цель оправдывает средства». Это, кстати, не Маркс ли сказал? По-моему, он.

Брендан. Нет, не Маркс.

Кристи. А кто же тогда?

Брендан. Не знаю я. Но точно, не Маркс.

Кристи. Брендан, ты не замечал, что все время осекаешь людей и твердишь им, что тó или это сказал не тот. Что нé говорил тот или этот, может сказать каждый дурак. А умный человек вытянет спинку в струнку и скажет четко, ктó это сказал.

Брендан. Думаю, ты прав, но все равно это сказал не Маркс. Это, собственно, все, что я хотел сказать.

Кристи. А кто же, блин?

Брендан. Да не знаю я!

Кристи. Это сказал какой-то русский.

Брендан. Может быть, может быть, даже наверняка, так и есть. По крайней мере, это звучит так, словно это сказал кто-то из России. Но я всего лишь хотел сказать тебе, что это не Маркс.

Кристи. Да, с тобой разговаривать бессмысленно.

Брендан. Нет, бессмысленно только по поводу цитат.

Джоуи. (пауза) Слава богу, вы хоть от меня отстали. А то задираете уже по любому поводу.

Кристи. А какой, кстати, был повод?

Джоуи. Повод был в том, что мы разбили голову невинному коту! Я что-то не припомню, чтобы я подписывался давить кошек, когда вступал в ИНЛА.

Брендан. Какого кота ты раздавил? Это мы с Кристи убили его без твоей сраной помощи.

Джоуи. Я имею в виду, что я теперь повязан с теми, кто истребляет кошек.

Брендан. Только вот не надо теперь примазываться к убийству, для которого ты палец о пальц не ударил.

Джоуи. Да никуда я не примазываюсь! Потому что в убийстве кота никакой мазы нет. Раздавить кошку – просто. Для этого даже стволы не нужны. Так, кстати, обычно чертовы британцы делают. Сгоняют несчастных ирландских котов и мутузят их до полусмерти, как в Кровавое Воскресение[12], только нескольким бедным чертенятам удается убежать.

Брендан. Они не убивали котов в Кровавое Воскресение. Кристи, ну скажи ему.

Джоуи. Я просто пример привел, тупица.

Брендан. А, пример.

Джоуи. Я бы ни за что не записался в ряды штурмовиков ИНЛА, если бы заранее знал о том, что убивать котов – это ваш способ борьбы. Идеи ИНЛА хиреют, по моему убеждению. Точно так же было, когда взрывали Эйри Нива[13]. Нельзя было убивать человека только за то, что у него было смешное имя. В этом не его вина.

Кристи. А почему бы тебе не учинить раскол и не образовать отколовшуюся группировку, как это сделал твой любимый Бешеный Падрайк?

Брендан. Да уж. Ирландская национальная армия милости к кошкам.

Джоуи. Создам. Только я знаю одно: вы мне порядком надоели. Вы разрушили мою мечту.

Брендан. Какая еще там у тебя мечта?

Джоуи. Спорим, что есть?

Кристи. (пауза) Джоуи, дорогой, мы не в восторге от того, что нам пришлось убить кота. Я чуть не заревел, когда ударил по нему ручкой пистолета в четвертый, в пятый раз – когда из него уже начала сочиться кровь. Но зачем мы это сделали? Разве мы не думали этим завлечь нашего Безумца с Аранских островов домой, туда, где мы сможем полностью его контролировать и сумеем хорошенько приготовиться к его визиту? Там, где он не ожидает атаки, хотя прекрасно знает, что его час пробил. Ведь мы вряд ли справимся с ним, если он упадет как снег на голову. Надеюсь, он приедет к нам быстренько, не успев сформировать еще одну отколовшуюся группировку или порезать еще одного нашего приятеля, как он порезал Скэнка Тоби. Скэнк всего лишь делал нашему сообществу несколько приятных услуг. Разве он заставлял покупать у него наркотики? Нет, нет, и еще раз нет. И разве не платил он нам по фунту за каждый пакетик, который он толкнул за свободу Ирландии? Разве мы боремся за свободу Ирландии не для всех? Этого как раз Падрайк никак не может понять - мы освобождаем Ирландию не только для школьников и их милых подружек, а также еще не родившихся детей. Нет же. Мы освобождаем ее в том числе для наркоманов, для воров, для наркодилеров! Для всех!

Джоуи. Ага. И самое главное – для истребителей котов!

 

Брендан и Кристи смотрят на Джоуи с ненавистью, затем медленно подымаются, потягиваются, хватаются за пистолеты и наставляют на него. Напуганный Джоуи встает и наставляет свою пушку на них.

 

Кристи. Я произнес прекрасную речь, а ты ее испоганил!

Брендан. Именно, Кристи. Он испоганил твою прекрасную речь, он обесчестил тебя. Давай-ка его нафаршируем свинцом!

Джоуи. Давайте прекратим пугать друг друга, уберите пистолеты. Все-таки мы друзья.

Кристи. Мы были когда-то друзья, я припоминаю, но теперь между нами ты поставил стену - замученные кошачьи головы.

Джоуи. Прости меня, Кристи. Я просто испытываю к котам необычайную нежность, вот и все. Прошу меня извинить.

Кристи. Ты считаешь, что твои приоритеты самые правильные? Что важнее: счастливые коты или свобода для Ирландии, которой мы грезим?

Джоуи. Свобода для Ирландии, конечно, Кристи. Хотя я бы хотел и того, и другого.

 

Кристи взводит курок.

 

Джоуи. Свобода для Ирландии, конечно, Кристи.

 

Пауза. Кристи опускает пистолет и начинает собирать свои вещи. Чуть позже Брендан и Джоуи следуют его примеру.

 

Кристи. Ну и славно. В конце концов, разве ирландские коты не будут счастливее, если их больше не будут беспокоить английские?

Джоуи. Будут.

Кристи. Разве ты не знаешь, сколько в свое время убил котов Оливер Кромвель[14]?

Брендан. Очень много.

Кристи. Очень много. И закопал их живьем. И у нас есть свой путь, чтобы не стать ублюдками. Все, хватит, больше ни слова о котах. Собирайте свои шмотки. Надо нам на сегодняшнюю ночь где-нибудь залечь, может, в амбаре, а, может, еще где. Жирный придурок сказал мне, что Падрайк вряд ли появится раньше полудня, и вроде у него нет резона нас обманывать. Подойдем в десять минут первого и ворвемся во всеоружии.

 

Собирают свои вещи и направляются к левой кулисе.

 

Кристи. А я вам рассказывал, как я подловил этого жирдяя? Он наболтал своей сестре, что это якобы он убил кота. Я выдал ему такую тираду: «Главная заповедь иезуитов гласит: «Живи не по лжи», поэтому, сынок, я расскажу тебе правду». Ха-ха.

Брендан. Только у иезуитов нет такой заповеди.

Кристи. Нет? А у кого же есть?

Брендан. Я не знаю, но это точно не иезуиты говорили.

Кристи. Опять начинаешь?

Брендан. Начинаю что?

Кристи. Начинаешь говорить, что кто-то чего-то не говорил.

Брендан. Я ничего не начинаю. Я всего лишь сказал, что это были не иезуиты.

Кристи. А кто же?

Брендан. Не знаю!

Кристи. Думаю, что Маркс!

Брендан. (уходя) Может быть, и Маркс. Я не знаю. Но я точно знаю, что это не иезуиты.

Кристи. (уходя) Да пошел ты на хрен, мудила!

 

Голоса трех человек за кулисами постепенно превращаются в невнятное бормотание. Пауза. Мейрид появляется справа, прислушивается к их диалогу. Смотрит в ту сторону, куда ушли мужчины, крепко задумывается, затем агрессивно взводит ружье. Затемнение.

 

 

Сцена шестая

 

Другое место на дороге. Ночь, лунный свет. Мейрид стоит, опершись о стену, на ее лице видны следы неброского макияжа, губы накрашены. Она тихонько напевает песню «The Patriot Game» [15]. Рядом ружье, оно также подпирает стену.

 

Мейрид. (поет) «Come all ye young rebels and list while I sing. The love of one’s land is a terrible thing. It banishes fear with the speed of a flame, and it makes us all part of the patriot game»[16].

 

Падрайк входит справа и хочет спокойно пройти по дороге мимо нее. Она замечает его, но продолжает петь.

 

Мейрид. (поет) «Oh my name is O’Hanlon, and I’ve just gone sixteen. My home is in Monaghan, there I was weaned. I was taught all my life cruel England’s to blame, and so I’m a part of the patriot game»[17].

 

Падрайк останавливается возле нее, подпевает ей в последней строчке. Они внимательно изучают друг на друга.

 

Падрайк. Я так давно не слышал этой нашей песни. Это же один из Биэнов[18] написал?

Мейрид. Да. Доминик.

Падрайк. (собираясь идти дальше) Если бы они больше взрывали и меньше писали песен, я бы их больше уважал.

Мейрид. А я все равно уважаю их. Лейтенант!

Падрайк. (пауза) Ты дочь Симуса Клейвэна?

Мейрид. Да. Вы вспомнили меня.

Падрайк. Я помню, как ты бежала за мной и просила взять с собой, когда я уезжал освобождать Северную Ирландию. Тогда тебе было десять.

Мейрид. Одиннадцать. Теперь мне шестнадцать. Если вы, конечно, меня имеете в виду. Я сильно выросла?

Падрайк. Да. Растешь вверх, а не вширь. Издалека я подумал: «Что это за парень там стоит с накрашенными губами?» Подошел ближе и увидел, что ты просто девушка... с несколько диковатой прической.

Мейрид. (скрывая обиду) Ты думаешь, это приятно слышать девушке, которая пришла сюда на рассвете встречать твой катер?

Падрайк. Думаю, что нет, но, что поделать, я таким родился.

Мейрид. Девушки в Ольстере, наверное, сами падали к тебе в объятия, как только ты выдавал им такие комплименты.

Падрайк. Некоторые падали, да, но я внимания сильно не обращал. Не до того было, надо было выгнать с нашей земли свору кровожадных наймитов идиотской английской монархии. Девушки Севера сражаются как бешеные псы, поэтому мы ни разу не проиграли сражения.

Мейрид. Ты предпочитаешь девушек с Инишмора?

Падрайк. Нет.

Мейрид. Неужели мальчиков?

Падрайк. Нет, я не предпочитаю мальчиков! Среди тех, кто сражается за свободу Ирландии, пидорасов нет! Запомни, дура! Это условие для поступления в группировку.

Мейрид. Слушай, в пятницу у церкви будут танцы. Возьмешь меня с собой?

Падрайк. Знаешь, что я тебе скажу? Мне не интересны никакие другие занятия, кроме освобождения Ольстера.

Мейрид. Но это ужасно.

Падрайк. Что поделать.

Мейрид. (пауза) На следующей неделе в «Омниплексе» будет фильм про гилфордскую четверку[19]. Может, это тебе будет ближе?

Падрайк. К черту эту четверку из Гилфорда! Даже если это не они сделали, то все равно должны были взять всю вину на себя и гордиться. А так, только нытье одно.

Мейрид. Каждый будет платить сам за себя!

Падрайк. (нежно) Нет, Мейрид. (Пауза.) Почему ты вышла встречать меня так издалёка?

Мейрид. (обиженно) Неважно.

Падрайк. Чтобы пригласить меня на танцы? Хм... (Шерстит по-отечески ее волосы.) Я вижу, ты пришла сюда с ружьем, значит я тебе нужен. Эта примета, которую я хорошо усвоил на Севере.

Мейрид. Нет, это всего лишь значит, что я хорошо знаю свое дело.

Падрайк. Да, конечно. На Аранских островах больше не осталось коров с полным комплектом глаз.

Мейрид. (в гневе, отшатывается от него) Всякий пытается меня укорить слепыми коровами, никому и дела нет до того, сколько лет прошло с того времени. Но никому в голову не приходит, что я выбивала глаз с шестидесяти ярдов[20]. А это по любому чертовски прекрасный результат. Если бы я калечила их на расстоянии вытянутой руки, я бы еще понять могла эти претензии, но ведь нет, я давала коровам шанс выжить.

Падрайк. Остынь, Мейрид, я шучу. Сам я тоже однажды попал парню в глаз из самострела, но он стоял прямо перед мной. Шестьдесят ярдов – это чертовски круто.

Мейрид. Тебе не удасться обмануть меня такими простейшими...

Падрайк. Мейрид, послушай...

Мейрид. И ты не услышишь от меня новости, которую я припасла для тебя.

Падрайк. Какой новости?

Мейрид. Никакой.

Падрайк. Нет, все-таки что за новость? (Внезапно мрачнеет, подозрительно.) Или ты мне что-то хочешь рассказать про моего кота?

Мейрид. Про кота или не про кота, понятия не имею. Я забыла.

 

Падрайк в гневе достает оба револьвера и наставляет их на голову Мейрид.

 

Падрайк. Быстро выкладывай все, сучка! Ему что, стало хуже, или что-нибудь еще в этом духе? А?

 

Полная достоинства, презрения и чувства превосходства, Мейрид поднимает свое ружье, взводит его и, пока Падрайк держит револьверы у ее головы, приставляет ствол к его глазу. Пауза.

 

Падрайк. Ты думаешь, я шучу?

Мейрид. А ты думаешь, я шучу?

Падрайк. (длинная пауза) А ты дерзкая.

Мейрид. Вовсе нет.

Падрайк. Клянусь тебе.

 


Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.152 сек.)