АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Конец первой книги

Читайте также:
  1. D. Определение звука в слове (начало, середина, конец слова)
  2. I. Первым (и главным) принципом оказания первой помощи при ранениях нижней конечности является остановка кровотечения любым доступным на данный момент способом.
  3. I. Последствия участия Японии в Первой мировой войне
  4. II. Книги, монографии, издания периодической печати
  5. II. Первичный осмотр пострадавшего и оказание первой помощи при состояниях,
  6. IV. Поземельные книги и другие системы оглашений (вотчинная и крепостная системы)
  7. V3 : Акушерские повороты. Экстракция плода за тазовый конец.
  8. VI. Немного рецептов, и на этом конец
  9. Афиши первой Республики (1793)
  10. Афиши первой Республики (1793)
  11. Важнейшие работы по текстологии, не упомянутые в тексте книги
  12. ВЕДЕНИЕ КАССОВОЙ КНИГИ

Хлоя Нейл

Завеса

Остров Дьявола - 1

 

 

Переводчик: svechka

Бета-ридер: Триадочка

Перевод сайтов: http://darkromance.ru/ и http://neill-chloe.ucoz.com/

 

Аннотация:

Семь лет назад Завеса, которая отделяет человечество от того, что лежит за пределами, была разрушена, и Новый Орлеан был вовлечен в войну со сверхъестественным. Теперь те, у кого есть сверхъестественные способности, заключены в сообщество, окруженное стенами, именуемое Дистрикт. Те, кто живет там, называют это место Островом Дьявола.

Клэр Конноли хорошая девушка с опасной тайной: она Восприимчивая, человек, наделенный магией, которая просочилась сквозь Завесу. Клэр знает, что, если раскроет свои способности, будет заключена на Острове Дьявола. К сожалению, из-за этого она абсолютно не умеет обращаться с магией...

Лиам Куинн по опыту знает, что магия делает монстров из слабых, и у него нет времени на Восприимчивую, которая не контролирует свою силу. Но когда он видит, как Клэр, в стиле Французского Квартала, использует свои способности, чтобы спасти человека от нападения, Лиам решает привезти ее на Остров Дьявола к учителю, в котором она нуждается, хотя убрать ее со своего пути легче, чем убрать ее из своей головы. Но когда появляется угроза полного уничтожения Завесы, Клэр и Лиам должны работать вместе, чтобы это остановить, иначе Новый Орлеан сгорит...

 

Благодарности:

Как всегда, спасибо моему чудесному агенту Люсин, моему ассистенту Кристе, моему самому терпеливому мужу Джереми, и Бакстеру со Скаутом, которые всегда (в буквальном смысле) рядом со мной. Спасиб Дебре Фиала за помощь в области медицины и анатомии. Особая благодарность моим читателям, давшим мне возможность исследовать Новый Орлеан.

 

Ад опустел. Все демоны здесь.

—Уильям Шекспир

 

 

Глава 1

 

 

Во Французском снова думали о войне.

В районе звучал грохот, сотрясая окна и полки «Королевских рядов», лучших поставщиков сухих пайков в Новом Орлеане.

И антикварных тростей. Нас затопила волна антикварных тростей.

Я сидела в углу магазина, работая над медной совой, украшавшей одну из них. Голова совы должна была поворачиваться, когда нажимаешь на кнопку на ручке, но механизм сломался. Я разобрала крошечные медные детали и нашла проблему — сместилась одна из маленьких зубчатых шестеренок. Нужно было просто вставить ее на место.

Я отрегулировала увеличительное стекло над совой, ее крылья на шарнирах были разведены, чтобы открывался сам механизм. В одной руке у меня была тонкая отвертка, в другой пинцет. Чтобы поставить шестеренку на место, мне нужно было в таком маленьком пространстве оттянуть одну пружину назад, а другую вверх.

Мне нравилось возиться с антикварными вещицами из магазина, разбираться со сломанными деталями и заевшими замками. Я чувствовала удовлетворение, заставляя работать то, что не работало раньше. И раз уж сейчас спрос на красивые французские буфеты и секретеры был не высок, то было из чего выбрать.

Я прикусила нижнюю губу, двигая детали, осторожно меняя напряжение, чтобы шестеренка могла скользнуть на место. Нужно было вставить ее в задний отсек, между рычажками и между пружинками. Чуточку вправо и…

Бум.

Я подпрыгнула, звук новой партии фейерверков вернул меня назад в магазин, и к шестеренке, которая теперь парила в воздухе за мной, подпрыгивая в футе от прилавка.

— Черт, — пробормотала я, сердце остановилось.

Я мысленно передвинула ее, силой телекинеза, которой у меня не должно было быть. По крайней мере, если я не хотела провести жизнь в тюрьме.

Я отпустила магию, и шестеренка упала, ударилась о прилавок и поскакала по полу.

Мое сердце громко стучало в груди, пальцы были суеверно скрещены, я спрыгнула со стула и поспешила к главному входу, чтобы проверить коробку, установленную на здании напротив. Это был монитор с камерой наверху, включавшийся, если количество магии в воздухе превышало обычный уровень, например, когда Восприимчивый случайно передвигал шестеренку.

Мне повезло, лампочка все еще была красной. Наверное, я сделала недостаточно, чтобы запустить его, по крайней мере с такого расстояния. Я все еще была в безопасности, пока. Но черт, это было близко. Я даже не знала, что использовала магию.

Бум.

Мои нервы итак были на пределе, я снова подпрыгнула.

— Господи, — проговорила я, открыла дверь и вышла на порог между окнами с выступами магазина, где плиткой заглавными буквами была выложена аккуратная синяя надпись «РЯДЫ».

Была середина октября, и жара и влажность накрывали Французский квартал убогим покрывалом. Улица Роял была почти пустой.

Война уничтожила почти половину зданий Квартала, поэтому я легко могла видеть дальнюю часть нашего района и реку Миссисипи, обрамлявшую его. По берегу реки передвигались фигуры людей, проверяя фейерверки для окончания празднеств. В воздухе пахло искрами и пламенем, и клочки белого дыма плыли по темнеющему небу.

Не в первый раз мы видели дым в Квартале.

В октябре семь лет назад, в точно такой же душный день, Завеса — барьер, который отделял людей от магического мира, о существовании которого мы даже не знали, был разрушен Паранормальными, которые жили в месте, которое сейчас мы называем Запределье.

Они хотели наш мир и без проблем уничтожали нас. Они прорвались сквозь ткань реальности, принесли смерть и разрушения, и изменили все: теперь Магия была реальным, измеримым и научным фактом.

Мне было семнадцать, когда разорвалась Завеса, которая проходила по девятнадцатому меридиану, прямо на север к сердцу Нового Орлеана. Это сравняло Новый Орлеан, в котором я родилась и выросла, с землей.

Мой отец владел «Королевскими рядами», когда тот все еще был антикварным магазином, продавал французскую мебель, бесценные образцы искусства и очень дорогие украшения. (И, конечно же, трости. Кучу чертовых тростей). Когда началась война, я помогла ему изменить концепцию магазина, добавив сухие пайки и другие припасы.

Война вспыхнула в южной Луизиане, затем перешла на северную, восточную и на запад к Алабаме, Миссисипи, Теннеси, Арканзасу и восточной части Техаса. Конфликт уничтожил так много на Юге, оставил акры израненной земли и выжженные, брошенные города. Понадобились годы сражений, чтобы остановить реки крови и снова закрыть Завесу. К тому времени военных осталось так мало, что мирные жители сражали вместе с войсками.

К сожалению, отец не увидел, как Завесу вновь закрыли. Магазин стал моим, и я переехала в маленькую квартирку на третьем этаже. Мы там не жили, он не хотел проводить все время своей жизни в одном и том же здании, так он говорил. Но магазин и здание стали моей единственной связью с ним, так что я не колебалась. Я ужасно скучала по нему.

Когда закончилась война, Сдерживающие — воинская часть, отвечавшая за войну с Паранормальными, попыталась вычистить Новый Орлеан не только от магии, но и от вуду, Мари Лаво, экскурсий по местам, где видели приведений, и даже вымышленных вампиров. Они убедили Конгресс принять так называемый Магический Акт, запрещавший магию внутри и за пределами зоны военных действий, которую мы называли Зоной. (На самом деле это был ИУНЧВВКЗ акт: Измерение уровня нелегальных чар и волшебства внутри конфликтных зон. Но произносить это слишком сложно).

Война стерла половину Фаборг Марини, района рядом с Французским кварталом, и Сдерживающие воспользовались этим. Они зашвырнули туда всех оставшихся Пара, которых смогли отыскать и построили стену, чтобы сдерживать их.

Официально это место называется Дистрикт.

Мы называем его Остров Дьявола, место, в честь площади в Марини, на которой когда-то вешали преступников. И если Сдерживающие узнают, что у меня есть магия, меня посадят туда с остальными.

У них есть причины для осторожности. На большинство людей магия не подействовала; если это была инфекция или болезнь, то у них был иммунитет. Но у небольшого процента населения его не было. Мы были восприимчивы к энергии из Запределья. Пока Завесу не открыли, проблем не было, магия, которая проходила сквозь нее, была минимальной, достаточно для магических фокусов и иллюзий, но ничего большего. Но поврежденная Завеса уже не была такой сильной защитой, магия просачивалась через каждый зашитый разрыв. Восприимчивые не были физически готовы к прорывавшейся магии.

Магия не была проблемой для Пара. В Запределье они купались в магии день и ночь, но у магии есть побочный эффект — их тела стали вместилищами силы. У некоторых были крылья, у некоторых клыки и рога.

Восприимчивые не могли перерабатывать магию подобным образом. Вместо этого, мы продолжали впитывать магию снова и снова, пока не теряли самих себя. Пока не становились духами, бледными и опасными тенями людей, которыми когда-то были, наши жизни были посвящены поиску еще большего количества магии, утолением этой ужасной жажды.

Восемь месяцев назад я узнала, что я Восприимчивая, попавшая в число неудачливых. Я была на складе на втором этаже магазина, передвигала огромный знак в форме звезды на более подходящее место. (На ряду с тростями, мой отец любил большие старинные знаки с заправок. Трости, по крайней мере, было легче хранить). Я поставила его на старый дубовый пол, и упала на спину. Я наблюдала в замедленном движении, как знак весом в сто фунтов с острыми лучами падал прямо на меня.

Не было времени подвинуться, перекатиться, или хотя бы выставить руки вперед, чтобы заблокировать острый металлический шип, который был нацелен между моих глаз. Но у меня была секунда обдумать и проклясть факт, что я пережила войну, только чтобы быть пришпиленной чертовым знаком с заправки, который следовало бы оставить гнить подальше.

— Нет, черт возьми! — выкрикнула я, выпуская весь воздух из легких, зажмурив глаза, как настоящая трусиха.

И ничего не произошло.

Сжав губы, я приоткрыла один глаз, чтобы обнаружить металлический кончик, зависший в двух дюймах над моим лицом. Я задержала дыхание, трясясь от адреналина и потея от страха, и целую минуту собиралась с силами, чтобы пошевелиться.

Я досчитала до пяти, затем откатилась в сторону. Лучик звезды ударился об пол, пробив его. В полу все еще была дыра глубиной в два дюйма.

Я не хотела, чтобы звезда пронзила меня, и она не пронзила. Я воспользовалась магией, о владении которой не знала — Восприимчивостью, чтобы остановить ее.

Тогда мне тоже повезло — монитор магии не сработал, и у меня остался мой магазин… и моя свобода.

Снова раздался грохот, выдергивая меня из воспоминаний на дорожку. Я подпрыгнула и тихо выругалась.

— Думаю, получается неплохо, парни! — заорала я. Но я либо была недостаточно близко, чтобы они меня услышали, либо им было все равно. Это была Ночь войны. Излишек во всем был уместен.

Шесть лет назад в Новом Орлеане бушевала Вторая Битва (первая битва Нового Орлеана в 1812 была сугубо человеческой. Насколько мы знаем). Она была одной из последних, и одной из самых крупных.

Сегодня мы празднуем то, что выжили, разукрасив все в разные цвета, перья, с кучей выпивки. Будет громко, безумно и чудесно. Будем надеяться, что меня не арестуют до начала веселья…

— Ты в итоге все пропустила, Клэр?

Я оглянулась и увидела за собой высокого, поджарого мужчину. Антуана Лафайета Гуннара Ландро, одного из моих лучших друзей, жара, казалось, не беспокоила.

Его каштановые, кудрявые волосы лежали в идеальном беспорядке, на губах была восхитительная улыбка, темно-ореховые глаза блестели. Сегодня на нем были обтягивающие черные штаны, рубашка без рукавов, демонстрирующая его накаченные руки, и сложные временные татуировки, украшающие его руки.

— Привет, Гуннар, — мы обменялись поцелуями. Я выругалась от очередного взрыва, за которым последовали золотые звездочки в небе.

Я улыбнулась через силу.

— Черт бы это побрал. А теперь они красуются.

— Рад, что ты в настроении, — сказал он, ухмыляясь. — Счастливой Ночи войны.

— Счастливой Ночи войны, умник. Покажи рисунки.

Гуннар подчинился и вытянул руки, чтобы я могла рассмотреть поближе. Новый Орлеан был городом традиций, и у Ночи войны были свои: долгий парад, фейерверки, газированный пунш, который мы называли просто Напиток, потому что ингредиентами было все, что под рукой. И с самого начала, когда не осталось ничего, кроме грязи и пепла, мы разрисовывали тела в память о погибших. Те из нас, кто выжил, создавали живые памятники.

Сложная картина на левой руке Гуннара изображала выживших, праздновавших это напротив Кабильдо, размахивавшими фиолетовыми флагами с четырьмя золотыми лилиями — официальный послевоенный флаг Нового Орлеана. На другой руке была каменная скульптура крыльев около местечка Тэйлишик в приходе Сент-Тэмэни, где состоялась одна из самых запоминающихся битв той войны, место, где в мир прибыли тысячи Пара.

От реалистичности картин у меня побежали мурашки.

— Серьезно, это чудесно.

— Пытаюсь отдать должное Ночи войны. И тете Рини.

— Пусть земля ей будет пухом, — пожелала я почившей и оплакиваемой тете Гуннара, которая была большой поклонницей Ночи войны, богатой, как Крёз[1], и по словам мамы Гуннара «не от мира сего».

— Ну, начнем вечеринку, — сказала я. — Хочешь что-нибудь выпить?

— Как всегда гостеприимна. Я так полагаю, чая тут нет?

— Думаю, немного осталось, — ответила я, открывая дверь и жестом приглашая его войти.

Гуннар был любителем сладкого чая, что сейчас было редкостью, так как сахар был непозволительной роскошью в Новом Орлеане. Еще один продолжительный эффект войны. Магия — сильная штука, и не должна была оказаться в нашем мире. На пропитанной магией земле ничего не росло, война разрушила фермы Зоны. И так как ходили слухи о бандах Пара в сельской местности, избежавших рейдов Сдерживающих, и охотящихся на людей, не так уж много бизнесменов желали добывать то, что там все равно не росло.

Примерно через три недели после того, как стояло ясно, что началась война, люди толпами бежали из городов, где происходили главные битвы — Нового Орлеана, Батон-Ружа, Мобила, так как мы не были готовы сражаться с Пара, даже на нашей территории.

Многие люди все еще спрашивали, почему мы остались в Зоне, зачем мирились с нищетой, угрозами нападения Пара, со Сдерживающими на каждом углу, с маячившим на заднем плане Островом Дьявола.

Некоторые остались, так как не было лучшего выбора, потому что кому-то надо было заботиться о тех, кто не мог уйти. Некоторые остались, потому что не было денег уехать, некуда и не к кому. А некоторые остались, потому что уже переживали тяжелые времена, когда не было электричества, удобств, и было слишком много горя. Они считали, что город заслуживает быть снова спасенным. Некоторые остались, считая, что если мы уйдем, то придет конец Новому Орлеану, Литтл Року, Мемфису и Нэшвилю. Культуре, еде, традициям. Членам семьи, которые существовали только в нашей памяти, привязывавших нас к земле.

А некоторые остались, потому что у них вообще не было выбора. Сдерживающие контролировали массовые бегства. И когда все, кто хотел выбраться, выбрались, они начали контролировать доступ в Зону на границах, надеясь сдерживать Пара и битвы.

Нет, оставаться в Зоне было не легко. Но для большинства из нас, особенно для меня, это был единственный вариант. Уж лучше я буду выживать в Новом Орлеане, чем буду богатой где-либо еще.

Мы старались сделать как лучше. Мы решили проблемы с отравленной землей в Квартале, сажая растения в контейнеры с «чистой» почвой. На заднем дворе магазина у меня было лимонное дерево и томаты, а еще в маленьком саду на крыше, который мы делили с некоторыми жителями Квартала, росли фрукты. Мы заняли террасу заброшенного отеля Флориссант, на которой когда-то был чудесный бассейн и небольшой домик, и превратили его в общий сад. Сдерживающие, чтобы обеспечивать припасами своих агентов, сделали то же самое в отеле Мариот.

Война учит людей креативности для выживания.

Плюс, есть преимущества от владения одного из немногих магазинчиков, оставшихся в Квартале. Я могла доставать вещи у военного конвоя, который пересекал Зону, потому что многие из моих покупателей были из Сдерживающих. А еще помогало то, что Гуннар работал на командование Острова Дьявола. Конечно, были в этом и минусы. Гуннар не знал о моей магии, а я не собиралась ему рассказывать. Это кончилось бы плохо для нас обоих.

Гуннар проследовал за мной в маленькую комнату главным прилавком, огороженную занавесками. Это была «кухня» с маленьким синим холодильником, который (Слава Богу) все еще был в хорошем состоянии, газовой плитой, большой раковиной и несколькими простыми шкафчиками.

Я вздохнула с облегчением, почувствовав холодный воздух из холодильника. Гуннар встал за мной, и мы немного постояли, наслаждаясь прохладой.

— Так, давай не будем выпускать холод, пока он еще есть, — электроэнергия была еще одной редкостью в Новом Орлеане. Магия и электричество не смешивались, поэтому электросистема была нестабильна. Мы постоянно сражались за свет и сухой город.

Учитывая это, следовало допить чай, пока он все еще был холодным. Я схватила хрустальный кувшин и разлила остатки чая в два пластиковых стаканчика.

Кувшин мне достался с магазином, стаканы добыла я.

Гуннар отхлебнул чай и закрыл глаза от удовольствия.

— Этим ты можешь завоевать сердце мужчины.

Я выпила и кивнула.

— Это хорошо, но что-то пока не очень-то получается, — мои последние отношения не были удачными. Рейнир Болье был высоким, темнокожим и очень красивым. К сожалению, когда он сказал мне, что я «единственная», он забыл упомянуть мне, что «на данный момент».

После этой маленькой ошибки, я переживала затишье. Зона не была привлекательным местом для подходящих молодых людей.

Гуннар широко улыбнулся.

— Это Ночь Войны. Все может измениться.

Это была самая лучшая часть — возможно все.

— Я скрестила пальцы. Готова отправиться на поиски.

— Обожаю сводить тебя с кем-нибудь.

— Могу и сама свестись. Ты так, на подхвате. Народу много?

— Толпу подстегивает жара, и она увеличивается. Будет та еще ночка.

— Ночь войны всегда такая, — сказала я, но понимала, о чем он говорит. Люди в Новом Орлеане никогда не были робкими, и Ночь войны не будет исключением.

Он посмотрел на часы на стене.

— Вначале встретимся с Таджи. Через сколько закроешься?

Таджи Дюпре была последним членом нашего дружеского трио.

— Работаю до шести, значит, через пятнадцать минут.

— Будь бунтаркой, — сказал он. — Закройся раньше.

Деньги в эти дни доставались нелегко, и я не собиралась прикрывать бизнес на пятнадцать минут раньше. Хотя с другой стороны, вряд ли сегодня будет хорошая торговля. Люди будут думать о джазе и выпивке, а не о сухих фруктах и клейкой ленте.

Снаружи загремел джаз, и мы, ведомые музыкой, вышли к главному входу.

Пол дюжины мужчин в ярких костюмах и замысловатых головных уборах с перьями и вышивкой из бусин заполнили улицу. Они были из Авангарда, жители Нового Орлеана. Служившие в войну, организовавшие первый парад Ночи войны шесть лет назад. Некоторые из участников в одежде из перьев были известны под именем Индейцы Марди Гра, и они привнесли в эти празднества некоторые из своих традиций.

Один из участников остановился и постучал в окно темным кулаком. Я улыбнулась Тони Мерсье, у которого между зубов был зажат серебряный свисток, темная повязка прикрывала его глаз, потерянный во Второй Битве. Тони сражался с Девятыми из Девятого района. А теперь он был главным в Авангарде.

Он жестом указал, что они пойдут вниз по улице, а затем повернулся ко мне. Сообщения было понятным: они шли к месту начала, и мне было пора к ним присоединиться.

— Скоро приду! — крикнула я и помахала им. Они пошли вниз по улице, за ними следовала вторая линия банды, выдавая ноты старенькими духовыми инструментами. Туба задавала ритм, а тромбон и труба выводили мелодию, а пол дюжины женщин, мужчин и детей с тамбуринами, серебряными свистками и самодельными барабанами танцевали за ними.

Песня, инструменты и парад были горько-сладким напоминанием жизни до того, как открылась Завеса. Но еще они напоминали о том, что делало Новый Орлеан восхитительным: креативность, традиции, желание объединиться и встретиться с общим врагом вместе.

Я отбросила идею, что была тем общим врагом. Кроме того, сегодняшняя ночь не место для страхов и сожалений. Сегодняшняя ночь для жизни, опыта и празднования.

— Так, — произнесла я, улыбаясь Гуннару. — Закрывай дверь. Поживем на полную катушку.

— Laissez les bon temps rouler[2], — согласился он.

 

Примечания:

 

[1] - Крёз (др.-греч. 595—546 до н. э.) — последний царь Лидии из рода Мермнадов, правивший в 560—546 гг. до н. э. Считается, что Крёз одним из первых начал чеканить монету, установив стандарт чистоты металла (98 % золота или серебра) и гербовую царскую печать на лицевой стороне (голова льва и быка). По этой причине он слыл в античном мире баснословным богачом.

[2] - «Поживем на полную катушку», на диалекте каджунов, коренных жителей Нового Орлеана.

 

Глава 2

 

 

Черный, серый, светло-коричневый. В Новом Орлеане, особенно в Квартале осталось не так уж много мирных жителей, и мы предпочитали носить одежду естественных цветов. Военных цветов. Цвета нашей одежды мешались с их, и меня это устраивало.

«Веди себя тихо, усердно работай». Это был мой девиз.

Но это была Ночь войны. Ночь войны заслуживает больше, чем камуфляж, так что я надела светло-фиолетовое платье, украшенное белыми цветами. Пока Гуннар ждал внизу, я переоделась в более подходящий для Нового Орлеана фиолетовый, который отлично гармонировал с моими зелеными глазами и длинными рыжими волосами. К счастью, я рада тому, что они прямые, потому что кудряшки они не держали, как не умоляй.

Когда Гуннар допил чай, и магазин был заперт накрепко, мы пошли по улице Роял, мимо полуразрушенных кирпичных домов, затем повернули к улице Канал. Как и сообщил Гуннар, толпа уже была огромной.

Раскачивались несколько из оставшихся пальм, воздух становился прохладнее, солнце опускалось за горизонт. Звуки и запахи Ночи войны уносил бриз: мелодию духового джаза, фруктовый запах сегодняшнего Напитка, стойкий запах фейерверков.

Авангардцы стояли в начале улицы Бурбон, дирижёры размахивали жезлами под самодельными арками из металлолома, бумажных цветов, бус с предвоенных парадов Марди Гра. В этом году темой парада Ночи войны был рай, поэтому они также держали пальмовые ветви, испанский мох, и цветы, сделанные из обрезанных банок из-под содовой.

Парад пойдет зигзагом по Кварталу, вниз по улице Бурбон к улице Св. Анны, а затем к площади Джексона, великолепному парку, который не смогла разрушить война. На площади парад превратится в вечеринку, которая будет длиться, пока не устанет банда, не закончится выпивка, или пока нас не разгонят Сдерживающие.

— Клэр! Гуннар!

Мы огляделись и увидели Таджи, которая махала нам с середины улицы. Она была высокий и стройной, с бархатной темной кожей и кудрявыми волосами, которые обрамляли лицо с красивыми скулами и широким ртом. Сегодня на ней было шафрановое боди, с прозрачной фиолетовой туникой, на ее пальцах сверкала дюжина золотых колец. Весь этот ансамбль — струящаяся по ее сильному телу ткань, делали ее похожей на языческую богиню.

Она была шикарной, помешанной на своей работе и обычно невозмутимой.

Если только дело не касалось магии.

Таджи была на несколько лет старше меня. Она родилась в маленькой общине в Акадиане, франкоговорящей части Луизины, но оставила штат после окончания школы. Раньше ее мама и тетя, а до них бабушка, практиковали вуду, изготавливали гри-гри и кью-ол[1] для соседей, помогали им призывать лоа[2] и духов.

Таджи считала их шарлатанками, злилась и стыдилась того, что они хотели привлечь ее в семейный бизнес. Лишь когда открылась Завеса, мы узнали, что у практикующих вуду и худу, ясновидящих и фокусников действительно есть какие-то силы. Но я не уверена, попадают ли родственники Таджи под эту категорию.

В итоге она помирилась с мамой и тетей. Но не говорила о них много, лишь то, что они часто переезжают. Она никогда не хотела говорить о них или о магии.

Сейчас Таджи получает высшее образование, изучает лингвистику в Тулейне, единственном открытом в Луизиане университете. Она опрашивала выживших в южной Луизиане, чтобы узнать, как война повлияла на язык в Зоне.

В университете я не училась, но и так справляюсь. Я читала все, что могла, и на улицах я научилась тому, чему не научишься на уроке. Но я все равно уважала то, что Таджи знала так много. Иногда даже немножко завидовала, хотя и знала, что сама выбрала магазин.

Мы обнялись, а с Гуннаром они расцеловались в щеки.

— Эй, ребята! — она постаралась перекричать грохот барабанов. — Счастливой Ночи войны!

— Счастливой Ночи войны! — крикнули мы в ответ. Из своей большой сумки на плече защитного цвета она вытащила бумажные стаканчики и бутылку лимонада с Напитком.

— За Новый Орлеан, — сказал Гуннар. — Пусть всегда остается странным.

Я отпила, мои глаза расширились от сводящего рот кислого вкуса с ярким привкусом алкоголя.

Таджи хорошо давался язык. А вот химия не очень.

— Очень… крепкий, — сказала я, пока Гуннар хрипел за мной.

— Это бензин? — спросил он.

— Что? — Таджи удивленно моргнула. — Ты о чем?

Она попробовала напиток.

— Хорошо получилось, да? Хорошо.

— Это почти напиток, — сказал Гуннар, затем указал на улицу Бурбон. — О! Глотатели огня.

Когда Таджи повернулась посмотреть, он забрал мой стакан и вылил оба в коробку, с росшей в ней травой. Я сомневалась, что растения переживут эту ночь.

— Гумбо, — прошептал он кодовое предупреждающее слово.

Я люблю Таджи. Но за все наши воскресные ужины — еженедельную традицию, мы поняли, что она не умеет готовить. Насколько я понимаю, ее вкусовые ощущения не такие, как у других, и ей в общем-то не интересна еда. Я не считаю себя гурманом, но предпочитаю что-нибудь съедобное жевательному картону. И это мягко описывает то гумбо, что она однажды вечером приготовила для нас. После этого мы с Гуннаром старались удержать ее подальше от плиты.

Раз уж не было смысла распекать того, кто вообще не видит смысла в готовке, Гуннар просто продолжал улыбаться.

— Очень хорошо, — сделал он комплимент после того, как вернул мне мою кружку, но покачал головой, когда она протянула ему бутылку. — Не хочу начинать слишком рано.

Ее глаза сказали, что она не купилась на извинения, но спорить не стала.

— Сам разберешься. Мне нравится твое платье, — сказала она мне.

Я посмотрела вниз. Наверное, оно было немного старомодным для Ночи войны, но и по этой же причине, оно казалось более уместным. В конце концов, именно поэтому мы здесь — вспомнить традиции и роскошь, которую больше не можем себе позволить.

— Спасибо, — сказала я. — Ты выглядишь восхитительно.

Таджи проигнорировала комплимент. Она их не очень хорошо воспринимала, я считала, что это остаточное чувство вины от того, что она приходит домой с большим, чем у нее было, когда она ушла. И, наверное, с большим, чем есть сейчас у ее семьи.

Когда Авангардцы приготовились идти, музыка стала громче. Над нами разливались золотые фейерверки, а мое сердце замерло, когда толпа криками вторила грому.

Nous vivons! — прокричали мы вместе. Это означало «мы живы» — наша мантра памяти, горя и радости от того, что мы пережили войну, хотя и жили в тени.

Вперед вышли Авангардцы, перья и блестки сверкали в свете газовых горелок, заменявших фонари. Мы были в нескольких дюжинах футов от остальной толпы, и могли сделать лишь несколько крошечных шажков вперед. Нам потребовалось десять минут, чтобы дойти до арки, которая с обеих сторон охранялась агентами Сдерживающих, в грязно серой форме и черных ботинках. Они осматривали толпу в поисках тех, кто ищет неприятностей.

Один из агентов встретился взглядом со мной. Я вымученно улыбнулась и притворилась, что всего лишь рыжеволосая девушка в толпе.

Проходя под аркой, Гуннар, Таджи и я взялись за руки, цветы из банок содовой сверкали, когда их шевелил бриз.

Гуннар сжал наши руки.

— Давайте сделаем эту Ночь войны запоминающейся, дамы.

 

* * *

 

Люди были уверены, что им понравится Ночь войны, не смотря на жару. Праздник был роскошью, которую они ни за что бы не пропустили.

На улице Бурбон осталось не так уж много балкончиков с перилами из кованого железа. Но люди по-прежнему толпились на них, потому что в Новом Орлеане не бывает парадов без того, чтобы с них что-нибудь не бросали. Бусы были дорогими, их не очень-то приветствовали военные конвои, но бумагу все еще легко было достать, так что ожерелья из скрученной бумаги с самодельными цветами стали традицией Ночи войны. Люди на балконах держали дюжины ожерелий в руках, и они бросали их на парад, наполняя воздух бумажными лепестками.

Я схватила два, протянула одно Таджи, и мы надели их. Скрученное ожерелье с большими цветами, как старомодные пионы, были сделаны из страниц телефонной книги. Да нам они и не были нужны, война уничтожила большинство телефонов, кабели и волоконно-оптические линии и вышки. Пара быстро сообразили, что надо нацелиться на них.

Мы прошли с парадом шесть кварталов, потная толпа собралась вместе, абсолютно забыв о понятии личного пространства. Чуть дальше от нас Гуннар нашел партнершу для танцев, так что когда передо мной стал прыгать четвертый потный человек, я решила сделать паузу. Я схватила Таджи за руку и потащила мимо толкающихся тел к краю толпы.

Бриз показался чудом.

— Господи, намного лучше, — сказала Таджи, обмахивая себя туникой. — Хорошая мысль.

Я кивнула.

— Я уже была готова ударить следующего человека, который заедет мне локтем в живот.

— Следующего человека, который заедет тебе локтем в живот, или ты была готова ударить его в живот?

Иногда не очень хорошо дружить с женщиной, помешанной на словах.

— Ха-ха. Дело в том, что в толпе много потных людей, — я оглянулась, осматривая кучу людей. — Мне кажется, что в этом году вечеринка даже больше, чем в прошлом.

Она кивнула.

— На самом деле, за последние несколько лет популяция немного возросла. Некоторые посчитали, что снова стало безопасно, и что Завеса не откроется вновь. А некоторые так очарованы тем, что случилось, что надеются, что она откроется.

Ее голос стал тише, и я повернулась к ней, обнаружив, что ее взгляд прикован к стенам Острова Дьявола, видневшегося на другом конце улицы Бурбон, в небе над ним светилась электрическая сетка, которая закрывала район и не давала Пара сбежать.

— Ты никогда не задумывалась, каково там? — спросила она.

Я задумывалась, и мне не нравится то, что я себе воображала. Несколько тысяч Пара и Восприимчивых, запертых для нашей защиты, и потому что правительство не знало, что еще с ними можно сделать. В конце концов, Завесу мы закрыли. Это сделало их военнопленными из мира, к которому мы больше не имеем доступа.

Это заставило меня подумать о неприятных вещах. Я не была плохой, но Сдерживающие все равно забросили бы меня на Остров Дьявола. Если я не была плохой, то как насчет других Восприимчивых, запертых там?

— Я стараюсь не думать об этом, — ответила я честно.

— Это та еще проблема. Но блин, как бы я хотела попасть туда. Можешь себе представить, как изменился их словарный запас? Возможно, Паранормальные создали совершенно новый язык, просто, чтобы объяснить, что они пережили.

Наверное, она была права, и я могла признать, что это было любопытно. Но мне по-прежнему не был нужен Остров Дьявола, и я не хотела туда попасть. Особенно, учитывая возможность того, что обратно меня не выпустят.

Пока Таджи смотрела парад, пританцовывая под музыку, я оглядывала улицу. На углу был бывший магазинчик дайкири. В нем отсутствовала стена, но агент Сдерживающих, который в данный момент не был при исполнении, мужчина, которого я раньше видела в магазине, стоял за баром и наливал красную жидкость в пластиковые кружки. Наверное, это была его собственная версия Напитка, возможность немного подзаработать. И я не могла его за это винить.

Куча его коллег Сдерживающих в униформе с дорожки подозрительно переводили взгляд с парада на клиентов магазина.

Большинство агентов, работающих в Квартале, воевало. Они видели ужасы и трагедии войны. Остальные либо пришли из мест за Зоной, либо были слишком молоды, чтобы помнить битвы. Они пропустили сражения, ранения, сладко-горький запах смерти и битвы. Может быть, в их глазах было такое рвение из-за того, что они не видели всех ужасов. Они научились ненавидеть Пара и жаждали собственного шанса сразиться с магией.

Я отвернулась, меня как обычно разрывало то, кем я была и то, кем сделала меня магия, я позволила себе оглядеть остальных развлекающихся. Парочку, чья бледная кожа блестела от пота, чьи глаза были наполнены любовью, которая жадно пила из пластиковых стаканчиков. Друзей, сидевших в ряд на обочине в пропитанных потом рубашках, весело улыбавшихся. Мужчину, который стоял один, скрестив руки на груди, и наблюдал за праздником.

Он был высокий, с развитой мускулатурой, на нем были джинсы и рубашка с короткими рукавами, облегавшая мускулистые руки и грудь. У него были короткие темные волосы, ярко голубые глаза, тонкие брови, прямой острый нос. Он моргал длинными темными ресницами, которые казались полумесяцами на его загорелой коже.

Слово «красивый» даже близко не описывало его внешность. Его привлекательность была яркой и острой, как оружие, которое он мог выхватить в любой момент. Наверное, у него была куча женщин, скорее всего, у него были все романтические навыки, о которых только может представить женщина.

А у меня, из-за проживания в военной зоне, было активное воображение.

С первого взгляда можно было сказать, что ему наскучило веселье. Но он бы не принял позу пантеры, готовой атаковать, и его глаза не были бы напряжены от скуки. Он излучал энергию, его напряженный и внимательный взгляд был направлен на толпу, как будто он ожидал, что произойдет нечто грандиозное.

Неожиданно он перевел взгляд, эти сапфировые глаза заглянули прямо в мои.

У меня ухнул желудок, как будто моя душа переместилась, изменилась и подстроилась под него. Под мужчину, которого я никогда раньше не видела.

Секунды тикали с каждым глухим ударом моего сердца, а он не шевельнулся и не отвернулся. Взгляд не стал менее напряженным, из-за этого по моей спине катился холодный пот. Почему он сосредоточился на мне?

Мимо нас прошла группа мужчин и женщин, трясущих тамбуринами и маракасами, и разорвала контакт наших глаз. Их было примерно двадцать, танцоров, с пластиковыми кругляшками, нашитыми на их костюмах, в волосах перья. Когда они наконец покинули квартал, он ушел.

Я обернулась, оглядывая улицу и толпу на ней в поисках его, наполовину раздраженная от того, что он ушел, наполовину испытывая облегчение. Он точно не наблюдал за мной. Но он был… интересным. С резкими чертами лица, серьезными глазами, красивым телом. И я бы не возражала, если бы он подошел ко мне и спросил мое имя. А такое я говорю не часто.

— Ты слышала, что я сказала?

От голоса Таджи я моргнула.

— Прости, что?

— Ты снова пялилась.

Плохая привычка. Как и мужчина с голубыми глазами, я наблюдала за миром.

— Каюсь, — сказала я, цепляя улыбку на лицо, стряхивая неожиданное напряжение с плеч. — О чем ты говорила?

— Я спрашивала, готова ли ты вернутся.

— Конечно, — я взяла ее под руку. — Давай вернемся на парад.

 

* * *

 

Через несколько часов мы стояли напротив Кабильдо, где парад превращался в вечеринку.

Раньше Кабильдо был зданием городского совета, судом, музеем. После шторма там обосновалась Полиция штата Луизиана. Теперь это была штаб-квартира Коменданта Острова Дьявола, и Гуннар сидел за крошечным столиком снаружи его офиса. Его бывшие соседи, собор Св. Луи и Пресбите были уничтожены в войну, оставив Кабильдо одиноким стражником Площади Джексона.

Магия в основном огибала Площадь. Растения пережили войну, создавая великолепное зеленое местечко посреди серого Квартала. Но статуя Эндрю Джексона, героя первой Битвы при Новом Орлеане в 1815 не пережила вторую. Джексон смог дать отпор британцам. А вот с Паранормальными не справился.

Вокруг Площади и за ее воротами Военные Ночные Гуляки оставили бумажные цветы и костюмы на жаре, и сменили выпивку на воду в бутылках, привезенную продовольственной компанией, которая находилась за Зоной, это либо была благотворительность, либо они хотели прорекламировать свою продукцию людям, пришедшим повеселиться в Зону.

Мы так долго танцевали, что я безумно устала. Но это была хорошая усталость, то утомление, что забирает прочь все невзгоды. Ночь Войны была создана для единения и разгула, и мы наслаждались этим по полной, как будто наслаждений одной ночи хватит до конца года.

Мы с Таджи сидели напротив ограждения Площади, вытянув ноги.

— Умираю от голода, — сказал Гуннар, прижавшись к ограде и положив руку на живот. Тела и пот размазали половину краски на его руках, превратив фигуры и пейзаж в мутные полосы.

Он изучающе посмотрел на тележку, с которой продавали кусочки непонятного мяса на шпажках. От гриля шел запах поджаренных болотных существ.

— Нет, — сказала я.

— А что, если я и тебя уговорю? — спросил Гуннар, пихая меня носком ботинка.

— Я в свое время поела сомнительного мяса, — сказала я. — И не хочу об этом вспоминать.

Во время войны времена были тяжелее, даже ФАЧС[3] с трудом находило еду в Новом Орлеане. Война на территории Америки была сложной в политическом плане, почти неделю федералы собирались с тем, чтобы дать отпор вторгнувшимся Паранормальным. То время, пока ФАЧС собиралось с силами, мы делали все, что могли, чтобы выжить. И если это означало нутрию на ужин, ну так что же.

— Наш маленький падальщик, — сказала Таджи, похлопав меня по руке. — А знаешь, что сейчас было бы неплохо для всех нас?

— Бутылка хорошего старого скотча? — предположил Гуннар.

— И это тоже, — согласилась Таджи. — Но я думаю о старом добром яка мейн.

Яка мейн — еще одно особое блюдо Нового Орлеана, которое изменилось за время войны, но на вкус было гораздо лучше жареного болотного жителя. По идее блюдо состояло из горячего бульона, лапши, вареных яиц и зеленого лука. Теперь в нем были бульонные кубики и яичный порошок. Не совсем то же самое, но все еще не плохо, если удавалось его отыскать.

Мы бы могли побродить по более людным районам, найти того, кто продавал суп с грузовика. Но у меня не был сил что-либо искать.

Я зевнула, широко раскрыв рот.

— Слабачка, — поддразнил Гуннар.

— Каюсь. Думаю, мне пора домой. Кто хочет отнести меня в магазин?

— Меня еще ждет небольшая вечеринка, — сказала Таджи. — Но даже если бы и не ждала, я бы все равно никуда тебя не понесла.

Я посмотрела на Гуннара, который покачал головой.

— Ты не беспомощная дамочка. Выручай себя сама.

С этим не поспоришь.

— В таком случае, друзья мои, я покину вас. Потащу свои старые усталые кости в магазин, — я протянула Гуннару руку. — Помоги мне хотя бы встать.

Таджи прищелкнула языком.

— Она всегда так драматична, когда устает.

— Знаю. Ей двадцать четыре, а ведет себя, будто ей восемьдесят четыре.

— Некоторым моим покупателям восемьдесят четыре, — указала я. — И я живее, по крайней мере, некоторых из них.

Гуннар протянул обе руки, помогая мне подняться на ноги.

Таджи тоже встала. Она выглядела немного виноватой, и я в какой-то мере ждала, что она сдастся и пойдет со мной.

Но прежде, чем она заговорила, над нами нависла тень. Мы посмотрели вверх. Тень принадлежала хорошо сложенному мужчине. Он был темнокожим, глаза были карими и веселыми, под узкими бровями. Он был обнажен по пояс, футболка была засунута в один из больших карманов. На его шикарной широкой груди была черная татуировка со словами, написанными готическим шрифтом: «ТРУДИСЬ УПОРНЕЙ, ИГРАЙ ЖЁСТЧЕ».

Не могу не согласится.

— Привет, — сказал он с улыбкой.

— Привет, — ответили все трое одновременно. Мы все затаили надежду.

Мужчина широко улыбнулся, обнажая белые зубы, но улыбка предназначалась лишь Таджи. Он положил руку на грудь.

— Я Уилл Бёрк, — сказал он, затем указал большим пальцем на банду, которая заиграла живую версию «Tipitina». — Но все зовут меня Бёрком. Не потанцуешь со мной?

— Ой, ну, я… — Таджи посмотрела на меня, приподняв брови в очевидной надежде.

— Забудь про меня, — сказала я с улыбкой. — Я как раз собиралась уходить. Магазин зовет меня.

Бёрк щелкнул пальцами, указав на меня.

— Так и знал, что видел тебя раньше. Ты управляешь «Королевскими Рядами»?

— Да, — Марриот был всего лишь в нескольких кварталах, и солдаты, живущие там, часто закупались в магазине, так что я знала многих агентов в лицо. Но Бёрк знакомым не казался. — Ты туда заходил?

— Один раз. Я в городе недолго. Я из КБЦ Материальной части. Только перевелся, — он улыбнулся. — Слышал, что у тебя лучший магазин в Квартале.

КБЦ — Команда Бойцов с Паранормальными, Оборонное агентство, которое здорово помогло в войне. Одним из ее подразделений были Сдерживающие, другим Материальная часть.

— Легко быть одним из лучших, когда выбирать почти не из чего, — сказала я, отвечая улыбкой, решив, что мне он нравится. И не только потому, что сделал комплимент моему магазину. — Ну, не будем вам мешать. Вы же собирались потанцевать?

«Спасибо», — беззвучно произнесла губами Таджи и взяла протянутую руку Бёрка. Они пошли к толпе, и начали раскачиваться под музыку.

— Мне он нравится, — сказал Гуннар.

Я фыркнула.

— Потому что он твой тип: шикарный и хорошо сложенный.

— И явно имеет опыт в материальной части.

— И что это значит на языке мирных жителей?

— Это значит, что у него есть доступ к хорошим вещам. Еде. Мебели. Униформам.

Я всегда хваталась за реальную возможность. Я повернулась к нему, умоляюще сложив руки.

— Спроси, вдруг он сможет достать мне сыр. Не продукты со вкусом сыра, не имитацию сыра. Настоящий чеддер.

— Ты знаешь, что контейнеры с морозильной камерой ведут себя не очень хорошо в Зоне.

Я знала, что была проблема с электричеством, но мне было плевать.

— Я дам тебе миллион долларов, если ты достанешь мне настоящий сыр.

— У тебя не миллиона долларов.

— У меня есть миллион тростей.

Гуннар широко улыбнулся.

— Мне не нужны твои трости, — он сжал губы, обдумывая. — Но мне нужно включить его в список посетителей Коменданта, — он достал маленький блокнот и карандаш и нацарапал записку. Гуннар серьезно относился к работе, и не собирался упустить возможность сообщить Коменданту о материальном преимуществе.

Именно это усложняло мою дружбу с Гуннаром. Но он был мне как семья, я не могла отказаться от него сейчас.

— Пошли, — сказал он, убирая блокнот. — Я провожу тебя в магазин.

Я не была против предложения, но знала Квартал лучше, чем знала парня, который пригласил Таджи танцевать. Я не почувствовала плохих вибраций от Бёрка, парня из материальной части, но лучше перестраховаться, чем недостраховаться. И кроме того, сыр.

Я покачала головой.

— Не волнуйся за меня. Оставайся с Таджи. Присмотри за ней. И когда они закончат танцевать, узнай за какой материал он несет ответственность. Используй свое очарование, — руками я изобразила радугу. — Думай и молочном продукте.

— Ах ты моя смелая девочка, — сказал он, на его лице мелькнуло беспокойство. — На прошлой неделе случилось три нападения духов. Уверена, что нормально дойдешь одна?

Он предупреждал меня о каждом нападении, чтобы я не ослабляла бдительность. Он не понимал иронию этого.

— Всего-то четыре квартала, — сказала я. — И везде агенты Сдерживающих.

Это было и благословение и проклятие.

— Мне, наверное, придется распихивать их, чтобы попасть в магазин.

Не похоже, что Гуннар обрадовался, но прижался губами к моей макушке.

— Веди себя хорошо, Клэр. И будь осторожна.

Я ему это пообещала.

И так и собиралась поступить.

 

Примечания:

 

[1] - амулеты вуду

[2] - Лоа — в религии вуду невидимые духи, осуществляющие посредничество между Богом и человечеством, но при этом являются не божествами, а в большей степени аналогом христианских святых. Наделены огромной силой и почти неограниченными возможностями. Лоа играют важную роль в ритуалах вуду и часто связаны с таким понятием, как одержимость.

[3] - Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям.

 

 

Глава 3

 

 

Вместо того, чтобы пойти по улице Роял, я обошла Площадь к Декейтер. Я пройду всего лишь на квартал больше, и мне нравился этот маршрут, мне нравилось смотреть на реку и представлять, что мир не изменился, что жизнь, которую мы знали, не закончилась. Что мы с отцом все еще жили в Централ-Сити, и я волновалась лишь о парнях и о том, чтобы найти хорошую работу. Что за мной не маячила гигантская тюрьма.

Когда была моложе, я бродила по антикварному магазину и придумывала приключения. Я всегда считала, что круто, что так много людей, живших или работавших в Квартале, знали моего отца, считали его другом. Это как быть членом секретного клуба — секретной гильдии людей, которые были не просто туристами, которые знали Новый Орлеан. Думаю, сейчас от этого мало что осталось, Бёрк, например, знал, кто я такая. Я не ожидала подобного узнавания, и это было опасно.

Я повернула на Конти, дошла до здания, в котором был Верховный суд Луизианы, огромного мраморного сооружения, занимавшего целый квартал между Роял и Чартес. Со стороны Роял оно было квадратным, со стороны Чартес закругленным, с башнями с каждой стороны.

Я слышала, что город потратил кучу денег, реставрируя его в конце девяностых, лишь для того, чтобы половина его была уничтожена войной. Теперь здание было покинуто, вокруг него осталось лишь несколько выживших пальм и магнолий. Окна должны были быть заколочены, но фанера была слишком ценным материалом, так что чаще всего отсутствовала. В этот раз кто-то проявил креативность и убрал фанеру на закругленной части здания так, чтобы темные дыры напоминали ухмыляющийся череп.

Вы можете убрать людей из Нового Орлеана, но никогда не сможете убрать всего сумасшествия.

Я завернула за угол и заметила движение у магнолий. Судя по несчастным стонам, Ночь Войны или Напиток хорошенько поработали над кем-то.

Я чуть сочувственно не улыбнулась, как она выскочила из-за листвы. Ей было не больше восемнадцати-девятнадцати, и она кричала, как помешанная.

Она меня не заметила и на полной скорости врезалась, мы, как поваленные деревья, рухнули на дорогу. Локоть, который я нечаянно выставила при падении, болел, кожа оцарапалась о все еще горячий асфальт. Она, пытаясь встать, ударила меня коленом в живот.

Я хрюкнула и попыталась помочь ей встать, но на ней были только шорты и топ, а кожа была сколькой от пота.

— Какого черта? — спросила я.

Она не ответила, и наконец, задыхаясь, слезла с меня, встала на ноги и побежала по улице, прихрамывая.

Я села и удивленно смотрела на нее. Ей нужна была помощь или это был просто эффект долгой и пьяной ночи?

Но затем мы встретились взглядами, ее глаза были огромными и напуганными. Она не была пьяна, поняла я, она была испугана.

Моей первой параноидальной и совершенно нерациональной мыслью было то, что она знала. Она как-то поняла, что у меня была магия, и подумала о войне, ужасе и смертях.

Но она боялась не меня.

Он появился из темноты, как кошмарное привидение, и пронесся мимо меня, как хищник, оставив запах чего-то кислого и протухшего. Магия сделала из него высохшего скелета. Он казался хрупким, с бледной, почти прозрачной кожей и превратившимися в белые волосами.

Он был духом. И был не один.

Второй монстр, еще один мужчина, поспешил за ним и присоединился к первому в погоне за женщиной по улице.

Их иссохшие угловатые тела были покрыты грязными обрывками хлопка и джинсов, наверное, это были остатки одежды, которую они носили, когда, наконец, пересекли линию между Восприимчивыми и духами.

Меня затопил страх и вместе с ним воспоминания о войне. О жаждущей крови Валькирии, которую я убила собственными руками. Об ангеле, стоявшем на вершине Супердоума[1], призывавшего свои войска золотым рожком, о его покрытых кровью белоснежных крыльях.

Я посмотрела вверх на здание на углу. Свет монитора магии, который висел в десяти метрах над землей, мигал зеленым, активированный насыщенной магией духов, энергии, которую они впитывали из Завесы. Сдерживающих уже уведомили. Агенты идут сюда, так что мне не следует вмешиваться. Так всегда советовал мой отец.

Как-то ночью, за несколько недель до Битвы при Новом Орлеане, он стоял за мной, и мы наблюдали, как машина Сдерживающих грохочет по улице Роял. Сзади, вцепившись друг в друга, сидели очевидно напуганные мужчина и женщина, Пара, чья обнаженная кожа в сумерках светилась бледно-зеленым светом.

— Блуждающие огоньки, — говорил он. — Или то, что мы называем блуждающими огоньками.

Затем снова включились газовые горелки, и машина исчезла из нашего поля зрения.

— Они выглядели напуганными, — проговорила я. Они не были похожи на врагов, с которыми мы столкнулись, Пара, пришедших к нам с оружием и смертью.

— Лучше не вмешиваться. Каков наш девиз?

Он повторял эти слова тысячу раз.

— Сиди тихо. Трудись упорно.

— Хорошо. Ты волнуйся за магазин, за жителей Квартала, а об остальном пусть заботятся Сдерживающие, — он посмотрел вверх на звезды, точками покрывавшие небо над Новым Орлеаном, видимые даже без электричества, и положил руку мне на плечо. — Однажды, все станет таким, как прежде. Лишь упорный труд приведет нас к этому.

Он сказал мне это за шесть недель до того, как помог армейским, которых оставили в Новом Орлеане сражаться в битве, выиграть которую казалось невозможным. Но он все равно туда влез, вопреки всем предупреждениям, которые он делал мне, вот таким он был человеком.

Он умер спустя две недели.

Крик женщины вернул меня из воспоминаний в действительность. Она бежала по пустой улице и громко визжала. Пытаясь сбежать от духов. Она подвернула лодыжку и снова упала.

Духи постепенно приближались, их глаза следили за ней. И они не собирались ждать. Излишки магии замкнули центры контроля импульсов их мозга, делая их суперагрессивными. Они убьют ее без сомнений, без угрызений совести, потому что существовали лишь для того, чтобы утолять свою жажду магии. И горе тому, кто встанет на их пути.

Я знаю, что мой отец хотел, чтобы я была в безопасности, что он сказал мне не вмешиваться, потому что сейчас жизнь в Новом Орлеане была слишком непредсказуемой. Но женщина была в опасности, а Сдерживающие еще не добрались сюда. Это была моя улица, мой Квартал, мой город. И моя ответственность. Я должна была помочь ей, по крайней мере удержать духов подальше от нее, пока не прибудет помощь.

Я не могла использовать магию со всеми этими камерами Сдерживающих. Я огляделась и нашла упавшую ветку под одной из гигантских магнолий. Руки тряслись от адреналина, я схватила ее и побежала к ним, держа ветку, как бейсбольную биту.

— Эй! Отойдите от нее! — я надеялась, что крики напугают их, и приведут людей с нормальным оружием, полагая, что кто-то должен быть достаточно трезвым, чтобы услышать нас, или, что звук будет громче горнов и барабанов, которые эхом доносились с Площади Джексона.

Один из духов повернулся ко мне, мужчина, с прижатыми к телу руками, с тонкими пальцами, заканчивающимися длинными ногтями. Казалось, он нюхал воздух, распознавая магию, которую я впитывала как он, затем открыл рот и закричал — звук был чем-то между звуком ногтей по доске или металла о металл. Это был ужасный звук, жалкий и пугающий одновременно, от него мой желудок сжался.

Он побежал ко мне, его голова моталась из стороны в сторону.

Я оттолкнула страх. Если он двигался ко мне, то удалялся от нее.

— Да, вот так! — закричала я. — Сюда!

Я взмахнула палкой в воздухе, чтобы привлечь внимание другого духа. Я не то чтобы представляла, что буду делать в этом случае, но, по крайней мере, я могла двигаться, в руке у меня была палка и ноги были целы.

Но это не сработало. Второй дух схватил женщину за лодыжку и бросился на нее.

В этот раз я не думала, не вспоминала, не спорила. Я яростно бросилась вперед и ударила веткой духа по спине. Он закричал и заревел, злобно глядя на меня прозрачными глазами, которые и вызывали жалость и пугали.

Мне не очень-то нравилось причинять боль чему-то, чем я легко могу стать. Но ему, казалось, было плевать на мою внутреннюю борьбу. Он закричал и сделал шаг вперед. Я отступала, размахивая перед собой веткой, чтобы у меня было свободное пространство.

Уголком глаза я заметила движение и поняла, что и другой дух двигался ко мне. Я смогла отвлечь их внимание от девушки, но этим, возможно, нажила проблемы себе.

Я поняла, что сейчас могла бы воспользоваться одной из тростей. Возможно той, с вылетающим штыком.

Я оглянулась на девушку. Она все еще казалась больной, но она выживет, если сможет подняться и убежать.

— Иди! — сказала я ей, и она встала на ноги и похромала вниз по улице.

Я оглянулась на духов, стараясь сдержать обоих перед собой, чтобы меня не окружили и не повалили.

Один из них попытался схватить меня тонкими пальцами, с будто нарисованными костями, украшенными крепкими острыми ногтями. Я было замахнулась на его руку палкой, но он оказался быстрее, чем я ожидала. Он схватил ее, вырвал из моих рук и кинул подальше на дорогу.

Свободной рукой он замахнулся. Не смотря на худобу, он был силен, как будто вся сила сконцентрировалась в том, что осталось от него. Удар его руки был словно удар железным брусом, меня отбросило в воздух, как куклу, выброшенную капризным ребенком.

Я упала на спину на асфальт. Казалось, из моих легких выбили воздух, по телу разлилась боль. Я старалась дышать, хрипя.

Они оба двигались на меня. Я сидела посреди улицы Роял, вокруг ни души. Дальше по улице раздавалось эхо барабанов, ритм становился быстрее, наступала кульминация песни.

Как сказал Гуннар, я должна сама стать для себя героем.

Я встала на ноги, все еще чувствуя головокружение, и замерла, давай мозгу сработаться с телом. Но это лишь дало время страху пробрать меня до костей.

Духи открыли рты, их визгливые крики пронзили мои тело. Один из них рванул вперед и оцарапал мою руку своими когтями, царапины болели так, будто я просыпала на них соль. Я инстинктивно отшатнулась, отпихивая его.

Вперед вышел второй, готовый атаковать. Я побежала вниз по улице до другого угла, увеличивая расстояние между нами, но они следовали за мной, быстро сокращая расстояние, они обегали взглядом все вокруг.

Я повернула направо, они следом.

Пусть они и двигались, как животные, но было что-то человеческое в том, как они смотрели друг на друга, как встречались глазами, будто между ними происходил безмолвный разговор. Будто они безмолвно пришли к соглашению.

Они издали глубокий гортанный звук. Тот, что первым начал преследовать женщину на улице, остался на месте. Другой бросился перекрывать мне выход, как будто они воплощали тщательный план.

Они работали сообща? Нет, невозможно. Просто страх и паника сделали меня параноиком.

Так или иначе, они приближались. Я искала выход. Я огляделась, вспомнив об алее, которая шла между зданиями слева. Там заканчивались обе их пожарные лестницы, и чуть дальше ворота не давали людям играть вокруг них. Ну, до войны. Теперь ворота всегда были открыты. Люди, жившие в Квартале, срезали по аллее путь.

Не думаю, что духи могут карабкаться. Так что, если доберусь до аллеи, то закрою ворота, поставив между нами железное ограждение.

И я побежала.

Я слышала, как они шумно бежали за мной. Они казались более возбужденными. Я резко свернула на аллею и полетела к воротам. Я толкнула железную ограду, надавила… и почти врезалась в нее, когда она не двинулась.

— Нет, нет, нет, — забормотала я, пихая дверь, чтобы она открылась, пока не заметила, что повесили новый блестящий замок, ворота были заперты. Приспичило же кому-то позаботиться о чертовом замке.

Я посмотрела вверх и вокруг. Пожарная лестница была за оградой и по ней невозможно было подняться. Она была примерно на высоте в семь футов, с вертикальными перилами, и зацепиться было не за что.

Как будто осознав, что победа близка, духи устремились вперед.

Я была в ловушке.

Я посмотрела наверх на кирпичную стену. В конце аллеи был установлен монитор, горел зеленый цвет, как и на том, что был за квартал отсюда. Сюда шли Сдерживающие, но это еще не все. На мониторах были камеры, которые снимали, когда активировались сенсоры. Если бы сейчас я пользовалась магией, то они бы записали меня.

— Черт, — пробормотала я. Кстати говоря о молоте и наковальне, точнее двух духах и железной ограде. Нужно было колдовать или умереть.

Я решила, что лучше уж выживу и сбегу от Сдерживающих, чем умру на улице.

— Всему свое время, — пробормотала я, надеясь, что это не будет причиной моего заключения на Острове Дьявола.

После аллеи за духами было пустое здание, в котором когда-то была галерея. Ее не стало, но на входе по-прежнему на двух крюках висела вывеска. На квадратной деревяшке фиолетовой краской вокруг лилии было витиевато написано «АРТ-РАБОТЫ НОЛА».

Как я уже знала, вывеска может быть оружием.

Передвигать вещи само по себе было не сложно, я доказала это в тот день в магазине. Но есть большая разница в том, чтобы передвинуть что-то случайно, или намеренно послать туда, куда тебе нужно. Эту разницу я еще не научилась преодолевать, в основном потому, что мне не было позволено практиковаться.

Я выдохнула. Мне придется быть осторожнее, и раз уж сюда шли Сдерживающие, мне еще и нужно быть быстрее.

Я сосредоточилась на вывеске, ее кривых, обломанных краях, и подумала о магии, парящей в воздухе. Я попыталась очистить сознание, представить, как собираю эту силу, заставляю ее снять вывеску с крюков и направить ко мне. Откровенно говоря, я понятия не имела, что делаю, просто это казалось лучшим вариантом.

Духи крались вперед, привлеченные жужжанием энергии в воздухе. Но я заставила себя игнорировать их, сосредоточив взгляд на вывеске, мысленно извиняясь перед человеком, установившим ее. Я воспользовалась всей магией в воздухе, от напряжения по моей коже бежал пот, и потянула.

Вывеска сорвалась с крюков и полетела к нам по воздуху. На этом легкая часть закончилась.

Вывеска была всего лишь в нескольких футах. Но двигать ее было, как вести слона по зубной нити, висящей в воздухе. Я тащила ее к себе, но вывеска не очень-то хотела подчиняться. Она встала поперек улицы, врезаясь в кирпичи зданий на краю аллеи, и это отталкивало ее назад.

У меня не было времени радоваться, что я так далеко продвинулась, потому что я собиралась пропихнуть зубную нить со слоном, через игольное ушко.

Я сузила глаза, представив, что аллея стала больше, вывеска сжалась до размера почтовой открытки. И когда выровняла их относительно друг друга, я потянула ее к себе.

Один из духов протянул руку, и я отклонила вывеску от него. Нить между мной и вывеской порвалась, и она понеслась вниз по аллее, врезаясь в стены с громким звуком, а затем развалилась на две половины. Я развернулась, снова выпрямилась, сцепила руки перед собой, а затем развела их, указывая на духов.

Этим движением я направила оба куска сломанной вывески на духов, и они ударили их в спину. Те закричали, корчась от боли.

Но это их не остановило. Я просто разозлила их, укрепила желание добраться до меня и отомстить за причиненную боль. Я не смогу использовать силу слишком долго, и я уже чувствовала усталость в каждой косточке. Надо было учитывать и это.

Я втянула воздух, все еще горячий и влажный, и созданным магическим поводком потянула куски вывески вперед. Духи шли ко мне, и я снова ударила их, одного в спину, другого в плечо.

Они все еще были взбешены. Но духам было больно, и их сердца больше не жаждали драки. Завыв от разочарования, они снова унеслись вниз по аллее в темноту.

Я задержала дыхание и посчитала до пяти, ожидая, что они передумают. Но улица была тихой и пустынной. Я отпустила остатки силы, позволила ей пронестись по аллее диким ветром. Остатки вывески громко упали на землю, и снова наступила тишина.

 

* * *

 

Мне некогда было смаковать свою победу. На камеру сняли, как я применяла магию, нарушая Магический акт. Меня запрут на Острове Дьявола, где я буду сидеть за решеткой и ждать, когда стану духом. Но я не собиралась позволять этому случиться.

К сожалению, я не привыкла к магии, поэтому после ее использования я чувствовала голод и головокружение. Я вдохнула, заставила себя сосредоточиться, напоминая себе, что должна была сделать — список, который я сделала себе на случай, если произойдет самое худшее. Вот как я разобралась с реальной вероятностью того, что меня поймают — продумала план побега. Вещи и цель. Я направлюсь на запад страны, через Северную Луизиану к Техасу. Он был ближе всего к границе Зоны, и, если я смогу выбраться из Зоны, у меня будет шанс.

Следуй плану, напомнила я себе.

«Шаг первый», — сказала я тихо, затем повторила это, чтобы осознать слова. — «Шаг первый: Пойти домой».

Легче сказать, чем сделать. Я крадучись прошла в конец аллеи, увидела два фонаря, двигающихся со стороны реки к Конти. Я пригнулась в следующем дверном проеме, пока агенты заглядывали в аллею, а затем залетела за угол клицы Роял.

Я изо всех сил неслась к магазину, едва успевая перепрыгивать через неровные бордюры тротуара, затем добежала до двери. Достала ключи из кармана платья, мои руки тряслись. Нужный ключ я нашла лишь с третьей попытки, вставила в скважину и повернула его. Когда щелкнул замок, я распахнула дверь, та врезалась в стену, и побежала по прямой лестнице, которая вела на второй и третий этажи здания.

Шаг второй: Взять сумку.

Я поднялась по лестнице на второй этаж, открыла антикварный шкаф около двери, и схватила одежду, которая поджидала меня. Стянула платье через голову, сморщившись, когда ткань коснулась царапин на руке, скинула туфли, натянула джинсы и черную футболку, которые отложила, на ноги я надела низкие ботинки. Одежду, которую сняла, я запихнула в заднюю часть шкафа. Сдерживающие могут найти ее и задуматься. Но это уже не важно, меня тут не будет.

Рядом с приготовленной стопкой одежды был черный кожаный чемодан, который я вычистила и стянула крест-накрест ремнями. В нем было все необходимое — хорошая копия бумаг, удостоверяющих мою личность, немного сменной одежды, деньги. Мои руки тряслись, я вытащила его и расстегнула.


Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.09 сек.)