Песнь двадцать вторая. Круг восьмой – Пятый ров (продолжение)

Круг восьмой – Пятый ров (продолжение)

Я конных ратей видывал движенья,

В час грозных сеч, в походах, на смотрах,

А то и в бегстве, в поисках спасенья;

Я видывал наезды, вам на страх,

О аретинцы^[284], видел натиск бранный,

Турнирный бой на копьях и мечах, –

Под трубный звук, набатный, барабанный,

Или по знаку с башен, как когда,

На итальянский лад и чужестранный;

Но не видал, чтобы чудней дуда

Звучала конным, пешим иль ветрилам,

Когда маячит берег иль звезда.^[285]

Мы шли с десятком бесов; вот уж в милом

Сообществе! Но в церкви, говорят,

Почет святым, а в кабачке – кутилам.

Лишь на смолу я обращал мой взгляд,

Чтоб видеть свойства этой котловины

И что за люди там внутри горят.

Как мореходам знак дают дельфины,^[286]

Чтоб те успели уберечь свой струг,

И над волнами изгибают спины, –

Так иногда, для обегченья мук,

Иной всплывал, лопатки выставляя,

И, молнии быстрей, скрывался вдруг.

И как во рву, расположась вдоль края,

Торчат лягушки рыльцем из воды,

Брюшко и лапки ниже укрывая, –

Так грешники торчали в две гряды,

Но, увидав, что Борода крадется,

Ныряли в кипь, спасаясь от беды.

Один – как вспомню, сердце ужаснется –

Заждался; так одна лягушка, всплыв,

Нырнет назад, другая остается.

Собачий Зуд, всех ближе, зацепив

Багром за космы, слипшиеся туго,

Втащил его, как выдру, на обрыв.

Я помнил прозвища всего их круга:

С тех пор, как их избрали, я в пути

Следил, как бесы кликали друг друга.

«Эй, Рыжик, забирай его, когти, –

Наперебой проклятые кричали, –

Так, чтоб ему и шкуры не найти!»

И я сказал: «Учитель мой, нельзя ли

Узнать, кто этот жалкий лиходей,

Которого враги к рукам прибрали?»

Мой вождь к нему подвинулся плотней,

И тот сказал, в ответ на обращенье:

«Я был наваррец.^[287] Матерью моей

Я отдан был вельможе в услуженье,

Затем что мой отец был дрянь и голь,

Себя сгубивший и свое именье.

Меня приблизил добрый мой король,

Тебальд^[288]; я взятки брал, достигнув власти,

И вот плачусь, окунут в эту смоль».

Тут Боров, у которого из пасти

Торчали бивни, как у кабана,

Одним из них стал рвать его на части.

Увидели коты, что мышь вкусна;

Но Борода, обвив его руками,

Сказал: «Оставьте, помощь не нужна».

Потом, к вождю оборотясь глазами:

«Ты, если хочешь, побеседуй с ним,

Пока его не разнесли баграми».

И вождь: «Скажи, из тех, кто здесь казним,

Не знаешь ли каких-нибудь латинян^[289],

В смоле?» И тот: «Сейчас я был с одним

Из мест, откуда путь до них недлинен.^[290]

Мне крюк и коготь был бы нипочем,

Будь я, как он, опять в смолу заклинен».

Тут Забияка: «Больно долго ждем!» –

Сказал, рванул ему багром предплечье

И выхватил клок мяса целиком.

Тогда Дракон решил нанесть увечье

Пониже в ноги; но грозою глаз

Десятник их пресек противоречье.

Они смирились и на этот раз,

А тот смотрел, как плоть его разрыта;

И спутник мой спросил его тотчас:

«Кто это был, кому нашлась защита,

Когда, на горе, ты остался тут?»

И он ответил: «Это брат Гомита,

Что из Галлуры, всякой лжи сосуд,

Схватив злодеев своего владыки,

Он сделал так, что те хвалу поют.

Всех отпустил за деньги, скрыв улики,

Как говорит; корысти не тая,

Мздоимец был не малый, но великий.^[291]

Он и Микеле Цанке здесь друзья;

Тот – логодорец;^[292] вечно каждый хвалит

Былые дни сардинского житья.

Ой, посмотрите, как он зубы скалит!

Я продолжал бы, да того гляди –

Он мне крюком всю спину измочалит».

Начальник, увидав, что впереди

Стал Забияка, изготовясь к бою,

Сказал: «Ты, злая птица, отойди!»

«Угодно вам увидеть пред собою, –

Так оробевший речь повел опять, –

Тосканцев и ломбардцев, – я устрою.

Но Загребалам дальше нужно стать,

Чтоб нашим знать, что их никто не ранит;

А я, один тут сидя, вам достать

Хоть семерых берусь; их сразу взманит,

Чуть свистну, – как у нас заведено,

Лишь только кто-нибудь наружу глянет».

Собака вскинул морду и, чудно

Мотая головой, сказал: «Вот штуку

Ловкач затеял, чтоб нырнуть на дно!»

И тот, набивший на коварствах руку,

Ему ответил: «Подлинно ловкач,

Когда своим же отягчаю муку!»

Тут Косокрыл, который был горяч,

Сказал, не в лад другим: «Скакнешь в пучину, –

Тебе вдогонку я пущусь не вскачь,

А просто крылья над смолой раскину.

Мы спустимся с бугра и станем там;

Посмотрим, нашу ль проведешь дружину!»

Внемли, читатель, новым чудесам:

В ту сторону все повернули шеи,

И первым тот, кто больше был упрям.^[293]

Наваррец выбрал время, половчее

Уперся в землю пятками и вмиг

Сигнул и ускользнул от их затеи.

И тотчас в каждом горький стыд возник;

Всех больше злился главный заправило;^[294]

Он прыгнул, крикнув: «Я тебя настиг!»

Но понапрасну: крыльям трудно было

Поспеть за страхом; тот ко дну пошел,

И, вскинув грудь, бес кверху взмыл уныло.

Так селезень ныряет наукол,

Чтобы в воде от сокола укрыться,

А тот летит обратно, хмур и зол.

Старик, все так же продолжая злиться,

Летел вослед, желая всей душой,

Чтоб плут исчез и повод был схватиться.

Едва мздоимец скрылся с головой,

Он на собрата тотчас двинул ногти,

И дьяволы сцепились над смолой.

Но тот не хуже, чтоб нацелить когти,

Был ястреб-перемыт, и их тела

Вмиг очутились в раскаленном дегте.

Их сразу жгучесть пекла разняла;

Но вызволиться было невозможно,

Настолько прочно влипли их крыла.

Тут Борода, как все, томясь тревожно,

Велел, чтоб четверо, забрав багры,

Перелетели ров; все безотложно

И там и тут спустились на бугры;

Они к увязшим протянули крючья,

А те уже спеклись внутри коры;

И мы ушли в разгар их злополучья.

Поиск по сайту: